Вихрь. Таат - Рожденный умереть./1 рассказ из серии/

_______4 глава В деревню прибыли гости. Это те самые будущие женихи для рождающих Кушаров, или для их самцов. Ремал приветствовал первых гостей, перебрасываясь словами, улыбками. К третьему дню, все кто отписался о прибытии, прибыли в полном составе. Даже из далеких деревень и больших поселений. Размеры деревни увеличились в численности, улицы были оживленные, столпотворения случались каждую минуту: кто-кого завидел и попытался покрасоваться; сошлись два лба-альфы; продинамил рождающий; отвоевал свое право на ухаживания самец, и даром что добивается самца! Деревня загомонила на разный манер, разными голосами, с разной скоростью произнесения слов, а затем плавно переросло все это в народное гулянье. Лиом в этом не участвовал. Он, как увидел все эти толпы, так и носа из дому не казал. Иногда до двора, за водой выйдет, да и был таков. — Этот, да? — спросил хмурый альфа. — Он. — Кивнул головой Ремал. — Растили как таат, — отвел глаза, вздохнул тяжело, — всю зиму его пытаюсь перевоспитать, ничего не получается. — А в цикл? — Не трогал. — Ремал выдохнул, показывая, как ему хотелось. — Кассандра остановила. И хвала Богам, что успела. Он бы мог сделать страшное. — Что хочешь сделать сейчас? — вождь, что был другом, что вел всегда хороший торг между их деревнями, сейчас рассматривал юношу, вывешивающего белье на улице, краем глаза цепляя обеспокоенного Ремала. — Напугать его хочу. — Зачем? — Его зверь. — Ремал чуть собрал пальцы в кулак. — Он ведь ни разу не выглянул наружу. Забитый, затравленный. Сейчас, — усмехнувшись, — я его немного ощущаю, но не могу сказать, кто он, какой ипостаси и цвета. — Но это омега, так? — Да. Определенно омега. Цикл длился пять дней. Был бы бетой, столько его не продержало бы. Тем более провела на травах через него сама Кассандра, а она разбирается. — Что требуется от меня? — Имитация. — Чего именно? Ремал тихонечко передал детали своего плана, вызывая улыбку. К ним подошло еще несколько вождей, которые прибыли согласно специальному приглашению, с ходу включаясь в состав плана хитрого альфы. Обговорив детали, покивали головами и плавно разошлись. Ремал же замер на месте, всматриваясь в занимательную картину: Клем начал ухаживания. Его выбор пал на омегу, очень серьезного кота, который приехал на эту неделю весенних боев к Кушарам. Клем, как альфа, очень даже ничего, и силен, и статен, и даже симпатичен. Этот же омега, как и другие рождающие, нос задирает, глазами оценивает, но никаким более жестом не показывает своего интереса. Весенние бои, это особенный ритуал, который позволяет островам не вымереть массово малыми деревнями, да и в городах тоже. Из-за численного превосходства самцов и наличия военных действий в восьмидесяти процентах в виде энергетических сражений, а не проливая кровь, самцов меньше не становится. Дабы поднимать уровень населения, удерживая его в приемлемых размерах, именно весенние бои помогают: самцы и рождающие путешествуют от деревни к деревне, от города к городу, где выбирают партнера для зачатия. Наличие у рождающего одного или более детей не тот фактор, который заставит отвернуть от него морду зверю. Это, скорее плюс, чем минус. Особенно, если рождающий омега или бета, который может еще раз родить. Без пары, без отца, родитель может вырастить не только одного котенка, но и десяток, при этом слово «бастард», или иное к нему близкое по смыслу, никогда не прозвучит. Вот сейчас к Кушарам прибыло много народа, парочки уже образовываются, бросаются вызова, крутят головами все и вокруг всех ходят-бродят. Здесь и сейчас составляются пары для зачатия, дабы подправить демографическую планку островов. Из всех составленных пар, до Храма и супружества дойдут немногие. После рождения детей, становления щита, родитель будет решать, где ему жить: домой возвращаться или остаться там, где живет отец котенка. Да, этот вопрос решает не самец, а рождающий. Если удастся заинтересовать рождающего, то пойдет процесс ухаживания, долгий и кропотливый труд, причем ухаживать за ним может не только тот самец, что котенка заделал, но и любой желающий. Острова, они живут по своим законам, они ленивые и вальяжные, но не наивные. Для них каждый рождающий на вес золота, посему отсюда трепетное отношение. Наличие самцов от трех и до десяти на одного омегу-бету, рождает большое соперничество, а также долгие ухаживания. Исключением из правил являются весенние бои, дабы показать зверю рождающего, что как самец претендент годится. Согласно традициям и их воспитанию, в этот период рождающие убирают свои иголки и смотрят на потенциального претендента с интересом именно в уклон: хороший производитель. После боев, когда уже будут рождены детки, все рождающие становятся капризными и требуют от самцов предельной деликатности, соблюдения всех правил ухаживания и никакого вульгарного и грубого поведения. Поцелуи на людях, как в момент на неделе боев? Да вы что! — за руку прилюдно взять нельзя, куда уж там поцелуи! Как правило, на первые бои всегда приезжают молодые коты-рождающие, которые ни разу не произвели на свет потомство. После первого и обязательного раза, для некоторых котов это будет единственный, рождающий получает статус «взрослый» и с этого момента самец до седьмого пота будет убеждать его, что как пара — идеален. Если же у беты родился альфа или омега, то самец имеет право дать рождающему свое полное покровительство, как супруг. В зависимости от желания самого рождающего, ну и желания самца, а также его смекалки и способности удержать рядом с собой, будет проведен обряд. Клем, судя по всему, хочет именно этого. Выбранный им рождающий, явно омега, и сильный. Стоит сейчас со своими друзьями, среди которых не только рождающие, но и парочка самцов, покусывает всех, кто рядом отирается. Клему достается больше всех, но он настырный, даром что не шаки. Был бы им, хана сопротивлению. Ремал мягко подошел, глядя на облизывающего разбитую губу друга, усмехнулся. — Чего ржешь? — ткнул его в бок Клем. — Он таури, хочу его себе. — Не ты один. — Заулыбался Ремал, оглядывая пространство. — Только не говори, что и ты… — Я? Мне незачем обычная омега. — Он пожал плечами. — Ты ведь знаешь, мне боевая нужна, а их я не ощущаю. — Он покосил глазом на компанию, которая вновь была «атакована» настырными самцами. — Ладно. — Клем пристально осмотрел двор и зашипел, когда кто-то из соперников пустил нить в сторону его цели. — Мне пора. — Рыкнул он и стремительно понесся к своей потенциальной паре. Ремал только заулыбался и покачал головой. Забегал друг и брат по оружию, действительно нравится ему этот омега. С первого, да и второго, взгляда симпатичен, статен, гордый и игривый. Пусть и делает вид неприступного царапки, покусывает больше серьезно, чем игриво, но только поднимает градус интереса. Клем уже успел раз десять кулаки почесать, против попыток задавить себя авторитетом зверя. Претенденты же не хлипкие котята, а вполне себе сильные воины. Клему придется постараться, дабы его не оттеснил кто посильнее. Вздохнув, покосил глазом в свой двор, не заметил интересного его таури рождающего, покачал головой. Работы предстоит очень и очень много. Кропотливо, аккуратно, после встряски еще и ласково придется. Вот только ласково не как к рождающему, а как к маленькому и несмышленому котенку. И напирать на него нельзя. Закроется опять в свою раковину, да так, что не выцарапаешь. Занятый своими думами, он чуть не упустил того, кого надлежало проинформировать. Наставник, который уму-разуму учил не только самого вождя, но и все его окружение, шагал расслабленной походкой. Заметив его, пошел на сближение. Старик уже много годов прожил, у него есть и дети, и внуки, посему неделя весенних боев оставляет в душе лишь ностальгию, не более. Наставник тоже заметил ученика, остановился. — Готов ли общий дом? — после приветствия задал вопрос вождь. — Да. Место для боев очищено, столы сдвинули по краям. — Закивал головой старик. — Общая кухня кишит рождающими, что приняли участие в готовке к вечернему празднеству. — Хорошо. — Ремал осмотрел центральную площадь деревни. — У нас уже есть двадцать пар на битву. — Многовато нынче. — Протянул наставник, наблюдая за тем, как Клем оголил зубы отгораживая понравившегося ему рождающего. Перед ним стоял другой самец, сильный и смелый, но проигрывающий в силе воли. — Эка, как он его лихо-то. — Хмыкнул старик. — Таури это, омега. — Ремал заулыбался победе своего друга. Соперник не смог перебить его волю и отступил на шаг назад. — Как бы наш кошак не вознамерился до Храма дотащить строптивого. В подтверждение его слов омега укусил Клема, но тот лишь заулыбался мурлыкнув, заставляя свою цель покрыться румянцем. — А он случаем не разродился уже? Так сопротивляется, того и гляди, арену откроет. — Наставник сощурился, пытаясь с такого расстояния проверить закрытого омегу. — Нет, не было у него боев. — Ремал покачал головой. — Про него старший кот говорил, что строптивый, и что победителя с прошлых боев чуть не загрыз. — Уж не дикий ли он? — Нет, просто сильный. Не боевой, но сильный. А там был слабенький альфа, вот и подрал его. — Эка, какой разборчивый. Привередник. — Да, но, так даже интереснее. Смотри как Клем на него смотрит, даже укусы игнорирует. Уйдет в охоту, отсюда чую, что уйдет. — Вождь улыбнулся и простившись пошел в сторону своего дома. Наставник же внимательно смотрел на разворачивающуюся ситуацию. Клема вновь куснули, а затем шагнули в намерении врезать в лицо кулаком, но мгновенно оказался в руках игриво настроенного самца, вжат в тело и со всей страсти поцелован в губы. Опешив, упустив момент, допустил пару минут блаженства, после чего оттолкнул и рыкнув поспешил сбежать. Клем преследовать не стал, но жадно осматривал удалявшуюся фигурку, и тут же стреляя глазами на всех, кто смел делать тоже, что и он — даже смотреть на его добычу нельзя! Дни, что предшествовали сегодняшнему, сложились в две недели. Сегодня будет проведен хороший вечер, когда претенденты войдут в боевые круги арены, дабы выиграть у соперника право провести рождающего через течку, не используя травы для предотвращения беременности. До боевой арены дойдут далеко не все пары, потому как есть свои нюансы: самец смог завоевать родящего, либо умудрился отбить всех претендентов, оставаясь единственным, кто претендует. Уже сейчас, по предварительным подсчетам, парами встало из трех десятков омег двадцать две, а из семи десятков бет-рождающих — двенадцать. За остальных шла битва, либо ранее были договора и из общей гонки выбил те, кто согласился встать в пару. Клему не повезло — на его лапочку нацелено больше пятерки альф, да и парочка сильных бет-самцов. Улыбаясь тому, что друг с головой окунулся в игры, драки за свое право самца, пошел в сторону своего дома. А ведь, когда этот котенок поймет, что здесь нет никого, кто его ограничивает, сам Ремал будет в том же положении, что и друг. Юноша симпатичен, заставляет смотреть на себя, примагничивает все внимание зверя. Будет крайне сложно, если такой омега откажется от вождя. И не самому омеге, а вождю. Войдя в дом, прошел к комнате, где его «раб» засел за вышивкой. Приоткрыл занавеску и замер. За две недели юноша вышил две трети полотна. На нем расцветали полевые цветы на первом плане и дальше уходили пестрым ковром, а небо было свинцовым, тяжелым и казалось вот-вот раздавит это нежное поле. И одинокая фигурка в белом одеянии стояла, смотрела на эти тучи. Полотно еще не готово, вся целостность картинки угадывалась по пятнам там или тут вышитым, но всю тяжесть передавала уже сейчас. Ремал дыхание затаил, стараясь не испугать его. Едва заметно перевел дух и шаркнул ногой, привлекая внимание. Юноша вздрогнул и повернул голову, медленно встал в свою постоянную позу — виноват, исправлюсь! — Сегодня день весенних боев. Как солнце сядет придешь в большой дом. Юноша кивнул; Ремал вышел — вот и все общение! Альфа скрылся с глаз, Лиом осторожно перевел дух. Его могли ведь и отругать за то, что он столько времени посвятил делу, которое в доме никакой пользы не приносит. Полы не моются, стирка не идет, кушанья не готовятся. Хоть он и сделал это все ранее, но ведь вышивание, это только вышивание, а не дела по дому. Но альфа ничего не сказал, не сморщил нос в недовольстве, как делали наставники и не сделал замечание, как делали мастера. Переведя дух, Лиом оставил свое занятие, быстро вышел из спальни, проверил по периметру, не прибавилось ли ему еще работы, после чего несмело вышел на улицу, белье собирать. Оно точно уже сухое. Когда солнце село, Лиом, как и приказал альфа, пошел в сторону большого дома. Туда же шли и остальные запоздалые жители. Лиома еще на выходе взял за руку мальчик, тот же самый, который располагал в первый раз, в день его танца и брошенного яблока, проводил в сторону первых столов. Сев на скамейку, он замер в ожидании неизвестного. Прошлый раз заставил танцевать, этот, скорее всего, тоже будет таким же. Вновь танец, дабы показать раба… Лиом похолодел. Здесь много котов из других деревень. Перед ним была большая площадка, очищенная от столов. Вокруг стояли столы и сидели люди, кто-то, кому мест не хватило, стояли позади столов и ждали. А он сидел и начинал паниковать. Здесь представители других деревень, они все собрались в одном месте. Если его заставят танцевать, это же будут смотрины, так? И тут мысли прервало движение. К тому месту, где возглавлял данное пиршество вождь, подошли два самца. Они встали так, что за их спиной оказался круг. Лиом только сейчас понял, насколько убранство отливается от былого. Площадку, которая ранее пустовала, увеличили в полтора раза, отделили деревянным бордюром, выложив в форму круга, а внутри рассыпали песок. Столы выставили полукругом, на метр дальше от бордюра. — Спор. — Сказал первый альфа, уверенно глядя на вождя. — Спор. — Подтвердил второй. — «Предмет» спора? — Ремал посмотрел на воинов. Оба повернулись в сторону стоявшего в сторонке омеги, который с любопытством рассматривал самцов. Он был под защитой старших рождающих, которые состояли в парах, прошли обряд, мог не волноваться, что его попытаются просто выкрасть, проиграв спор. Ремал осмотрел предмет спора, где «предметом» было звание «рождающий», а никак не определение самого рождающего, после чего кивнул головой. — Какого боя ждет рождающий? — громко спросил вождь. — Уложить на лопатки. — Ответил вставший взрослый альфа и подошел к молодому омеге, показывая тем самым свою родственную связь с ним. Они ранее обговорили с омегой данный вопрос, и старший альфа дома ответил за него, потому как это первый бой у юноши, значит он еще совсем молоденький. — Так тому и быть. Начали. Альфы заулыбались и отошли к центру площадки. На глазах Лиома два детины стали лупасить друг друга, улыбаться и делать все возможное, что бы повалить противника на пол. Причем один был более массивный, а второй более мелкий. Победил мелкий, хитростью и подножками сваливший соперника на пол и придавивший его спиной. Они не использовали силу зверя, все было исключительно на физике и смекалке. Когда упал поверженный, зрители загалдели в честь победителя. Сразившиеся альфы, один другому подав руку, оказались на ногах. Проигравший склонил голову, признавая проигрыш, показывая, что поражение принято и больше не претендует. Победивший же альфа посмотрели на омегу. Он улыбался, потому как выиграл, имеет право. Важно и «грудь колесом», альфа приблизился к омеге, за которого он вел весенний бой, аккуратно вывел свой защитный щит, осторожно свил нить защиты, предлагая ее рождающему. Они не будут парой, но альфа обязан защищать омегу, пока они вместе. Молодой и достаточно симпатичный мужчина благосклонно принял нить. Люди взревели, провозглашая победу хитрого, становление «весенней пары». Лиом смотрел во все глаза на действо и не понимал его значения. В течение двух часов перед вождем выходили спорщики и кто-то побеждал, а кто-то проигрывал. При этом не всегда громоздкие обладатели накаченного пресса и стальных мышц оказывались победителями, иногда компактный боец оказывался более ловким, смекалистым и юрким. Рождающие не просили кровавых боев. Им нужен сильный, а не сломленный и раненый альфа. И бои были красочными, к тому же проходили по пояс раздетыми. Каждый альфа красовался, подмигивал толпе, даже проигрывая, умудрялись не злиться, а плотоядно поглядывать по сторонам. Внимание доставалось и Лиому, но тот глаза мгновенно опускал, отворачивал лицо. Вокруг радостно рукоплескали, рычали и выкрикивали в поддержку дерущихся. Было даже двое против одного. Близнецы претендовали на сильного бету, а против них был сильный альфа. Победили близнецы и тут же утащили свою добычу с праздника под его гневные реплики. В ответ был только смех. Этих двоих поддерживали, так как они не из Кушаров, а замахнулись на, очень скверного характером, особь. Этот бета мог проесть плешь и самому вождю, посему близнецам можно только посочувствовать. В боях участвовали прибывшие из других деревень. Либо альфы бились за рождающих, либо за прибывшего рождающего бились деревенские альфы друг с другом или с кем-то из гостей. И все это щедро сдабривалось вкусной пищей, вином и пивом. Это был праздник, который ознаменовал будущее пополнение по деревням, поселениям и даже городам. В эти весенние бои демография на островах, как правило, пополняется массово, потому как все рождающие, кто достиг совершеннолетия и нет никакого запрета лекаря, будут в свой ближайший цикл покрыты самцами, которые их смогли «захватить». При этом лишь жалкие пятнадцать из ста пар встанут таковыми в кругу Храма. Это те беты, которые произведут на свет только одного котенка альфа-омегу или очень настырные самцы не отпустят, привязав к себе, уговорив стать настоящей семьей, а не только для поднятия демографии населения. Остальные пары, после становления щита котенку, разойдутся. Лиом этого не знает, но именно его воспитание инородное и не родное. Вавэхдэ Ревис Улиму подобного не желал, и поставить на конвейер таат не хотел. Он обожал своего супруга, как старший, как альфа и просто как человек — проиграл по всем фронтам в его глазах. У них была война, у них была ненависть, но затем альфа смог победить. Увы, вавьи Сио-ын не полюбил его, что-то принял, где-то простил, но оставался рядом с альфой только потому, что тот крепко ухватился за него и не отпускал. Ради своего супруга, который из-за обстоятельств не смог больше иметь своих собственных котят, вавэхдэ приказал взращивать таат, но о том, что они после рождения котенка будут убиты — никто не знал. Это делал, собственноручно, тятьянг вавэхдэ, и обставлял все так, словно таат покушался на вавьи. И только по прошествии многих лет после кончины великой правящей пары, стали доступны дневники альфы, и ушлые пришлые нашептали молодому и неопытному юноше, как правильно «растить таат» и для чего. Дальше было лишь дело техники и долгих сладких речей, на выходе получился вот такой вот продукт: коего глаза от пола не отрываются; коему запрещено разговаривать с кем-либо кроме того, кому он предназначен и тех, кто его учит; который следует строгим правилам и помыслить не может о том, что жить можно как-то иначе. Для него, глядящего на бои и не понимающего их значение, растолкуй кто сию тайну, станет первооткрывателем в глазах таат. Он сейчас просто сидит на стуле, искоса наблюдает за боями, иногда забываясь и глядя в упор, лишь изредка отводя взгляд, когда побежденный стреляет глазками по толпе. Неуютно себя ощущает, но пытается выбросить из головы плохие мысли. В прошлый раз праздник для всех, был ужасным местом для него. Как затравленный зверек, который только-только начинал оттаивать, он не витал в радужных мечтах, сразу ожидая худшего. Весна ведь пришла, а вождь говорил, что с ее приходом Лиом будет продан. И он боялся этого. Тут, по крайней мере, он уже узнал, как себя надлежит вести, особенно рядом с этим альфой, а там? Ремал ждал спор от друга. Он смотрел бои, разрешал начинать и поздравлял рыком победителя, смотрел какого рождающего разыгрывали в споре, и как сам рождающий гордо головенку задирал — за него дерутся сильные самцы, он желанен, как партнер. Это очень сильно подогревает самолюбие рождающего, и крайне серьезно дает понять: в процессе ухаживаний после разрыва «весенней» пары просто не будет. Такой рождающий, за которого дрались на арене, он ведь будет грызть и кусать любого претендента, потому как завоевывать его надлежит не только сильному самцу, но и воспитанному, культурному, а еще очень-очень смелому. И здесь не только характер личный роль играет, у рождающего зверь красоваться будет и подбрасывать любому претенденту картинку того, как за него сражалось два сильных зверя, мол «я уже видел силачей, удиви меня!» Ремал улыбался, глядя на то, как его друг стоит в очереди на бой. Он поглядывает в сторону того, кого желает, подмигивает ему, как и все самцы, позволяя себе столь фривольное поведение. Вульгарно и нагло, без опорных костылей воспитания, как дети малые, самцы могут себя вести на островах таким образом только в преддверие недели весенних боев и в течение этой самой недели. В другие дни за прилюдное подмигивание, щупы «зверя» рождающего, или вообще наглое зажимание в уголочке и поцелуи, самец рискует нарваться на выставленный круг арены от самого рождающего. Да, заигрывать на людях, заглядывать в глаза, хватать за руки или пытаться целовать, да даже просто обнимать, — вульгарно и некультурно. Для островитян, которые в этом плане очень и очень строги, прослыть вульгарным не желают всеми фибрами души, посему процессы ухаживаний у них долгие, а за глазами рождающего или того самца на которого ведется охота, альфы, что чаще всего, могут передраться друг с другом, но никто и никогда не расскажет, и не покажет этого тому, за кем ухаживают. Это острова, здесь так принято, и здесь правила поведения стоят на столпах «порицание обществом». Это очень сильные столпы, потому как общество не приемлет безобразного поведения на людях, не приемлет насилия внутри семьи. Если вы не способны построить крепкую семью, где оба равны и каждый знает свое место подле другого, зачем тогда друг друга мучить? Именно по этой причине процесс ухаживания и сближения между двумя происходит не за день-два, или месяц другой, а годы. Самые настоящие годы тратятся на ухаживания, на узнавание друг друга, при этом пара не живет вместе, они могут и постель одну не делить. На материках с этим проще, там населения побольше, а рождающих не такой дефицит. Здесь же острова, традиции и менталитет. Вождь дождался, когда его друг выйдет на арену. Против него вышел гость, приехавший вместе с тем самым омегой-таури, на которого Клем глаз положил. Они уже раза два кусали друг друга зверем, но никто из них не отступил. Сильный альфа, но не боевой. Это, конечно же, не отменит того факта, что Клему просто так победа в руки не дастся. Ему придется потрудиться, потому как даже не боевой альфа, при должном опыте и сноровке, в битве на кулаках, вполне себе способен завалить на спину боевого альфу. И это не процент чуда, это реальность. Так что Клем, по понятным причинам, волновался, но старался не показать своего волнения. Ремал кивнул, дозволяя начать: оба альфы встали так, что бордюр касался их пяток, омега встал на свое место, рядом с седоватым стариком-бетой. Он осмотрел их обоих, тех, кто на его тело претендует, дабы зачать котенка или котят, если Богам будет так угодно. Пристально осмотрел, недобро. — Спор. — Твердо заявил Клем. — Спор. — Заявил второй и хищно улыбнулся, посмотрел на омегу. — Предмет спора? — Ремалу не понравился взгляд соперника друга, что-то в нем было не так. Альфы разом повернулись в сторону омеги. Тот нахмурился. — Какого боя ждет рождающий? — спросил вождь, а у самого холка дыбом. Предчувствие, оно никогда не ошибалось. — Никакого. — Твердо заявил омега и пошел в сторону альф. — С тобой в бой никто из претендентов не вступит, Джагга. — Малыш… — растекся в улыбке альфа. — Сдохни тварь! — омега выпустил когти и полосонул его по шее, разрывая сонную артерию, вбивая туда же атакующее жало, которое заставило вождя оголить мгновенно отросшие зубы. Молниеносный выпад и альфа непонимающе смотрит на омегу, оседая. Из его руки выпадает острый шип. Омега зашипел ему в лицо и отступил в сторону Клема. Причем отступал спиной, показывая второму альфе, что он не намерен его бить, кусать, а ищет с его стороны поддержки и защиты. Клем, который не понял ничего, инстинктивно шагнул ближе, показывая — я буду защищать! — Кто он тебе? — задал вопрос вождь рукой останавливая воинов, что шагнули к арене, потому как убивать на арене запрещено. — Он убил на прошлой свадебной битве моего брата шипом, а сказал, что тот просто упал. — Омега посмотрел на вождя. — Все его соперники на свадебных боях погибают. — Ты понимаешь, что ты сделал? — Ремал осмотрел тело убитого альфы, не вставая со своего места, контролируя своих воинов, которые были готовы атаковать, дабы этот рождающий больше никого не тронул, не навредил. — Я не буду лежать под убийцей. Даже если ты прикажешь меня убить. — Он посмотрел в глаза вождя. — Не буду рожать от убийцы свадебных претендентов. — Почему не сказал о нем до боя? — Вы бы ничего у него не нашли. Он саранга, и шип этот часть его руки. — Омега усмехнулся. — И выводит он его только когда начинается спор и спрашивают рождающего. Иначе было бы заметно и слышно, в момент отсечения шипа. Ремал вздохнул и кивнул людям осмотреть руки убитого. Альфы подошли и присели рядом. Подняли одну руку и показали след от вышедшего шипа. Вождь задумался. Посмотрел на друга. Клем настроен решительно. Он уже сейчас почти готов обнести омегу своим щитом, атаковать любого, кто посмеет приблизиться. Влюбился, вот что с ним происходит. Клем влюблен в этого омегу, а значит не отступит. Он такой, добивается всего, чего хочет, даже место рядом с Ремалом выбил у другого более сильного воина. — Ты ведь знаешь, что убивать на свадебных боях запрещено? — спросил вождь, внимательно следя за реакцией рождающего. — Знаю. И приму наказание. — Омега смотрел в глаза вождя, не отводя, показывая насколько его поступок был правым. Он закончил жизнь того, кто убивал своих противников на весенней неделе, а значит прав вдвойне. — Тогда, — Ремал усмехнулся, — ты ведь понимаешь, что из двух остался один? Омега резко стрельнул глазами по Клему и сглотнул, впервые показывая, что ни разу не воин, и рядом с альфой, у кого инстинктивно искал защиты и поддержки после свершенного, он по сути, беззащитен. Альфа ведь стоит совсем близко, от него идет мощный посыл наличия готового щита защиты, да и сам он выглядит так, что усомниться в его силах и способностях мало кто может. — Да. — Переведя взгляд на вождя, понимая, что ему уготовано, решительно остался стоять на месте, а не попытался малодушно сбежать. В плюс ему тут же записали — смелый и умеет отвечать за свои поступки. — Если спорщик согласен, ты становишься его добычей, как за выигранный бой. Спорщик? — Я согласен. — Клем «кинул нить» в сторону омеги. — Не смей его отвергать. — Сказал вождь, видя, как вздрогнул омега. — Ты сам все решил, убивая, не дав воину доказать, что способен противостоять такому противнику. Парень покорно позволил опутать себя ментальной нитью пары. Но Клем остановился на этом, чем удивил омегу. Альфа мягко взял под руку и ушел в сторону своего стола, где усадил на свои колени и уткнувшись ему в шею глубоко вдохнул его запах. В данную минуту альфа был очень рад тому, что его нить принята, что интересный ему рождающий в его руках. Дальше будет только аккуратное сближение, он ведь не просто на «весну» хочет его, он выбрал свою пару. Теперь надо доказать это строптивцу, а посему надлежало начинать с первого шага — лишь нить пары, без щита. Дать и принять щит пары, это ведь более глубокий смысл, более доверительная часть отношений. Нить пары, она только объединяет, даруя канал, дабы зверь рождающего мог получать силу для кокона котенка, не более. — Не бойся, я не буду с тобой обращаться по-другому из-за твоего самоуправства. — Шепнул на ушко Клем. — Но за выходку спасибо. Ты мне жизнь спас. А я такого не забываю. Омега едва заметно расслабился. Он ведь рисковал быть тем, кто ляжет мертвым рядом с тем, кого сам лишил жизни. Таков закон арены. Саранга, как зверь, очень опасен, потому как у него в ладонях, между пальцами, располагаются шипы, с ядовитым кончиком. Удар такого шипа, это всегда смерть. И противоядия от этого яда нету. Саранга, редкий зверь, очень. Он умело маскируется под простую пантеру, удачно имитирует свои силы, а в реальности просто бьет ядовитыми шипами. Сам шип, при попадании в тело, практически мгновенно распадается, всасывается в кровь и особь умирает менее чем за пару часов. А при вине и победе, когда бурлит адреналин, никто и не заметит, что было истинной причиной смерти — ранка зарастает на теле альфы очень быстро. Посему, омега только что спас жизнь Клему, а он действительно такого никогда не забудет. И вновь бои продолжились. Тело уволокли в сторону болот. Убийц хоронили именно так: на съедение хищникам. В деревнях своих не убивают, а на свадебных боях убить соперника считалось высшим аморальным поступком. И если ты убил — тебе нет места в деревнях вообще. Бедный Лиом! Когда был убит альфа, да после этого омегу не только не наказали, а даже вознаградили, ведь его сейчас ласково по щеке поглаживает приближенный к вождю самец, — разрыв шаблона произошел. Поверить, что ему на слово поверили, в тот момент, когда самого Лиома подозревали во всем и каждый день, пока обучали и заставляли быть смиренным будущим ягненком на заклание, просто не мог и ждал возмущения от кого-либо. Но такового не последовало. Наоборот, тело оттащили, брезгливо шипя, мол убийца в деревне объявился. Правда, для таат подобное ново и странно. Тем более, что праздник и бои не прервались из-за убийства. Наоборот, альфы и самцы беты еще более резво, ярко и мощно проводили свои схватки. Лиом, который умел распознавать способность к зачатию, удивленно, но не сильно поднимая головы и глаз от выбранной точки на краю стола, изумленно понял: сражаются за внимание самца! И не рождающие, нет, за него сражаются два боевых альфы!!! Лиому это было дико осознать, ведь его учили только одному: альфа может быть лишь с омегой. Ему это в голову вбивали, словно раскаленными когтями, до самого нутра данную аксиому заталкивали всеми силами. А тут, на его глазах, истина и положение вещей трещало по швам. Альфа желал встать в пару с бета-самцом. И это не порицалось, к этому относились также положительно, как и к тому, что самцы дрались за право встать в пару с рождающим. Немыслимо, невероятно и ново. Лиом, который знать не знал, что именно его воспитание, это чудовищный нонсенс не только для островов, но и вообще для Деямерры в целом, изумленно и пораженно хлопал глазами. Он забылся настолько, что его аквамарин глаз неотрывно следил за боем, а после за тем, как альфа подошел и на глазах у всех глубоко и сильно поцеловал бету-самца. При этом он на него накинул все нити, какие способен накинуть самец на свою пару, а его избранный покорно принял их все. Победный рык альфы, после чего под руку его взяв, удалился, не давая никому больше видеть его таким растерянным и смущенным, беззащитным, сдавшимся. Рядом с Лиомом сидела пара, преклонного возраста и прокомментировала, мол альфа наконец-то добился его. Долго он бегал за ним, долго пытался заинтересовать, а тут раз и соперник нарисовался, так озверел альфа, вышел на арену, выбил всю дурь из головенки полосатого тигра, показывая — с шаки шутки плохи.  — Я рад видеть вас на своей земле. — Раздался голос вождя, возвращая внимание Лиома к арене. Сейчас на ней стояло несколько альф, которые ни на кого не претендовали, потому как «угол предмета спора» был пуст. Все вышедшие самцы на площадку круга, склонили головы, приветствуя вождя. И разницы нету, их ли это вождь, или чужой — правила этикета никто не отменял. Ремал повторно «поздоровался», правда лишь едва кивая на приветствие. Когда оно было завершено, а каждый альфа, что прибыл, отчитался от кого он, вождь перевернул левую ладонь вверх и сделал подманивающий жест. Тут же рядом с Лиомом встал молодой воин, показывая, что надлежит встать. В груди все сжалось, ухнуло, ноги и руки заледенели. Его продадут. Это было так больно, осознавать, что ты лишь напрасно понадеялся, что осмелился мечтать… Лиом встал с места деревянным и неживым кукленком, несущим титул «таат». Воспитание, манеры, покорность и ни единой крупицы личности. Вот что такое «таат». Так было легче вавэхдэ Ревис Улиму отдавать приказ лишать жизни. Так теперь удобно «императору» убивать их самостоятельно.  — А это то, что я хотел предложить тому, кто заплатит бо́льшую цену. — Ремал же, знать не зная, что творится в груди и голове юноши, словно когтями полосовал итак беззащитное нутро. Лиом подошел и встал рядом с его стулом. По обычаю, на всех весенних боев, в любой деревне или городе, глава населенного пункта сидит на стуле с высокой спинкой, перед ним нет стола, ему подают пищу и питье, держат на разносах, и посему встать рядом с ним было где. Юноша встал, в своей позе, отлично играя роль куклы, бездушной, безропотной, без единого проблеска того, что творилось в его голове и сердце. — Каков его зверь? — задал вопрос альфа из «пришедших покупать». Ремал одобрительно кивнул, но так, чтобы его не сильно было заметно. — А ты кто вообще? — спросил он у Лиома. Юноша не ответил. Лишь вздрогнул. Ему было страшно и на сердце лег камень. Его продадут. Все мечты, что так робко проклюнулись, такие наивные, такие несмелые… в дребезги. Продадут. Его продадут. Как и хотел этот страшный альфа, как и говорил. Не поменял он своего решения, не сжалится… У Лиома, если бы на него смотрел мастер, все было на лице написано: не хочет быть проданным, не желает подчиняться, не может вновь стать разменной монетой. Не хочет, — впервые в жизни Лиом осознал, что он чего-то не хочет. Быть проданным. Да, он этого не хотел. Да и кому? Этим слабакам?! Его увезут отсюда, сделают рабом и будут обращаться еще хуже. Дом, которым он по наивности, начал считать то здание, где жил и работал, вдруг стал очередной тюрьмой. Лиому было трудно дышать. С каждым вдохом его сковывало в прежние тиски страха. И пульсары нитей раздражали, ведь альфы перед ним желали знать — кто его зверь. Было обидно. Было больно. Хотелось избавиться от надоедливой нити. За все года воспитания, никто и никогда не смел трогать его нитью определения. Ни один зверь, которым обладали его наставники, учителя, стражи, ни один из них никогда не был настолько невоспитанным и грубым. Лиом поднял глаза на того, кто смело лез к нему в душу, к его зверю. В ответ раздался вздох восхищения. Это стало последней каплей для зверя, что уже некоторое время осматривает мир вокруг себя. Его не учили тому, что нить определения от самца, это не запрещено, что это их кошачья любопытная натура, что так поступает не только альфа, но и любой представитель расы, когда перед ним предстает интересный образец. Его такому не учили, он думает, что здесь и сейчас его оскорбляют, что еще немного и на него набросятся, начнут давить и делать больно. Зверь в груди Лиома оскалил пасть, и как маленький ничего не умеющий ребенок кинулся на «обидчика». Юноша, стремительно перетекший в большую боевую кошку, на раз выбил лобастой головой стоявшего перед собой альфу, отсылая его тело дальше границы круга арены. Удар был такой силы, что альфа врезался в стол, завалившись на него. Благо не спиной по выступу, иначе была бы травма со смещением. Звук разлетающейся посуды по полу, возгласы удивления и ошеломления заполнили пространство. Практически одновременно с этим послышался рассерженный, весь такой грозный рык омеги. Причем боевой. Да еще и эльвирса. Его длинный боевой хвост нервно бил по арене с двух сторон от тела, разметав песок до досок, карябая их, оставляя росчерки. Оскалив морду еще сильнее зарычав утробно, прижав уши к голове, зверь выдал свое мнение о покупателях, словно выплюнув, прорычал: — «Слаб!» Одарив тяжелым взглядом, всех стоявших на песке самцов, которые не шевелились, казалось не дышали, дабы не спровоцировать, одними лишь глазами сказал им больше, чем мог бы словами. Омега эльвирс не видит в них никого, кто сможет его не то что купить, да даже рядом встать, плечом к плечу. Эльвирс… сильнейшая боевая омега, способная на немыслимое и таат? Зверь в теле мальчишки, по сути еще котенка, обвел взглядом всю разношерстную толпу, где каждый кот снял с себя завесу, дабы омега оценил. Если этого не сделать, он кинется, он заставит показать то, что скрывается. Это не прихоть и не воспитание, это сущность эльвирса — видеть потенциальных претендентов. Даже если занят, даже тогда эльвирс имеет право, по своей иерархии, потребовать самца, как отца для своих котят. И ему это дадут, не сам деямеррит, а его зверь — подчинится, покроет и даст свой щит. Будут ли они после этого парой или нет, не важно, главное принести потомство от сильного самца, все остальное не интересует. Эльвирс, который осмотрел всех собравшихся, фыркнул надменно, — из всего сборища, хоть что-то из себя представляет лишь один самец, что уже пустил слюни, а остальные бесполезный мусор. Гордо вздернув голову, омега пошел в сторону того, кто «хоть что-то из себя представляет», а переступая бордюр арены, плавно перетек в человеческую ипостась. Уже Лиом занял то же место, с которого шагнул зверем, сложив руки в замок, замер истуканом, памятником самому себе. Он был бледным, даже белым. Опустил глаза, дышал с трудом. Правда сохранять маску спокойствия ему все же удавалось. Ремал же удивленно рассматривал юношу, который так безропотно подчинялся его приказам. Эльвирс? Серьезно?! Сильнейшая омега боевого типа, что даже будучи на последних днях беременности способная драться наравне с альфой, все это время тихо и безропотно подчинялась? Почему? Лиом ощущал липкие лапки животного страха. Он сделал непоправимую ошибку. Он перетек. Он оценил альф. Кого выберет вождь, что бы убить на его глазах в назидание? Кому предстоит взять на себя ответ за его ошибку? Из-за чьей смерти он не сможет спать по ночам? Ну почему его зверь вышел из-за кокона, что плел в защиту от боли? Ну почему?! Его вдруг кто-то с силой прижал к себе и тихонько на ухо шепнул: — Вождь не будет никого наказывать. — Голос был мягким, ласковым, но из-за животного страха он его не узнавал. — Не бойся, за такое в деревне не наказывают. Он никого убивать не будет за твой поступок. И Лиом не выдержал, заплакал прижавшись к телу того, кто обнимал, кто дарил тепло и ласку. За подобную слабость в Доме Юрельта его бы уже наказали, и наказывали до тех пор, пока истерика не исчерпала себя, или не закончились бы те, кто привязал к себе, как семья. Истерика завершилась бы раньше этого, но здесь и сейчас он вообще ничего не мог предугадать, не мог выстроить макет поведения, дабы… — Кассандра, что происходит? — рыкнул Ремал. — Я тебе потом объясню. Считай, что это отходняк от ипостаси. — Кетвинка, а это была именно она, сильнее прижала к себе юношу, начав баюкать, нашептывать слова успокоения. Ремал только кивнул, понимая, что палку он все же перегнул. Где именно? Таат нельзя перетекать. Никогда. Это Кассандра рассказала ему, и это случилось. И как теперь ему самому действовать, неизвестно. Потенциальные «покупатели» оторопело смотрели на живого эльвирса, на их острове, в их кругу и понимали — даже будь это не план одного хитрого альфы, им все равно было бы нечего предложить в ответ. — Вождь, не думаю, что в нашем племени будет достойная цена для замены эльвирса. — Покачал головой один из альф. — Такие, как он, стоят целой деревни. Твоего размера. Ремал только кивнул головой. Остальные альфы точно также отказались от «покупки». И по договоренности сторон, и по реальной стоимости такой омеги. Кассандра же, с молчаливого согласия вождя, увела едва живого от переживаний юношу. Вождь, тот самый, кто стал виновником такого состояния парнишки, кивнул головой продолжать праздник. На сегодня больше боев не будет. Они продолжатся завтра, и вплоть до десятого дня, а в конце недели станет ясно, кто из деревень переберется к Кушарам, а кто наоборот от них в деревни помельче. Бедного Лиома Кассандра успокаивала, рассказывала, что все произошедшее не так страшно, что оно естественно для кошачьего народа. Лиом беззвучно плакал, ведь такой стресс не пройдет бесследно и в одно мгновение! Но Кассандра не сдавалась, потихонечку закладывала в молодую головенку то, как неправильно и иррационально его воспитывали. Он уснул под ее убаюкивающий голос. Два дня шли свадебные бои, выбирались пары и готовились к переезду из деревень в деревни, альфы и омеги, беты — предвкушали свой первый год составного супружества. Кто-то будет жить здесь, кто-то уедет на год или навсегда. Те пары, которые состоят из самцов, они уже считаются семьей, потому как выбиваются из строя «для зачатия», ввиду того, что никто из двоих не способен покрыть свою пару, а посему выбор здесь идет конкретный, больше чем на год, соединяя в узы и ведя к Храму. Со дня, когда Лиом понял, что он здесь не сможет остаться, он словно заледенел. И это ощущалось во всем. Он перестал шить. Убрал станок. Был ледяной куколкой, выполняющей работу, старательно и безропотно. Ранее ведь было точно также, но в последнее время начал ведь оттаивать, глазками по сторонам водить. И в данную минуту это все исчезло. Ремал, который ощущал свою вину, не стал настаивать, и юноша вернулся в ту спальню, где жил до наступления холодов. Вождь решительно дал время, дабы юноша немного расслабился, ведь натягивать нить может быть опасно. Если он кинется в круг арены, увы, даже сам вождь не сможет его остановить. Да, Ремал силен, да он боевой таури, но нет, эльвирсу он не соперник. С ним совладать способен только король иерархии — кумар. Причем даже марашат при всей своей силе, при том что он естественный враг кумара, даже он не в силах противостоять эльвирсу. Можно сказать, что этот омега создан для альфы-кумара, потому как его воля, воля его зверя, она способна вбить в голову эльвирса что такое хорошо, а что такое плохо. И, если, вот только на секунду, этот мальчишка пересилит свой страх, как было в день его «смотрин покупателями», то озверевший эльвирс перережет всех, кого встретит, игнорируя даже тяжелых, на каком бы сроке они не ходили. Эльвирс в гневе страшен, настолько, что более чем решительный Ремал сдал назад, перестал давить на него, начал искать варианты другого толка, дабы расслабить юношу морально, показать, что ему не угрожает ровным счетом ничего. Юноша же ходил тенью, смотрел только в пол и ждал, когда его продадут. О том, что он сильнейшая особь, способная вырезать всю эту деревню, скромно не догадывался. У него в душе была боль. Ведь только-только робкая надежда и несмелые мечты раскрасили угрюмые будни, как его вот тут же носом в пол ткнули. Это больно. И очень обидно. А еще страшно. Он, когда дела по дому делает, все думает, куда его продадут. Во всех встречных гостях деревни, непроизвольно, искал своего нового хозяина. Его мучили мысли по поводу того, как с ним будут обращаться. И его же страшили эти мысли. Здесь, в этой деревне, никто не трогал его, никто, кроме лекаря, не видел его раздетого. А что будет в другой деревне? Он ведь омега. Не понимать, как с ним могут обращаться, по определению Лиом не мог. За время обучения, наставники не делали из него девственника в голове. Они не давали ему никаких ласк, кроме как в течку, но подробно поясняли и показывали, что такое альфа, да что там! — несколько раз его приводили в особую комнату, где на кровати течного омегу, такого же послушника, во всех позах и достаточно жестко брал самец-наставник. При этом омега не плакал и не просил остановиться, а умолял продолжать. Так что Лиом прекрасно знал, что такое ложе, и какое у него место на нем. Он не краснел, когда вождь требовал помогать смывать пот с его тела, даже не бледнел от вида его естества. Он был к таким видам привычен, его они не пугали. Да и не касался он голого тела альфы, все через ткань. Его думы шли потоком, а вот у вождя наметились странности. Он получил несколько посланий, затем пришло подтверждение: громят дальние деревни. О том, что Кушары имеют не одну деревню, знают все, и какую именно ищут, Ремал понимал. Кассандра, не так давно, хорошо просвещала одну голову насчет традиций в Домах. И вот сейчас, когда дороги избавились от снега, а горные тропы не страшат оползнями, пошли сообщения. Отряд милойских ягуаров. Быстрые, легкие и численностью не меньше трех сотен в стае. Они вошли на территорию деревень, передвигаются быстро и скрытно. Даже то, что эти горы знают местные, не спасает. Ягуары, тем более милойцы, ориентируются на местности так, словно в чистом поле шаг сделали и оглянулись за спину. Опасная стая, очень. Занятый этими известиями, Ремал ослабил удавку на шее Лиома, перестав на него обращать столь пристальное внимание. Его заботило то, что с краев их кусают. Даже вавэхдэ, этот провозглашенный император, даже он не смел лезть в логово к тем, кто расселился вокруг Кушаров. А вот Дом Юрельта полез. Причем залихватски так, бесшабашно раздавая оплеухи. Ремал, простившись со всеми спешно уезжающими по своим домам гостями, большую часть дня проводил в доме советов. Туда сносили всю почту, оттуда шел мозговой штурм, дабы перехватить отряд и раздавить как блоху. На территории горных вершин Кушаров никто не смеет безобразничать. — Ремал, они не просто приходят в деревни, они их под корень режут. — Сплюнул один из альф. — И требуют отдать то, что у них украли. Вождь скривил губы в недоброй улыбке. — Отдать? — его голос заставил всех котов головы поднять, готовых действовать по одному его слову. — Ну что же, отдадим, раз уж так они жаждут. — И пальцы выпустили когти. В ответ проявились клыкастые улыбки. Заставить Кушаров отдать то, что они своим считают? Это самые смелые фантазии, на какие вообще живые отваживались. Альфы, да и беты, у Кушаров никогда не отступали. Творимое императором и его двором, оно так остро не касалось их, но все равно заставляло действовать. Сейчас же, согласно тактике, отряд милойцев режет мелкие граничные деревни, передавая таким образом послание: верни эльвирса, или мы вас всех под нож пустим. За такую наглость требовалось наказать по всей строгости. — Выследите их. — Ремал провел пальцем по границам территории, которая была разделена на сильные деревни, в мире живущие между собой. — Надлежит «вернуть» им просимое. В ближний бой не вступать, весть отправлять сразу, как заметите. В ответ только слаженные кивки. Между крупными деревнями, к которым примыкали малые, всегда была устная договоренность о взаимопомощи. И сейчас Ремал активизировал всех вождей, кто жил дальше него, и кто был ближе к опасности. Они, с этого мгновения, будут готовиться к войне с Домом Юрельта. — Давно пора вырезать этот нарыв. — Благосклонно покачал головой наставник. — Такого зверя и так запугать, где это видано? Эльвирс, головенку до пола опускает, в глаза боится посмотреть! В ответ на его возмущение, все собравшиеся закивали головами. — Чаша терпения полна, — Ремал вытащил из-за пояса свой клинок, оголил его и вонзил в то место на карте, где была метка ненавистного Дома. — Отныне им не быть живыми в этом мире, а к мертвым сами Боги справедливость принесут в лапах. — Если удостоят своим вниманием. — Хмыкнул Бута. — Ты прав, если удостоят. Готовься, — Ремал ухмыльнулся, — ныне нам потребуется вся сила деревень. Одним Домом дело не ограничится. — Вождь… — наставник не стал заканчивать свое возражение, с пониманием кивнул головой и сказал другое, не то что хотел с самого начала, — нам потребуется большая помощь. Замахнувшись лапой на Дом Юрельта, ты поднимешь против себя и вавэхдэ. — Он не вавэхдэ! — рыкнул Ремал. — Он императришка, который хвоста своего боится! — оголив зубы, альфа зашипел. — Вавэхдэ — уважаемый сильнейший кот, который не только словом руководить может, но и когтями с зубами пользоваться умеет. А этот? Давно ли о боях слышно было? Где его искать претендентам, если шкура трусливая, живет здесь, прячется за непригодными к ходу корабля гаванями со скалами, да укрытый флотом в тысячу бортов? Центр-Дом пустует, а этот здесь, на нашей земле, таат растит! Эльвирсов делает покорными псами. Разве так вавэхдэ себя вести должен? Уклоняться от почетного боя за звание? Исподтишка уничтожая противника? — Ты прав, но звание ему было дано. А подходит ли он под него, али нет — решать будет бой. И ты знаешь закон. Он вавэхдэ. Недостойный, бесчестный, но вавэхдэ. И именно он встанет на защиту Юрельта, когда от него не останется камня на камне, потому как именно этот Дом издревле поддерживал и отца, и деда его. Посему, Ревис, — наставник с нажимом произнес его имя, заставляя думать, а не только яростно сверлить себя взглядом, — прежде чем бить в гнездо, собери хищников, дабы птенцы не разбежались. И не только с этого острова хищников, но и за его пределами. Флот, о котором ты сказал, со счетов спускать не нужно, опасно это. Ревис, как и ранее бывало, выдохнул. Наставник, на то и наставник, дабы одернуть и заставить думать, смотреть по сторонам, а также слушать и слышать. И он прав. Флот — опасная вещь. На нем не просто команды, там потенциальная армия, причем обученная, готовая к атакам и идущая за капитанами. Их со счетов сбрасывать никак нельзя. Бута вошел в дом, увидел своего бледного лицом любимого. Как пить дать, он точно подслушивал. По лицу видно, глазки бегают, слезы застыли капельками. Вздохнув, подошел, обнял. — Ты ведь знаешь, или так, или нам всем будет грозить опасность. — Мягко проговорил альфа, прекрасно понимая, насколько его слова не успокоят беременного супруга. — А отдать эту куклу не проще? Тогда никто не пострадает! — прошипел Салим. Бута чуть отстранился, затем заглянул в его глаза и очень-очень серьезно спросил: — А когда они придут сюда и потребуют собрать всех детей от первого года рождения и до семи, ты тоже скажешь, проще отдать, чем дать отпор? — Это другое! — Нет, Салим, это одно и тоже. Это одинаково и равноценно. Один эльвирс способен выносить не только одного или близнецов, он способен разродиться до десяти котят за раз. И половина из них будет рождающими. И вне зависимости от того, есть ли там альфы, или омеги, он будет плодовит до глубокой старости, тогда как бета-рождающий после пятого года за сотней, увы, выносить котенка не способен, даже если ему повезло и детки были исключительно бетами. Понимаешь? Один он способен за всю свою жизнь принести в мир больше котят, чем ты, и тем более чем бета. А отдав его им, уже через два года он будет убит, тем самым уничтожено все возможное потомство. Он покачал головой, отошел от супруга, прошел к рукомойнику и помыв руки, сел за стол. Салим, понимая, что своими словами обидел любимого альфу, тихой мышкой завершил сервировку стола, поставил горячее, после чего молча присел на свое место. Ему кусок в горло не лез, но покушать было нужно, все же котенок-то не виноват, что папка иногда думает не о тех, кто к нему отношения не имеют, а о себе и своей семье. Бута не такой, он видит масштаб, понимает к чему будет послабление и как оно аукнется. Да и не боится он драки, не боится войны. Это ведь альфа, тот, кто защищает, тот кто обязан выстроить нерушимую стену сейчас, дабы дальше спокойно жить и растить своих котят. Салим не такой. Он трусишка, хоть и зверь его не из слабых. Все же, в данную минуту, да и по возрасту, омега боится за себя, своего котенка и защитника, который не должен исчезнуть. Как ему потом жить? Кому на плечо голову положить? Кому на ухо шепнуть о своем желании? Да и как без него растить их общего котенка? Салим боялся, и это естественно. А из-за натуры «поганца», думал исключительно о себе, старался всеми коготками вцепиться в шкуру альфы, дабы тот ни на шаг от него никуда не шагнул. Вот и непонимание, вот и обиды. День был теплым и Лиом вместе с рождающими сходил на реку стираться. С некоторых пор его настойчиво звали с собой Надай и его друзья. Несколько дней, после отбытия из деревни гостей, и полного непонимания, по какой причине он с ними не поехал, Лиом переживал о том, что он своей выходкой разрушил планы вождя. Ведь все покупатели отказались, а шепнувшая по секрету Кассандра, вместо того, чтобы приободрить, напугала его сверх меры: нету в деревнях равноценного обмена. Вместо того, чтобы возгордиться своей внушительной значимости и ценности, бедный таат перепугался так, что пришлось успокаивать по новой. Ей это удалось, а теперь его одного не оставляют, тянут за собой. Надай прекрасно справляется, равно как и его окружение. Сегодня тепло, солнечно, а вода прогрелась достаточно хорошо еще со вчера, посему решительно настроенные рождающие принялись проводить стирку. С ними же в воде хлюпались и покоренные более сильным альфой самцы, для которых не зазорно заниматься домашними делами. Бедный Лиом, он втайне поглядывал на то, как тот самый альфа, который целовал своего бету у всех на виду в день боя на арене, прискакал к реке, тут же помогая ему выжимать крупные куски ткани, которые являлись постельным бельем, пледом и еще какими-то необходимыми для жизни полотнами. Бета сначала рыкнул на него, но тут же стушевался, потому как альфа так близко подошел, да так по-хозяйски приобнял, что Надай прошептал, улыбаясь: — Еще не смирился, что верховодить будет альфа. — Лиом покачал головой, давая понять, что не понимает. — Этот альфа объезжает его каждую ночь, а днем иголки обламывает. И не округляй так глаза! — усмехнулся Надай. — На всех рождающих не напасешься, а сердцу приказать никто не может. Влюбился в него альфа, сильно, и все сделал, чтобы вместе быть. Да и… не равнодушен он к нему, иначе не допустил бы боя на арене. Атаковал бы сразу, вот как котенок Клема, так бы и он атаковал. Но, — голос стал заговорщическим шепотом на самое ухо, — нравится ему, когда этот альфа верховодит. А уж на ложе ему принадлежать и подавно. — И захихикал, мягко плечом толкнув сидевшего рядом с ним юношу. Лиом лишь пожал плечами, мол ему как-то все равно. — Да что вы, что вы! — заулыбался Надай. — Вот как познаешь, что такое ласковый самец, да между циклом, я посмотрю на тебя. И как глазки блестеть будут, и как кусать его будешь, дабы проверить крепость бубенчиков. — Лиом отрицательно покачал головой. — А ты не ставь крестик там, где дорожка пряма, некуда повернуть. Будет и у тебя свой альфа, воинственный и очень на тебя слюнку пускающий. Ты только глазками почаще вокруг поглядывай, того и глядишь, выстроится ровный ряд желающих. Их «разговор» слушали все молодые коты, которые поглядывали то на тростиночку-таат, то на порыкивающего бету, рядом с которым его альфа вился, в глаза заглядывал, на ласку напрашивался. Надай был прав, не желай он дать шанс альфе, не было бы ничего. Кинулся, до крови драл, но не дался. Вот только самому этот альфа нравится, посему и допустил все это. Правда воспитывать альфу надо, соответственно зубки показывает, порыкивает, заставляет считаться с собой. Альфа ведь как? — все, кого он защищает, обязаны подчиняться, а сопротивляющиеся вызывают желание заставить подчиниться. Если помножить это на симпатию, влечение и желание, то на выходе получится по уши влюбленный альфа и подогревающий его интерес бета-самец, которого будет хотеться так, что никакие условности и общественное мнение не остановят. Для Лиома подобное было странным и новым, но по какой-то причине, его зверь не видел в этом ничего дурного. Зверь у деямеррита не имеет пола. Это ни самка и не самец, это зверь. Он энергетически создает кокон для котенка, который растет вместе с душой ребенка, создается благодаря отданной силе обоих котов, что участвуют в его создании, посему ситуаций «залетела по пьяни» в этом мире не существует. И именно поэтому воспитание Лиома, где омега обязательно принадлежит альфе и никому больше, и уж тем более сам свой уд использовать не имеет никакого права, в корне не верно. Омега, причем любая, в ситуации обособленности и без возможности найти самца, способна покрыть течную омегу. Сама природа такое предусмотрела, посему «ненормальным» пары между альфами, бетами или омегами, с особями идентичными их половой принадлежности, не считаются и никогда не считались. Пример сами острова. На сотню альф, рождающими будет только тринадцать омег и тридцать бет-рождающих. И что прикажете делать остальным альфам, которые в составе пятидесяти семи процентов гарантировано будут без пары родящего? Встать в гаремы? Так тут их же зверь не позволит, так как альфа обязан быть единственным у своей пары, защищать и купаться в его любви и ласке. И это ведь только альфы, но есть же и бета-самцы. А им что, всей сотне скромно травку в стороне покурить? Причем они ведь не ущербные, они предрасположенные к фазе рождающего, только им не попался альфа, который перевернет нутро, заставив захотеть потомство от его персоны. Беты в этом мире не стерильные, они жирная прослойка, которая весь мир держит балансируя, дабы не столь частые омеги после созревания не превратились в инкубаторы. Вот тут и встает вопрос ребром, который уткнулся в проблему воспитания Лиома: куда деть либидо ста пятидесяти семи самцов из двух сотен? Сказать табу и будет бойня. Настоящая, на истребление. Посему, то самое воспитание, которое вбивали в голову таат, оно необходимо только для того, чтобы такой зверь, как эльвирс, не разодрал такого слабого и шкурного кошака, как недостойный вавэхдэ-император. Вот и все ноги, откуда растет суть проблемы воспитания, которое еще ни раз и ни два помешает молодому коту развернуть плечи во всю ширину груди и осмотреться по сторонам в поиске сильного самца. Лиом о думах старших котов ничего не знал, стирался себе и стирался. У него сейчас попривыкли руки к работе, больше так не стирает в кровь кожу, приноровился. Надай шутил, вызывая легкую улыбку, помогая советами, да присматривая за ним. Альфа, который помог выжать простыни и пододеяльники, уволок супруга с реки, что-то там порыкивая себе под нос. Супруг, что шел за его спиной, улыбался своим мыслям. Лиом завершил стирку, да и было там не так много тряпок, сложил аккуратно в тазик мокрые вещи, старательно отжатые, после чего направился в сторону дома вождя. Идя по дороге, он заметил, что впереди столпотворение самцов. Рассудив, что лучше там, где их поменьше, плавно свернул в проулок и обошел толпу так, что вышел со стороны дома наставника. Этот старикан умело руководил молодыми да буйными, не раз и ни два таскал за уши бывалых воинов, а в ответ только уважение, прислушивающиеся к словам сильные коты. Хоть бы раз ему в ответ прилетело за прилюдное таскание за ухо! Нет, наставника уважают, почитают и прислушиваются. Лиом было двинулся в сторону дороги, что ведет к дому вождя, но тут же шмыгнул за забор и затаился. Сам вождь, наставник, Клем и Кассандра стояли и тихо обсуждали серьезную тему. Ушастый Лиом даже присел пониже, чтобы его видно не было. Кусты были таким идеальным убежищем, что глазастая Кассандра ничего не заметила. — Ты уверена, что они прошлись рядом с деревней Альмера? — спросил Клем. — Да. Это тот самый карательный отряд из милойских ягуаров. Юрельт расстарался. — Близковато они, — Клем покачал головой. — И быстро двигаются. — Выбирают точки, по которым аккуратно к нам приближаются. — Ремал усмехнулся. — Думают, раз покусали края, вынудят нас плясать под свою дудку? — Ремал, — Кассандра покачала головой, — Юрельт не успокоится, пока не найдет его. — А мне плевать. Это мое. На этом все. — А ты готов к войне? — задрав скептически брови вверх, Кассандра нехорошо усмехнулась. — Как только к делу подключится император, сирот прибавится на порядок. Вот ты, лично, а также все деревни в этих горах, они ж как бельмо на глазу — без зеркала не видно, но видеть мешают. И заметь, война не будет вестись зверем, она будет на истребление. А дальше, когда вас не станет, всех выживших рождающих и стариков предадут огню, вне зависимости, смогут ли они еще раз разродиться, или нет. А вот участь детей, она будет незавидна. Новые таат и просто рабы для утехи слабых кошаков, что лижут пятки императору и его Домам. Ты готов защищать нас? Что еще говорила и спрашивала Кассандра, Лиом не слышал, потому как в груди и голове у него разразилась буря. Мастер Юрельт уничтожит деревни просто потому, что тут жил он, его обученный таат. Их вот всех, от мала до велика, убьют. И ведь виноват-то только вождь и его боевые коты, кто украл жемчужину Дома. Остальные пострадают ни за что, ни про что! Закусив до боли щеку, дабы себя не выдать, аккуратно отполз назад, стараясь не шуметь и тазом нигде не зацепиться. Отойдя на полусогнутых подальше, сорвался со всех ног туда, где до данного разговора побоялся пройти. А как оказалось, он появился в нужном месте в нужное время. На деревни нападают, местные готовятся к бою. Пробежав мимо воинов, не глядя по сторонам, даже не понимая, что ведет себя странно, добрался до двора дома вождя. Быстро развесил вещи, прижал прищепками по уголочкам, да и был таков — дом надежно спрятал мечущегося от волнения омегу. А как тут не метаться? Он всю свою жизнь видел, какой мощью обладает его наставник, а сам Юрельт, сам мастер Дома (!), он вообще, по мнению Лиома, вершина иерархии! С его стороны, с его взгляда и понимания, деревня слабенькая, а мастер Дома Юрельт сравним с Богами. О том, что это может быть с точностью да наоборот, и помыслить не мог. Для него, выструганного домом таат, послушного и ничего не желающего, крайне сложно осознать, что кроме послушания может быть и сопротивление, противостояние и отстаивание своей точки зрения. Лиом перепугался не на шутку, потому что с раннего детства мастер Дома Юрельт представал перед ним всего несколько раз, и каждый из них сопровождался раболепием более младших по чину котов. И даже воины, которых он подсознательно записал в сильных особей, даже они головы склоняли перед ним. Со временем данная аксиома намертво врезалась в его подсознание, посему сейчас он кругами ходил по кухне и страшился того, что будет. Кассандра права, мастер не оставит его здесь. И не даст спокойно жить деревне. Его легионы воинов, о которых столь ласково говорил один из наставников, сметут деревеньку с лица мира, а кто выживет, сделают рабами. По щекам скатились слезы, выражая его волнение, страх, не желание терять то, что он приобрел. Еще несмело, но Лиом мог назвать Надая другом. Ведь правда же, он же может так его называть? Надаю же за дружбу с Лиомом не будет плохо? Его же не будут бить за проступки друга? Это же не Дом… ведь правда же?