Просто ноябрь. Просто суббота. Просто утро.

      Ну вот зачем?       Нет, ты можешь объяснить — зачем?       Для чего ты намереваешься сейчас изложить нечто такое, что следовало написать лет назад этак… Восемь? Семь?       Вот видишь, ты уже даже не можешь точно вспомнить. Теперь же актуальность этих «дел давно минувших дней» утрачена окончательно и бесповоротно.       Так — какого … ?       Ты не знаешь.       Тем не менее, пальцы касаются клавиатуры. Начинают свой причудливый танец, поначалу медленно, неуверенно, спотыкаясь почти на каждом слове; но с каждой секундой, с каждой новой строчкой — обретая ровность и наращивая скорость.       Каждая фраза, каждое слово отражают эмоции, которые, тебе казалось, давно и прочно заархивированы в самом отдаленном уголке сознания, и разархивации не подлежат. Но, как выясняется, ты ошибалась.       Нет, за давностью времен всплывающие в мозгу сцены и картины утратили былую яркость и остроту, и воспринимаются соответствующе. Ты словно извлекла с дальней полки древний-древний альбом и просматриваешь черно-белые, местами пожелтевшие, местами потрескавшиеся, фотографии, на которых навсегда застыли разрозненные моменты твоей жизни; вот на этой ты озорно смеешься, а здесь — насупилась и явно готова расплакаться… Но сейчас это просто покрытые глянцем бумажные прямоугольники, не более.       Не эмоции, а воспоминания о них.       Не чувства, а понятия, их обозначающие.       Но — что-то же вызвало их из почти бездонных глубин долговременной памяти?       Причина становится ясна, стоит лишь тебе взглянуть в окно. Осень. И — наступающий со всей неотвратимостью очередной ноябрь. Месяц, отношения с которым у тебя сложились, хмм… неоднозначные.       Давние воспоминания продолжают всплывать, и ты позволяешь им это, почти медитативно «залипнув» на заоконном пейзаже: покрытое серыми рваными тучами небо, деревья со столь стремительно пожелтевшей за последнюю неделю листвой, покорно сгибающиеся под порывами ежесекундно меняющего свое направление ветра…       От одного только взгляда на эту картину становится холодно.       Не выдерживаешь, поднимаешься и идешь на кухню приготовить свой фирменный «безусловно согревающий» напиток, без которого у тебя не обходится ни одно межсезонье: горячее красное сухое (почти довести до кипения, но не кипятить!) и мед. Держа в руках дымящуюся кружку, возвращаешься.       Клавиатура. Монитор.       Слегка подстегнутый алкоголем мозг делает воспоминания из черно-белых почти цветными, придавая им некое иллюзорное подобие жизни.       «А монитор тогда был другим…»       Строго говоря, тогда очень многое было другим.       К слову, тогда — это когда? Сколько все же лет прошло? Семь? Восемь? Ты действительно не помнишь.       Зато помнишь другое.       Да, тогда тоже была осень. Далеко не сладкий для тебя ноябрь. В один из дней ты так же сидела перед монитором. «Серфинг в Сети» — не самое худшее средство помочь себе не думать о том, о чем думать совершенно не хочется; не такое эффективное, как предельно изматывающие пробежки, и все же…       Но в тот раз Интернет сыграл с тобой злую шутку.       Случайно заскочив в социальную сеть, ты столь же случайно на странице у кого-то из «друзей в кубе», то есть — «друзей друзей друзей», увидела ее фото. Судя по тому, что она была в свадебном платье — фото совсем свежее.       И — все. В единый миг рухнули все столь старательно возводимые тобой защитные барьеры из слов, начиная от почти разумного «Меня это больше не касается», и заканчивая шедевральным в своей деструктивности «Да пошло оно все в … !»       Что двигало тобой в тот момент, когда ты разворачивала маленькое изображение на весь экран? Ты до сих пор не знаешь и не можешь себе объяснить, но в итоге ты узрела ее крупным планом, настолько четко и ясно, что сомнений не оставалось — это снимал профессиональный фотограф на профессиональную камеру. Широко и словно удивленно распахнутые карие глаза, в которых (с.ка!!!) по-прежнему хотелось утонуть, и невероятно длинные ресницы, ставшие почти бесконечными за счет нанесенной туши; темные локоны, уложенные в крайне сложную и затейливую конструкцию.       «Как же ей идет это платье», — подумала ты, и тут же поспешила отмести эту мысль как недопустимую.       Тебя раздирали два взаимоисключающих желания: немедленно закрыть фото, и изучить его во всех подробностях. Второе оказалось сильнее. Пристально вглядываясь в хорошо (слишком хорошо!) знакомые черты, ты стремилась найти ответы.       «Так ли сильно она желала этого замужества?»       «Каковы истинные причины, сподвигнувшие ее на этот шаг?»       «Тот ли это человек, с которым она действительно хотела бы связать свою жизнь?»       «Способен ли он дать ей ту любовь, которой она достойна?»       «Относится ли он к ней настолько же трепетно, насколько относилась я; старается ли предугадать и исполнить малейшее желание?»       «Целует ли с замиранием сердца каждый пальчик; нашептывает на ушко стихи в драгоценные мгновения близости, тая уже от одного осознания того, что она рядом?»       Насчет последнего пункта у тебя почему-то были особо значительные сомнения.       Но ты еще была в состоянии сообразить, что не можешь рассуждать здраво и непредвзято, и поэтому снова и снова вглядывалась в фотографию в поисках ответов.       Ну что ж, вот она — твоя «замечательная и чудесная». С одной небольшой поправкой: уже не твоя. Улыбается, но кончики губ как будто чуть опущены. Взгляд вроде бы светится радостью, но где-то глубоко, «вторым слоем», едва просматривается тщательно скрываемая печаль.       «Так что же, получается, не так уж она к этому и стремилась? Вышла замуж только потому, что так проще? За нелюбимого и нежеланного, уже сейчас предвидя, что совместная жизнь будет далеко не раем?»       По неизвестной причине, эти мысли привнесли в твою мятущуюся душу что-то вроде относительного покоя. Тебе бы на этом угомониться и жить себе дальше, радуясь, что невыносимая душевная боль отступила хотя бы отчасти; да, на тот момент для тебя это было бы наилучшим выходом, но долбаный «комплекс отличника» сыграл с тобой вторую за этот день (после Интернета) злую шутку.       «Незамутненность восприятия», — вспомнила ты университетские лекции, и решила провести контрольный тест.       Экспериментатор хренов.       На несколько секунд крепко зажмурила глаза и снова посмотрела на изображение. Лучше бы ты этого не делала, потому что теперь двух мнений быть не могло: молодая умопомрачительно красивая девушка на фото была абсолютно, неприкрыто счастлива; ты же при первом просмотре просто увидела то, что хотела.       Воцарившийся было в душе относительный покой обернулся новой, еще более мучительной болью. Стараясь не смотреть на монитор, ты почти на ощупь закрыла фотографию.       Сердце словно сжала когтистая лапа неведомого зверя, и когти были оооооочень острыми.       «Похоже, я бы еще могла принять то, что она не со мной, но вот с тем, что она не со мной и при этом счастлива — я смириться не могу. Да я гребаная эгоистка!» — ты попыталась иронизировать над собой же, стараясь сдержать слезы. Как обычно, несмотря на все твои почти героические усилия, они в итоге хлынули наружу — неконтролируемым и таким постыдным потоком.       «Да сколько же мне еще это терпеть?!» — вопросила ты квартирную тишину и подняла взгляд вверх, как будто надеялась найти там ответ. Разумеется, ничего даже близко похожего ты там не обнаружила, зато увидела на полке над монитором среди других книг томик Лермонтова. Пресловутый «комплекс отличника» не замедлил себя проявить даже в такой почти критической ситуации. В памяти начали высвечиваться давным-давно прочитанные строки, и ты не удивилась, когда поняла, что они почти точно отражают твое нынешнее состояние. В конце концов, если существуют «игры разума», почему бы не быть и «играм подсознания»?       Когда печаль слезой невольной       Промчится по глазам твоим,       Мне видеть и понять не больно,       Что ты несчастлива с другим.       Незримый червь незримо гложет       Жизнь беззащитную твою,       И что ж? Я рад, что он не может       Тебя любить, как я люблю.       Но если счастие случайно       Блеснет в лучах твоих очей,       Тогда я мучусь горько, тайно,       И целый ад в груди моей.*       На последних словах ты поняла две вещи: первое — ты произнесла стих пусть и вполголоса, но вслух, и второе — по окончании тебе необъяснимым образом стало легче. Совсем чуть-чуть, но ты была рада и этому. Причин такого положения вещей ты не понимала: возможно, дело было именно в отражении твоих чувств, которым ты частично дала выход при прочтении, возможно, еще в чем-то, — но разве это было так уж важно? Ведь работает, так? И ты с радостью ухватилась за эту спасительную для тебя на тот момент соломинку.       «Спасибо Вам, Михаил Юрьевич!»       Эта благодарность классику в течение последующего года высказывалась тобой еще неоднократно — пока ты наконец не пережила и не оставила в прошлом… все это. В том числе — благодаря тому самому стихотворению.       Поток давних воспоминаний прерывает писк микроволновки.       Почти без усилий ты возвращаешься в настоящее, снова смотришь в окно. По-прежнему осень.       «Да, было бы странно, если бы за последние минут двадцать там что-то изменилось, ты не находишь?»       Оставляешь собственный вопрос без ответа.       Поднимаешься, чтобы сходить за свежей порцией "безусловно согревающего".       Невольно смотришь на книжную полку над монитором. Да, он там, на прежнем месте — тот самый томик Лермонтова.       «Спасибо…»       Улыбаясь, скрываешься в направлении кухни.