DNA

Откуда мне было знать, Что однажды я проснусь и почувствую нечто большее. Но я уже достиг берега. Кажется, мы были кораблями в ночи, в ночи, в ночи Taehyung — Sweet Night

Никогда еще выход из собственной комнаты не казался Чонгуку геройским подвигом. Само собой, вернувшись, Тэхёна он у себя не обнаружил. И не то что бы Гук свято верил, будто Тэ терпеливо дожидался его на месте происшествия, чтобы в ту же секунду при встрече потребовать от него объяснений и извинений за случившееся — один из воображаемых страхов, который, к счастью, не сбылся. Просто чем дальше оттягивался тот самый неизбежный час икс, тем меньше у Чонгука оставалось мужества. Создавшаяся ситуация его настолько изводила, что ему хотелось уже поскорее со всем покончить, сделать хоть что-то, чтобы прекратить мучиться. Вот только что — до сих пор оставалось нерешенным. И именно в этом состояла вся загвоздка. Из целой сотни вариантов он не мог определиться ни с одним, потому что ему необходимо было сперва увидеть Тэхёна. Ведь от его реакции теперь зависело все. И в этом таилась еще одна проблема — Чонгук до тремора в конечностях боялся сталкиваться с его реакцией. Конечно, всю дорогу обратно до общежития, Юнги добродушно заверял Гука, что ему абсолютно нечего бояться, Тэхён никогда не сможет его обидеть, у него для этого слишком мягкое сердце. Однако, по мнению Гука, обидеть можно было разными способами, даже не желая того. К примеру, в его случае — равнодушием. Тем не менее, хёну он этого не сказал. Незачем было выставлять себя в его глазах еще более жалким. Полностью замкнувшись в себе, он до самого окончания пути так больше ничего и не произнес, и Юнги определенно распознав сработавший в нем защитный механизм, участливо похлопал его спине и ироничным тоном подметил: «Ты в любом случае не сможешь прятаться от него вечно». После чего так же затих. И все же, Чонгук не намеревался прятаться. Чем дальше он шел, тем явственнее ощущал разливающийся изнутри бешеный приток адреналина, разгоняющий кровь по венам и придававший ему безрассудной смелости. Наверное, поэтому он, завидев вышедшего навстречу Намджуна, без промедления на одном духу выпалил, что никакой ссоры с Тэхёном не было, он всего-то поцеловал его, в связи с чем ему потом срочно понадобилось пойти проветриться на улицу. Правда существовала вероятность, что Тэхён уже сам успел обо всем доложить, но беря во внимание ошарашенное выражение лидера, Гук не без удивления отверг такую идею. Не настроенный на долгие повествования, он, оправдываясь скорым выездом, поспешил собираться, уже не видя какими встревоженными взглядами его сопроводили двое хёнов. Гук безоговорочно доверял Юнги и знал — то, о чем потребуется, он оповестит лидера сам. Мозг Чонгука в тот момент был занят совершенно иным. Он никак не мог взять в толк — как Тэхён снова сумел увернуться от пояснений? Почему не рассказал все Намджуну? Ему было стыдно? Неприятно? Может, решил прикрыть Чонгука? Или пожалеть его? Какую версию ни выбери, все угнетали. А потом на этих размышлениях весь его боевой запал внезапно улетучивается. Дергаясь от каждого постороннего шороха, Гук, решительно минуя закрытую комнату Тэхёна, пробирается в свою. Отвлекаясь на сборы, упаковывает вещи, приводит себя в относительный порядок, переодевается, и все остальное время, тупо уставившись на двери и сжимая ручку, уговаривает себя выйти. В конце концов, мысленно отвешивая себе подгоняющий подзатыльник, таки выбирается наружу. Со всех сторон разносились звуки копошения остальных ребят, пока Чонгук направлялся в общую гостиную, при этом накрепко вцепившись в лямку рюкзака, закинутого на плечо, куда сложил прихваченную с собой запасную одежду, поскольку запланированная на сегодня репетиция проходила не в танцклассе агентства, как в большинстве случаев, а в специально арендованном большом зале, находившемся в отдаленном районе Сеула. Продвигаясь дальше по коридору, все его внимание тотчас переключается на комнату Тэхёна, все так же запертую. Не сбавляя темпа, он целеустремленно движется вперед. В общих чертах Гук чувствовал себя вполне сносно, в принципе, даже уверенно, внутренний мандраж утихомирился, и он вроде бы уже был готов ко всему, но когда слышит позади себя оклик, содрогается всем телом и стремительно оборачивается. — О, Чонгук~а, ты уже встал, — с радостной улыбкой приветствует его Хосок, и только тогда Гук вновь принимается дышать. — Ты на удивление рано, — продолжал вещать тот, — обычно тебя и сиреной не поднимешь. Чонгук не стал говорить о том, что вовсе не ложился спать, и уже предвещал тот час, когда буквально начнет вырубаться на ходу. А впереди еще ждала длительная и утомительная танцевальная практика. День определенно обещает быть кошмарным. — Сдается мне, ты какой-то взвинченный, — недолго всматриваясь в Гука, поделился наблюдениями Хосок, усаживаясь на подлокотник дивана, чтобы натянуть носки. — Неужели до сих пор переживаешь из-за того шоу? — останавливается на своих выводах. — Тебе не стоит придавать ему такое огромное значение. И не стоит так сильно зацикливаться на своих провалах, особенно когда они только в твоей голове. Я-то уверен, что ты выступил отлично. — Спасибо, хён, — благодарно отозвался Чонгук, не раскрывая истинную причину своей взвинченности. — Мне действительно жаль, что я заставил вас всех поволноваться. Но я уже в норме, правда. — Это хорошо, — снова одаривает его яркой улыбкой Хосок. — Значит, Тэхёну все-таки удалось избавить тебя от хандры. Мы прямо знали, кого стоит подослать. Джин-хён так сразу и сказал: ничто лучше не подействует на тебя исцеляющим образом, как присутствие рядом Тэхёна. Чонгук беспокойно переминается с ноги на ногу и, кажется, краснеет, однако Хоби явно этого не замечает, когда в следующее мгновение беззаботно интересуется: — Ты же разбудил его? — Я?! — оторопело переспрашивает Гук. — Ну, да, — недоуменно подтверждает тот. — Разве Тэхён не оставался ночевать в твоей комнате? Я точно слышал, как вы двое смеялись. Ты, видимо, поэтому выглядишь таким потрепанным. Опять променяли сон на веселье, да? А я еще удивляюсь, что ты так рано вскочил. Ты же с таким состоянием отключишься раньше, чем закончится репетиция. — Со мной всё в порядке, хён, — слегка замешкавшись, беззастенчиво врет Чонгук и для большей убедительности даже изображает рукой жест «окей», что не особо впечатляет Хосока, когда он еще более тщательно всматривается в Гука. Все что касалось хореографии, Хосок становился максимально требовательным и придирчивым, а то, что мешало её успешному проведению, автоматически причислялось к помехам, в данном случае — сонный вид макнэ. Но он, по всей видимости, еще не стыкался с Юнги, который выглядел во сто крат хуже. Так что если кто-то первым и отключиться сегодня во время репетиции, то это однозначно будет не Чонгук. Впрочем, об этом он промолчит, как и обо всем остальном. Что Тэхёну, в самом деле, одним лишь своим появлением, удалось избавить его от грусти. Что сказанные им слова подняли ему настроение и вернули веру в себя. Что они вдвоем, действительно, громко веселились и смеялись, и Тэ точно собирался остаться у него с ночевкой, покамест Гуку вдруг не приспичило пришвартоваться своими губами к его. Потому что после этого, все полетело в тартарары. Лицо Хоби продолжало светиться невысказанными вопросами, и пока они еще оставались не озвученными, Чонгук, пользуясь образовавшейся тишиной, срывается с места, попутно сообщая хёну, что подождет их всех внизу на парковке, мимоходом напяливает на ноги первую подвернувшуюся обувку и устремляется прочь. Он не считал это бегством, скорее очередной передышкой перед неминуемой встречей. Вот бы еще при этом заткнуть внутренний голос, настойчиво, раз за разом, нашептывающий ему — какой же он слабак. Возможно, ему следовало сразу, по возвращению в общежитие, зайти к Тэхёну. Возможно, ему следовало развернуться сейчас, и, опять же, зайти к Тэхёну. И без разницы, что времени в обрез, Намджун бы понял и помог. Даже если Чонгук не знал, как объясниться, всегда можно сослаться на правду. Разве искренность не самый лучший выход? Тэхён ведь сам однажды сказал ему — нет ничего плохого в том, чтобы открыто говорить о своих чувствах. Вот и подвернулся удобный случай воспользоваться его советом. Тем не менее, думал он об одном, а делал совершенно противоположное — не сбиваясь с маршрута, направлялся на парковку, словно туда его тянула незримая мистическая сила, всецело отобравшая волю. А после с его головы вышибает все мысли, когда он внезапно видит там Тэхёна. Чонгук резко тормозит, больше не в состоянии сдвинутся ни на сантиметр, будто все мышцы в теле разом отказываются функционировать. Пульс бешено ускоряется, шум в ушах нестерпимо нарастает, в горле пересыхает. Он моментально впивается взглядом в стоящий к нему спиной силуэт, и больше не может отвести глаз. Невероятно, но желания трусливо поджать хвост и сбежать, пока Тэ его не засек, не было. Как впрочем, и не было смелости подойти ближе. Оставаясь стоять позади, Гук просто продолжал глазеть на него, ни единым звуком не выдавая свое местонахождение. Он не мог прекратить рассматривать его, оценивать по-новому, впервые осмысленно, со всеми своими выпущенными на свободу чувствами, уже не как близкого друга и хёна, а как парня, которому целиком и полностью отдал свое сердце, даже толком не зная, нужен ли тому такой подарок. Не моргая, Чонгук взглядом скользил по Тэхёну сверху-вниз. По его растрепанным во все стороны волосам, словно до этого он неустанно взбивал их пальцами. По оголенной шее и выпирающих позвонках, виднеющихся в растянутом вороте безразмерной футболки, скрывающей все очертания фигуры. По напряженным плечам и широкой спине. Достигая наконец длинных ног, так же, к сожалению, спрятанных в мешковатых штанах. Вся его скованная поза выдавала глубокую задумчивость. И Гук бы многое отдал, чтобы узнать, чем сейчас поглощен его разум. Невольно возник вопрос — можно ли почувствовать присутствие человека до того, как увидеть? Вероятно — да. С Чонгуком такое бывало. Он словно нутром ощущал, что Тэхён находится где-то поблизости и вот-вот появится в зоне видимости. Было ли это интуицией, чутьем, либо чем-то более таинственным — особенная связь соединяющая его с Тэ. Неважно. Важно то, что она, кажись, работала и в обратную сторону, потому что не успевает Гук еще ничего предпринять, как Тэхён слегка вздрагивает и молниеносно поворачивается, врезаясь своими глазами в чонгуковы. В его взгляде с бешеной скоростью проносятся всевозможные эмоции: смешанные, противоречивые, в один миг поверхностные и светлые, а в другой — темные и глубинные. Их было слишком много, чтобы ухватиться хоть за одну и верно истолковать. Чонгук даже не пытался, занятый урезониванием своих собственных. Но, несмотря на это, успокаивающая мысль все же промелькнула в сознании — Тэхён не остался равнодушным. А затем он делает то, что Чонгук никак не ожидает — порывисто направляет взгляд в пол и следом опускает голову, занавешиваясь отросшей челкой. Это что, смущение? Видимо, так и есть. Разливающаяся розоватая краска по его лицу служила бесспорным подтверждением. Чонгук никогда прежде не видел Тэхёна таким смущенным. И это зрелище завораживало. А еще давало весомый повод задуматься о причинах такой реакции. Гул голосов отвлекает Чонгука от картины напротив. Внимание быстро переключается на посторонние звуки, туда, где на расстоянии десятка метров находилась машина агентства. Там же Гук замечает пару человек из стаффа, а также Намджуна и менеджера Седжина, склоненными над планшетом в руках последнего, и разговаривающих о чем-то своем. А когда взор перекидывается обратно на Тэхёна — Гук теряется, поскольку сталкивается уже не с робостью, а с явным вызовом. — Чего там застрял, — подразнивающим тоном произносит Тэхён, — наша машина стоит здесь. Непроизвольно Чонгук тянется взглядом за направлением его вытянутой руки, чтобы мельком заценить вместо уже привычного минивэна, припаркованный черный микроавтобус, не вызвавший в нем никакого интереса. То ли дело Тэхён с его двойственностью. Гук вновь сосредотачивается исключительно на нем. Возможно, ему следовало как-то отреагировать, что-то сказать, и он сам бы рад, если б только не прилипший к небу язык, не спешивший отлипать. — Вот же глупый, — не дождавшись ответа, выдыхает Тэхён, после чего, с озорной улыбкой на устах, идет прямиком к Чонгуку. Прикосновение обжигает, когда его берут за запястье и с коротко брошенным: «пошли» ведут за собой. Чонгук не сопротивляется, позволяет дотащить себя до автомобиля, позволяет затолкать себя внутрь, не перечит, когда ему не дают самостоятельно выбрать место для сидения, а целенаправленно подталкивают в заднюю часть салона, на самый последний ряд. Он послушно садиться в кресло, добровольно отдает свой рюкзак, который закидывают куда-то наперед, все также безмолвствует, но вместе с тем, не прекращает гадать — какую игру затеял Тэхён? То, что это именно она — никаких сомнений не возникало. — Они постоянно жалуются, что мы с тобой встаем позже всех и вечно задерживаем выезд. Хотя сами ничуть не лучше, возятся там не понятно с чем. Я тут торчу уже минут двадцать, — в дурашливой форме принялся он выражать недовольство, при этом избегая прямого зрительного контакта. — Могу побиться об заклад, что Чимин объявится самым последним. Когда я заходил к нему в комнату, он спал сидя с щеткой в зубах. Когда я сказал ему что пора подниматься и одеваться, он вдруг ни с того ни с сего заговорил со мной формально, а в довершение — назвал хёном. И не то что бы это было странно, скорее забавно. Мне стоило заснять его на телефон. Эх, до сих пор жалею, что не сообразил об этом сразу. Вышел бы отличный компромат. С тем же наигранным оживлением Тэхён садится рядом с Чонгуком, в его руках появляется гаджет и наушники, когда он начинает распутывать тонкие проводки. — Поскольку у нас полно времени, ты обязан это послушать. Я тут составил новый плейлист, набросал туда кучу классных треков. Думаю, тебе точно должно понравиться. Где-то был один, который зацепил меня больше всех. Сейчас найду, погоди… Пока Тэ беспрерывно болтал и копошился в телефоне, Гук, находясь так близко к нему, впервые подмечает его измученное бессонницей состояние. Прошедшая ночь также не прошла для него бесследно, как бы упорно он не убеждал в обратном, старательно отыгрывая импровизированную сценку. Признавая за собой вину, Гук не сердился на него, однако и не собирался подыгрывать: — Я знаю, что ты тогда не спал, поэтому нет смысла делать вид, будто ничего ужасного не произошло, — медленно выговаривает не свойственным для себя низким голосом. Тэхён тут же замолкает, попутно теряя весь настрой для совместного прослушивания музыки. Нервничая, он облизывает губы, и Чонгук не может удержаться, чтобы пристально не проследить за малейшим движением его языка. — Я и не делал вид, — уже смотря на Гука, прямо заявляет он. С продолжением не спешит, тщательно подбирает каждое последующее слово. — Просто не хочу, чтобы ты чувствовал себя неловко. И не хочу, чтобы ты избегал меня…или убегал из дома. Я, между прочим, переживал, так что больше не делай такого, ладно? Либо на крайняк бери с собой телефон, чтобы другие могли узнать, что ты цел и невредим. — Выпуская из груди судорожный вздох, Тэ взволновано взъерошивает на макушке пряди, прежде чем отрывисто добавить: — К тому же, я, правда, не считаю, что произошло что-то ужасное. Это было даже…мило. Ты был милым, Чонгук~и. Вооружаясь теплой улыбкой, Тэхён тянется рукой к чонгуковому подбородку, но в последний момент, видимо передумав, укладывает её тому на колено. Ладонь подтягивается чуть выше и пару раз не сильно сжимается, будто бы подбадривая. И при других обстоятельствах Чонгук воспринял бы такую манипуляцию чисто дружеским жестом, но только не теперь, когда единственное о чем он мог думать, пока Тэхён изъяснялся — какого это поцеловаться с ним по-настоящему: долго, влажно, чувственно, как во всех тех кинолентах, которые он просматривал. Будет ли это так же крышеносно как рисовала ему фантазия. Неуправляемая, она утягивала его дальше, заставляя задуматься — а что, если поцелуи перерастут во что-то более откровенное, где больше близости, больше касаний, больше обнаженных тел? Готов ли он к этому? Хочет ли? От подобных мыслей Чонгука кидает в жар. Вдоль позвоночника прокатывается волнительная дрожь, мышцы на бедрах инстинктивно напрягаются. Рука Тэхёна моментально отдергивается. Установившуюся вслед за этим тягостную атмосферу молчания первым прерывает Тэхён, издавая тихий смешок. — А вообще, ты невероятен, Чон Чонгук, — удерживая на лице дурашливую мину, насмешливо тянет он. — Просто, знаешь, невозможно же было вообразить, что на тебя так подействуют разговоры о белых жидкостях. А потом еще эта темнота, и вдруг бах! тобой руководят уже всполошенные гормоны. Вот видишь, что бывает от длительного воздержания. А я же предлагал тебе пойти наведаться в ванную. Самоудовлетворение — очень даже полезная штука, помимо всего прочего оно предотвращает множество неловких ситуаций. Таких, как наша, к примеру. Но в этом точно нет ничего страшного. Обычный пустяк. Поэтому, ну же, — игриво толкает локтем Чонгука в бок, — прекращай уже хмуриться. Лучше признавайся, кого ты там представлял на моем месте. По мере продвижения тэхёновой тирады, в которой кроме насмешки сквозили нотки снисхождения, Чонгук мало-помалу закипал. Но когда абсурдная речь достигла конца, он чуть воздухом не давится от возмущения. За кого Тэхён его принимает? За шаловливого паренька на пике полового созревания? Так что ли? Уму непостижимо, после всего, что он этой ночью пережил, прошел сквозь все откровения, страхи и сомнения — Тэхён предъявляет ему… Это?! — Ты издеваешься надо мной?! — не сдерживается Чонгук. Ему не нужен был ответ, он жаждал выговориться. — Я не какой-то озабоченный подросток, чтобы скидывать произошедшее на внезапный взрыв гормонов. И я определенно осознавал, кто находился рядом со мной, ни на секунду не забывал, что это был ты. Так что темнота там тоже не при чем. Как и длительное воздержание. И раз уж тебя это настолько заботит, так знай — с самоудовлетворением у меня полный порядок. Под натиском бурных словоизлияний Тэхён чуть отклоняется назад, увеличивая между ними расстояние. Его рот приоткрывается, зрачки расширяются, брови взлетают. Чонгук на достигнутом не останавливается: — Единственное о чем я реально сожалею — что тогда растерялся и сбежал. То действительно было глупо. Но за то, что сделал — нисколько не жалею, потому как, правда в том, что я хотел тебя поцеловать. Больше того… — он останавливает взгляд на тэхёновых губах, — всё еще хочу. Вот почему, в отличие от тебя, для меня это не «обычный пустяк». Не так, совершено не так Чонгук представлял свое признание. Сбылся самый худший сценарий. Либо самый идиотский. Он понимал, что поддавшись эмоциям, наговорил сгоряча, однако желание встряхнуть Тэхёна, если не буквально так хоть словесно, было сильнее здравомыслия. Он хотел сломать о себе шаблонное мнение, выйти за рамки, перестать быть для Тэхёна предсказуемым, распахнутой книгой, лишенной интриги — как он сам охарактеризовал его накануне. Он хотел воспользоваться его же оружием — задеть, шокировать, сбросить на него правду и понаблюдать за созданным эффектом. Вот только ожидания не оправдались. Тэхён не выглядел ни задетым, ни шокированным, даже легкая озадаченность, которую Гук уловил на нем ранее, исчезла. С небывалой доселе серьезностью, он полностью сконцентрировался на лице Чонгука, выразительными глазами блуждал по его чертам, прицельно рассматривал, изучал. Смотрел так, словно выискивал на нем следы неискренности, словно задался целью уличить его во лжи. Но самое главное, смотрел так, словно услышанное не являлось для него новостью. И именно это неимоверно потрясло Чонгука. — Не могу поверить, — в равных долях обиды и разочарования заговорил он, когда смог вырваться из оцепенения. — Ты же и так это знал, верно? Знал, что я к тебе чувствую, но ни единым словом об этом не заикнулся. Играл со мной в молчанку неизвестно сколько времени. Даже сейчас устроил клоунаду, только ради того, чтобы все по-тихому замять. Будто пойманный с поличным Тэхён отводит в сторону виноватый взгляд, перед тем, как чуть помедлив все же негромко пролепетать: — Я не знал о твоих чувствах. Только догадывался. Может для Тэхёна в чем-то и состояла разница, но не для Чонгука, потому что для него это было одно и то же: он молчал — вот в чем суть. Вот что режущей болью отозвалось в грудной клетке. Вместо честного разговора он выбрал путь обмана. Какой бы не была причина, Чонгук хотел ее выяснить. Однако больше этого, хотелось выяснить другое — сколько времени Тэхён водил его за нос. — И как давно ты догадывался? — приглушенно спрашивает. Тэхён ёрзает по сиденью и беззвучно шевелит губами, силясь что-то сказать, но не успевает — мыльный пузырь их уединения лопается вместе с прозвучавшим голосом Чимина: — О чём вы там двое шепчетесь? — Застыв в проходе между сиденьями, он поочередно взирает то на одного, то на другого, настороженно встречая поднятые на себя два взгляда. Застигнутый врасплох, Чонгук не сразу соображает, где находиться, а когда связь с реальностью возвращается, он только теперь обнаруживает, что помимо Чимина, в машине присутствовали остальные мемберы, разбросанные по всему салону. От растерянности и досады у него в который раз за утро отнимается язык. У Тэхёна, судя по всему, тоже. — И что с вашими лицами? — вдоволь насмотревшись на двух младших, полюбопытствовал Чимин. — Вы опять посрались, что ли? Когда только успели? — Они ночью делили одну кровать на двоих, могло случиться что угодно, — с легкой иронией в голосе отозвался Джин. — Хён, сейчас, в самом деле, не самое лучшее время для шуток, — осуждающим тоном обратился к нему Намджун, на что взамен получает всплеск комичного негодования: — Йа! Что за необоснованные наезды в мою сторону, да еще с утра пораньше? В каком месте я пошутил-то? Всего лишь констатировал факт, не больше не меньше. Тэхён ведь взаправду ночью уходил в комнату Чонгука. Я сам его до дверей провожал, пока вдохновлял напутствующей речью. Не могли же они вдвоем так долго сидеть, значит, точно лежали, на одной кровати, как любят делать постоянно, только в комнате Тэхёна. А вот ссорятся они там, мирятся, либо творят что-то другое — мне почем знать? Я шпионажем не промышляю. Вот потому и сказал: могло случиться что угодно. — Серьезно, вы такие шумные, — ворчливо пожаловался Юнги, вовремя прерывая затянувшийся монолог распаленного Джина. — Просто дайте им спокойно поговорить. Так тяжело притвориться, что вы ничего не слышите? — Зачем? — тут же встрял с вопросом недоумевающий Хосок, но никто ему так и не ответил. — Я один не понимаю, что тут происходит? — Не ты один, хён, — задумчиво пробормотал Чимин. — Не ты один. Прекращая буравить подозрительным взором Тэхёна и Чонгука, он, отворачивается и падает в одно из кресел, больше не проявляя к ним никакой заинтересованности. Остальные хёны также последовали его примеру. По крайней мере, Чонгук на это надеялся. Очередных комментариев он не выдержит, ему уморительных рассуждений Джина с лихвой хватило. Только глухой не различит в них двусмысленных намеков. Как бы то ни было, оживление в салоне постепенно нарастало, пространство заполнилось многоголосой бессодержательной болтовней, что значительно улучшило общую обстановку. Тэхён, воспринявший ситуацию по-своему, со странной апатичностью, склонив голову вниз, разглядывал собственные пальцы. И Чонгук, оторвавшись от его идеального профиля, угрюмо уставился в точку впереди себя. Он не хотел пока на него смотреть, потому что, во-первых был зол и обижен, а во-вторых — ошеломлен и сконфужен, не только своей буйно разыгравшейся фантазией, но и так некстати появившимися нескромными желаниями, которые Гуку еще предстояло обмозговать. Возобновлять их с Тэ прерванную тему он больше не пытался, время явно было не подходящим, беря в расчёт количество вольных слушателей. Хотя любопытство прямо жгло изнутри, пока в голове крутился целый рой вопросов. Тэхён обязан ему многое объяснить, даже через не хочу. Боковым зрением Чонгук замечает на себе его цепкий взгляд, но отвечать на него не спешит, ждет, или вернее затаённо выжидает, когда его оставят в одиночестве. Такой исход виделся ему вполне обоснованным. Тэхёна возле него больше ничего не держало, он мог запросто пересесть к Чимину, или же к Хосоку, либо к кому-нибудь еще, без разницы, лишь бы оборвать повисшую между ними взаимную неловкость. Однако Гук, очевидно, забыл, с кем имел дело, поскольку Тэхён не был бы собой, если б действовал согласно нормальной человеческой логике. Сперва он вставляет один из наушников себе в ухо. Затем, с предельной осторожностью, словно опасаясь сопротивления, которое так и не последовало, воткнул вторую каплю в ушную раковину Чонгука. Ну, а далее, расслабленно откинувшись в кресле, он укладывает свою голову на плечо Гука, заставляя сердце сбиться с ритма, и следом запускает мелодию медленного трека. Чонгук не успевает проникнутся лирической песней, не успевает даже осмыслить поступок Тэхёна, когда его глаза сталкиваются с глазами Намджуна. В них с легкостью читалось обещание скорой и содержательной беседы. Чуйка подсказывала, что она будет проходить не наедине, а по давно устоявшейся традиции — в присутствии всех семерых мемберов.