DNA

Я вверяю своё сердце твоим рукам, Храни мою душу, Я приму тебя со всем, чем смогу, Ведь ты всегда рядом. Ты наградил меня лучшим даром Из всех, что я знаю, Ты даришь мне цель, Да, ты подарил мне цель. Jungkook — Purpose (cover)

      Непрекращающийся с утра сильный дождь лил стеной, и дорога от дверей минивэна до спасительной крыши гостевого домика оказалась длиннее, чем Чонгук полагал изначально. К тому времени, как он ступил внутрь помещения, его одежда промокла насквозь, создавая ощутимый дискомфорт, а полные воды кроссовки ему даже пришлось оставить на улице, с надеждой, что до того момента как придется уезжать они успеют высохнуть. Стоило честно признать — Гук здорово сглупил, поддавшись на провокацию хёнов, убежденно заявлявших, что он не сможет за один раз перенести в дом все шесть тяжелых пакетов с продовольствиями. Да, он сумел доказать обратное. Сумел доказать, что его мускулатура хоть для чего-то пригодна. Вот только оставаясь единственным вымокшим до нитки мембером, радости от этого нисколько не испытывал. Его нагло обманули, использовали, надавили на самое больное — непреодолимое желание быть во всем лучшим, по итогу оставив в дураках. Умная мысль посетила голову слишком поздно. А поскольку повернуть время вспять не удастся, Гук, смирившись с неутешительными выводами, лишь мельком успев оценить современный стиль общей гостиной, поплелся на кухню, чтобы избавиться от тяжести в руках. — Вау, Чонгук~а, я в тебе ни капли не сомневался, — с притворным восторгом протянул возникнувший за спиной Джин — тот, кто больше всех трещал в машине, что у Гука силенок не хватит. — Я весь промок, — вырвалось огорченным бурчанием. — Тогда тебе следовало прихватить с собой зонт, — прилетает ему, как ни в чем не бывало. И вот каким образом он смог бы его нести? — спрашивается. Чонгук награждает Джина самым суровым в своем арсенале взглядом, на что взамен получает громкий, заливистый смех, отдаляющийся всё дальше и дальше, по мере того, как Джин, оставив позади недовольного макнэ, поспешил вслед за остальными оглянуть весь окружающий интерьер дома, что, кстати говоря, волновал сейчас Чонгука меньше всего. Под безумную какофонию, состоящую из топота ног, шумных разговоров и бурных дискуссий, разносящихся со всех сторон, он, сбрасывая на пол оттягивающий плечо рюкзак, стягивает через голову мокрое худи. Черная футболка под ним влажная и холодная, но ее снимать Гук не спешил, решив немного потерпеть. Он прихватил с собой запасные вещи и переоденется сразу же, как они с ребятами определятся с комнатами и расположатся в них. Невзирая на разочаровывающие погодные условия, о том, чтобы отменить поездку даже речи не заходило. Они же не поход в горы запланировали, а развеяться и хорошенько повеселиться можно и в четырех стенах — так подбадривал Чимин, что вместе с Хосоком, светившимся ярче солнца при любой погоде, подгоняли всех со сборами в общежитии. Еле разодравший глаза Юнги, не будучи столь оптимистичным, в свой черед сварливо пожаловался на перипетии судьбы и тупое стечение обстоятельств, при этом, не обвиняя никого конкретно, что после отважился исправить Джин, иронично проронив: «Только Намджун мог выбрать самые дождливые два дня в году, чтобы организовать отдых для группы». Лидер на явное подначивание, лишь рассеяно почесав затылок, промолчал. А встретившись с его многозначительным взглядом, Чонгук моментально вспомнил об истинной цели их совместной поездки. И вот теперь они здесь, а что дальше — Гук не имел ни малейшего представления. В попытке отвлечься от накатывающих сумбурных размышлений, он хватает со столешницы пульт и верным нажатием на кнопки, поднимает вверх автоматические жалюзи, тянущиеся от потолка до паркетного покрытия. Подойдя ближе к панорамному окну, перед ним тут же открывается вид на внутренний дворик, вмещающий в себя обширную террасу с деревянным навесом и небольшой ухоженный сад. Выглядит красиво, подытоживает Чонгук. Не портит впечатления даже во всю бушующая стихия. Однако появившейся в поле зрения менеджер Кан Сонун, очевидно вышедший на террасу со стороны гостиной — таки портит. Он был тем, кому выпала обязанность отвести мемберов в Чонно-гу. Тем, кто весь непродолжительный путь нагружал их наставлениями и правилами поведения. Тем, кто убивал хорошее настроение и сводил к нулю всё веселье. Нахмурившись, Гук быстро отворачивается, загораясь внезапной идеей присоединиться к хёнам, что, судя по звукам, находились на втором этаже. Но забывая об оставленных им же пакетах с продуктами, спотыкается об один из них, и мало того, что чуть не летит вниз, так еще умудряется рассыпать по полу различные упаковки с сухими закусками. С грустным вздохом оценив содеянное, он опускается на корточки, чтобы собрать всё обратно, но едва успевая закончить, резко замирает, увидев впереди себя знакомые клетчатые штаны, к тому же пижамные, принадлежавшие одному уникальному экземпляру, имевшему смелось свободно разъезжать в таких по городу. Растерянный Гук поднимает глаза наверх, в то же мгновение сталкиваясь с глазами Тэхёна, в которых виднелась не меньшая растерянность. Безостановочное движение губ, хаотичное сплетение языков, блуждающие по телу руки, рваные вздохи, приглушенные стоны, пылающий в груди пожар — всё возвращается: воспоминания, эмоции, ощущения… потребность. Хотелось повторения всего того, что он чувствовал и разделил вместе с Тэ, но не только этого. Ему отчаянно хотелось большего — стать для него тем самым «правильным человеком». Никогда еще Чонгук столько не думал о сексе как за последние несколько часов. Он не мог перестать фантазировать, рисовать в разуме красочные картинки того, как это могло бы быть. Вкусив запретный плод у него внезапно образовалась маниакальная зависимость. А просмотренные и изученные им накануне многочисленные видеоролики и статьи лишь способствовали его развращенной мозговой активности. Они с Тэхёном так и не поговорили о случившемся, но стабильно глазели друг на друга, не одновременно — поочередно, украдкой, словно осторожничая. Чонгук определенно чаще. Он прям сгорал от любопытства, что Тэ думает и чувствует, а поскольку спросить в открытую шанс не подворачивался — приходилось тайком наблюдать. Вот только Тэхён оставался максимально закрытым, в буквальном смысле: еще в общаге как натянул на голову капюшон от серой толстовки, так и поныне находился в нём. В придачу к этому вел себя чудней обычного — слишком тихий, скрытный, сдержанный, он разговаривал лишь тогда, когда к нему обращались напрямую. В общем, напоминал сплошную неприступную крепость, к которой неведомо как подступиться. Вроде и не делал вид, будто между ними ничего не было, однако и не показывал, что что-то было. Хотя если рассуждать здраво, Гук придерживался той же линии поведения. Но им управляла нервозность и робость, а вот что Тэхёном — оставалось загадкой. Повисшая в пространстве тишина уже начинала смущать. Либо же всему виной служил изрядно затянувшийся зрительный контакт. Парадоксально, но раньше они вдвоем могли удерживать его бесконечно. Правда, раньше они просто баловались, спасаясь от скуки, разыгрывали различные сценки, невинные и безобидные. И сейчас уже сложно определить в какой момент их безопасная игра в гляделки перестала являться таковой. Очнувшись от ступора, Чонгук резво поднимается на ноги, бессознательно комкая пальцами пачку снеков, которую не успел уложить в пакет, он силится сказать любую бессмысленную чепуху, но его опережают: — Ты чего застопорил проход? — Из-за плеча Тэхёна выглядывает недоумевающий Хосок, подталкивая того вперед, чтобы пройти самому. — О, и ты тут, — переключился уже на Чонгука. — Почему ты с нами не пошел посмотреть дом? Он на самом деле классный. Ничуть не отличается от тех фоток с сайта, что Намджун скинул в групповом чате. Теперь я действительно понимаю, как сильно он постарался, отыскав для нас идеальное местечко… Хоби тараторил без умолку, не давая вклиниться в свой радостный монолог, поэтому единственное, что делал Гук — энергично кивал каждый раз, как его взор от Тэхёна перемещался на него. Тэ, в то же время, с повышенным интересом рассматривая обстановку кухни, также безмолвствовал. Почему он ночью дал дёру? Может, испугался? Или обиделся? Или пожалел? Чонгук, оставшись в одиночестве, еще долго ломал над этим голову, дотошно перебирая всевозможные варианты. Как бы то ни было, одно не поддавалось сомнению — происходящее на постели ему нравилось. Все его реакции на чонгуковы прикосновения не могли быть поддельными. Так нереально сыграть. В своем желании он был таким же искренним, как и Гук. И наполняющий счастьем факт состоял в том, что от Тэ исходила такая же инициативность и активность. Поцеловавшись по-настоящему, жадно и страстно, они единодушно перешагнули за черту дружбы. Последствия необратимы. Пути назад отрезаны. И зародившаяся в сердце уверенность о взаимности чувств — стремительно росла и крепчала. Чонгук всё сильнее утверждался во мнении, что Тэхён действительно, как и уверяли хёны, испытывает по отношении к нему то же, что и он. Было бы у него еще рвение признать это. Погрязнув в раздумьях Чонгук откровенно залипает, что Тэхён естественно замечает, но на удивление не игнорирует — застыв у другого конца кухонного островка, тоже смотрит, изучающе и пытливо, наплевав на сторонних зрителей, чье количество, к сведенью, значительно прибавилось. — Неплохо бы разобрать покупки, пока там ничего не испортилось, — деловито подметил Чимин, рассматривая склад с продуктами, брошенный Чонгуком абы как. — Вот и займись этим, — входя следом отозвался зевающий Юнги. — Почему сразу я, — тут же донеслось возмущенное. — Будет справедливо, если мы разделим обязанности. Каждый из нас должен быть чем-то занят. — Давайте сперва разделим комнаты, я еще планирую догнать свой сон. — Этот хён с самого пробуждения ворчит, что не выспался, — улыбался Хосок, глядя на пристроившегося рядом с ним Юнги. — Погодите-ка, — тотчас встревает в разговор Джин, до этого втихаря наблюдающий за всеми, а беря в расчёт шкодливое выражение — он однозначно вознамерился блеснуть актерскими умениями. — Что за витающее в воздухе напряжение, м? Я ведь не один его чувствую? А еще этот специфический запах, что-то отдаленно напоминающий, — показательно втягивает в себя кислород крошечными порциями, словно дегустируя. — Ну да, точно — пахнет любовью. Последняя невозмутимо произнесенная фраза заставляет Чонгука шокировано уставиться на хёна. Что он творит? Чего добивается? Не просто издевается же, а намеренно загоняет в угол. И не то чтобы Гук не ожидал от этой поездки чего-то подобного (количество мелких инцидентов уже не сосчитать), тем не менее, всё равно не был готов к такой внезапной атаке. Щекотливую ситуацию спасает лишь то, что каждый воспринимает сказанное по-своему. — Я чувствую только запах чистящих средств, — Хосок беря пример с Джина принюхивается. А потом то же самое делает Чимин, перед тем как вынести собственное заключение: — Мне кажется так пахнет дождь, одновременно сыростью и свежестью. — На нём коалой висит Тэхён, забросив руку на одно плечо, а на второе — уткнувшись подбородком. Он встревожен: белые зубы безостановочно грызли нижнюю губу, суетливо бегающий взгляд не задерживался подолгу на чем-то конкретном. — Вы два слепых болвана, — сгоряча выпаливает Джин, разочарованный неудавшимся представлением, которое по достоинству оценил один Юнги, сходу взбодрившись и повеселев. На переполох в глазах Чонгука он, скрещивая на груди руки, неопределенно пожимает плечами, что и без разъяснений ясно — помогать он не собирается, хотя с превеликим удовольствием посмотрит на дальнейшее развитие событий. — Не понимаю, причём здесь зрение, если мы говорим о нюхе, — после выпада Джина всерьез озадачился Хосок, часто-часто моргая. Ему в ответ раздается раздраженный звонкий окрик — предвестник надвигающейся пылкой тирады, полной комичной драмы. Но ей обрушиться не дает Чимин, перехватив разговорную эстафету: — Хён, — лукаво поглядывает он на застывшего с разинутым ртом Джина, судя по продолжению связав его бредни с амурной неудовлетворенностью. — Думаю, на тебя не слабо так давит возраст. Тебе в срочном порядке нужно в кого-нибудь влюбиться. — Я уже влюблен, в самого себя, — не заставляет себя долго ждать дерзкое и уверенное. И пока Хоби с Чимином давились смешками, Юнги хмыкнул: — Печальная правда в том, что он реально не шутит. — Разве Намджун-хён не выглядит разозленным? — неожиданно прозвучавший голос Тэхёна слегка хрипловатый, но твердый. Заданный им вопрос — не что иное, как хитрая попытка перевести тему в безопасное русло. Тут и дураку понятно. Как бы то ни было она успешно срабатывает. Все, мгновенно притихнув, направляют взгляды в сторону окна, за которым общались Намджун и менеджер Кан Сонун. Лицо последнего не было видно, поскольку тот стоял спиной, а вот лидера — отчетливо, и его выражение впрямь настораживало. Чонгуку пришлось признать — Тэхён не прогадал с отвлекающим маневром. — Не похоже, что он зол, скорее сосредоточен на диалоге, — первым поделился мыслями Джин. — Он всегда так выглядит когда толкает умную речь. Несмотря на его спокойствие, Чонгук не мог отделаться от плохого предчувствия, и чем больше хмурился Намджун, интенсивно жестикулируя, тем сильнее оно возрастало. Хоби вероятно тоже почуяв неладное, принялся взбудоражено выдвигать теории об образовавшихся для группы проблемах и высокой вероятности их скорого путешествия обратно в агентство. На что Чимин, тут же от них отмахиваясь, проговорил, что будь у них проблемы, разговор проходил бы за участием всех мемберов, а не только с Намджуном. Значит, дело там совершенно в ином. Всеобщий обмен мнениями длился ровно до того момента, как с толковым предложением не вмешался Юнги — прекратить им понапрасну гадать, а выйти на террасу и узнать лично. И вроде бы все с ним согласились, но следующее, что они сделали — дружно заткнувшись стали прислушиваться к болтовне на улице. Впрочем, ни черта подслушать они так и не сумели. И не ослабевающий наконец-то дождь был тому виной. Чонгук, обуянный чрезмерным беспокойством, не помнил как раскрыл удерживаемую пачку снеков, не помнил как набил щеки огромным количеством воздушных кружочков со вкусом краба, а потому тщательно работая челюстью, абсолютно не обращал никакого внимания на воспроизведённый собой же хруст, мешающий всем без исключения, как и не видел парочку горящих лазеров, прожигающих ему затылок. — Да ты, видать, прикалываешься, — в конце концов не выдерживает Чимин. Чонгук, оборачиваясь, не ошибается — это адресовалось персонально ему. — Ты же по дороге сюда схомячил четыре корн-дога, неизвестно сколько треугольных кимбапов и хоттоков, так объясни: как ты до сих пор можешь быть таким голодным? Гук под пристальным надзором, прекращая жевать, пристыженно кладет на гарнитур практически пустую пачку. У него в уме вертелось несколько годных оправданий, но высказать их ему не дает вмешавшийся Джин: — Его еще с ночи мучает зверский голод. Верно, Джей-Кей? Использование его имени на английский манер, вдобавок в сокращенном варианте, совсем не удивляет. Поражает другое — неприкрытый сарказм, колкий взгляд и выразительное подмигивание, указывающие на то… Нет! Стопроцентно нет! Джин не может знать о поцелуе. Да и откуда тому знанию взяться? Чонгук ему не говорил. Чтобы Тэхён — по-любому исключено. Он в принципе ни с кем не говорит, с тем же Чимином, возле которого трется уже добрых полдня. Вот только полностью отогнать накатывающие волнами подозрения не позволяли произошедшие ранее инциденты. Те же вверх поднятые большие пальцы, которые Джин впихнул ему в физиономию, когда они поутру столкнулись в дверях ванной, в сопровождении фраз «Отличная работа, поздравляю» и «Ты должен мне денег за наставничество». Сонный тогда Гук, предпочитая излишне не заморачиваться, пропустил их мимо ушей, как и прочие налетающие один за другим шутки, дурацкие и пошлые. Помимо этого, из разума никак не выветривался полученный перед выходом из общаги совет от Юнги, не поддававшийся расшифровке: «Чонгук, — безмятежно изрек тот, покровительственно хлопнув по спине. — В следующий раз постарайся не оставлять свое художество на самом видном месте. А если трудно сдержаться, то хотя бы цветовую палитру выбирай менее броскую». Докинув до имеющейся кучи загадочные полуулыбки Намджуна, ужасающий вывод напрашивался сам собой — вся троица кажись в курсе. Всегда в курсе всего! И вот разбери теперь, они скрытые камеры повсюду напихали? Или прослушку установили? Может кто-то из них владеет даром ясновиденья? Чонгук погруженный в свои думы, натурально подвисает, а потому не слышит направленные в свою сторону остроумные реплики. Однако глухие заслоны падают, когда в вереницу подколов врывается с «невинным» вопросом Хосок: — Кстати о ночи, — лениво затянул он, и по позвоночнику в ту же секунду пронесся неприятный холодок. — Вы парни комнатами махнулись, что ли? — Его палец поочередно указывает то на Тэ, то на Гука, от непонятки захлопавшего веками. — В каком смысле? — оживился Чимин, высоко задирая брови. — Когда я утром ходил их будить, — буднично начал пояснять тот, — Чонгук спал в комнате Тэхёна, а Тэхён в комнате Чонгука. Мне показалось это странным. Что?! — Что? — изумленно озвучил Чимин то, что Гук с трудом удержал в себе. — Как так получилось? — предсказуемо стал допытываться, зыркнув на двух обсуждаемых младших. — И вправду — как? — ехидно поддакивал Джин. — Нам всем очень интересно послушать. Все ждали от них двоих пояснения, но лично у Чонгука его не было. Он даже не пытался его придумать, разум полностью сконцентрировался на полученной новости. Оказывается, Тэхён провел эту ночь в его комнате, хотя говорил, что пойдет к Чимину. И зачем соврал? Чтобы Гук не приперся выяснять с ним отношения в тот же час? Или передумал с дислокацией уже после того как спешно удрал? Как же сложно! С Тэхёном слишком сложно! Вот спроси у него кто-нибудь, какой сверхъестественной способностью он хотел бы обладать — без раздумий бы ответил: читать мысли Ким Тэхёна. Тогда бы ему не пришлось так муторно долго анализировать каждое его слово и действие. Заглянув в мозг, сразу получил нужную информацию. Просто, легко, и что самое важное — быстро. Гук не сводит с Тэхёна немигающего взора, улавливает его смятение, фиксирует малейшее движение. Отстраняясь от Чимина, он, словно стараясь найти применение рукам, затягивает потуже шнуровку капюшона, отчего его лицо смешно округляется. Его глаза на короткий миг встречаются с чонгуковыми, а затем он запрокидывает их ввысь, параллельно выдавливая: — Я очень поздно вернулся после кинотеатра. А поскольку Чонгук~и уже уснул лежа на моей кровати, чтобы его не тревожить, я решил уйти в его комнату, — выкрутился искусно и вполне логично. Гук не впервой оккупирует постель хёнов, а конкретно тэхёнову — чаще, чем чью-либо. С этим доводом не поспоришь. И, наверное, уже можно было расслабиться — очной ставки не предвидится. Но не тут то было.  — А почему ты вообще притащился в общежитие посреди ночи? Разве не собирался заночевать у своего друга? Пак Богом-щи, не так ли? — Джин докапывался с упорством охотничьего пса. Настырный и неугомонный. Чонгук силой воли душил в себе острый порыв наброситься на него, скинуть на лопатки и хорошенько помять бока. Но интуиция нашептывала, что сорвавшись, он лишь выдаст себя, да потешит остальных. Они с Тэхёном как бы в одной лодке, причем дырявой, потонет один — потонет и второй. — Это я попросил его вернуться, — выдает на выдохе, перетягивая внимание присутствующих от замявшегося Тэхёна на себя. Чонгук не стал врать. И честно говоря, он дико устал выдумывать отговорки и выкручиваться. Устал бояться. Он не стыдился своих чувств. Больше — нет. После поцелуя принял их окончательно и бесповоротно, потому был готов поведать о них прямо здесь и сейчас, даже невзирая на леденящий душу страх подвергнуться осуждению. Однако у него не было такой же уверенности насчет Тэхёна. По своим скрытым соображениям тот избегал правды, увиливал от прямоты, и до тех пор, пока Гук не выяснит причину, он постарается подыграть ему. — Зачем ты попросил Тэхёна вернуться? — Чимин подозрительно щурится, поддаваясь слегка вперед, когда Чонгук фокусируется на нем. Сказать, что переживал? Или рубануть как есть, признав, что сходил с ума от ревности? Не мог глаз сомкнуть, не зная, что эти двое дружбанов делают наедине? Навоображал себе всякого, закипая от злости? Либо же… — У него есть собственный дом, — вообще-то общежитие, но не суть. — Есть собственная комната и кровать. Так с какой стати ему проводить ночь где-то еще, — особенно у друга-актера, не внушающего доверия. — Он должен спать у себя, — вырвалось резковато, поэтому Гук поспешил исправиться, смягчая тон: — С такими мыслями я отправлял Ви-хёну сообщение. — Вернее песню, но лучше обойтись без уточнений. — У нашего макнэ столько агрессии, — прокомментировал Хосок, впечатлённый приступом чонгукового красноречия. — На самом деле выглядит устрашающе. — Раздулся как воздушный шар, — внес свою лепту Джин, посмеиваясь. Чонгук не видел реакцию других хёнов, круг обзора сузился до одного человека, взирающего на него совершенно по-иному, не так как прежде. Во взгляде Тэхёна появилось нечто новое, что-то такое возвышенное и насыщенно-яркое, отчего перехватывает дыхание. Но оно с непостижимой быстротой исчезает, стоит заговорить Чимину: — Это уже ни в какие ворота не лезет, — негодующе пыхтел, дергая Тэ за рукав, чтобы тот посмотрел на него. — До тебя разве еще не дошло? Да он же управляет тобой, — подразумевает естественно Гука. — Ведет себя как твой хён, а ты ему позволяешь. Ничего не хочешь предпринять, пока окончательно не лишился авторитета? Чимин в своем репертуаре — ярый защитник возрастной иерархии со всеми ее вытекающими. Но не Тэхён, и не с Чонгуком. Он не придавал значения их двулетней разнице, плевал на формальности, не пользовался тем, что старше. И на претензию Чимина он мог с легкостью задвинуть любую бессвязную чушь. Он в этом мастак. Но Тэхён почему-то колебался, что, разумеется, заметили все. Наверное, поэтому, смиловавшись, ему на выручку пришел Юнги, любезно подсказав: — Чонгуку можно всё — это должно быть те слова, которые ты подыскиваешь. Что он имел в виду, Гук не совсем догнал. Впрочем, как и некоторые собравшиеся. — Йа, хён! — высокий фальцет принадлежал Чимину. — Физическое преимущество не дает никакого права Чонгуку верховенствовать над нами.   — Не парься, ему позволено верховенствовать только над Тэхёном, — успокоил его Юнги, наряду с этим заставил призадуматься всех до единого. — Так что ж выходит, — натужно старался подытожить Хосок, — статус макнэ с сегодняшнего дня официально передан Тэхёну. — Хоба, ты безнадежен, — диагностировал Джин, сокрушенно качая головой. Чем дальше, тем больше создавалось впечатление, что они все разговаривали на разных языках. Кто о чём — неясно. Походило на сплошной нелепый фарс, которому положил конец звук входящего уведомления на телефон Тэхёна. Вытащив его из кармана и мельком взглянув на экран, он, не упуская возможности избежать дальнейших расспросов, смылся из кухни. Следом за ним зашевелились и остальные. Джин и Юнги с воинским видом таки двинулись на террасу к Намджуну. Чимин неохотно принялся разбирать покупки, приобщая к увлекательному процессу Хосока. И пока то же самое предложение не поступило Чонгуку (кусок жареной свинины он уже отработал, исполняя роль носильщика) он, на лету схватывая свои вещи, поторопился догнать Тэхёна. Его он застает застывшим между лестницей на второй этаж и длинным диваном, повернутым в сторону плазменного телевизора, прикрепленного к стене, при этом активно печатавшим текст, немалых объемов. Чонгук не скрывал своего присутствия, намеренно не смягчал шагов, и уж тем более не подкрадывался, но Тэхён, стоя к нему спиной, всё равно дергается, прежде чем обернуться. — Ты напугал меня, — беззлобно укоряет, сверкая широко распахнутыми глазами. — Ходишь как привидение. Чонгук не обманывался озорным тоном и насмешливой гримасой. Тэхён его не проведет. То, что плескалось на дне его расширенных зрачков — куда убедительнее аргумент, что ему вовсе не безразлично ни столкновение лицом к лицу сейчас, ни пережитая близость ранее. «Что ты делал в моей комнате? Тоже, как и я не спал? Не находил себе места? Воспроизводил в памяти каждое мгновение поцелуя? Прокручивал их на репите сотни раз, желая повторения? Тоже ощущал себя беззащитным и потерянным от величины растущих чувств, рвущихся из сердца, но не находящих выхода?» Чонгуку нет нужды спрашивать. Тэхёну нет нужды отвечать, зеркала его души и без того отражают истину. — Скоро они все будут знать, — тяжело сглатывая, произносит, намекая ему о Хосоке и Чимине. — Старшие хёны над этим постараются, ты же сам видел, — и не просто видел — участвовал. А прячась дальше, они будут только сильнее подстегивать их на очередные дразнилки. — Поэтому давай признаемся первыми, — осмеливаясь, предлагает, подходя ближе и набирая уверенности в голосе. — Расскажем им всю правду. Посоветуемся с ними как правильнее поступить, чтобы не навредить группе. Всемером попытаемся отыскать лучший выход. Под напором убеждений Тэхён слово уходит в себя, однако это не мешает Чонгуку продолжить: — Они ни за что не отвернутся от нас, обязательно поддержат. Тем более Джин-хён и Юнги-хён уже подтвердили, что не против. Намджун-хён пообещал, что поможет нам со всем разобраться, даже с агентством. Он ведь спланировал эту поездку для тебя и меня, потому что уверен, что наши чувства взаимны, — на чертах напротив проскальзывает болезненная эмоция и Гуку хочется верить, что он интерпретировал ее верно. — Хён? — тихо зовет и взгляд Тэхёна вновь становится осознанным. — Ты и я… Мы… — пульс внезапно подскакивает, горло сдавливает, мешая закончить ровно и связно. — Мы можем попробовать…быть вместе. Я готов рискнуть, если ты готов. В последнем предложении отчетливо сквозит вопросительная интонация, и Чонгук терпеливо ждет от Тэхёна реакции. Хоть какой-нибудь. Смотрит на него внимательно, перекидывая взор вниз, когда он нервно облизывает свои губы. Вспыхивает надеждой, когда он сам подходит еще ближе, расплываясь в мягкой улыбке, протягивает руку к его волосам, перебирая передние пряди, а потом одним махом гасит теплившийся в груди огонек: — Ты сейчас так сильно напоминаешь мне щеночка. Ужасного мокрого, но невероятно милого. Исходящая от Тэ нежность притягивает, побуждает поддаться ей. А вот слова наоборот отталкивают. Гук душится противоречиями, но не отбрасывает его руку. Непроизвольно ведет языком по внутренней стороне щеки. Гнев слегка притупляется. Стоило догадаться, что так и будет. — Не обращайся со мной как с ребенком, особенно когда я пытаюсь поговорить с тобой серьёзно. Это раздражает. — Оборонительная стратегия Тэхёна раздражает. Он использует её не впервой — выставляет Чонгука дитём малым. С чего бы? — Но ты же и есть ребенок, — без запинки заявляют ему. — Малыш Гук~и. Длинные пальцы от его волос перемещаются под подбородок и слегка щекочут. Игривая улыбка преобразовывается в прямоугольную, фирменную. Чонгук, плотно сжимая челюсти, бесится. Изнутри. И вовсе не от действий Тэхёна, физический контакт с ним ему приятен в любой форме. Выводит из себя та недрогнувшая непоколебимость, с которой он обозвал его «ребенком, а потом еще в придачу «малышом». В прямом смысле. Без скрытого подтекста. Чонгук ловко перехватывает его кисть, не грубо, а деликатно. Просто держит, не сжимает. И пожелай Тэхён вырваться — смог бы с легкостью. Тем не менее, он этого не делает. Он лишь пряча улыбку, убирает дурашливую маску. Выглядит напряженным и сконфуженным. — Единственный кто из нас двоих ребенок — это ты, — обвиняя, понижает тембр, сдерживаясь, чтобы не ткнуть в Тэ пальцем, для пущей убедительности. — По крайней мере, пытаешься им казаться… Но мы больше не дети, хён, — факт, подкрепленный неоспоримыми доказательствами. — Ночью мы лежали на одной кровати. Мы касались друг друга и целовались. Взасос. Твой язык орудовал у меня во рту. Да я буквально твои слюни глотал. И знаешь что? Мне понравилось, — внутренние шлюзы в нём окончательно прорываются, выпуская наружу неудержимый словесный поток. — Мне понравилось всё, что мы делали. Настолько, что я ни о чём другом больше думать не могу. Смотрю на тебя и представляю, как снова прикасаюсь к тебе. Смотрю на твои губы и мечтаю лишь о том, чтобы снова ощутить их на своих. В моей голове всё еще звучат твои стоны. Я постоянно фантазирую о близости с тобой. И мое тело реагирует странным образом. Я не могу контролировать его. Оно словно живет отдельной жизнью. Мне стыдно и неловко. Со мной такое впервые, я будто бы помешанный на сексе и до ужаса напуганный этим. Хочу, чтобы всё поскорее прекратилось. А для этого мне нужен ты. Чонгук выдыхается, еще плохо соображая, что вывалил на Тэхёна, в откровенной панике уставившегося на него. — Т-ты не такой, — едва ли не шепчет он, только неизвестно кому — себе или Чонгуку. А затем, отбирая руку, отходит назад. Ненамного. Но всё же. — Что это значит? — теряется Гук. Ударившая по барабанным перепонкам мелодия звонка не дает ему получить объяснение. Как в замедленной сьемке Тэхён, опуская взгляд на стиснутый в левой ладони телефон, читает имя звонившего: — Богоми-хён. Что ему надо?! Вчера не наболтался, что ли? — Не отвечай, — резко просит. — Давай поговорим… Пожалуйста, хён. Им необходимо столько всего прояснить между собой. Однако Тэхён так и не поднимает головы, а Чонгук инстинктивно отступает, отдаляется от него еще на шаг, улавливая за спиной голоса ребят, нежданно ворвавшихся в гостиную. Вселенная явно против. На задорное предложение Хосока сыграть в дартс, Чонгук оправдываясь промокшей одеждой, отказывается, и, обходя Тэхёна стороной, несется по лестнице на второй этаж. На пятой ступеньке он слышит, как тот всё-таки принимает вызов. На восьмой его наконец-то осеняет пониманием, во что вылился его безумный монолог. Из двоих расположенных друг напротив друга комнат Гук залетает в правую, и, закрывая за собой двери, прижимается к ней лбом. Биться об твердую поверхность бесполезно. Сказанного это не отменит. Да и башку амнезией не обеспечит. Вот почему он не может никогда вовремя захлопнутся? Наговорил Тэхёну весь тот бред, зачем? Он ведь так хорошо начал, разумно и обоснованно, как положено взрослому здравомыслящему человеку, коим он хотел себя показать. Тогда как его угораздило скатиться до уровня неудовлетворённого парнишки выклянчивающего секс? Какой-то кошмарный кошмар! Тэхён теперь точно считает его извращенцем. И после такого наверняка будет избегать. Снова. Преследующий злой рок, не иначе. Всякий раз стремясь сблизиться с Тэ — он ненамеренно отталкивал его еще дальше. С себя ответственности не снимешь. Но если копнуть глубже — во всем виноват мозг, отказывающийся полноценно функционировать при прямом контакте с Тэхёном. А еще предательское сердце, влияющее на эмоции и заставляющее, без предварительной фильтрации, ляпать всё подряд. Кажись, любовь действительно делает из людей идиотов, а некоторых исключительных особей — озабоченных идиотов. Чонгук кисло морщится собственным выводам и, насилу отлипая от двери, поворачивается, оглядывая пространство впереди себя. Небольшая комната вмещала шкаф, комод, высокое зеркало и двуспальную кровать. Общая композиция выдержана в спокойных, светло-коричневых тонах. Гук, закидывая рюкзак на покрывало, сперва переодевается в сухие футболку и треники, а затем достает свое бесценное сокровище — профессиональный фотоаппарат — вечный спутник в любой поездке. Он знает все его свойства, всё содержимое, но удобно усаживаясь, всё равно по-новому изучает. Не отрицает, что попросту оттягивает время, не желая покидать приделы безопасного уединения. «Ты не такой» — эхом проносится в голове. Какой — не такой? Недостойный? Неподходящий? Не соответствующий критериям идеального парня? У Тэхёна вероятно имеются свои вкусовые предпочтения, и в отличие от Чонгука, который только недавно открыл для себя радужный однополый мир, у него они формировались годами. Так какие парни его привлекают? Чонгук до этого мало над этим задумывался, а после неоднозначных слов Тэхёна, к нему уродливыми когтистыми лапами начала подкрадывается неуверенность. Подходит ли он вообще Тэхёну? — заполнился рассудок дилеммой. Сам он никогда не видел в себе ничего примечательного. Тот же Пак Богом намного симпатичнее. И богаче, а значит успешнее. А еще взрослее, а потому умнее и опытнее. К тому же он высокий. Счет явно в пользу актера. Чонгук прерывает течение мрачных мыслей, когда осознает, что, пялясь в одну точку, чересчур сильно стискивает ни в чем неповинный фотоаппарат. Возьми чуть больше сожми и разлетится вдребезги. Глубоко вдыхая и выдыхая, вроде расслабляется. Ему бы сейчас в тренажерный зал, чтобы отвлечься и прийти в норму. Или в студию вокала, пение также способствовало релаксации. Или же ему срочно требуется с кем-нибудь поговорить. Толковым. Кто тоже проходил через первую влюбленность и смог бы поделиться опытом. На ум первым делом упали родители, однако звонить им и сообщать о своих чувствах к Тэхёну по телефону, лишь ради того, чтобы получить дельный совет — не самое лучшее решение. К тому же, Чонгук здорово сомневался, что осилил бы такой подвиг даже вживую — еще один пункт в списке его основных проблем. Поэтому оставались лишь хёны. Те самые, что, кажись, вспомнили про его существование. Джин орет ему с первого этажа, что они все заждались его на террасе, а поскольку Гук упрямо не откликался, тот, долго не перебирая методами, прибегнул к подлому шантажу: — Если ты не спустишься сам — я приведу Тэхёна спустить тебя. И позову всех посмотреть на это. Всех, Чонгук, — жирно подчеркивает. Метод оказался действенным, Чонгук, резво вскакивая с постели, послушно потопал вниз. Победную лыбу Джина он полностью игнорирует, сохраняя покер-фейс, гордо идет на шум, развернувшего совещания, доносящего с улицы. Его появление большого фурора не вызывает, хотя взгляды он притягивает. Ловит на себе даже тот самый значимый, вызывающий бешеное трепыхание бабочек в животе, но ответить на него не может — жгучий стыд мешает. Хосок, подпирая одну из опорных балок навеса, упрекает его за долгое отсутствие. На что Гук, оглядываясь, виновато лепечет нечто невразумительное. Взор падает на массивный, деревянный стол, облепленный с двух сторон: с одной — Юнги и Чимином, со второй — Тэхёном. Стул рядом с последним пустует, но Гук выбирает тот, что стоит во главе стола. Намджун, отхватив себе подвесную скамейку-качели, слабо раскачиваясь одной ногой, зорко следит за всеми его передвижениями, сверкает дразнящими ямочками, но к счастью никак не комментирует. Как и Джин, принявшийся осматривать установку гриль-барбекю. Он сегодня шеф-повар, вся готовка возложена на его широкие плечи. — Представляешь, мы остались одни, — оповещает его Чимин, листая новый выпуск журнала Grazia, на обложке которого, по случаю выхода первого сольного микстейпа, красовался Юнги. — Намджун-хён выбил для нас полную свободу. Будет сверх тупостью не воспользоваться такой возможностью, так что мы просто обязаны оттянуться за эти дни на всю катушку. — Эй-эй-эй, — мигом притушил Намджун развернувшийся массовый кураж. — Полная свобода вовсе не означает, что вам разрешено шастать по округе. Примите к сведенью — за территорию дома ни ногой, это касается всех. И неважно будете вы пьяными, злыми или обиженными, — твердо припечатывает. — Я взял за вас ответственность, поэтому отнеситесь к этому серьезно. Даже с отсутствием занозистого менеджера Кана, за что Гук был более чем благодарен лидеру, правила для мемберов оставались прежними — ничего не крушить, не топить, не палить, и в целом не уподобляться неандертальцам. Повторная лекция прошла успешно. Ирония в том, что большинство правил в первую очередь касались самого Намджуна — Бог разрушений всё-таки. — Мы в тюремном лагере, что ли? Почему столько всего запрещено, — Джин завел свою излюбленную шарманку, изливаясь в жалобах, в том числе на дождь, грязь и отвратительную работу гидрометцентра, прогнозом которого вряд ли кто-то интересовался. Но ввязываться в споры никто не стал, проще дать ему выговориться. Молча внимая, Чонгук не зная, куда еще смотреть, сосредотачивается на выгруженных из коробки банках пива. Потакая спонтанной прихоти, он тянется за одной из них. Вскрывает железное кольцо, присасывается к отверстию и, запрокидывая голову, глоток за глотком опустошает примерно до середины — самое то для пересохшего горла. Его не волнует взгляд исподлобья от Чимина, дрогнувшие уголки губ Юнги, а также энергичные постукивания пальцев Тэхёна о жестяную поверхность его напитка. Он пьет обычную колу. — Знаете, — притворно откашлявшись, вновь заговорил Намджун. — Я тут подумал, что могли бы использовать эту поездку с пользой. Не просто отдохнуть и выпить, а поболтать о всяком. Тем более мы давненько вместе не собирались. — Мы же вместе отрывались в Каннаме, — напомнил Хосок. — То была пьянка с нашим агентством. Намджун имеет в виду только нас семерых, — возразил Юнги. — Ну, тогда во время нашего камбэка, — соглашаясь, исправился тот. — Кажется, мы отмечали победу на Music Bank. — Неа, — присоединился к обсуждению Чимин. — Тогда с нами не было Тэхёна. Верно, его не было. Он развлекался со своим неотвязным другом Богомом. Воскресшее неприятное воспоминание вынуждает Чонгука вновь припасть к пиву, иссушая горьковатую жидкость до дна. Да он нарушает свой же запрет, наложенный в то похмельное утро, когда он поскандалил с Тэхёном в танцзале Биг Хит-а, однако по-другому достичь ту небывалую легкость в разуме и приятное тепло в теле у него бы не получилось. Напиться и забыться — его девиз, который, судя по всему, Тэхён разгадал. Чонгук сдвигает брови к переносице, наблюдая, как он безмятежно переставляет банки пива на столе подальше от него. Рвется успеть забрать последнюю оставшуюся, но и та стремительно исчезает. Вместо алкоголя перед ним появляется невесть откуда взятое банановое молоко — напиток, предназначенный для детей. Полагая, что Тэ над ним издевается, Гук осмеливается заглянуть ему в глаза, но различает в них лишь искреннее беспокойство и заботу. Кроме прочего осознает, что до этой минуты страшась его игнора, делал это сам. — Вот видите, — на фоне звучал Намджун. — Мы даже не можем вспомнить, когда в последний раз тусовались все всемером. Пора бы вернуться к нашей старой традиции, укрепить имеющуюся связь. У каждого из вас должно быть накопились переживания и тревоги, которыми вы бы хотели поделиться. Возможно своими проблемами… Или же секретами, — с заминкой добавляет, кидается намекающими камушками и они иллюзорно ударяются об двух застывших младших. Чонгук, не усидев на месте, подрывается, и, берясь за свободно болтавшийся на шейном ремешке фотик, отходит к низкой ограде, окружающей площадку террасы — внезапный порыв вдохновения потянул его заняться фотографированием. — Секретами? — цепляется за последнее слово Чимин. — У нас нет друг от друга секретов. — Отвечай за себя, — флегматично изрекает Юнги. — Ничего себе, хён! У тебя что, есть от нас секреты? Есть. Как минимум один известный Гуку. — Естественно, — подтверждает Юнги. — Как и у всех собравшихся здесь. Предположение или достоверная инфа — тяжело разобрать. Тем не менее, все упомянутые призадумались. Тот же Хосок почесывая шевелюру, рылся в черепушке, выискивая любую мелкую утайку. — Но у меня их нет, — опомнившись, возгласил Чимин. — Я перед вами чист и прозрачен как стеклышко. — Просто потому, что ты не умеешь хранить секреты. Даже свои собственные. Они вылетают из тебя на автомате, — поддел его Джин, уже после того, как Юнги скептически фыркнул. Чимин дулся и пыхтел, но опровергнуть подколку не мог. — Подождите, — озаряясь, мигом привстает со стула. — Получается у вас у всех есть секреты… И у тебя тоже? — его сверлящий взгляд направлен на Тэхёна. — Нашёл кого спрашивать, — насмешливо протянул Джин, не давая Тэ и рта раскрыть. — Тэхён у нас один большой знак вопроса. Человек-феномен с массой загадок. — У тебя на самом деле есть от меня секреты? — упорно допрашивал Чимин без тени улыбки на лице. — Ты ведь в курсе, что я тебе этого не прощу. Тэхён отреагировал на угрозу дрогнувшим голосом: — Не говори так. — Да ладно вам, ребята, — подсуетился Намджун, пока легкий ветерок не перерос в торнадо. — Никаких семейных драм, мы приехали сюда не за этим. — Верно, — поддержал его Джин, не изменяя своей комичной манере. — Воздержитесь от разборок хотя бы до вечера. Мне еще готовить. Ненавижу это делать в плохом настроении. Постепенно обстановка разрядилась. Чимин стушевавшись и сев обратно, вернулся к изучению журнала, периодически зачитывая вслух цитаты из интервью крутого рэпера под псевдонимом Agust D. Ему доставляло истинное удовольствие дразнить Юнги. Как, впрочем, и Хосоку, успевшему переслушать все выпущенные треки и с тех пор величать его не иначе как «гениальный Шуга». Чонгук тоже их слушал, а потому считал, что данный ему титул вполне заслуженный. Юнги определенно стеснялся, но с пафосной миной отрицал это. Джин в то же время развлекал Намджуна историями со своих недавних сьемках шоу, где участники боролись за звание лучшего повара среди айдолов. Тэхён неизменно сидел в телефоне и с кем-то активно переписывался. Чонгук, перестав щелкать унылый серый пейзаж (моросящий мелкий дождь никак не затихал) в какой-то момент переключился на мемберов. Оставаясь в стороне и полностью отдавшись захватывающему процессу, непрерывно фиксировал их эмоции, движения, жесты, общие взаимодействия, старательно выбирал ракурс и использовал разные элементы окружающего пространства, чтобы снимки выглядели гармоничными и красочными. К Тэхёну его тянуло мощным магнитом, сопротивляться которому было бесполезно. Сдаваясь, Чонгук наводит на него объектив камеры, приближает фокус, и, концентрируясь на любимых чертах, давит на кнопку затвора. А затем снова и снова. Он нереально красивый, эстетическое наслаждение для глаз, и ему даже позировать не нужно, чтобы считаться лучшей моделью. Его большие глаза, украшенные длинными ресницами, заслуживали отдельного кадра. Так же как и аккуратно очерченный нос, с маленькой родинке на кончике. А еще губы: пухлые, влажные и невообразимо нежные. Тэхёну свойственна нежность, поцелуй явственный показатель. Он ласковый, добрый, забавный. Единственный в своем роде. Вспышка прозрения приводит Чонгука к откровению — ему нет необходимости формировать собственные предпочтения или составлять критерии идеального парня, потому что Тэхён весь, сверху донизу, был для него идеальным. И ему так сильно хотелось сделать его своим. Когда Чимин, в очередной раз подтрунивая над Юнги — обозвав его позы на фотоссесии излишне сексуальными — разворачивает журнал и демонстрирует остальным, Тэхён бессознательно тянется вперед, чтобы рассмотреть поближе, отчего натянутый на макушке капюшон сползает немного назад, в тот же миг обнажая перед Чонгуком то, что, помимо пронесшегося в мыслях «ого», заставляет его сердце совершить двойной кульбит. Слабо улыбнувшись, Тэ возвращается в прежнее положение, не забывая поправить сместившуюся ткань, но Гуку было достаточно, чтобы разглядеть и успеть заснять. Открывая фотку и увеличивая масштаб, убеждается, что у него нет зрительных галлюцинаций. Вот они — три пятнышка разного по интенсивности окрашивания на боковой части тэхёновой шеи. Засосы или как их тактично именовал Юнги «художества». Зато теперь стало ясно, что их выдало. Оказывается, всё так элементарно просто. И детективные навыки не требуются. Видимо устав от подшучиваний, летящих со всех сторон, Юнги намереваясь удрать, напоминает всем про всё еще не поделенные между собой комнаты, а у него, между прочим, по расписанию необоримый сонный час. Сложность ситуации в том, что спален в доме всего три: одна внизу и две наверху. То есть по двое мемберов на каждую. А это значило, что какому-то неудачнику придется спать на диване в общей в гостиной. И само собой добровольно им становиться никто не желал. Во избежание ссор оставался единственный выход — сыграть в камень-ножницы-бумага. Чонгук не мог с точностью определить, что им двигало — внутренний импульс, несущийся по крови азарт, хмель ударивший в голову, или же четкость поставленной цели. Тем не менее, на выжидающие взгляды хёнов собравшихся вокруг стола и готовых немедля приступить к игре, он, удивляя сам себя, уверенно и ровно произносит: — Я хочу быть в одной комнате с Тэхёни-хёном.