DNA

Когда ты говоришь, что любишь меня, Такое чувство, что я иду по небу. Расскажи мне о вечности еще раз. Когда ты говоришь, что любишь меня, Мне просто нужны слова, Что ты никогда не передумаешь еще раз. BTS — Best of me

      Когда бантаны в первый раз переезжали в другое общежитие, оставив тесную, одну на всех коморку позади, Тэхён и Чонгук были теми шустрыми мемберами, которые сразу же заголосили, что хотят стать соседями по комнате. Тем не менее, на изъявленное обоюдное желание получили категорический отказ. Главная причина — они и поодиночке слишком беспокойные и шумные, а в тандеме так вообще неизбежный ядерный взрыв: оглушающий и разрушительный. Поселить их вместе значило бы навсегда лишиться сна и покоя, чего допустить ни в коем случае нельзя. По крайней мере, так им пояснили хёны. Вот так по итогу и вышло, что Тэхёна поневоле присоединили к Чимину и Хосоку, а Чонгука — к Намджуну. Когда через пару лет группе довелось снова переезжать — в новом, намного большем помещении хватало комнат почти на всех парней, кроме двоих, пока что неизвестных избранных, кому предстояло делить одно пространство на двоих. И вновь недолго думая Тэ с Гуком были теми, кто с горящими глазами добровольно предложили свои кандидатуры. Ожидаемо ответ был неизменным — нет. Причины оставались прежними. Вот только на этот раз против выступили не только хёны, переживавшие за свой отдых и ментальное здоровье, но и их менеджеры, наверняка получившие команду свыше. Таким образом, каждому из ребят досталась своя комната, кроме Чимина и Хосока, что через длительную общую дискуссию, опять-таки оказались в одной. И всё же, несмотря на явное разделение, Тэхёну с Чонгуком всегда удавалось оставаться рядом. Что в первом, что во втором случае они всё равно спали в одной комнате, даже в одной кровати, при всём том, что никаких протестных настроев у них не было, так получалось само собой — возникнувшая между ними связь, крепкая и нерушимая, делала из них парочку неразлучников, вечно таскавшихся друг за дружкой. Хёнов это поначалу беспокоило, но со временем они привыкли и смирились. Более того, вовсе перестали придавать значение их взаимному притяжению и круглосуточному времяпровождению вдвоем. В отличие от агентства, устроивших «приватную беседу» и определенно рассчитывавших, что методика шокинга и запугивания отдалят их друг от друга. Но как позже выяснилось — результат оказался совершенно противоположным. Ведь от судьбы не уйти и не сбежать, никому не изменить, повлияв на ход событий, её остается лишь принять, потому что какой шаг не сделай, в какие обстоятельства не попади — конечный путь давно предопределен и неизменен. Два сердца бьющихся в унисон, невзирая на многочисленные преграды и любое расстояние, так или иначе, окажутся вместе. Чонгук, озвучивая свою необдуманную просьбу, вспомнив прошлое, затаенно выжидал чего-то похожего — хёны отшутятся, посмеются, и, назвав уйму одних и тех же доводов, откажут. Поэтому для него становится полной неожиданностью, когда Джин, первым поборов безмолвное оцепенение, неожиданно принимает правила новой игры, резко вскидывая руку и заявляя, что хочет быть в одной комнате с Чимином, на что тут же получает от последнего ошалелый взгляд. Впрочем, Джин не теряется, а становясь рядом с ним, ненавязчиво приобнимает, при этом незаметно подмигивает Гуку, словно они в тайном сговоре. А затем приходят в себя и остальные хёны. Хосок, с ходу сориентировавшись, быстро пододвигается к Юнги, делая свой выбор, отчего опешивший Намджун, видимо понимая, что становится тем самым лузером, кому уготован диван в гостиной, широко разводит руками с выражением глубокой обиды. Оно и понятно — идея с отдыхом принадлежала ему, да и вся организаторская робота тоже лежала на нём. Он вложил в общую поездку много времени, денег и усилий. Вот только всё это перечеркивал один существенный недостаток — Намджун храпел, причём очень громко. Такое ему предоставили объяснение. И Гук как никто мог подтвердить, что так оно и есть: разделяя с ним небольшую комнатушку, будь готов все часы вместо просмотра сновидений слушать виртуозные носовые рулады. Намджуна, естественно, данный аргумент не устроил, поэтому он тут же залился возмущенной речью, намеренно давя на совесть мемберов, взывая к их благоразумию. А поскольку стратегия не особо-то срабатывала — после тоже принялся перечислять недостатки каждого. В результате всё переросло в бурный, безостановочный балаган, которым задело и Чонгука. Правда, в форме благодарности за то, что он без споров забрал себе Тэхёна, потому как тот в групповом рейтинге шел прямиком за лидером и во время сна превращался в невыносимую липучку: ложась с ним в одну кровать — в любом случае станешь его живой подушкой, которую обкрутят всеми четырьмя конечностями. Однако если для других это была малоприятная перспектива, то для Гука вполне приемлемая. По сути, текущий расклад его полностью устраивал. Что же до Тэхёна… Было сложно судить, потому как он лишь с неприкрытым удивлением поочередно зыркал на всех, кроме макнэ, тем не менее, его с ним соседства не оспаривал, да и вообще в разговор не вмешивался. Вел он себя все также тихо, даже замкнуто — совсем нетипичное для него поведение, не оставшееся незамеченным, особенно старшими хёнами. Возможно, по этой причине они прекратили глумиться над двумя младшими, больше не ставя их в неудобное положение. Чонгук на подсознательном уровне чувствовал, какой ожесточенный бой шёл у Тэхёна в голове, видел, как он отражался во всех его движениях. Да, прицельно смотрел, выставляя себя дураком, но поделать с собой ничего не мог. Серьезный, сосредоточенный на собственных мыслях Тэхён — то ещё зрелище: диковинное, волнующее, и немного устрашающее. Гук не впервые подмечает, что по мере взросления черты его лица поддались изменениям, прежде плавные мягкие линии заострились, стали более очерченными, почти что скульптурными. И без своей фирменной улыбки, когда уголки пухлых губ были опущены вниз, с нахмуренными бровями и острым, как бритва взглядом, направленным в одну точку, он казался необычайно суровым, будто бы окруженным какой-то давящей темной аурой, исчезнувшей ровно в тот миг, как, поднеся сжатый кулак ко рту, Тэ, всё еще пребывая в задумчивости, начинает грызть зубами краешек выступающей ногтевой пластины большого пальца, хотя от этой вредной привычки он избавился уже давненько, однако её нынешнее возвращение явно свидетельствовало о наивысшей степени его нервозности, не поддававшейся контролю. Чимин, находящийся возле него, тоже обращает на это внимание. С выражением обостренного интереса, он несильно стукает его по руке, заставляя очнуться и оторваться от вредного занятия. Строгий образ Тэхёна тотчас исчезает прямо на глазах, сменяясь хорошо знакомой дурашливостью — ловкий трюк с целью усыпить бдительность своего одногодки, что, несомненно, срабатывает. Чимин расслабляется, а затем вовсе переключается на Юнги, когда тот, покидая террасу, благополучно выхватывает из его ослабевших пальцев журнал со своим изображением, благодаря которому уже было потеряно бесчисленное количество нервных клеток. Чимин, смеясь, кричит ему вдогонку, что всё равно заберет его обратно, он, между прочим, еще не все фотки рассмотрел, на что Юнги в ответ, даже не оборачиваясь, молчаливо машет ему украденным журналом, после чего скрывается в стенах дома, однозначно намереваясь следующие несколько часов провести в постели. Сон — его любимое развлечение. Так уж вышло, что Чонгук тоже поспал, хотя точно не собирался. В тот момент, когда Джин из оставшихся мемберов начал подбирать себе ассистента на кухню, интуиция вынудила его сбежать, причем, не мешкая и не оглядываясь — с большей долей вероятности выбор всё равно бы пал на него. Поднявшись в их с Тэхёном комнату, ту самую, которую успел забить ранее, Гук крошечной частью себя верил на скорое появление в ней своего соседа, который не особо-то торопился: по своей воле или нет — кто его знает. Разложившись на кровати и просматривая очередной обучающий ролик о техниках поцелуя (жизненное правило «должен быть во всём лучшим» не оставляло альтернатив) Чонгука попросту вырубило. И не то чтобы было скучно — очень даже познавательно, но тут, помимо общей утомленности, а также вымотанной мыслями головы, успешно сыграл фактор непогоды. Дождь действовал на сознание похлеще снотворного. Проснувшись, Гук сразу же отметил несколько удивительных вещей. Во-первых, он был укрыт второй половиной одеяла, на котором умостился. Во-вторых, занавески были плотно задернуты, не давая проникнуть свету с улицы. А в-третьих, его айфон вместе со скрученными наушниками аккуратно лежал на соседней подушке, хотя по идее, беря в расчет его вращения, должен был находиться где-то под ним. Всё указывало на то, что в комнату кто-то заходил. И этот кто-то проявил по отношению к нему заботу. Среди шести возможных человек, разум целиком заполонил один, как только взор невольно упал на стоящую рядом с чонгуковым рюкзаком коричневую дорожную сумку, владельца которой ни с кем не спутаешь. Тэхён. Он был здесь. Всё проделанное — его заслуга. И понимание этого подарило непередаваемое ощущение разливающегося по нутру тепла, словно из-за плотного занавеса грозовых туч внезапно пробилось яркое солнце, согревая и заряжая лучистой энергией. — Ты там читаешь или просто с придурковатой улыбкой пялишься на пачку? — ироничный с примесью раздражения голос Джина заставляет Чонгука прервать размышления и перевести бездумный взгляд от удерживаемой упаковки с древесным углем на стоящего вблизи хёна, по всей видимости, не выдержавшего его длительного бездействия. Стоило заметить, участи порабощенного Гук так и не сумел избежать. От Хосока, Чимина и Тэхёна — проку никакого. Никто из них даже нормально нож не в состоянии держать, не говоря уже о чем-то большем. А тут так удачно появившийся в поле зрения «золотой макнэ», на то и золотой, что априори обязан уметь делать всё. И хочешь не хочешь — постоянно приходилось доказывать, что так оно и есть. — Хватит строить грязные планы на ночь, — между тем язвительно продолжил Джин. — Лучше займись настоящим делом, — акцентировано стукнул ладонью об гриль установку. — Ничего я не строил! — моментально среагировал Гук, давясь возмущением. Грязные планы? Что за нелепость? — Твоё покрасневшее лицо говорит об обратном, — парирует Джин, досыпая поверх: — Кстати, напоминаю, наши комнаты находятся напротив, стены тонкие, а у меня чуткий слух. Так что вы, ребятки, уж там постарайтесь приглушать свои звуки, мне лишний стресс на психику ни к чему. Позади раздался отрывистый, вне всякого сомнения, притворный кашель, напоминающий про нахождение на террасе Намджуна. Окончательно присвоив себе скамейку-качели, он, нацепив специальные очки для зрения, с важным видом читал какую-то философскую книгу, по его же словам, вдохновляющую на написание текстов для будущих песен. В отличие от остальных, его отрабатывать ужин осознанно никто не призывал — не только дом целее будет, но и он сам. Вдобавок ко всему, жаркая дискуссия по поводу делёжки комнат для него абсолютно ничего не решила. Совесть взыграла у всех, хотя признаваться в этом никто не стал. Именно поэтому огорченному, но не потерявшему оптимизма, ему снисходительно предоставили возможность без излишней суеты просто наслаждаться отдыхом, чем тот и рад был воспользоваться. Явно услышав всё сказанное, он смотрит поверх книги, но не на полного смущения макнэ, а на довольного созданным эффектом Джина, и прочищает горло, прежде чем обратиться к нему: — Не думаю, хён, что они готовы к чему-то подобному. Джин, не прекращая лыбиться, недоверчиво хмыкает: — Судя по отметинам на шее Тэхёна — Чонгук уже давно готов, — нарочно делает паузу, чтобы ехидно закончить, — без подготовки рвануть в бой. Гук отчетливо чувствовал, как жаркая, багряная краска спустилась на шею, постепенно продвигаясь еще ниже. Что этот хён несет? Совсем обезумел? Насмехается. Разбрасывается двусмысленностями. Играет на публику. Зритель-то один, к счастью. Но всё равно стыдно. А Гук только было поверил, что с издевательствами покончено. Рано радовался — называется. Джин намеренно выводил его из себя, доводил до точки кипения, ловя от этого огромный кайф. — Хм, — сощурившись, оценивающе всматривается. — А вы случайно с Тэхёном ещё не?.. — вопросительно задирает бровь. И Гук, сам не ведая зачем, оторопело спрашивает: — Что? — Ах, нет, — с уверенностью констатирует Джин, глядя уже на лидера. — Ничего у них еще не было. У Чонгука всё тот же взгляд — наивного паренька, не познавшего всех прелестей взрослой жизни. С окончанием тирады последняя струна терпения лопается. Чонгук, решительно сжимая челюсть, резко скидывает на пол пятикилограммовую упаковку с углем, после выпрямляется, вызывающе расправляет плечи, напрягает мышцы туловища и рук, с удовольствием хрустит шеей в обе стороны — в общем, всем своим видом демонстрирует полную готовность приступить к жестокому акту возмездия над чрезмерно говорливым хёном. Само собой, он блефовал, но старательно сохранял невозмутимость. — Йа! Ты чего удумал?! — воскликнул Джин, наблюдая за его подготовительными манипуляциями. — Готовишься врезать мне, серьезно?! — панически повышает тон и предусмотрительно отходит назад. — Так вот для чего ты качался? Чтобы побольнее дубасить своих хёнов, да? И что, теперь думаешь, я боюсь тебя? Ага, как бы ни так, — дерзко фыркает, притворяясь храбрецом. — Ладно, так уж быть. Я не сторонник любых насильственных действий, но твоя взяла. Давай выясним здесь и сейчас, кто сильнее, — после чего принялся нарочито медленно подворачивать рукава розовой толстовки, вызывая у Чонгука веселую усмешку. — Вы же взаправду не собрались устроить тут потасовку? — вмешался Намджун, испытующе поглядывая на двух заигравшихся мемберов, отличавшихся лишь по возрасту, но не по уму. — Я обязан преподать этому мелкому наглецу урок, — авторитетно сообщил Джин. Намджун полностью забив на свою книгу, захлопывая её и кладя рядом, сперва окидывает взором расслабленно стоящего Чонгука — в предвкушении ждущего своей участи, а затем сосредотачивается на продолжающем копошиться Джине — мастерски оттягивающем время. Около минуты молчит, формируя выводы, и, в конце концов, выдает: — Хён, тебе бы не помешало научиться объективно оценивать свои силы. — Эй, ты что, на его стороне?! — Джин смотрит на Намджуна с невысказанным упреком: «как ты мог не поддержать меня?», на что ему в ответ прилетает безмятежное: — Я ни на чьей стороне, но за твою целостность я переживаю больше. Просто смирись, у тебя против Чонгука нет ни единого шанса. — Знаешь, Намджун~а, я в тебе очень сильно разочарован. — Знал бы ты, хён, как сильно я разочарован своим спальным местом на ближайшие две ночи. Но такова реальность, ничего с этим не поделать, приходиться привыкать, — Намджун не язвит, хотя в интонации отчетливо звучит горечь от обиды и несправедливости. Сцена с максимальным уровнем драматизма. Чонгук, закусывая нижнюю губу, упорно подавлял смех. Джин, закатив глаза, едва сдерживался от многословного комментария, так и рвущегося из него, однако мудро выбирает тактику — не усугублять. Обсуждать наболевшие проблемы лидера у него желания не было, продолжать бойцовские разборки очевидно тоже — нет смысла ввязываться в то, что заведомо проигрышно. В какой-то момент он вспоминает о начатых и случайно забытых им кулинарных делах, поэтому излишне эмоционально жалуясь на подпорченное настроенье, что однозначно скажется на качестве приготовляемых блюд, он спешно уносится на кухню, оставляя после себя долгожданную тишину, длившуюся не так уж долго. Гук даже не успевает сообразить, с какого бока ему подойти к собственной задаче, когда Намджун внезапно интересуется: — Надеюсь, ты не обиделся на Джин-хёна. Его методы могут быть несколько напористы, но помыслы абсолютно чисты. Он лишь всячески пытается подтолкнуть вас с Тэхёном к совместному разговору. А шутки для него — как способ достижения цели. Не принимай их слишком близко к сердцу, ладно? — Я всё понимаю, потому и не обижаюсь, честно, — обдумав ответ, произносит Гук, стараясь быть искренним, но вместе с тем твердым в своем суждении. — Просто есть темы, которые я не хочу поднимать и обсуждать ни с кем, кроме Ви-хёна, потому что они касаются только нас двоих. И мне не особо приятно, когда кто-то шутит над этим, даже если это делается с добрым умыслом. Тема его интимных отношений с Тэхёном — вот что имелось в виду, другого рода шутки ему не в тягость перетерпеть. Намджуну разъяснения не требуются, он согласно кивает, превосходно уловив суть — по серьезному взгляду видно. Помимо этого, в его глазах крутится различное множество тревожащих вопросов, которые он всё же не задает. Возможно, оставляет их на потом. Или же, помозговав, решает уважить чужие границы, тем самым позволяя двум проблемным младшим самим разбираться между собой. Когда Намджун возвращается к чтению, Чонгук, избежав допроса, выпускает вздох облегчения. Запуская пальцы в собственную шевелюру, он небрежно откидывает назад мешающие волосы, а после наконец-то приступает к возложенной на него обязанности. С дальней комнаты на первом этаже доносился смех и оживленная болтовня ребят. «Бесполезное трио» — так обозвал союз ТэЧиХо Джин — еще полчаса часа назад ушли будить Юнги, и пропали с концами. В чем причина — неизвестно. Хотя, зная, каким вредным и медлительным бывает спросонья Юнги — задержка вполне логична. Как бы там ни было, Гук абстрагируется от шума, не обращает внимания ни на кого и ни на что вокруг, всецело фокусируется на внутреннем монологе, обдумывая как лучше поступить. С установкой гриль-барбекю он имел дело впервые, потому сомнения являлись полностью обоснованными. В итоге решает для начала поднять металлическую решетку. Затем, небрежно вскрыв бумажную упаковку, высыпает на дно емкости древесное сырье, равномерно распределяя. Следом берется за бутылку с горючей жидкостью и локализовано поливает тонкой струей, стараясь не переборщить. Ну и напоследок самое страшное. Меж двух зол — разжигателем и спичками — выбирает второе, запаливает одну тонкую, и, отходя подальше, кидает вовнутрь. Его воображение рисовало ему вспышку необъятного пламени, но возгорания вообще не происходит — спичка, не долетая, тушится на полпути, вынуждая его повторить попытку. В общей сложности — четыре раза. В результате смекнув, что этим можно заниматься бесконечно, меняет подход, осмеливаясь всунуть руку внутрь конструкции, при этом всячески успокаивая себя, что не станет человеком-факелом. Конечно, если не станет. Ведь в таком случае худшей трагикомедии не придумаешь. — Будь осторожен, это может быть опасно, — низкий, наполненный беспокойством голос, раздавшийся совсем рядом, парализует Чонгука на несколько тягучих секунд. Буквально заставляя себя сдвинуться, чтобы скорее закончить начатое, он, не дрогнув, запаливает угли, одновременно с тем приглушенно выговаривая: — Честно говоря, я без понятия, что делаю. — Даже если так, у тебя отлично выходит, — убежденно заявляют ему с хорошо различимыми нотками восхищения. Невысокий огонь, переливаясь яркими красками — от светло-оранжевого до темно-красного — производил гипнотический эффект. Чонгук совсем немного любуется проделанной работой и только после этого переводит любопытный взгляд на Тэхёна. Неужели теперь так будет всегда в его присутствии? Овладевающая робость? Смятение? Волнение? Необъяснимое притяжение, когда вроде бы уже стоишь близко, но хочется подойти еще ближе, чтобы полностью проникнуть в личное пространство. А еще возникающий банальный страх что-нибудь не так сказать или сделать. Гук-то может — проверено не единожды. Молчание, разумеется, тоже не вариант. Вот только как вытянуть из себя хоть что-то, когда Тэхён так внимательно смотрит на него, тщательно исследует своими глазами его черты, в какой-то миг, останавливаясь на губах. В голове тут же застучала шальная мысль, что он думает о поцелуе с ним. Либо же — прокралось запоздалое подозрение — Тэ видел, какого рода видосы он просматривал, перед тем как вырубиться. И мелкая дрожь, прокатившаяся по телу, появилась далеко не оттого, что его, кажется, словили за неподобающим занятием, а потому что ему невыносимо желалось прямо сейчас применить теоретические знания на практике, уже не повторяя своей прошлой ошибки. Будь у него новый шанс — он без спешки и без излишнего натиска обязательно бы продемонстрировал Тэхёну всё, на что способен. — Видишь, у тебя получилось. Сказанное путает Гука, поскольку мозг был занят перевариванием другой информации, однако Тэ в данную минуту смотрит на пламя, что проясняет ситуацию. — Это оказалось не так уж и сложно. Определенно сложно. И энергозатратно. И чуточку страшно. Но фигушки он признается в этом Тэхёну. В его глазах ему хотелось быть сильным, смелым, надежным… взрослым. В разуме до сих пор сидела занозой его фраза про ребенка. И то, что Тэхён, по всей видимости, считал его таковым — угнетало. К тому же не слабо. Насколько Гук уяснил, у Тэ имелись свои заморочки, и наверняка в большом количестве. У него самого они тоже были, и хоть он не преодолел их все, зато уверенно переступил, ради своих чувств. Ради Тэхёна. И тот сможет. Ему просто требуется время. — Врунишка! Ты же весь издергался, пока боролся со спичками, — Тэ подлавливает его и одаривает мягкой улыбкой, что вызывает ответную — лукавую, потому как Гук тоже его подловил. — Ты следил за мной. Спокойствие и непринужденность стремительно слетают с Тэхёна, когда он начинает торопливо оправдываться: — Я не следил, а наблюдал, потому что переживал за тебя… Ты же мог пострадать. — Намного больше я пострадаю, если ты продолжишь отвергать меня, — вылетевшая рискованная предъява, сглажена неуклюжим флиртом, таким приторным, что Чонгуку становится слегка не по себе. Заигрывать, как выяснилось, он тоже не умел. Впрочем, попытка того стоила. Подтверждением служила пронесшаяся гамма эмоций по лицу Тэхёна. Среди всех Гук четко различает удивление, неловкость, вину и сожаление. Последние два вызывают наибольший интерес, и не только потому, что они самые выделяющиеся, но и потому что он улавливает их далеко не впервые. Посторонний разговор на фоне побуждает Тэхёна повернуться на звук. Повторяя за ним, Чонгук мельком косится на болтающих Намджуна и Хосока, а потом возвращает взор на Тэ. Смотрит, как он изящно поправляет пальцами отросшие волосы, что настойчиво лезли в глаза, как снова прячет руки в карманах толстовки, как тяжело сглатывает, думая о чём-то своем. Следы собственной несдержанности прикрыты серой тканью, но факт неизменен — они там, на шее: лиловые, бордовые, по краям желтоватые. Бесспорно, большей частью себя Гук жалел о содеянном. Боль — последнее, что он хотел бы причинить Тэхёну. А засосы они ведь ничем не отличаются от гематом, полученных в результате травм: и те и другие приносят болезненные ощущения. Однако при всём этом что-то эгоистичное, глубоко сидевшее внутри, билось в радостном экстазе и никак не утихомиривалось, вовсю гордилось поставленному на тэхёновом теле «штампу принадлежности». Путаница в разуме изводила. Чонгука подмывало то ли извиниться перед Тэ, то ли сдернуть с его головы тканевый заслон, чтобы хвастливо продемонстрировать всем остальным своё творение. Ничего из этого он не делает. Явившийся Чимин не только спасает его от неверного выбора, но избавляет Тэхёна от необходимости озвучивать любой ответ. Он подвижный, суетливый, общительный, с его приходом натянутая атмосфера, царящая до этого, испаряется. Капюшон Тэ тоже не дает ему покоя, причём еще с общежития. Он предпринимает очередную попытку стянуть его, но снова терпит поражение — Тэ привычно сопротивляется, не позволяя лишить себя прикрытия, ему так комфортно и точка. Чимину такое поведение не кажется странным. Новообретенная причуда Тэхёна — вывод, на котором он останавливается. То же самое было с «парадной» пижамой и смятыми задниками обуви. Присоединившийся к их компашке Хосок, отвлекает его от добродушной критики, втягивая беззаботную болтовню, пока чуть позже появившийся Джин, упрекнув всех за лодырничество, не заставляет каждого трудиться. За Чимином и Тэхёном он деловито закрепляет расстановку посуды. А вот Хосока направляет в дом, чтобы тот отыскал и принес два недостающих стула. Чонгук добросовестно исполнял свою миссию. Пользуясь щипцами, ловко один за другим переворачивал ломтики сладко шипящего самгёпсаля. Кухонными ножницами аккуратно разрезал на маленькие кусочки. Зорко следил за тем, чтобы мясо не подгорало и не пересушивалось, а оставалось упругим и сочным. Между тем, дивный аромат дурманил голову, забивался в легкие и, оседая в желудке, провоцировал протяжное урчание, в который раз напоминая, насколько Гук был голоден. Несмотря на это, он не торопился и не ныл, а еще — стоически молчал. Даже когда Джин специально подгонял его и закидывал остротами. Даже когда другие мемберы, усевшись за стол, шутливо бранили его за нерасторопность. — Кстати, хён, помнится, ты должен был помогать Чонгуку, — раззадоренный Чимин подначивал Юнги, не спешившего активничать и вносить вклад в совместную трапезу, да и в целом прибывшего как раз к началу застолья. — Вообще-то я оказал ему услугу, дав возможность проявить себя, — через небольшую заминку беспечно роняет тот, получая взамен скептический смешок: — Ты же отговоркой просто прикрываешь свою лень, не так ли? — Жизнь — это бесконечная череда препятствий. Мир огромен, суров, и он не терпит слабаков. Чонгуку предстоит еще через многое пройти и многому научиться. — Что за поучительные замашки, — состроил недоуменную мину Джин. — С чего вдруг тебя понесло рассуждать о жизни и мире? Еще и Чонгука умудрился приплести. — Похоже, этот хён до сих пор не проснулся, — улыбчиво высказал Хосок общую мысль. И словно в подтверждение Юнги, откидываясь назад, громко зевает. В последние дни он очень много работал, продвигая свой микстейп, вследствие чего его теперь повсюду преследовала вялость и сонливость. Все это понимали, оттого лишний раз не тревожили. А потому его ничегонеделанье совершенно никого не заботило. Однако шутки же шутить никто не запрещал. — Всё в порядке, — живо отозвался Чонгук, пока не начали выискиваться помощники. — Я сам справлюсь. Тем более осталось не так уж много. Посчитав, что достаточно, он перекладывает готовые дымящиеся кусочки в глубокую тару и ставит перед хёнами, давится слюной, но сразу же приступает к приготовлению следующей порции. Полученная дружная похвала, доносящаяся в разных вариациях, дарует ему удовлетворение, что множится во сто крат, когда Тэхён сняв первую пробу, энергично кивает головой — довольный вкусом, а потом блаженно прикрывает глаза. Видно же, что актерствует, при этом сильно переигрывает. Поймав на себе зачарованный взгляд Гука, он будто что-то надумав, резво берется за лист периллы, намазывает поверх остро-сладкий соус, накладывает немного риса, ломтик мяса, чуточку нарезанных овощей, тянется за зеленью… А что было дальше Чонгук пропускает — Чимин остановившийся перед ним подносит к его губам такой же, но уже завернутый съедобный конвертик, и Гук, по инерции открывая рот, с благодарностью принимает его. Тщательно пережевывая, один за другим распознает все используемые ингредиенты. А когда Чимин предлагает сделать еще один, он соглашается, при этом на радостях просит его добавить намного больше острого перца чили. Он обожал огненную пищу, мог заглатывать ее килограммами и не морщиться. Что не скажешь о Тэхёне. Он практически никогда не ел острого, организм не принимал, даже съев совсем чуть-чуть, у него непременно появлялись боли в животе. Наверное, поэтому лицо Тэ исказилось страдальческой гримасой. С чего бы еще его настроению так резко портиться? — Чонгук у нас такой старательный и ответственный, совсем уже взрослый. Внезапный выброс лести от Намджуна обескураживает. А вот полный ступор наступает, когда тот следом добавляет: — Разве он не похож на идеального бойфренда? — Скорее на типичного хулигана, — без колебаний делится мнением Джин, обводя палочками в воздухе силуэт Чонгука. — Будь у него татуировки на руках — вполне сошел бы за участника уличной банды. — Настоящий бэд бой, — с преувеличенным энтузиазмом заключает Хосок. — Только гляньте на него, — рассмеялся Чимин, указывая на Чонгука, что вырвавшись из отупения, выглядел одинаковой мерой задумчивым, воодушевленным и польщенным. — Ему нравится идея. — Мне нравится, — согласно закивал Гук. У большинства его кумиров были татуировки, и Гук тоже был не прочь иметь их. Однако вся загвоздка в том, что он айдол, а для них разукрашивать свое тело — неприемлемо. Конечно же, и без бунтарей в индустрии не обходилось. Но сможет ли он стать одним из них? Пройти против системы? Впрочем, не занимается ли он тем же сейчас? Влюбившись в парня, добивается его, вместо того, чтобы подавить, идущие вразрез с установленными порядками современного общества, чувства? А ведь масштабы сопротивления здесь намного больше, чем узко очерченные рамки кей-поп культуры. Но разве его это останавливает? Абсолютно — нет. Для достижения некоторых целей цена не важна. Готов ли он заплатить некую цену в угоду самовыражения? Время покажет. Тихо сидевший с краю Тэхён цепко всматривается в него, вероятно в уме дорисовывает на оголенных участках его кожи различные чернильные картинки — хмурится, но отворачиваясь так ничего и не произносит. Пока другие распивали пиво и соджу, он потягивал из банки колу. Чонгук аналогично игнорировал спиртное. И хоть никаких «грязных планов» он, в самом деле, не строил, но всё-таки планировал сегодня откровенно поговорить с Тэ. А для этого ему нужен был трезвый рассудок. — Я тут недавно просматривал фанкамы с наших последних концертов, — вновь заговорил Чимин, в перерывах между поглощением пищи. — И заметил кое-что очень забавное… — чего оно касалось или кого догадаться не трудно — его озорной взгляд был устремлен на Гука. — Чонгук, танцуя, постоянно высовывал свой язык наружу. Он такие сексуальные фортели им выделывал, — изобразил для наглядности, и определенно выглядело пошловато. — Клянусь, никогда прежде такого не видел, я даже немного покраснел. Вот тогда-то ко мне и пришло осознание, что наш макнэ реально вырос. — Я правда так делал?! — не мог поверить Гук, поскольку сам не замечал за собой такого. Чимин утвердительно кивает, врать ему не имело смысла, потому вывод напрашивался один — Гук действовал безотчетно. Другого объяснения тут нет. Или есть? — Играться языком — главная фишка Тэхёна. Он так фанатов соблазняет, — с насмешкой бросает Джин, чем вызывает бурную реакцию Тэ. — Ничего подобного! — моментально вспыхивает он, вместе с тем расплескивает напиток, резко дергая рукой. — Это всего лишь моя давняя привычка. — Давняя привычка, которой ты совершенно случайно заразил Чонгука. Теперь других вариантов не остается, Тэхён~а, ты должен проявить смелость и взять на себя ответственность. В комичную речь Джину удается вложить тайный подтекст, известный не всем. Но Чонгук понимает. Тэхён очевидно тоже. Растерянный, он замолкает, после чего, выхватывая бумажные салфетки, принимается увлеченно оттирать со стола пролитую колу. — Неужели кто-то удивлен такому исходу? — как бы невзначай интересуется Юнги, неотрывно смотря на Тэ. Вопрос никоим образом не касался скопированной Чонгуком тэхёновой «фишки», но Чимин явно был не в курсе. — Лично я — нисколечко, — самодовольно тянет он. — Всегда говорил и никогда не устану: если что-то сделает Тэхён, то это обязательно сделает и Чонгук. Раньше Гук с пеной у рта доказывал бы, что сказанное — ложь и он не повторюшка. Сейчас же ему ничто не мешало согласиться с тем, что Тэ для него — отличный пример для подражания. Гука завораживала его способность преображаться на сцене, становиться дерзким, раскованным, обольстительным — талант, которого ему самому недоставало. Он не говорит об этом вслух, беззаботно пожимает плечами, параллельно с тем вслушиваясь в последующие слова Намджуна, пронизанные весельем и спокойной обреченностью: — Эти парни становятся всё больше похожими друг на друга. В один прекрасный день мы совсем перестанем их различать. Слишком преувеличено — считал Чонгук. Да, у него с Тэхёном много общего, можно утомиться перечислять, однако внешность же у них совершенно разная. Как вообще можно сравнивать несравнимое? А потому утверждение лидера максимально абсурдное и неаргументированное. Хотя оно, судя по всему, приходится по душе остальным, в частности Хосоку: — Мы сможем различать их по телосложению, — от собственного гениального предложения его аж подбрасывает. — Просто представьте, что будет, если Чонгук не прекратит так часто зависать в тренажерке? — спрашивает и сам же с задором отвечает. — Он разрастется до размеров Халка. Дождавшись, когда хёны отсмеются, Гук только тогда с фальшивой грустью бросает: — Даже если бы хотел — это физически невозможно. Закончив эксплуатировать гриль установку, он падает на единственный свободный стул рядом с Чимином, с ходу набрасываясь на еду. Многословная дискуссия по поводу его маниакальной одержимости тренировками в какой-то момент перекидывается на обсуждение его нечеловеческого аппетита, словно у него насчитывался не один желудок, а целых четыре и каждый необходимо заполнить. Чонгуку нечем оправдаться, он с достоинством принимает безобидные подколки, набивая щеки всем подряд, и в особенности налегая на роллы с тунцом, которые Чимин неустанно подкладывал ему в тарелку. Им, по всей видимости, двигала не столько доброта, сколько чисто спортивный интерес — как много сможет поглотить младший. И Гук, как всегда принимая вызов, не намеревался так легко сдаваться. Тэхён, расположенный по другую сторону стола, периодически посматривает на него, всякий раз с разным выражением, что крайне интриговало. Чонгук подлавливает его, потому что занимается тем же — глазеет, не способный остановиться. Всё чаще ему казалось, что Тэ изучает его, ищет на нём что-то нужное для себя, нечто такое загадочное, что Гук никак не мог распознать, как бы сильно не старался. Удивительный парадокс. Фактически он перед Тэхёном словно «распахнутая книга» — открытый, честный, прямолинейный. Приняв решение не наседать, терпеливо ждет от него взаимности, хоть одного добровольного шага навстречу. Тогда почему Тэ упорно делает вид, будто он скрывает от него что-то очень-очень важное, служившее огромным препятствием, не дающим ему принять себя и свои чувства. Почему именно видит в нём преграду? Ведь вся проблема заключалась только в его нежелании искренне поговорить. Отбросить непроницаемую маску, за которой ему было удобно прятаться. От чего он вообще прячется? Чего настолько боится, что не может сказать прямо? Чонгук, облокачиваясь на спинку стула, шумно вздыхает, то ли от гнетущих мыслей, то ли от переизбытка продуктов в организме. Расценив, что имеющегося внутри недостаточно — заливает всё поверх сладким газированным напитком, достигая той степени пресыщения, когда кажется, что вот-вот лопнешь. Тем временем на город опустились сумерки, роняя на окружающее убранство густые вечерние тени. Включенное уличное освещение привлекает незваных гостей — крылатых насекомых, что становятся причиной дикой паники Хосока. Как только очередной ночной мотылек появляется в зоне его видимости, он, с громким вскриком подрываясь, отбегает подальше и не возвращается до тех пор, пока угроза не исчезает. Своей беготней туда-сюда он смешит всех, даже таких же боязливых мемберов с опаской взирающих на пролетающую мимо мелкую живность. Тэхён один из них — он дергается, изредка вжимает голову в плечи, но насиженного места храбро не покидает. Вытягивая свои ноги под столом, он случайно задевает ноги Гука, сам пугается — округлившиеся глаза выдают, но к немалому удивлению не отодвигается, оставляет нижние конечности в прежнем положении, позволяя их стопам соприкасаться. Чонгук, сохраняя неподвижность, не знал, как реагировать. Блуждающая до этого в голове безумная идея — стать персональным тэхёновым стражем и отгонять от него назойливых насекомых — вылетает одним махом, сменяясь животрепещущим вопросом, есть ли тайный знак в его действиях? Или же ему просто хочется, чтобы он там был? Скорее всего, так и есть. Снова ищет смысл там, где его нет. Отвлекаясь, он вслед за хёнами поддерживает новый закинутый Намджуном тост. Тот с неуемным красноречием выдумывал всё больше и больше поводов для выпивона. И кого лидер при этом пытался споить — не ясно. Гук, так же как и Тэ, упрямо не пил. Два трезвенника против пяти пьянчужек — счет определенно не в пользу первых. Два раздельных мира, в котором большинство пытается всеми доступными методами затянуть к себе меньшинство. Чимин, подогретый градусами, никак не отставал от него. Когда настойчивые уговоры не дали ожидаемых результатов, он подключил тяжелую артиллерию, всё больше втягиваясь в занимательную игру под названием «заставить макнэ выпить». От слов, так сказать, перешел к физическому воздействию. Подносил к его губам стакан с алкоголем, вынуждая Гука изворачиваться и крутить головой, словно в припадке. Смеясь, награждал шлепками и щипками. Всячески тянул за одежду, не давая вырваться и сбежать. В безбожно растянутый, от его же деяний, ворот футболки, просовывал холодные руки, бессовестно грея их об разгоряченную кожу Гука, отчего тело непроизвольно дергалось как от электрошокера. А поскольку жертва упрямо не сдавалась, он, вконец раскуражившись, решился на использование более изощренной пытки — в момент усевшись на чонгуковы бедра, вознамерился залить в него алкоголь насильно. Во всем происходящем безумии, активно сопротивляющемуся Чонгуку, только и оставалось, что гадать — почему Чимин с таким же упорством не пристает к Тэхёну? Ради справедливости мог бы и его помучить. В ту же секунду взор непроизвольно цепляется за Тэ, и Гуку приходится резко проморгаться, поскольку он совершенно не ожидает застать его таким — не просто раздраженным, а явно взбешенным, ошеломляюще злым, прямо-таки готовым метать через глаза смертоносные молнии. Что это с ним? И куда, кстати, подевались его ноги? Гук больше не ощущал исходящее от них тепло. Контакт безвозвратно утерян. — Йа, Чимин~а, самое время закругляться. — Пока другие молчаливо взирали на развернувшееся перед ними развлекательное представление, Юнги единственный, кто пришел на помощь Гуку. — Давай уже слезай с Чонгука, и завязывай лапать его во всех местах. — А почему нельзя? — всерьез озадачился Чимин, тем не менее, все же угомонился и послушно пересел. — Потому что не всем нравится смотреть на это. Предоставленный выдержанный ответ порождает еще больше вопросов. — Кому не нравится? Тебе? То, с каким потрясением глядел Чимин, дожидаясь пояснений, вынуждает Юнги не только пожалеть, что он вообще вмешался в ситуацию с двумя мелкими балбесами, ревнующими друг друга по малейшему поводу, но и нехарактерно для себя, разволновавшись, инфантильно психануть. — И мне тоже, — резво выпаливает, при этом кривясь от натуги. — Вот, лучше на, — стараясь уйти от дальнейших расспросов, принимается накладывать в Чиминову тарелку целую кучу разнообразной еды, — поешь нормально, а то только и делаешь, что пьешь. Завтра будешь ныть, что всё болит. — Куда мне столько, хён! — запротестовал Чимин, с ужасом глядя на образовавшуюся перед ним гору. — Мне же нельзя. Ты ведь знаешь, как легко я набираю вес. — Да ладно, прекращай загоняться из-за всякой ерунды, — лениво отмахнулся Юнги, и необдуманно добавил, совершая грубейшую ошибку: — К тому же округлым ты выглядишь намного симпатичнее. — Ты издеваешься?! Невинный, казалось бы, комплимент воспринимается Чимином величайшим и непростительным оскорблением. Вес для него — глобальная проблема. Правда, лишь в его понимании. Он чаще других сидел на диетах. Мог голодать долгими днями, хлебая одну только воду, всё ради того, чтобы узреть на весах желанную цифру. А если её не достигал — впадал в уныние, терял самооценку, заставляя всех кругом переживать и массово убеждать его, что никаких проблем с лишними килограммами у него нет. Даже сейчас, старшие хёны наперебой, подключая весь имеющийся ораторский талант, занялись тем же. Чонгук не участвовал в этом, ему не давал покоя Тэхён. А если конкретнее — его скачущее вверх-вниз настроение и непонятное поведение. То он расслабленно улыбается, то обижено замыкается. То сам идёт на сближение, то внезапно отдаляется. И что за вспышка злости без определенной на то причины? Странно, Гук чувствовал за собой вину, но хоть тресни, не мог догнать от чего конкретно. Складывалось впечатление, что он упускал что-то важное, для себя ценное, находящееся настолько близко, что достаточно немного потянуться, чтобы, ухватившись, точно заполучить. Вот только увертливая суть, шустро размахивая хвостом перед самым носом, ни в какую не давалась в руки. Тэхён пронзительного взгляда упёрто не замечал, хотя бесспорно его ощущал. От дискомфорта он ёрзает по стулу, дергает плечами, словно сбрасывая с себя лишнюю ношу, выразительно перебирает гримасами, подбирая нужную маску, чтобы спрятать свое истинное состояние. Но, даже чуть погодя расслабившись и перестав суетиться, его выдают губы, которые он без устали то облизывает, то грызёт. Гук всецело сосредотачивается на них, безбожно залипает, бессознательно проделывая со своими те же манипуляции. Дискомфортно уже ему, потому что зрелище притягивает, будоражит, неосознанно провоцирует, вынуждая полностью забыться. Разделяющий стол кажется помехой. Чужое присутствие тоже. Голоса хёнов звучат где-то далеко на фоне. Также как и мелодия включенного ритмичного трека. Кто о чём говорит, по какой причине смеется — не имело значение. Мягкая, розовая плоть в тисках белоснежных зубов целиком завладела его вниманием. Однако в какой-то неуловимый момент все движения напротив останавливаются, терзаемые губы замирают, и Гук, вырвавшись из продолжительного транса, поднимает глаза чуть выше, сразу же сталкиваясь с потемневшими глазами Тэхёна. Он знает его мысли, знает, какие желания бурлят в нём — Чонгук не способен скрыть это. Да и незачем, сам ведь давеча бездумно выложил ему всю правду. У него в черных зрачках, полностью затопившим радужку, беспрерывно бегущей строкой написано «Хочу». И Тэхён, засматриваясь, читает. Вот только не он один, к огромному сожалению. В обзор внезапно вторгается чья-то рука, эффектно упавшая на плечо Тэхёна. Пару мгновений, опомнившемуся Гуку требуется, чтобы установить ее владельца. Джин, расположенный по левую сторону от Тэ, весь светится рождественской гирляндой от той пакостливой затеи, что ворвалась в его гениальный разум. В правой ладони у него затиснут телефон. Через динамики вырывался знакомый бит в сопровождении дерзкого рэпа от Agust D — он же Мин Юнги, которого очевидно до этого всячески подкалывали. И судя по тому, как неприятно сжало внутренности, теперь то же самое ждало Чонгука. — Эй, ребята, — заголосил Джин, быстро водя пальцем по дисплею. Тэхён подозрительно покосился на экран, также предчувствуя неладное. — Мы забыли про еще одного нашего мембера недавно выпустившего трек. Итак, представляю вашему вниманию, — объявил не в меру торжественно. Включенная им песня медленная, лирическая, наполненная тоской и любовными переживаниями. Её название — If you. Автор — G-Dragon. Исполнители — Big Bang. Однако сейчас играла не официальная версия группы, как предполагалось, а новая интерпретация в исполнении Чонгука. — О-о! — вырывается из его уст. — Это же мой кавер. — Даже лучше, — прилетает ему хитрое. — Это твоё выступление с кавером. Это же не то, о чем он подумал? Черт! То! Развернутый Джином телефон показывал отрывок шоу «Лучший певец в маске», в котором снимался Гук, и причастность к которому он всеми силами хотел стереть из памяти. Теперь, где уж там. Хён намеренно возродил в его памяти всю вереницу беспорядочных событий, вызывающих смущение и стыд. Тот день выдался для него поистине сложным, в некоторой степени даже сумасшедшим. Неизвестная сцена, множество незнакомых людей, царящий вокруг хаос, а он совершенно один, без своих мемберов рядом. Он был растерян и объят страхом, настолько нервничал, что не смог выступить достойно. В результате — выбывание во втором раунде шоу. После — утрата веры в себя, самобичевание и отчужденность. По приезду запрятавшись в своей комнате, он искал уединения, чтобы в тишине и темноте оправиться и разобраться в себе. А потом случился Тэхён… В ту ночь он перевернул для него весь мир. Но всё же, зачем Джину сейчас понадобилось ворошить старое, уже пережитое? Какую подлянку он задумал? И почему именно Чонгука он избрал главной целью? Вот за что, а? — Чонгук не любит вспоминать о своём участии в шоу, — сочувственно сказал Хосок, подпирая кулаком захмелевшую голову и наблюдая за насупившимся макнэ. — Сьемки для него оказались травмирующим опытом. После них он еще долго ходил сам не свой. — Нет, не поэтому, — еле слышно пролепетал Гук, затыкая себя до того, как проговорится, что основная причина таилась в Тэхёне. Всё-таки тяжело выглядеть безмятежным и радостным, когда сердце переполняют чувства, а тот из-за кого они там возникли, упорно делает вид, что никоим образом с ними не связан. В отличие от Хоби, Намджун, Джин и Юнги — превосходно понимали это. Так же как и Тэхён. Ведь недаром он сконфужено потупился, параллельно с тем источая волны раскаянья. Они проходили сквозь тело едва осязаемыми разрядами тока, волнительно и приятно. — У Чонгука всё, что в его башке перечисляется к разряду проигрыша — травмирующий опыт, — вступил в обсуждение еще один несведущий. Чимин по-доброму ворчал, бойко тыча пальцем в Гука. — Откуда в тебе столько нездоровой тяги к победам, м? Временами дико напоминаешь помешанного, и я вообще сейчас не шучу, каждый из ребят может это подтвердить. Неужели так трудно уяснить, что невозможно всегда и везде быть первым, и проигрыш — это еще не конец света. Следственно, нет никакого смысла в том, чтобы надрываться и изводить себя из-за любого пустяка. Ты должен уметь зрело смотреть на вещи. Воспринимать свои неудачи не как катастрофу, а как мотивирующий толчок для дальнейшего развития. Это то, что действительно сделает тебя лучшим. — После чего тяжко вздохнув, с мнимой скорбью завершает. — Видимо я здорово поспешил, назвав тебя взрослым, тебе еще расти и расти. Чонгук без возражений впитывал обрушившийся на него поток нравоучений. Ему не привыкать. Всегда одно и то же, лишь вариации менялись. Меж тем, Намджун хвалит Чимина за разумные рассуждения, просит Гука прислушаться к ним, и, убив простодушную веру в скорое закрытие развязанной темы, продолжает: — На самом деле Чонгук очень ответственно отнёсся к подготовке. Он сам выбрал песню, вместе с нашим продюсером трудился над созданием её лучшего звучания, сутками напролет практиковался, чтобы довести вокал до идеала. Он показал себя настоящим профессионалом, настойчивым и целеустремленным. Поэтому естественно, что конечный результат его несколько разочаровал. Но всё же, это не отменяет того факта, что его выступление получилось замечательным. — Оно было потрясающим, — внезапно проговорил Тэхён, словно не сдержавшись. — Высший уровень, — поднимает большие пальцы обоих рук вверх. — Как и ожидалось от Чон Чонгука. Лучший из лучших. Невзирая на порывистость, а также легкую игривость в голосе, он оставался серьезным, что убеждает в правдивости произнесенного. В этом заключался дар Тэхёна — он не просто утешал и подбадривал, он дарил нужную мотивацию, настолько мощную, что хотелось тотчас же свернуть горы, прыгнуть выше головы, вывернуться наизнанку, но стать ещё лучше. Для него. Только для него. Его одобрение, восторг, неприкрытое обожание — Чонгук мог созерцать их вечно. Вслед за этими мыслями появляются новые, затуманенный эйфорией разум прочищается, логическая цепочка замыкается и Гука осеняет: — Так ты смотрел шоу? Преждевременно вырубленный телефон Джина покинуто лежал в стороне. Тэхён лишь единожды заглянул в него, и то мельком. А значит, догадка верна. — Конечно же, я смотрел, — чуть оскорбленно протянул он, в интонации четко отслеживалась претензия — «Как ты вообще мог в этом усомниться?». Однако у Чонгука тоже было к чему придраться. «А как же я? Ты ведь обещал, что мы посмотрим вместе» — лихо нападает. Правда, беззвучно. И пофиг, что трансляция шоу совпала с последним концертом группы в Токио. Просмотр записи телеэфира — как отличная альтернатива. Которую Тэхён, по всей видимости, осуществил в одиночестве, при этом прикидывался немым до сегодняшнего дня. Ну, разве не предатель? Что примечательно — громогласных заявлений ему не нужно, вполне хватает чонгукового осуждающего выражения, чтобы он поспешил среагировать. «Ты злился на меня, избегал, чуть ли не вычеркнул из своей жизни. Ты сам не оставил мне других вариантов» — отбивается, одновременно с тем усугубляя их безмолвную перебранку. «Я злился не просто так. Мне напомнить тебе причины, хён?» — У Чонгука их было в избытке. Можно длиннющий список составить. На обиженный выпад, Тэхён, сдаваясь, первым разрывает зрительный контакт, мысленный диалог между ними завершается и реальность возвращается вместе с раздавшимся голосом Хосока, донельзя грустным: — Тэхён у нас самый большой фанат Чонгука. Никого из нас он так не поддерживает, как его. Если честно, то иногда мне до боли обидно, — картинно прикладывает ладони к груди, успокаивая ноющий орган, неустанно качающий кровь. — У них своя уникальная связь, — с усмешкой отвечает Юнги вместо остолбеневшего Тэхёна, не ожидавшего лобовой атаки. — А в тебе, похоже, говорит зависть, — и приличная доза алкоголя, о чём предпочитает промолчать. Но Хоби и предыдущих слов достаточно, чтобы сильнее распалиться. — Да ты первый, кто должен чувствовать себя ущемленным, — ловко переводит стрелку. — Ты выпустил целый микстейп, а он восторгается одним Чонгуком. — Ах, хён, прекрати, пожалуйста, — наконец вмешался сам объект спора. Действует на опережение, не давая образоваться стратегическому альянсу, сулившим в ближайшей перспективе большим обилием дразнилок. — Клянусь, когда ты выпустишь свой микстейп, стану твоим самым преданным фанатом. Буду повсюду преследовать тебя, выпрашивать автограф и восхвалять до небес твой талант. Тэхён умело пользуется присущим ему дурашливым очарованием, которому невозможно не поддаться. Неудивительно, что Хосок ведется и отступает. Заключенная сделка полной мерой его устраивает. И вроде одна угроза для Тэ миновала, но тут нежданно-негаданно возникает еще одна, к тому же в обличии собственного соулмейта. — И ты тоже будешь тайком воровать его треки? — Чимин коварно жмурится, однако проследив за резкими переменами на лице Тэхёна, запоздало спохватывается. — Что? Ты не говорил мне, что это секрет. Тэ на пару секунд прикрывает веки, неловко чешет шею — с помеченной чонгуком стороны, параллельно выдавливая: — Не то чтобы секрет, просто…я не… — мнется, подыскивая лучшее оправдание, но очевидно безрезультатно. — Вот и отлично, — перебивает его Чимин, довольный, что нет подставы, — а то я уже успел рассказать Юнги-хёну и Джин-хёну. — Да-да, о ваших преступных деяниях мы наслышаны, — подтверждает второй из перечня посвященных. Но Чимин, судя по всему, забывает, что их было трое. — Мне ты тоже рассказывал, — напомнил Намджун. На что забывчивый говорун, в попытке спрятаться, сползает вниз по стулу. Ему не столько стыдно, сколько весело. Звонкий смех — неопровержимое доказательство. — А нам никто рассказать не хочет? — коротко оглядывая каждого сидящего за столом, осведомляется Хосок. Намекает на себя и Чонгука, пребывающего в таком же неведенье. — Ничего особенного, Хоба, — немного снисходительно роняет Юнги, — всего лишь детишки возомнили себя тайными агентами. — То была идея Тэхёна. Это он подбил меня на авантюру. — Чимин без зазрения совести сдает главного зачинщика, ставя того в ещё более неловкое положение. Алкоголь — зло, но не в данном случае. Развязанный благодаря выпивке язык выдавал массу интересных сведений, что не могло не радовать. — Когда Чонгук только записал первую версию кавера, — воодушевленно вещал, — ТэТэ пробрался в пустую студию, чтобы скинуть демку себе на телефон. Я в то же время стоял на шухере, — в его тоне появляются хвастливые нотки. — Следил, чтобы всё прошло чисто и гладко, как по маслу. И ура! Мы идеально справились: пришли, сделали, что нужно и ушли, никем непойманные и не замеченные… В общем, мы классно повеселились, — гордо финиширует, уставившись на Тэхёна. Также как и другие ждёт, что он подхватит веселую волну, дополнит совместную историю, да хоть как-то прокомментирует. Но тот, словно пойманный с поличным воришка не издавал ни звука. И Чонгук догадывался, почему. Догадывался, какие мотивы подтолкнули его на реализацию ухищренной миссии, в которую он втянул Чимина, наверняка уже пожалев об этом. Гук практически был уверен в своей правоте. Под кожей пылало настоль жгучее желание вывести его на чистую воду, что даже пришлось рефлекторно потереть предплечья. — Вау, — обрывает Хосок затянувшуюся тишину. — Кажется, Тэхёну очень сильно понравилась песня. — Ещё бы она ему не понравилась, — фыркает Джин. — Чонгук же пел её для него. Ненавязчиво брошенная им реплика приводит к замешательству. И не только Гука. — Эй! У вас что, провалы в памяти? — оценив застывшие физиономии парней, смешно взрывается Джин. Очевидно не на такой эффект он рассчитывал. — Вспоминайте давайте, — подключая актерские навыки, принимается по порядку оглашать давно минувшие события. — Каннам, ресторан, празднование нашего успешного камбэка, караоке, Чонгук с микрофоном в руках, исполняющий — не без моего дружеского содействия — ту самую песню, — заостряет внимание на последнем слове, предварительно польстив себе. — А исполнял он её для Тэхёна. Со слезами на глазах выпрашивал у него прощения за тот инцидент в танцклассе, когда они, сцепившись, чуть не поубивали друг друга, — преувеличивает и искажает, достигая большей трагичности, однако добивается своего. Ясен пень, Чонгук выбрал песню для шоу не случайно. Она имела для него особенное значение, пусть и осознание этого пришло намного позже. Так что, спору нет, стратегия хёна срабатывает, но вряд ли его полностью удовлетворяет. — Не знаю как у вас, но у меня из головы до сих пор не выходит образ Чонгука. Никогда не видел его таким жалким, сокрушенным и отчаянным. Если уж я не выдержал и расчувствовался, так Тэхён вообще поплыл. Недаром он унесся из зала. Видать, не хотел никому показывать, как рыдает взахлёб. — Я не рыдал! — возмущаясь, поворачивается Тэ к рассказчику. Как будто всё остальное — абсолютная правда. Да там как минимум восемьдесят процентов — сказочное вранье. — Не это важно, Тэхён~а, — утихомиривает его Джин не выходя из роли. — Важно то, что вы наконец-то помирились. — А перед этим помотали нам всем нервишки, — дует щеки Чимин. Тот период плохо сказался на всех. А ему, метавшемуся между двух огней, выдалось трудней всего. — Да уж, они заставили нас понервничать, — поддержал Чимина Намджун. Юнги кидает быстрые взгляды на Тэхёна и Чонгука — одинаково испытывающих стеснение, и недолго сомневается, прежде чем изречь: — Бывает, что негативное событие приводит к позитивному результату. Им двоим нужна была такого рода встряска, она позволила их взаимоотношениям перейти на новый уровень. А то так бы и топтались на одном месте вечно. Он точно не пьян, он вполне соображает, что говорит, к чему склоняет. Не толкает, а аккуратно подталкивает, подбирает окольные выражения, чтобы не навредить и не спугнуть. Заботясь, помогает шагнуть ещё на одну ступень выше, возможно страшную и болезненную, но все равно необходимую. Ведь некоторые вещи неизбежны, сколько не оттягивай. И Чонгук как никогда был с ним согласен. А Тэхён? — Подождите, — Хосок, коротко подвиснув, словно в уме прокручивает весь разговор, наивный пропускает мимо речь Юнги, останавливаясь на более любопытном для него известии. — Выходит, ты поэтому простил Чонгука? — обращается к Тэ. — Потому что он спел для тебя в караоке? Ему не верится. Не верится, что такая мелочь могла реально подействовать. Вот постирать одежду и прибраться в комнате — другое дело. Именно по его совету Гук, уже не ведая, что предпринять, чтобы загладить вину, проделывал всё это. Так неужели одна спетая песня оказалась тем самым ключевым фактором, что повлияла на примирение? — Не совсем. — В лаконичном ответе Тэхёна много туману, и разъяснять, что имелось в виду, он совершенно не торопился. Вероятно, даже не хотел. Но в окружении зрительного давления ему всё-таки приходиться с каким-то покорным смирением произнести: — Это же Чонгук. Неизвестно как расшифровали фразу хёны, но лично Чонгук ясно услышал скрытое в ней «Что бы он ни сделал, я всегда буду прощать его». Красивые глаза Тэхёна устремлены на него, в них отображается ничем не прикрытая истина. Истина, которая оставаясь невысказанной, мучает их обоих. — Я не понимаю, хён, тебе что, действительно так тяжело признать свои чувства ко мне? — вопрос вылетает изо рта раньше, чем до Гука доходит, что он задает его не мысленно, а вслух. Непоправимость случившегося пугает, но почему-то не Тэхёна. — Мне вовсе не тяжело, — медленно качает он головой, а затем решительно стреляет прямиком в сердце. — Я люблю тебя, Чонгук~а. Разразившаяся вслед за этим буря к погоде не имела никакого отношения.