DNA

Ты — моя вселенная И я просто хочу поставить тебя на первое место. BTS & Coldplay — My Universe

«Я люблю тебя» Долгожданные и такие желанные слова разливаются изнутри патокой — горячей, сладкой, тягучей. Чонгуку хочется услышать их еще раз, чтобы удостовериться, что ему не почудилось, что у нет слуховых галлюцинаций, что Тэхён действительно сказал то, что сказал. Он любит! Правда, любит? По-настоящему? Искренне? Не как аниме, видеоигры или других мемберов — в дружеском ключе? Нет, точно не так. Светящийся нежностью взгляд Тэхёна, блуждающий по его лицу, убеждает, что любит — по-особенному, как только один человек может любить другого, настолько сильно, что остальных для него просто не существует. Чонгук понимает, потому что чувствует то же самое. Всем естеством он стремился донести это до Тэхёна, но непослушный организм совершенно не отзывался на импульсы. Чрезмерно взволнованный признанием, он не мог не то чтобы заговорить, а банально пошевелиться. — Ура, свершилось! — радостный выкрик Джина громко бьет по ушам, возвращает в реальность, где они с Тэхёном словно две цирковые зверушки, за которыми заинтересовано наблюдают хёны. — Ты не представляешь, как сильно я сейчас горжусь тобой, Тэхён~а, — принимается Джин трясти Тэ. — Опять они в свои игры играют? — с сомнением тянет Хосок. Видимо он полагает, что младшенькие опять взялись за старое и воспроизводят очередную импровизированную сценку, к тому же любовную. И ей отчего-то подыгрывает Джин. — Не на этот раз, Хоба, — отсекает Юнги. Намджун, излучая удовлетворение, тотчас перехватывает разговорную инициативу, мирно начав: — Поскольку мы наконец-то подошли к данному этапу, предлагаю… — но сразу же замолкает, когда на ноги лихо подрывается Чимин. — Да ну нафиг! — стул за ним с грохотом опрокидывается, вынуждая всех вздрогнуть и ошеломленно уставиться на него. — Я же знал! — доказывает не кому-то — себе, потрясенно ухватившись руками за волосы, будто собираясь их с корнями выдернуть. — Знал и сам себе не верил, — его абсолютно круглые глаза мечутся между Тэхёном и Чонгуком, пока в мозгах окончательно оседает вся суть происходящего. — Что-что-что? — быстро тараторил Хосок, неотрывно взирая на Чимина, но тому было не до него. — Это ваше подозрительное поведение, — с упреком проговаривает, — внезапные срывы, ссоры, таинственные переглядки. И это гадкое чувство третьего лишнего, появляющегося только в вашем присутствии, — его голос до краев наполняется обидой. — А я всё никак не мог допереть, откуда оно берется. Ответ же лежал на поверхности, такой очевидный, но я отказывался верить. Уперто отрицал правду. Ну разве не идиот?.. И вы были в курсе всего, но молчали, — упрекает уже старших хёнов. — О чём он вообще? — первым откликается Хосок, потому как остальные приходили в себя после грозного выброса обвинений. — Они вместе! — в ту же секунду выпаливает Чимин, кивая на Тэ с Гуком. — Как пара. «Вообще-то не пара. По крайней мере пока» — думает Чонгук, вот только поправить эмоционально нестабильного Чимина он не осмелился. Хосока от полученной новости заглючило, как допотопный компьютер. Выглядит смешным, однако всем было не до смеха. — Ребята, послушайте, — снова вклинивается Намджун, отмечая опасно развивающуюся тенденцию, — так уж получилось, что некоторые из вас испытывают шок, но нам всем необходимо сохранять спокойствие, чтобы поговорить… — вот только новая попытка завязать адекватный разговор проваливается с треском, когда его вновь перебивают. Очухавшийся Джин, настроенный на защиту своей ущемленной чести, использует сарказм, обращаясь к Чимину: — А то, что мы постоянно шутили над их отношениями, тебя нисколько не смущало, нет? Да ты сам шутил не меньше нашего. — Вот именно, что шутил, а не прикрывался шутками, зная правду, — летит в отместку возмущенное. Темные тучи сгущались. Назревал бурный скандал. Его невозможно было ни предотвратить, ни тем более остановить. — Не очень-то честно перекладывать на нас ответственность, не считаешь? — произносит Юнги, побуждая воинственно подбоченившегося Чимина перевести на него взгляд. — Не мы виноваты в том, что ты не доверился собственному чутью, что предпочел отрицать очевидное, так что если хочешь на кого-то злиться — злись на себя, — бескомпромиссно давит аргументами. — Тэхён с Чонгуком практически всегда находились рядом с тобой, вы взрослели все вместе, их связь формировалась на твоих глазах. Ты ведь сам признал, что замечал за ними странности. И возникшие подозрения как минимум трижды наталкивали тебя на верный вывод, — в его интонации проскальзывает загадочная нотка, но до того, как его завалят расспросами, он продолжает. — Не буду перечислять все, скажу одно: разве не ты был тем, кто смотрел в сети их шипперские видео-нарезки, при этом говоря, что они реально напоминают влюбленную парочку? — Откуда ты знаешь? — запаниковал Чимин. Юнги, отклоняясь назад, слабо пожимает плечами, мол, какая разница. А следом вверх неловко приподымается рука, принадлежащая Хосоку, едва оклемавшемуся после потрясения. — Прости меня, Чимин~а, то я рассказал Юнги-хёну, — стыдливо оправдывается, часто сглатывая. — Ты однажды смотрел эти чудные видосы в нашей комнате в общежитии, когда думал, что я уже уснул. Я бы даже не обратил на них внимания, если бы ты не комментировал их вслух. Намджун, до этого склонившись над столом и прикрыв ладонью лоб, поднимает голову, находясь в полном недоумении. — А зачем ты такое смотришь? — Он съезжает с основной темы не специально, ему просто интересно. Как и присоединившемуся к нему Джину, задравшему брови выше челки. — И вправду, зачем? Сегодня день откровений и ты хочешь нам поведать о своих тайных наклонностях? — подкалывает, выбрав не самое удачное время. — Вы сейчас серьезно? — хмыкает уязвленный Чимин. — Перед вами сидят вот эти двое, а вы хотите пообсуждать мои наклонности? — снова ссылается на Тэхёна и Чонгука, что поникшим видом одинаково притихли. — Ты гомофоб? — прямо спрашивает Юнги. Выходит несколько грубовато, но для него — это личное. — Я не гомофоб, — противно выплевывает Чимин, на самом деле задетый, что на него могли повесить подобный ярлык. — Как ты мог даже предположить такое? Я по-твоему совсем недоразвитый, что ли? Неужели не понимаешь?.. — его голосовые связки тревожно дрожат. — Никто не понимает? — потеряно оглядывается, выискивая хоть чей-то поддержки. — Да вы все здесь предатели. Каждый из вас. И я на полном серьезе собираюсь обидеться. Ну а ты, — наводит гневные лазеры на Тэхёна. — С тобой я вообще разрываю все дружеские связи. Отныне мы друг для друга случайные незнакомцы, встретились и разминулись, ясно тебе? — Чимин~а, — взывает к нему Тэхён, отчаянно и надрывно. Жаждет отменить жестокий приговор, но его мольба лишь сильнее разжигает злость Чимина. — Я думал, мы рассказываем друг другу всё! — срывается на крик, который наверняка было слышно не только в Чонно-гу, но и в соседних районах Сеула. — Я рассказывал тебе всё. А ты скрыл от меня свои шуры-муры с Чонгуком. И какой ты друг после этого. А я еще считал тебя своим соулмейтом, — с горечью добавляет, после чего глубоко вздыхает, становясь более уравновешенным. — Да, возможно я не спрашивал у хёнов — моя вина. Но я спрашивал тебя: «Скажи мне ТэТэ, что происходит между тобой и Чонгуком?», «Почему вы так часто ссоритесь?», «Почему избегаете друг друга?», — кривится, передразнивая самого себя. — И каждый чертов раз ты, выкручиваясь, врал. Врал, глядя прямо мне в глаза. Так нравилось делать из меня идиота? — Я собирался поговорить с тобой, — Тэхён весь съеживается, вцепившись в собственные плечи и раскаянно выталкивая слова. — Правда, собирался, поверь мне. — Когда ты собирался? — язвительно осведомляется Чимин, игнорируя просьбы хёнов остановиться. — На вашу первую годовщину с Чонгуком? Или на десятую? Чонгуку было больно смотреть на Тэхёна, было больно слушать Чимина. Его мучили угрызения совести, ведь часть вины также лежала на нем. Тэ не единственный, кто отмалчивался всё это время — он тоже молчал. Сдавившее грудную клетку чувство несправедливости требовало вмешаться, чтобы защитить Тэхёна, вот только его последующая тихая фраза мало того, что сбивает весь рыцарский настрой Гука, так еще и заставляет с шумом втянуть в легкие воздух: — Между нами ничего такого нет. Чонгук даже перестает отбивать ногами об пол нервную чечетку, превратившись в каменную статую. Наполненные влагой глаза Тэхёна уже направлены на него. Он видит в них неподдельный страх. Неужто не то сказал? Или не так? — Йа! — обурено восклицает Джин, словно это его только что непреднамеренно отшили. — Никаких ходов в обратную сторону. Будь последовательным, раз принял решение, так следуй ему до конца. И что за дурацкая формулировка «ничего такого»? В смысле, вообще ничего? — без устали воротя языком явно перегибал. — Логическая дыра вырисовывается, потому что если между тобой и Чонгуком «ничего нет», тогда каким невообразимым чудом у тебя появились засосы на шее, не объяснишь нам? — Хён, ты не помогаешь, — попрекнул его Намджун, заглушая невнятные горловые звуки пораженного Хосока. Верно, Джин делал только хуже, в бушующий и без того огонь щедро подливал бензин, не особо переживая по этому поводу. Пора раскрывать все карты — говорило его выражение. — У тебя есть засосы?! — моментально хватается Чимин за новое сведенье, вытаращившись на Тэхёна. Ответа он не получает, а сам удостовериться в существовании характерных следов на шее не может, капюшон от толстовки не позволяет. Потому под прицелом враз оказывается Чонгук. — Ты поставил Тэхёну засосы? Под беспощадным зрительным напором Гук неожиданно теряется. Он впервые сталкивался с таким Чимином, возвышаясь над ним мрачной башней, хён натурально пугал. — Я не хотел, — выдает раньше, чем осознает, что именно. По правде, прозвучало отговоркой, будто бы причина всему несчастный случай и он сожалеет. Яркий пример того, когда люди под влиянием внешнего воздействия говорят не то, что нужно. Теперь Чонгук больше понимал Тэхёна, он ведь тоже совсем не то имел в виду. Можно попробовать исправиться, высказаться конкретнее. К примеру, сказать, что он хотел целовать Тэхёна, хотел прижиматься к нему и касаться. Единственное, что он не хотел — переусердствовать в своем желании и оставить на его коже болезненные отметины. Однако это вовсе не значит, что он не рад, что они там есть и теперь все хёны знают о них. Несмотря ни на что он гордится собой. Вот только пояснение получалось слишком длинным, замысловатым и личным, предназначавшимся не для всех, только для Тэхёна. И он обязательно скажет ему. Когда они останутся наедине, разумеется. И чем раньше это произойдет, тем лучше, потому как натягивающий до кончиков пальцев рукава толстовки и закрывающий ими лицо Тэхён вызывал тревогу. — И ты туда же, — переполненная огорчением фраза Джина отвлекает Гука. — Вы с Тэхёном сговорились, что ли? Или ты опять его копируешь? Айщ, не расстраивайте меня еще сильнее, — ругается, кидается колкостями, и вместе с тем успокаивающе похлопывает Тэхёна по коленке. А затем перебрасывается на Чимина. — Посмотри, что ты творишь. Они и так с огромным трудом вылезли из темной норы, а ты загоняешь их обратно. Тебе должно быть стыдно за себя. — Стыдно должно быть тому, кто врёт, как дышит, — сразу же парирует тот. — Для кого дружба — пустой звук. Кто… — Не говори того, о чём позже пожалеешь, — Юнги не дает Чимину закончить, в присущей ему сухой манере уберегает его от совершения ошибки. Давно известная истина: обидные слова, что в порыве злости вылетают изо рта — назад не всунешь. Конечно, за них можно извиниться, но раны, которые они причиняют бесследно не исчезают. Шрамы остаются на душе навечно. В сущности, Чимина нисколько не волновала ни ориентация Тэхёна, ни его любовь с Чонгуком, ни даже его вранье, ведь оно не было злонамеренным. Проблема крылась намного глубже. Всё упиралось в доверие. Или вернее — недоверие Тэхёна по отношению к Чимину. Они одногодки, между ними сформировалась своя связь — крепкая, но дружеская. А дружба, как представлял её Чимин, подразумевает делиться абсолютно всем, без каких-либо исключений. Открывшаяся правда ранила его, и теперь он делает то же самое в ответ — выпускает иголки и жалит ими Тэхёна. Тот его основная цель: не другие мемберы, ни даже Чонгук, которому отведена не последняя роль во всей истории. Зацикленный на собственной боли, он не способен анализировать правильно поступает или нет, им управляют эмоции и дрянный алкоголь. То, что уже дошло до Юнги — еще не осознал сам Чимин. А Чонгук и подавно. — Почему ты злишься только на Ви-хёна? Не он один молчал всё это время, я тоже. Мы оба виноваты перед тобой, поэтому злись на нас двоих. — Гук всё же не сдерживается в стремлении восстановить справедливость. Без сомнений, он опасался гнева хёна, и попадать под раздачу никакого желания не возникало, но действовать ему велело сердце, без остатка отданное Тэхёну. Вступиться за него — не обязанность, а необходимость. Да и терпеть нападки вместе ведь намного легче. Однако Чимин, вопреки ожиданиям, не кидается моментально в атаку, поджимая губы и глядя в пустоту, он словно раздумывает между вариантами — продолжить остервенело доказывать свою правоту или просто-напросто разрыдаться. В итоге выбирает третий — разворачиваясь и обходя стол, торопится на выход. — Эй, Чимин~а, ты куда пошёл?! — забеспокоился Намджун. — Вернись, пожалуйста, мы же не договорили, — собственно, и не начинали. Перекидывание упреков и обвинений не в счет. — Пак Чимин, ты слышал, вернись немедленно, — вторит лидеру Джин, крутясь вслед за удаляющейся фигурой. — Не будь упрямым ребенком, — пробует достучаться до него. — Ты что, слащавых дорам пересмотрел? Это не Чонгуку нужно повзрослеть, а тебе. Ни в чём не разобравшись, сразу бесишься. — Но добивается — ровно ничего, Чимин не сбавляя темпа, двигался вперед. — Он плачет? — осторожно заговорил Хосок. — Кажется, я видел у него слёзы. — Это всё твоя вина, — накинулся Джин на Юнги, — ты вёл себя с ним чересчур грубо. — Я? — недовольно отозвался тот. — Загляни в зеркало, там найдешь настоящего грубияна. — Я всеми силами пытался разрядить обстановку. — И толку от твоих попыток. — Дурдом какой-то, — сдавив пальцами переносицу, пробормотал Намджун, одновременно с тем признавая грандиозное фиаско, не так он себе представлял вечерние посиделки с мемберами, а потом от возникнувшего подозрения резко спохватывается. — Он ведь не нарушит правило и не сбежит из дома? — только этого в придачу не хватало — в темноте отлавливать Чимина по округе. Вскакивая, оповещает остальных: — Пойду, поговорю с ним. — А ты чего сидишь? — издал ворчливо Джин. — Тебе тоже стоит поговорить с ним. Претензия предназначалась Юнги, но на ноги бессознательно поднялся Тэхён, открывая влажные покрасневшие глаза. — Не-не, не ты, — мягко отдернул его Джин, заставляя упасть на прежнее место. — Поговоришь с ним позже. А лучше завтра, из него как раз выветрится вся злость вместе с соджу. Он всячески хлопочет над ним: передает бумажные салфетки, ставит поближе воду, плавно поглаживает по спине, толкает пламенную, но утешающую речь, не без юморных вставок, естественно. Хотя, особого результата не достигает, судя по отсутствующему взгляду Тэхёна, который Чонгуку не удавалось поймать. Хосок в то же время запальчиво задает вопросы. У него их много, они ссыплются без остановки. Гук их вроде слышит, но совершенно не вникает смысл, у него в разуме полнейшая неразбериха из-за скопившихся там тяжелых мыслей. Первое совместное испытание — из множества ждущих впереди — прошло не ахти. Ситуация с Чимином очень показательна. И если внутри группы возник столь явный раскол, закончившийся перепалкой (хорошо, что не дракой) надеяться, что дальше будет легче — бессмысленно и глупо. Невозможно не задуматься, а как пройдет разговор с агентством или же с собственной семьей решись они с Тэхёном признаться? Что интуиция, что воображение, отказывались работать. Тем не менее, несмотря на неопределенность настоящего и боязнь будущего, Чонгук не собирался сворачивать с выбранного пути. Он в принципе не собирался выбирать. Как неисправимый эгоист (впервые ему не было совестно за это), он попытается, не отказавшись от ничего, заполучить всё. «Люблю» Тэхёна подарило ему большие невидимые крылья, в радостном порыве сметавшие любые сомнения. Без колебаний он ставит Тэ на верхушку приоритетов. Юнги, неведомо, когда оказавшийся возле него, сперва поднимает опрокинутый Чимином стул, а затем слабо сжимает ему плечо. Он волнуется, и Гук на автомате кивает, молча уверяет, что с ним всё в порядке. Однако ему совсем не верят — большие и напуганные, как у олененка Бэмби, глаза выдают обман, но ему-то себя со стороны не видно. Юнги не настаивает, не вдается в расспросы, быстро сообразив, что следует предпринять, он подает Джину какие-то безмолвные сигналы и тот, определенно распознав их, замолкая, тут же отрывается от Тэ. Вместе они забирают, так и не утолившего любопытство, Хосока, и, скрываясь в стенах дома, предварительно закрыв за собой раздвижные двери, оставляют наедине влюбленную парочку — в полутьме, тишине, нарушаемой лишь стуком стекающих с крыши капель дождя, и с непомерным грузом чувств и слов, которые им еще предстояло сказать друг другу.