Yakisikli

Раду лежал в теплой воде в купальне, прикрыв глаза, и просто расслаблялся, даже особенно ни о чем не думая. Иногда он неторопливо водил кончиками пальцев по теплой и какой-то особенно мягкой поверхности воды, от которой исходил приятный ароматный запах его любимых масел, и слегка улыбался. Мехмед не солгал, сказав, что это место обладает какой-то ну совершенно особой атмосферой и навевает умиротворение и спокойствие - чувства, которые впоследствии не покидают душу и тело еще очень долго. И Раду уже ни капли не жалел, что все же позволил своему другу уговорить себя однажды все-таки принять ванну здесь – просто он очень сильно сомневался, что ему, простому заложнику, действительно можно приходить в купальню, где обычно совершали водные процедуры султан и его двор. Но, видимо, положение лучшего друга шехзаде давало ему некоторые привилегии. Которыми ему порой было очень приятно воспользоваться. Ему вообще очень нравилось, как много на востоке уделяют внимания чистоте тела, личной гигиене, ваннам, баням и здоровью. Что, в общем-то, если хорошо подумать, должно было быть взаимосвязано. Если бы у себя дома он утром и вечером просил принести ему чистую воду для ванны, то на него начали бы косо смотреть - у них такая помешанность на чистоте не была в слишком уж большом почете. Здесь же все было иначе. Здесь в распоряжении Раду была довольно большая ванна в его комнате, которую расторопные слуги наполняли по первой же его вежливой просьбе когда его душе было угодно – а, учитывая довольно жаркую погоду, его душа просила прохладной воды очень часто – и флакончики с маслами, которые он добавлял в воду, а после благоухал так приятно, что часто украдкой прижимался носом к своей коже. Пожалуй, он с каждым днём всё меньше понимал, почему османов и вообще мусульман принято считать дикарями и грубыми варварами. Скорее, он бы назвал дикарями тех, кто моется раз в неделю, и то если не забудет, и предпочитает просто не обращать внимания на жуткий запах и грязь, в лучшем случае маскируя "благоухание" дешевыми духами, делающими только хуже. В чистом дворце султана, который слуги тщательно убирали каждый день, Раду чувствовал себя по-настоящему уютно. Он довольно быстро привык к тому, что во дворце, кажется, из всех комнат, куда ему был открыт доступ, единственный темный уголок можно найти только в библиотеке – во всех же остальных местах из окон бьёт ярчайший теплый свет, и скоро стал наслаждаться этим, осознав, насколько это приятно – не чувствовать себя древним кровопийцей, который вынужден скрываться в темных подземельях. Раду немного вздрогнул, когда услышал шаги, эхом отдававшиеся от стен купальни, но тут же лишь слегка улыбнулся, подумав, что к нему решил зайти его друг, проведать его. Так что он пока даже не стал открывать глаза, дожидаясь, пока Мехмед подойдет к нему и коснется его. Кто же еще мог зайти в купальню, но никак не обозначить своего присутствия, помимо звука шагов? Любой слуга наверняка бы извинился, чтобы вывести его из задумчивости и обратить на себя внимание, а, если бы это был кто-то из двора, кто тоже решил вдруг воспользоваться купальней, хотя, как заверял Мехмед, обычно она в это время пустовала, то он бы явно поинтересовался, что Раду забыл здесь, и попросил юношу удалиться. - Чему ты так довольно улыбаешься? – резкий оклик на его родном языке заставил его моментально сесть прямо, даже слегка поцарапавшись о бортик большого бассейна, и распахнуть глаза. Он непонимающе уставился на Влада, который, словно стервятник над своей добычей, кружил рядом с ним, размеренно вышагивая в тяжелых ботинках по плитке, кажется, ничуть не смущённый тем, что мог и мешать брату. От взгляда Владислава, как всегда холодного, пронзительного, вперившегося в него так, что он буквально чувствовал этот взгляд на себе, Раду становилось очень неуютно. Хотелось только съежиться, отвести глаза. Но он старался не позволять себе показывать брату такую слабость и лишний раз радовать его. - Влад, что ты тут делаешь? – негромко спросил Раду, не сдержавшись и все же негромко вздохнув. Быть может, он бы еще долгое время чувствовал себя отдохнувшим и умиротворенным после этой ванны, но только не теперь. Только не когда его покой нарушил Владислав, объявившись как всегда именно в тот момент, когда Раду ожидал его увидеть меньше всего. Он никак не мог взять в толк, откуда у Влада такое практически маниакальное желание отравлять ему все его существование. Он вполне мог понять, почему гордому Владиславу не нравится находиться в плену, и ему даже по-своему было очень жаль брата, место которого, по его мнению, было рядом с отцом в Валахии. Но Раду не понимал, зачем Влад вечно набрасывается на него, попрекает его всем подряд и словно бы старается испортить ему каждый его день, проводимый здесь. Как будто ему от этого становилось легче. Хотя даже в те моменты, когда Владислав уже откровенно портил ему настроение, он не выглядел слишком уж довольным полученным результатом. Нет, конечно, быть может, он делал это потому, что считал, что и Раду тоже должен ходить мрачным и в дурном расположении духа, и все же младшему Басарабу это уже порядком надоело. - Пришел пообщаться с любимым братишкой. А что, ты ждал здесь не меня? – презрительно бросил он, смотря на брата. В общем-то, он мог и не задавать этот вопрос. По мечтательной улыбке Раду, сменившейся искренним разочарованием, было не так уж и сложно понять, что здесь хотели видеть отнюдь не его. Интересно, как бы Раду отреагировал на своего ненаглядного Мехмеда? Наверняка бы заверещал от радости и в следующую секунду с готовностью раздвинул перед ним ноги, выказывая полную готовность сделать все, что только пожелает его обожаемый шехзаде. Владислава искренне злило то, что Раду и Мехмед даже не особенно пытаются скрываться. Ему казалось, что об этих порочных, грязных отношениях должны уже знать все при дворе султана. Но тем не менее ни одного из них наказывать не спешили. Как будто такое было в порядке вещей. Как будто только Влад знал, что такая мерзость противоестественна. И все же он каждую ночь лежал, буквально прижавшись ухом к стене, и жадно вслушивался в то, что происходило в комнате его брата. Выжидая, пока Мехмед придет к нему вновь, чтобы взять то, что не должно было ему принадлежать. - Я никого не ждал, Влад, - тихо произнес Раду, пристально и настороженно наблюдая за Владиславом. Ему было очень некомфортно. И не только потому, что он сейчас был совершенно беззащитен перед братом. От Владислава буквально искрила ярость, и он где-то в глубине души чувствовал, что что бы он ни сказал, как бы ни пытался успокоить брата, каждое его слово, каждый его жест сделает только хуже и лишь сильнее будет раздувать это адское пламя. - Тогда ты, вероятно, будешь не против, если я присоединюсь? – Влад ухмыльнулся, сделал еще несколько шагов, а после резко замер, скидывая на пол лёгкую накидку. Раду повернулся к нему, с удивлением наблюдая за тем, как его брат неторопливо расстёгивает рубашку. - Влад, если ты хочешь вымыться, давай я попрошу, чтобы тебе принесли чистой воды? – сделал Раду робкую попытку хоть как-то предотвратить совместное купание с братом. Он постарался вылезти из ванны, но был довольно резко прерван Владом. - Сиди! – рявкнул тот, и Раду осталось лишь послушно замереть. Сейчас к нему стал в полной мере возвращаться тот страх перед братом, о котором он уже постепенно стал забывать. Сейчас рядом с ним не было Мехмеда, который мог бы прийти ему на помощь и спасти его от гнева Влада. Сейчас Раду был с Владиславом один на один. И совершенно явственно чувствовал исходящую от брата угрозу, которую Влад мог направить только на него. – Зачем мне чистая вода? Ты так часто моешься для своего драгоценного Мехмеда, что воду после тебя можно пить, - Влад фыркнул, и Раду невольно поежился, чувствуя себя с каждой секундой все более неуютно. Даже несмотря на то, что вода была все еще очень теплой, он чувствовал, как по его спине бежит неприятный холодок. Он как затравленный зверёк наблюдал за тем, как Владислав медленно, словно специально хотел затянуть этот момент, мучая брата ожиданием, избавляется от своей одежды, беспорядочно бросая ее в кучу на полу. Когда Влад остался полностью обнаженным, он неторопливо подошёл к бассейну и с плеском погрузился в него. Невольно Раду даже отпрянул в самый дальний угол, чем вызвал издевательский смех брата. - Неужели ты боишься меня, Раду? – он протянул имя брата, намеренно медленно приближаясь к нему. У Раду не было совершено никаких путей к отступлению, и от этого он отчаивался только еще сильнее. Он едва ли успел бы выскочить из купальни до того, как Владислав подошел к нему, а если бы и успел, то что с того? Вряд ли ему бы захотелось бежать по коридору полностью обнаженным, зовя на помощь охрану, чтобы они спасли его от братца. Такого позора Раду для себя не возжелал бы. - Я не боюсь, - совсем тихо сдавленно ответил он, и так прекрасно понимая, как жалко и неправдоподобно это звучит. Раду еле сдерживал желание зажмуриться, чтобы хотя бы не видеть Владислава, хоть и присутствие брата и без того слишком уж хорошо ощущалось. Быть может, рассказы о том, что у каждого человека есть аура, незримый ореол, что окружает его, были правдой. И если это было так, то Владислав определенно обладал самой темной, самой тяжелой аурой, от которой издалека веяло злобой и желанием причинить боль всем, до кого он только мог дотянуться. Наверное, сейчас Раду сильнее всего пугало даже не то, что Влад мог причинить ему какой-то вред, а то, что он совершенно не представлял, чего ожидать. Это мучило его сильнее всего. Ему оставалось только смотреть на Влада, терпеть его издёвки и гадать, чем же все это кончится. Надеяться, что Владислав устанет играться с ним до того, как произойдет что-то действительно страшное. - Да что ты? Тогда почему же ты так дрожишь, Раду? – Влад остановился совсем рядом с братом и вонзил в него взгляд, словно кинжал в мишень, буквально пожирая его глазами. Такая беспомощность Раду, во всех смыслах загнанного в угол, нравилась ему, даже в какой-то степени умиляла его. Ему было приятно думать, что брат сейчас целиком и полностью в его власти. А самым приятным было знать, что Раду тоже это осознает и совершенно оправданно этого боится. Раду казалось, что этот взгляд видит его насквозь. Ему ужасно захотелось прикрыться, отвернуться, хоть как-то избавить себя от этого пронзительного, внимательного взгляда, бесцеремонно скользящего по его обнаженному телу. Но Раду было совершенно некуда деть себя. И он не мог отделаться от жгучего чувства стыда, страха, съедающего его. – Бедный маленький Раду. Несчастная турецкая подстилка. Где же твой храбрый рыцарь? Где же его верные шавки, которые постоянно охраняют вас? Сейчас никто не защитит тебя, - негромко, вкрадчиво произносил Влад, по-прежнему не касаясь брата, а лишь смотря на него и наслаждаясь тем, как юноша вздрагивает чуть ли не от каждого его слова. - Влад, перестань. Ты не понимаешь, о чем ты говоришь, - хриплым срывающимся голосом произнес Раду. Ему хотелось оказаться где угодно, только бы не здесь, только бы не слушать сейчас все эти гадости, которые говорил его брат, не сталкиваться то и дело с холодным взглядом его совершенно пустых глаз. Лучше бы Влад кричал – к этому он уже был привычен, лучше бы угрожал. Но его ледяное спокойствие, которое могло в любой момент смениться самой настоящей бурей настораживало и пугало лишь сильнее. - Не понимаю? Так, может, ты объяснишь мне? Или ты будешь лгать, смотря мне в глаза, что ты не спишь с ним, Раду? Ты в самом деле опустишься до такого вранья? Хотя куда тебе уже падать. Ты ведь и так совершил то, за что наш отец с радостью четвертует тебя на глазах у всех подданных, - он ухмыльнулся, и Раду в очередной раз съежился, невольно обнимая руками свои плечи и стараясь хоть так отгородиться от брата. Теперь уже ему стало не по себе потому, что внезапно он осознал правдивость этих слов. Слухи могли ходить какие угодно. Но если Влад найдет способ доказать его отцу его связь с наследником престола Османской империи, то ему точно нельзя будет вернуться домой. Раду знал отца. И знал, что тот не посомневается прежде чем отдать приказ - не раз он в детстве становился свидетелем того, как отец без разбора убивает всех, кто был не угоден ему. Наверное, Влад пошел в него, и жестокости старшего брата можно было не удивляться. – Но, знаешь, я понимаю, что он в тебе нашел. Я понимаю, почему твой султан захотел спать с тобой. Правда, Раду, - Влад усмехнулся, вставая вплотную. Раду даже зажмурился, ожидая удара - болезненного, сильного, унизительного. Но вместо этого последовало совсем другое. Владислав медленно провел ладонями по его груди, бокам, коснулся его бедер и сильно сжал их, заставляя Раду всхлипнуть от боли и неожиданности. – Ты такой славный, ладный. Хрупкий нежный цветочек. Наверное, он сходит с ума от твоей светлой кожи, братец. Расскажешь мне, как он трахает тебя? Должно быть, тебе очень сладко? – прошептал Влад, склонившись к самому уху Раду и сминая ладонями его ягодицы. - Перестань! – такого Раду уже выдержать не смог. Он встревоженной птичкой забился в руках брата, стараясь высвободиться. Поведение Владислава ужасно пугало его, Раду даже не мог и представить себе, что его брат будет способен на такое для того, чтобы запугать его еще сильнее. Он как мог старался гнать прочь мысли о том, что все это может быть чем-то большим, чем попытки надавить на него и довести его до самой настоящей истерики, но с каждым мгновением, с каждым грубым жестким прикосновением ему становилось все сложнее унять тот бешеный рой мыслей, что носились в его голове, постепенно уступая главенствующее место самым страшным из них, что леденили его душу. Раду беспорядочно колотил кулаками по груди и плечам Влада, крутясь в его руках, но брат держал его крепко. А удары и попытки отстраниться лишь больше раззадорили и разозлили его. - Что такое, Раду? Он тебе нравится, а я – нет? Разве я хуже? – прорычал Влад, а после резко развернул юношу спиной к себе, вжимая его животом в жесткий бортик бассейна. От довольно сильного удара у Раду даже сбилось дыхание и он жалобно всхлипнул, но все равно попытался руками ухватиться за бортик, приподняться и выскользнуть из рук Владислава, но тот властно рванул его за волосы, заставляя резко откинуться назад, и перехватил его руки, погружая их обратно в воду, царапая и оставляя на них синяки. Владислав ничуть не церемонился с братом. Ему даже нравилось, что каждое его прикосновение причиняло хрупкому юноше только больше боли. - Влад, перестань. Пожалуйста, отпусти меня. Я никому не расскажу, - совсем тихо произнес Раду, не в силах унять дрожь во всем теле. Ему до последнего хотелось думать, что Влад просто играет с ним, хочет как можно сильнее напугать, вернуть себе власть над младшим братом. Но с каждой секундой он все больше боялся, что Владислав уже не отпустит его. Что он действительно собирается сделать то, о чем Раду так не хотелось даже думать. Что Владислав слишком уж вошел во вкус и уже просто не смог бы отступиться от того, к чему теперь все шло, даже если изначально это и в самом деле задумывалось просто как очередная уловка. - Ты и так никому не расскажешь, маленькая турецкая подстилка, - Владислав усмехнулся, всем телом прильнув к Раду. Сам факт полной беспомощности Раду заводил Влада даже сильнее чем близость стройного тела, в которое он вжимался так сильно, что чувствовал самое мельчайшее подрагивание, каждый сбивчивый полувздох-полувсхлип Раду, не перестававшего трепетаться в его руках. Сейчас Владислав даже почти не думал, что это тело, которое он буквально стискивал в своих руках - его родной брат. Что это даже еще больший грех чем то, чем Раду занимается с Мехмедом. Весь рассудок Влада уже давно был затуманен ужасной злостью и желанием наказать младшего брата за его омерзительное неподобающее для Басарабов поведение. – Успокойся, птичка. Может, я буду не хуже твоего любовника-турка. Или у тебя их несколько? Может, ты обслуживаешь всех, кто так тщательно охраняет тебя? Не зря же они так сильно любят тебя. Я все вижу, Раду. Эти турки готовы тебя на руках носить, словно своего султана, – он в очередной раз издевательски усмехнулся, одной рукой крепче перехватывая Раду через грудь и прижимая его к себе, вторую же он запустил между их телами и сжал свой член пальцами у основания, потерявшись им между ягодиц юноши. - Влад, не надо, - снова попросил Раду, уже, впрочем, убедившись, что его брата ничего не трогает. Он плотно зажмурился, искренне радуясь тому, что Владислав хотя бы не видит сейчас его лица, на котором застыло выражение ужаса и отвращения. Раду даже представить не мог, что однажды в голове его брата появятся такие греховные, жуткие помыслы. Тем более, он даже не вообразил бы, что Влад осмелится воплотить их в жизнь. И Раду теперь и не знал, чего ему сейчас хочется больше: чтобы в купальню и в самом деле никто не вошел и не обнаружил его в настолько унизительном положении, или же, чтобы кого-то случайно все-таки занесло сюда и он был бы спасен, избавлен от брата, пусть и пережив ужасный позор. - Он мог бы растянуть тебя получше, - Владислав хмыкнул, сперва медленно протолкнув внутрь головку, а после взяв Раду одним резким сильным рывком, с наслаждением загоняя свой член в эту тесноту и догадываясь, как больно делает этим юноше. Раду вскрикнул, в очередной раз подаваясь вперёд. От жуткой боли на его глазах тут же выступили слёзы, и он лишь сильнее сжался, понимая, что этим делает себе только хуже, но не в силах хоть немного расслабиться. Выждав совсем немного, Влад стал двигаться короткими мощными рывками, ничуть не заботясь о том, что причиняет боль Раду, который все ещё инстинктивно дёргался в его руках, стараясь высвободиться. – Тихо, птичка. Ты попался, - прошептал он, больно кусая Раду в шею. Осознав, что так может только ещё сильнее унизить брата, сделать знаки того, что произошло, более явными, заметными, он стал кусать хрупкие плечи Раду, не сомневаясь, что уже совсем скоро его нежная светлая кожа будет буквально пестрить следами от укусов. Его следами. Влад двигался в рваном, то и дело сбивающемся ритме, ничуть не волнуясь, что Раду больно бьётся всем телом о бортик бассейна и постоянно всхлипывает и вскрикивает. Он искренне считал, что его брат заслужил это. Заслужил всю эту боль. Заслужил осознать, что он теперь не больше, чем обычная подстилка и жалкий слабак. В каждое свое грубое властное движение Владислав старался вложить как можно больше своей ярости и злости, отыгрываясь сейчас на брате за все, что, по его мнению, ему приходилось здесь переживать. Обычно Раду был недосягаем для него, никто бы не позволил Владу сделать ему по-настоящему больно. Но сейчас все было иначе. Никто не спешил на помощь юноше, которого терзал его собственный брат, и это чувство пьянило Влада сильнее, чем ощущение горячей сжимающей его тесноты внутри. Почувствовав, что ещё долго не вытерпит, он стал с совсем уже быстрой скоростью, с такой, какую могло позволить их положение, вбиваться в брата. Ему хватило нескольких уверенных движений и он кончил, не отказав себе в удовольствии ещё раз дёрнуть Раду за волосы, чтобы он закричал погромче. – Ты славная шлюха, братец, - произнес он прямо в ухо Раду и довольно ухмыльнулся, когда брат поморщился. Владислав ловко вылез из бассейна и покосился на брата, который слегка перевалился через бортик и уткнулся лбом в сложенные на полу руки. Решив, что на сегодня Раду получил свое и надолго запомнит этот урок, Влад наскоро вытерся, оделся и вышел из купальни, не без наслаждения слушая тихие всхлипы брата, которые тот уже даже не пытался сдерживать. Раду довольно долго оставался в купальне после того, как Влад, наконец, оставил его одного, вволю поиздевавшись над ним. Понимая, что скоро сюда непременно кто-то придет, ведь он и так провел тут больше времени, чем, должно быть, следовало, он торопливо привел себя в порядок, насколько это было возможно, оделся и вышел в коридор. Куда ему теперь идти – Раду совершенно не представлял. Внутри у него было теперь совершенно пусто. И ему было страшно, что теперь, после того, что брат сделал с ним, Мехмед отвернется от него, и он останется совсем один. Какое-то время Раду бесцельно ходил по коридорам, так и не завернув ни в одно из своих любимых мест во дворце. К себе в комнату идти ему тоже не слишком сильно хотелось. Потому, что сейчас ему все было противно, и прежде всего, ему было противно от себя самого. Теперь он действительно чувствовал себя грязным и порочным. Влад, пожалуй, добился своей цели и унизил его так сильно, что едва ли он когда-нибудь действительно сумеет отойти от этого. Все его тело неприятно ломило из-за ударов и того, что много времени он провел в ужасно неудобном положении. Наверное, вся его кожа была в жутких синяках, которые не удалось бы скрыть – разве что полностью завернуться в многослойные одежды и сидеть у себя в комнате, пока они не исчезнут полностью. Наконец, Раду обнаружил себя недалеко от коридора, где располагались комнаты наследников. Он заметно сомневался. Во-первых, он не был уверен, что ему можно находиться здесь без сопровождения хотя бы одного из сыновей султана или его приближенных, во-вторых, хоть ему и хотелось сейчас сильнее всего увидеть Мехмеда, он совершенно не знал, что сказать ему. Как объяснить то, что он сейчас в таком состоянии. Как пережить, если его друг посмотрит на него с отвращением и скажет, что больше не хочет его видеть. И все же он шагнул вперёд, понимая, что иначе так и будет ходить по дворцу как призрак, не зная, куда себя деть. Стража, завидев его, даже не подумала его остановить. Либо на этот счёт были четкие указания Мехмеда, либо он не лгал, когда говорил, что Раду очень сильно нравится местными. В отличие от его нелюдимого злого брата. Он подошёл к двери Мехмеда и, тихо постучавшись, зашёл, сразу же замирая на пороге. Раду отнюдь не был уверен, что пришел в нужное время, и был готов уйти, стоило Мехмеду лишь попросить его об этом. Тот сидел в кресле и внимательно вчитывался в какие-то бумаги. Но, стоило ему только заметить Раду, как он стремительно поднялся и подошел к своему гостю, внимательно и очень озабоченно рассматривая его. - Раду, что случилось? Это кто-то из своих? – взволнованно спросил он, сжимая руки юноши и проводя его в комнату. Что-то во внешнем виде Раду очень сильно тревожило его. И дело было не только в том, что его друг был весь в синяках. Даже если бы и не эти ужасные следы, не составило бы особого труда понять, что с ним случилось что-то по-настоящему плохое. - Нет, - пока лишь тихонько откликнулся Раду, а Мехмед покачал головой. Раду был так сильно напуган, что наследник и сам ужасно боялся сделать что-то не то, сказать что-то неосторожное, как-то не так коснуться его и все испортить ещё больше. Он осторожно усадил юношу в большое кресло, налил ему вина и сам опустился на подлокотник, практически впихнув бокал в дрожащие руки Раду. - Выпей, - мягко произнес он, и юноша покорно сделал несколько глотков. Мехмед дал ему некоторое время просто прийти в себя и успокоиться, заодно рассматривая его. Кто бы ни напал на Раду, он был явно очень озлоблен, и делал все, чтобы причинить юноше как можно больше боли. Мехмед знал лишь одного такого человека. Но он не торопил своего друга с расспросами, понимая, что ему и так сейчас достаточно тяжело. - Это Влад, - словно бы подтверждая опасения наследника, наконец, сказал Раду. – Он, - юноша запнулся, не зная, сколько хочет сказать. – Он избил меня. Сказал, что я – турецкая подстилка, и… - он осекся, думая, как сказать то, что собирался. - Я все понимаю, Раду, - тихо сказал Мехмед, осторожно обнимая Раду. Слова юноши, следы синяков и укусов, то, как выглядел юноша, теперь окончательно сложились в единую картину. И Раду не нужно было заставлять себя говорить о том, что случилось между ним и братом, чтобы Мехмед понял. Сейчас ему ужасно хотелось пойти и убить Владислава, и его только сильнее злило то, что он не может себе это позволить. Что в его власти пока лишь пинать его на тренировках, но не убивать. Потому что решение о жизни пленника он сможет принять лишь когда сам станет султаном. – Все хорошо, душа моя. Я рядом. Не бойся, он тебя больше не обидит, - тихо произнес он, поглаживая Раду по волосам. Юноша жался к нему так робко, словно был не в силах поверить в то, что его и правда не оттолкнули, что Мехмед не считает его омерзительным, что наследнику не противно к нему прикасаться. И Мехмеду становилось только больнее из-за того, что Раду засомневался в нем. Хоть он и прекрасно мог это понять. Раду был перепуган, ему было очень больно, и, конечно, он сильнее всего боялся, что после этого кошмара еще и останется совсем один. Так что вместо того, чтобы бессмысленно злиться и даже мысленно попрекать Раду в одном лишь предположении, что он мог быть предан своим самым верным другом, Мехмед взял с себя обещание сделать все, чтобы вернуть своему любимому улыбку, убедить его в том, что он все еще очень нужен. - Я люблю тебя, - совсем тихо сказал Раду, отставив свой бокал и схватившись за Мехмеда со всей силой, которая у него осталась. - Ничто не заставит меня любить тебя меньше, душа моя, - тихо произнес наследник, надеясь, что эти слова, сказанные совершенно искренне, хоть немного успокоят Раду и облегчат его ужасную боль.