***
Волосы Питера серебрит луна. Она же ярко освещает лицо — почти слепит — и выделяет чёрным и без того чернеющие круги вокруг глаз. Он вытирает спиной побелку, когда слишком опасливо, что вовсе на него не похоже, жмётся к стене, потому что неведомое шестое чувство шепчет, что впереди опасность, беги, Питер, спасайся. В шестое чувство Питер никогда не верил. Да и какая опасность может угрожать ему рядом с Тони? — Неплохой выбор для того, чтобы нас быстрее заметили. — Тони облачён во всё спортивное и неприметное — точно в боевик какой попали, думается Питеру, даже вот, капюшон на голову натянул, — смотрит на приближающегося вприпрыжку Питера сквозь чёрные стёкла очков и буквально излучает собой сарказм и недовольство. Благо Питер предусмотрел и это тоже. — Держи. — Питер вытрясает термос со свежеприготовленным кофе из рюкзака — единственное его содержимое — и бросает Тони. Тот ловко ловит и смотрит сначала на вещь в руках, а затем уже и на Питера с лёгким недоумением. — Абра-кадабра, Вингардиум Левиоса, стань снова человеком! — Питер махает руками, точно колдует, подскакивает к Тони и откручивает крышку термоса. — Пей, всего лишь кофе. — Уловив знакомый аромат и припоминая, что Питер пару раз уже делал ему кофе, и он даже не отравился, Тони наконец делает небольшой глоток на пробу. — А чего без сахара-то? Гадость какая! — Тони морщится и, вопреки своим же словам, снова припадает к живительному напитку, пока Питер, переминаясь с ноги на ногу, греет озябшие пальцы горячим дыханием. — Пей, какой дают, я в темноте сахар не нашёл — Карен опять его переставила. — Первый ящик слева от плиты, умник. — Питер, нахмурившись, что-то бурчит в ответ, плюхается на переднее сидение и нетерпеливо ёрзает, дожидаясь, когда Тони покончит с кофе. Тот за пару-тройку обжигающих глотков осушает термос и возвращает его Питеру. — Ну, что, куда твоя гениальная, но не в случаях найти сахар там, где он стоит всегда, пятая точка желает смотаться? — Глаза Тони даже сквозь стёкла очков искрятся смехом, губы сжаты в полоску, точно он сдерживает порыв улыбнуться. Он поворачивает ключ зажигания, и воздух тут же наполняется приятным урчанием двигателя. Если зло невозможно остановить, его непременно нужно возглавить, думается Тони. Злом, конечно же, в данный момент является сидящий по правую руку подросток. — Вообще, я думал просто по городу покататься, ничего такого. — Питер жмёт плечами, потому что действительно не думал, куда он хочет отправиться, он просто хотел поехать, чтобы убежать или, быть может, поговорить с Тони. И если первое у них уже удалось, то, как взяться за второе, Питер совершенно не знает. — Можно в клуб заехать, — осторожно предлагает он. — Клуб? Ты цифры-то в паспорте видел, ребёнок? — Интересно, мелькает в голове Питера, то, что я переквалифицировался из «мелкого» в «ребёнка», это хороший знак? — Максимум аттракционы и сахарная вата в виде единорога. — Ты невыносим! — Питер неизменно тычет его локтем, не больно, но ощутимо. — Между прочим, в клубе я уже был, с Недом и ЭмДжей, так что выкуси! Тони на это ничего не отвечает, и Питер вдруг задумывается, хорошо это или плохо: когда он вот так начинает молчать. По спине отчего-то бегут мурашки, и Питер понимает, что лучше уж что-то язвительное или, быть может, слегка обидное в ответ, чем вот так, когда совершенно не знаешь, о чём Тони думает. — Тони, — тихо, еле перекрывая голосом размеренный гул мотора, зовёт Питер и поджимает губы, не замечая ответной реакции: Тони слишком сосредоточенно следит за дорогой, легко лавируя среди немногочисленных машин — ещё чуть-чуть, и они будут в Нью-Йорке. — Тони, — уже настойчивее повторяет Питер. Опять тишина. Если это такая игра, Питеру очень хочется выиграть, потому что он точно знает: Тони совсем-совсем не обижен. — Ну То-о-они! Тони-Тони-Тони-Тони-То-ни! — Ну чего тебе, ребёнок?! — Ничего. — Питер хихикает, а Тони, кажется, вот-вот испепелит его взглядом. — Красиво здесь, звёзды. И ночь красивая. — И ты, хочется добавить, тоже красивый, но Питер вовремя прикусывает болтливый язык. Что он творит? Ему ведь нужно всего этого бояться, не так ли? Так ведь обычно и происходит: маленькие мальчики боятся взрослых дяденек. Как минимум, не привязываются и не чувствуют ничего из того, что Питера буквально изнутри раздирает. Питеру всё же страшно, как маленькому, но страх этот парадоксальный, невменяемый, как и сам Питер, он не может постичь его природу, но факт остаётся неопровержимым фактом: Питеру страшно от того, что с Тони ему ни разу не страшно. Ведь не бывает так, верно? Ведь с малознакомыми людьми — Питер всё ещё думает, что предоставленной Пятницей информации слишком мало, чтобы хоть как-нибудь узнать Тони Старка — нельзя так, сходу, в воображаемый карьер? Питер чувствует себя на каком-то метафорическом краю обрыва, в спину дышит жизнь прежняя, скучная и одинокая — не считая друзей и Дубины, у него ведь совсем-совсем никого, — а там, внизу, жизнь другая, и в ней есть... Нет-нет-нет, Питер, ты сумасшедший точно, раз решил, что хоть немного сможешь заинтересовать Тони. Вот увидишь, всё закончится, и глазом не успеешь моргнуть. Не моргай. Наслаждайся отведёнными мгновениями на полную, пока глаза не начнут слезиться. Что я несу? Сумасшествие. Питер едва не врезается в стекло, когда машина резко тормозит. Ошалело смотрит на Тони, сжимающего руль до побеления пальцев и едва может понять, что произошло. Ничего необычного на глаза не попадается, и Питер уже собирается спросить об этом Тони, как тот приподнимает руку в останавливающем жесте. — Машина, — бросает он, кивая куда-то в сторону, но понятнее от этого Питеру не становится. — Что? Тони, какая ещё машина? — Видишь красную Ауди? — Кивок. — Возле неё ещё амбал стоит. — Ещё один. — Её раньше никогда не было. И она стоит на моём месте. — Что? Откуда? И часто ты сюда заглядываешь? — Я живу здесь... — Ты что? — Тони от этого вопроса — чертовски глупого, думается вмиг Питеру — становится смешно. — А ты думал, я всё это время на ринге жил? — усмехается Тони, и взгляд его вновь обращается к стоящей неподалёку Ауди Р8 е-трон. Кажется, Тони ещё никогда не был таким сосредоточенным и серьёзным. Питер смотрит не на заинтересовавшую телохранителя машину со странным не двигающимся силуэтом около, а на самого Тони. Глаза его выражают холодную готовность ко всему, что только может произойти в следующее мгновение, губы сомкнуты в почти горизонтальную полоску, дыхание тяжёлое, почти ощутимое. Питеру становится не по себе, он хватает Тони за руку — точно каменный, моментальная мысль, — и смотрит с не меньшей мольбой, чем тогда, в их первую встречу. — Пожалуйста, скажи, что ты не пойдёшь туда, что мы просто уедем, что... — Сиди в машине и не дёргайся. — От чеканого тона становится совсем страшно, и Питер вцепляется мёртвой хваткой в мягкую ткань спортивной кофты. Тони легко высвобождает руку. — Думаешь, здесь я в безопасности? — Здесь определённо безопаснее, чем внутри. Послушай, Питер, — Тони смотрит уже мягче, словно одним взглядом желая убедить, что всё хорошо, Питер, тебе не о чем беспокоиться, — как только услышишь выстрел — неважно, кто стрелял, — уезжай. Или лучше беги. — Ты же не думаешь... — Ты меня понял? — Да. Тони выходит из машины, а из Питера будто выкачиваются остатки мнимого спокойствия, и всё, что ему остаётся — так это свернуться калачиком на сидении и ждать либо Тони, либо выстрел.***
Всё это что-то смутно напоминает Тони. И машина такая... кричащая, у абы-кого такой не будет точно. Но он всё не может понять и вспомнить не может тоже, хоть отгадка — та самая — вертится на языке, как вылетевшее вмиг слово. Металл пистолета непривычным — забытым — холодом пробирается под кожу и колет пальцы, а Тони ругается на себя и Питера — за то что послушал, а тот предложил. Сложись всё по-другому, спали бы они сейчас в тёплых кроватях, а не оказались разделёнными: он здесь, с пистолетом в руках, пробираясь сквозь дебри мрака собственной квартиры, а Питер там, один, и чёрт-что ещё может с ним случиться за это время. Тони стискивает зубы и старается не думать. В идеале — полностью отключить мозг и довериться проверенным инстинктам вкупе с обострённым чутьём. Всегда помогало. Но не сейчас. Свет слепит почти моментально, стоит только переступить порог кухни, руку заламывают мгновением позже, выбивая пистолет, но Тони удаётся выкрутиться и нанести пару мощных ударов двум — трём-четырём-пяти, Тони сбивается — противникам. Ответный удар в лицо отрезвляет, как и тянущий гласные женский голос: — Ма-альчики... Тони отпускают, он массирует запястья и утирает рукавом лицо, точно кулак мог его испачкать, лишь соприкоснувшись. Невесело усмехается в изгиб локтя и думает, каким дураком оказался, раз повёлся на подобные — до нервного тика знакомые — замашки. — И как я мог забыть, что только ты можешь так вероломно врываться в чужие дома и портить лица их хозяевам?.. — Тони-Тони, так вероломно я могу ворваться только в один дом, и, знаешь, мои глаза говорят, что с твоим прекрасным лицом всё в порядке. — Изящная ладонь гладит по щеке и подбородку, большим пальцем пробегая по нижней губе, а длинными ногтями специально царапая везде, куда может дотянуться. Тони встречается взглядом со знакомыми глазами цвета изумруда — для Тони это не просто метафора, когда-то давно он потратил много часов, чтобы убедиться, что эти глаза поистине драгоценны, — пока они не спускаются ниже, бегло осматривая всего Тони. — Как и со всем остальным тоже. — Ярко накрашенные губы извиваются в улыбке совсем по-змеиному. — Жаль, подобного не могу сказать о тебе: ты так постарела! — Наигранно ужасается Тони, и ответом ему служит заливистый смех — наверняка такой же наигранный. Оба лгут и притворяются, и оба об этом прекрасно знают. Как и всегда. — Шутник, — тянет она, указательный палец перемещается под подбородок, чуть приподнимая голову Тони. — Давай наше — как ты там раньше это называл? — фирменное приветствие. Ты ведь всё ещё помнишь? — Как такое забуде... — Тони не успевает договорить, как её губы умело и так по-собственнически втягивают его в страстный поцелуй. Он не делает ничего, даже не шевелится, пока она хозяйничает языком и прикусывает его губы зубами, что-то еле слышно мурча, точно кошка. Если она кошка и есть, то самая кровожадная львица, думается Тони. — О, кажется, твоему малышу понравилось, — разорвав поцелуй, шепчет она на ухо и проходится ногтями по плечам и груди. — Смотрит во все глаза, такой невинный, точно оленёнок. — Моему?.. Чёрт, Питер! — Тони моментально оборачивается и смотрит на совершенно растерянного Питера. Под руку его держит ещё один натренированный амбал, вдвое шире и точно на две головы выше. — Не трогай его. — Ты думаешь, я способна обидеть это золотце? — вскидывает она брови. — Тони, уверяю тебя, с его головы и волоса лишнего не упадёт. Ты там его мёрзнуть оставил, а мои ребята позаботились доставить его сюда. — Питер инстинктивно отшатывается, когда наманикюренная ладонь тянется и к нему тоже, но его крепко держат, так что он и шагу ступить назад не может. — Какой очаровательный подросток! Интересно, поцелуй спишут за совращение несовершеннолетних? Тони, ты когда-нибудь целовал эти прекрасные губы? — Что вам... — начинает Питер, но его затыкают ладонью, и он просто что-то нечленораздельно мычит. Когда он успокаивается, ладонь заменяет указательный палец, осторожно царапнув губы. — Ты совершенство, — выдыхает она ему в губы, но не целует, лишь тянет на себя, приобнимая и высвобождая из плена сильных мужских рук. Сажает за стол, сама присаживается рядом прямо на столешницу, запустив ладонь Питеру в волосы. И без того короткое обтягивающее красное платье неприлично сильно задирается, пальцы перебирают каштановые пряди. Казалось, ещё чуть-чуть — и Питера начнёт колотить. — Может, хватит дешёвого пафоса и интимных сцен? — Тони так и стоит с красными от помады губами, не отрывая обеспокоенного взгляда от побледневшего Питера, что сидит, прикрыв глаза, точно спит. Только еле подрагивающие ресницы и губы говорили о том, что он всё ещё в сознании, хоть и всячески старается отгородиться от всего, что творится вокруг. — Просто так ты никогда не появляешься. И, конечно, не можешь обойтись без красивых сцен. В толпе, у ринга, тоже была ты? — Я. — Так значит я не ошибся. — Ты никогда не ошибаешься. Как никогда не забудешь меня, раз тебе хватило такого короткого мгновения, чтобы узнать моё лицо. — Набедренные ножны неприязненно поблёскивают холодным металлом, и Тони замечает, что она не избавилась от привычки всегда носить их при себе — было время, когда она даже спала с ними. — Допустим. Тогда что тебе нужно? Старая добрая месть? — Тони подходит на полшага, и его — странно — никто не останавливает. Всё будет хорошо, Питер, мысленно успокаивает он, точно подросток мог его слышать. Она расплывается в по-хищнически изящной улыбке. — Нет, для мести я давным-давно тебя простила. Напротив, Тони, я пришла, можно сказать, восстановить утраченные отношения. Сейчас вы, ребята, наденете приличную одежду, и мы кое-куда прокатимся.