Золото и титан

Его пропускают без вопросов, совершенно молча и никак не комментируя — слишком траурно, как кажется Тони, но он старается об этом не думать. Он не думает вообще ни о чём, все действия происходят словно сами по себе, словно он приобрёл новый инстинкт: не смотря ни на что спасти Питера. Он не думает, каково это — возвращаться сюда при таких обстоятельствах, каково просто сюда вернуться, но в чувство его приводит излишне механический в такой ситуации голос Пятницы: — Добро пожаловать, мистер Старк. — И, будто читая мысли, информирует: — Мистер Паркер у себя в кабинете. — Спасибо, Пятница. Он застывает на пороге, когда видит живого его. На мгновение мозг принимает Питера за настоящего, и Тони просто не верит своим глазам, таращась на сидящего на стуле Питера. Руки закинуты назад, за спинку стула, сам весь всклоченный, но живой. Его успели спасти. Треск. Помехи видеозаписи, Питера разрезают белые полосы, и Тони едва ли не со стоном понимает, что это голограмма. Закинутые назад руки туго перетянуты верёвкой, лицо заливает кровь из разбитого носа, и Тони до хруста сжимает кулаки, сдерживая едва ли человеческое желание перерезать этому подонку глотку. Внутри всё сжимается и немеет, стоит Тони заметить в его глазах слёзы. Они красные и опухшие, как и рассечённая губа, с которой также тонкой струйкой стекает кровь. На скуле фиолетовым наливается кровоподтёк, контрастируя с мертвенно-бледной кожей. Питера крупно потряхивает, и Тони до боли стискивает зубы, не в силах произнести и звука. В глазах Ричарда Паркера происходит то же самое, но едва ли это просвечивается в его движениях и чрезмерно ровной осанке. — Питер, сладкий, не хочешь передать папику привет? — Тони безошибочно определяет обладателя голоса ещё до того, как тот появится на экране — подходит к Питеру медленно, вальяжно — Тони чувствует внутренний озноб — и становится вплотную так, чтобы не закрывать лица, на котором смесь отвращения и страха. — Подмигни хотя бы. — Лающий смех царапает барабанные перепонки, длинные пальцы обхватывают подбородок мальчика. Питер смотрит куда угодно, но не в камеру, взгляд затравленный, кадык нервно дёргается. — Дети, что с них взять? Может, выбить из него эту норовистость? — Тони напрягается всем телом, когда к горлу Питера, чуть выше кадыка, приставляют пистолет, заставляя запрокинуть голову. — Ричард, я же обещал тебе подарок по возвращении. Надеюсь, ты догадался, что в Италии была лишь затравка. И вот я вернулся. Подарок ценный, нужный. Бесценный, я бы сказал — жизнь сына. Хочешь ещё раз его увидеть — просто дай мне автограф с контрольным пакетом акций «Parker Corporation», а то все мои сбережения ушли на встречу с тобой и этим сокровищем. — Он сильнее тычет пистолетом в Питера, заставляя стул качнуться. — Предложение простое и не требует сложных мыслительных процессов, но я, так уж и быть, — мне доставило особое удовольствие общение с твоим сыном — дам тебе немного времени на рассуждение. Мы с Питом летим на курорт, и когда самолёт сядет, у меня должны быть соответствующие бумаги. Нет — мне будет очень жаль лишать всех нас такой прелести. Перед тем, как видео обрывается, Тони чувствует на себе умоляющий взгляд карих глаз. Тони требуется несколько секунд, чтобы переключиться с видеозаписи на смотрящего на него с неким пренебрежением Ричарда Паркера. — Вы же подпишете нужные бумаги? — Несмотря на взгляд, отчаянно, с надеждой, делая пару шагов навстречу. Тони чувствует себя уличным попрошайкой, и вопрос даже кажется ему глупым: само собой разумеется, что подпишет, не может ведь... — Нет. — Слишком резко, и это заставляет Тони несколько отпрянуть, точно от пощёчины. Он смотрит с удивлением и возмущением, но Ричард непреклонен, и Тони пару мгновений не знает, смеяться ему или плакать. — Да вы издеваетесь?! Это же ваш сын! Сын, а не какая-то там компания! — Тони кричит, а ещё машет руками, и на фоне излишне спокойного Ричарда это выглядит карикатурно. — К вашему сведению, одна из самых богатейших компаний, на развитие которой я бросил слишком много сил, — чеканит Ричард с призраком вежливости. — И, позвольте узнать, что вы тут забыли, мистер Старк? Вы разве не уволились? — Он тоже начинает раздражаться, и Тони не знает: из-за того, что он влезает, куда не следовало бы, или всё же из-за похищения сына. Надеется на второе и собирает остатки самообладания в кулак. — Питер позвонил мне. Мне, а не вам, насколько я понял. И, в отличие от вас, я намерен его спасти. Ещё мгновение — и раздражение, исходящее от Ричарда Тони будет чувствовать кожей. Ричард хмыкает и обходит стол — единственную преграду между ними, — опираясь о столешницу и скрещивая на груди руки. — Каким это образом? Я уже отправил своих лучших людей на эту операцию, и вы, к сожалению, в это число не входите. — Бесполезно. — Тони качает головой. — Он только этого и ждёт. И разнесёт ваши игрушки в щепки. Тем более в воздухе, где не спрячешься толком. Ваши лучшие люди будут как на ладони и будут в смертельной опасности. Это поражение, мистер Паркер. — Он будто возвращатся в Ирак, где он, Брюс и Роуди были лучшими стратегами батальона. Чертежи и схемы, кресты на картах встают перед глазами, но самая чёткая картинка — чертёж, увиденный совсем недавно — затмевает все прочие. — И что вы предлагаете? — По голосу и не скажешь, но Ричард, кажется, верит ему. Тони выдыхает уже спокойнее — одной проблемой меньше — и отсчитывает секунды до начала так называемой операции. — Сейчас — просто довериться мне.

***

Вдох-зажмуриться-выдох. — Ну что, друг, давай знакомиться. Паника. — Ты же не угробишь меня, правда? Сжимает виски. — Давай выбирайся. Хватит прохлождаться. Тони щёлкает тумблером, и Марк движется прямо на него. Дыхание перекрывает, точно кто открутил вентиль с подачей кислорода. Он смотрит в тусклые безжизненные глаза, словно ожидая, что кто-то посмотрит в ответ. «Это просто оболочка» — думает он с нажимом, стараясь в собственную ложь уверовать. — Это просто оболочка, — шепчет он уже на грани слышимости и кивает сам себе. — Пятница, детка, запускай эту машину для убийств. — Мистер Старк, ваши жизненные показатели нестабильны. Конечно, если не принимать трясущиеся руки и ноги, сумасшедше колотящееся сердце, шум в ушах и тисками сковывающую голову боль за стабильность. — Просто запускай и всё. Дальше посмотрим. — Тони сглатывает. — Чтобы вам было комфортнее, рекомендуется снять верхнюю одежду. — Куртка со звоном металлической пряжки падает на пол. — Станьте на специальный подиум. — Тот, что с кучей крюков? — Верно. Не волнуйтесь, они необходимы для успешной установки Марка. — Издевается или действительно хочет успокоить, Тони понять не может — просто идёт туда, куда требуется и прикрывает глаза, чтобы не видеть ничего, что будет происходить после. Марк начинает тихо позвякивать сзади, а Тони вновь принимается уверять, что «это просто оболочка». — Расставьте пошире ноги и поднимите руки на уровне плеч. — Пятница, если после этого я потеряю свою прекрасную невинность, надеюсь, у нас есть закон о насилии роботов над людьми. — Фактически, мистер Старк, я всего лишь искусственный интеллект, и, если вас это так волнует, я постараюсь быть аккуратной. Тони усмехается, поражаясь язвительности Пятницы, и давится ответной репликой, когда чувствует, как металл плотно обхватывает бёдра и спину. Механизмы жужжат там и тут, паяют и скручивают, а Тони кажется, что вот-вот что-то пойдёт не по плану — и железный штифт вопьётся в ногу. Он весь — сжавшийся комок нервов и рецепторов, зажмуривается до пляшущих кругов, едва ли отдавая отчёт, что происходит в данный момент — его буквально замуровывают в платиновом гробу. Последняя деталь — шлем, и к тому времени виски уже пульсируют так, будто его самого трясёт. Он стискивает зубы, концентрируясь на одном: Питере, но и это не мешает дыханию сбиться напрочь, а сердцу задать бешеный ритм. — Пятница? — с придыханием шепчет он, когда костюм «включается» и темноту разрезает почти неоновый свет показателей и экранов. — Верно. Марк так же оснащён искусственным интеллектом, то есть мной... — Пятница осекается, точно живая, перед тем, как сообщить взволновенней обычного: — Мистер Старк, зафиксированна нарастающая... — Ты можешь управлять костюмом? — перебивает Тони, прекрасно зная, что у него там нарастает, и дышит глубоко-глубоко. — Конечно, функция автопилота работает исправно. Хотите передать управление мне? — Не мешало бы. Я вообще не разбираюсь в костюме. Ты можешь вычислить местоположение Питера? — Тони пытается двинуть рукой. На удивление, это получается намного легче ожидаемого — будто он вовсе и не облачён в стокилограммовый костюм. Параллельно пытаясь вспомнить те незначительные крупицы информации, что ему вообще были известны о Марке, он делает шаг. Это даётся уже сложнее. — Координаты в базе данных. Хотите отправиться туда? — Почти. Как эта штука стреляет? — Тони ожидает всего, чего угодно, но не того, что его рука против воли поднимется, и из неё пальнёт огненный луч. Он отскакивает, как ошпаренный, и с ужасом понимает, что от источника опасности просто так не спрячешься. Источник опасности — он сам. — Чёрт, это что было?! — Сердце заходится. — Репульсоры. Пока единственные в своём роде огнестрельные установки. — Прикольно, — только и может произнести Тони, с опаской смотря на собственные руки. Разум кричит бежать и прятаться, потому что то, что в его руках сейчас находится, не сравнится по мощи ни с одним секретным оружием США. Марк создан машиной для уничтожения и уж точно не для него. Тони вспоминает о Питере, и это в некотором роде отрезвляет. Помогает оставить на заднем плане почти инстинктивный страх. По вискам бьёт картинка пистолета у самого горла мальчика, и этого ужа достаточно, чтобы вскипела кровь и судорожно сжались кулаки. Он найдёт их где угодно, он спасёт Питера ценой всего. Тони правда готов отдать свою жизнь. Тони правда уже плевать на всё, что с Питером не связано. — Ну что, Пятница, зажжём эту вечеринку?

***

Под кожей что-то шевелится. Что-то мерзко и тягуче-неприятно ползёт вверх, к горлу, давит на ключицы и стягивает шею, расслабляя хватку лишь на пару мгновений, чтобы дать чуть-чуть жизни, чтобы помучить, потому что убить вот так сразу ни разу не интересно. Питер старательно прячет взгляд, в глазах — застывшие слёзы, во рту — противный привкус перекатывается на языке. Он сидит, подтянув колени к животу, руки до невозможности вывернуты за спиной, шея затекла. Он замер, боясь пошевелиться, боясь повлечь на себя беду — его, — словно, если он не будет двигаться совсем, есть хотя бы тысячная доля шанса, что его не заметят. Но нет. Насмешливый взгляд слишком долго и слишком красноречиво упирается в него, изучая и ощупывая, и Питеру уже кажется, будто он вернулся на пять лет назад, в непосредственную близость с человеком, который в своё время дал слишком много, заменил почти всё на свете. Питера тошнит от воспоминаний или от того, что кто-то из этих людей в чёрном слишком сильно заехал под рёбра — и был за это наказан, потому что «играть с Питом имею право только я», и Питера тошнит и от этого тоже. Питеру кажется, что он сошёл с ума в тюрьме. Изменился так точно. Осунулся, побледнел. Питер не видит в нём больше ничего красивого. Человечного, правда, тоже. Питеру страшно ещё от мысли, что с ним могло приключиться, потому что, как бы там ни было, он не может перечеркнуть всё хорошее, что с этим человеком было связано. Питер почему-то совсем не использует его имя. Он точно помнит его, а вот произнести не может — точно иголками, оно впивается в горло и дерёт там. Больно. И за себя, и за него, и Питер с ужасом осознаёт, что ему своего похитителя жалко. — Питер, родной, и долго ты будешь меня избегать? — Питер вздрагивает. Таким надломленным он не слышал его никогда. — Не виделись-то сколько! Пять лет, срок немалый. Ты очень изменился, возмужал, стал прекрасной копией своего отца... когда-то. — Э... рик. — Слово выворачивает язык. — Отец не подпишет. Я знаю. Но я... — Вязкая слюна сглатывается с трудом. — Я смогу его уговорить. Только... — Только отпустить тебя, да? Как же ты жалок, Питер, — в своих попытках хоть сколько-нибудь на него походить. — Эрик присаживается ближе, на сидение напротив, так, что ещё метр — и Питер уткнётся носом в его пах. Питер инстинктивно сжимается и пытается ещё сильнее вжаться в стену. — Я не собираюсь тебя насиловать. До того, как получу ответ от Ричарда уж точно. Что будет потом — зависит исключительно от поведения твоего и его. Эрик расплывается в совершенно звериной улыбке, и Питеру становится удушающе страшно. — Я уверен, твоё место в тюрьме ещё не занято, — цедит он и почти готовится получить пощёчину, но вместо этого глохнет от смеха. — Веришь или нет, но я сожалею, Питер. — Эрик мгновенно становится серьёзным, и Питер дёргается, как от ожога, чувствуя грубые пальцы на подбородке. — Не соверши твой отец то, что он совершил, у нас, может быть, что-нибудь и получилось бы. — Ни слова конкретики, сожаления — всё фальш, Эрик. Я тебе верил, а ты меня использовал. Эрик молчит. Сжимает пальцы на подбородке чуть сильнее положенного, но не критично. Питер не может поверить, что всё происходит так и с ним, Питер по-прежнему чувствует иррациональное тепло, Питер думает, будет ли Тони брать его в заложники спустя пять лет. — Ты любил меня? — Вопрос сбивает с мысли, кажется нелогичным и совсем уж чужеродным в сложившихся обстоятельствах. Он просто не может принадлежать Эрику в данный отрезок времени. — После случившегося о любви не может быть и речи. Он качает головой, словно Питер неправильно его понял. — Я говорю про тогда. Ты любил меня? Питер не может контролировать свой голос, когда тот садится до шёпота: — Ты и сам прекрасно знаешь ответ на этот вопрос. Питер не хочет думать о прошлом, об Эрике и их взаимоотношениях. О том, что он забирал его из школы, обязательно вёл в их любимую — теперь же Питер обходит её за километр — закусочную, покупал много-много жевательных мишек и едва ли не за ручку приводил домой. Оставался на ночь, потому что у их отцов новый совместный проект, и Питеру было грустно оставаться одному. Питер не хочет думать о том, как он завидовал Эрику, окончившему МТИ, в то время как сам он только-только шёл в седьмой класс. О том, как весело было вместе решать математику и химию, о том, кто, в конце концов, привил ему любовь к физике и роботехнике. Он думает о Тони, которому в порыве инстинкивного ужаса позвонил, которого видел в кабинете отца — живого, перепуганного, — и на мгновение чувствует себя обузой. Чёртовым якорем, который любого утянет на дно. Пожалуйста, пусть кто-нибудь придёт и посадит чёртов самолёт.

***

Питер, кажется, просыпается от того, что что-то начинает происходить. Эрик взволнован, его люди тоже, излишнее напряжение осязается в воздухе, и первая мысль, посетившая Питера: падение. Но самолёт не падает, и всё совершенно по-прежнему, не считая как раз-таки всеобщей возбуждённости. Питер стряхивает остатки сна и пытается подняться, но ноющая боль в руках заставляет застонать и осесть обратно на пол. Хэппи по-прежнему нигде не видно, и Питер не хочет думать о худшем. Его оставляют одного, и какое-то время он прислушивается, боясь даже вздохнуть толком. Он слышит приглушённые голоса и следующую после тишину — долгую настолько, что сдавливает виски. Грохот. Питер вздрагивает и елозит по полу назад, подальше от двери, которую сносит буквально в то же мгновение. Она с оглушающим звуком падает, и Питер даже взгляд поднять боится. — Малыш... Дрожь в голосе не скрывает даже титановая броня, и Питер готов расплакаться тут же, стоит скользнуть взглядом от двери на полу и выше, по гладкой красно-золотой броне, до разреза глаз, подсвечивающихся голубым. На мгновение Питер забывает, как дышать. Питер очень-очень хочет вскочить, но руки выворачивает адски, он смотрит на спроектированный им же костюм как на божество, и чувствует, как губу жжёт слезами. Улыбается широко-широко, и от этого тоже больно. — Тони, ты пришёл. — Всхлип. Костюм дёргается, точно пошатываясь, словно Тони делает шаг, но что-то его останавливает. Сзади появляется человек. — Тони, осторожно! — Питер кричит, точно забыв, что броню и с танка не проймёшь, и рвётся вперёд. Тони мгновенно оборачивается и с одного удара обездвиживает противника. Поворачивается к Питеру, и тот уже не может сдержать слёз. — То... — всхлип, — ни. — Пит, маленький, ну не плачь. Всё хорошо, всё уже хорошо. Питер отрицательно машет головой и плачет. Плачет, когда Марк — Тони — подходит почти вплотную. И, когда берёт на руки, — Питер шипит сквозь слёзы из-за вывихнутых рук, а он извиняется долго-долго — плачет тоже. Слёзы просто неконтролируемо льются от счастья и облегчения, хоть не закончилось ещё ничего, но Питер уже чувствует себя спасённым. От Тони исходит титановая мощь, и это вселяет трепет — и Питер плачет из-за этого тоже. — Ты здесь... здесь. Тони, я так боялся... — Питер неконтролируемо шепчет что-то, давится слюной и слезами, пока мужчина возится с наручниками сзади — с почти ювелирной осторожностью. Те с металлическим звоном падают на пол, и Питер чувствует в запястьях облегчение, граничащее с наслаждением. Со стоном растирает руки и смотрит на Тони с благоговением, и это на пару мгновений выбивает мужчину из колеи. На пару мгновений, которых вполне хватает для появления противников. У них в руках пистолеты — Тони слишком поздно замечает это, — а Питер совсем не прикрыт. Он инстинктивно бросается в сторону, слышит вскрик Питера и считает срекошетившие о костюм пули. Одной не хватает. Сердце пропускает удар, Тони захлёбывается воздухом и рывком оборачивается, точно в замедленной съёмке наблюдая, как на плече Питера расползается кровавое пятно. Тут же оказывается рядом, прикрывая собой, и уже без разбора палит по противникам. — Пит, тише, это всего лишь царапина, тебя задело, ничего серьёзного. — Ему нужно привести подростка в чувство. Питер дрожит, осознанность взгляда пропадает напрочь, он хватает ртом воздух и никак не реагирует на слова Тони. Шок. — Малыш, очнись же! — Он зачем-то поднимает забрало шлема, и впервые за долгое время Питер видит его глаза. Срабатывает. — Т-тони... — Питер косит взгляд к плечу, его губы дрожат — слёзы вот-вот покаяться по щекам. Боковым зрением Тони замечает движение. — Не смотри! Там кровь. Просто кровь. Всё будет хорошо, Пит, только не смотри. — С каждым новым словом он делает шаг навстречу, на последнем останавливается вплотную. Питер смотрит снизу вверх со смесью страха, благоговения и мольбы. Тони бы поднять его с пола, сгрести в объятия, сделать всё то, что он неоднократно делал раньше, но он будто натыкается на невидимую стену, а в голове точно блок. Руки покрывает рябью дрожи, голос садится, и элементарное утешение оказывается невозможным. Звон, удар в лопатку. В них снова стреляют, пули мажут по титановой коже, и Тони бы обернуться и за долю секунд обезвредить всех, но любое движение опасно, пока Питер находится здесь. Времени мало. — Приготовься, Пит. Тони опускает забрало и ударом репульсора выбивает иллюминатор вместе с куском самолёта. В одну секунду становится невозможно держаться на ногах и — не будь в костюме встроенной вентиляции — дышать тоже. Он думает о том, каково сейчас Питеру прямо перед ним, затем о том, что это для его же безопасности. В шуме ветра не слышно, но Питер, кажется, вскрикивает. А ещё плачет. Тони не может смотреть на его слёзы. Взять на руки аккуратно, под колени и спину, не задевая больного плеча, поднять. Тони диктует себе последовательность действий, путается и чертыхается, никак не собравшись с мыслями. Проделывает то же самое, что пару раз уж точно прокрутил в голове. Питер кажется ещё легче, более хрупким, и Тони страшно, что физически ощущающаяся мощь костюма сможет ему навредить. Он сможет ему навредить. — Ты как? В порядке? Питер молча кивает, сглатывая, и весь сжимается, словно его боится. — Чего встали? Живо поймать их! — Держись, малыш. Питер, кажется, забывает о боли, потому что стискивает так, что чувствуется даже сквозь броню. Тони и самому верится пока что слабо, но они и вправду летят. Ещё не особо верится, что Питер вот, снова здесь, снова на его руках. Тони не хочет думать о том, что будет, стоит им достигнуть земли. Питер теряет сознание из-за недостатка кислорода, и Тони едва не накрывает волна паники. — Пятница? Да чтоб тебя! — чертыхается он, чувствуя рикошетную пулю. — Самым верным решением будет отпустить мистера Паркера, пока вы будете разбираться с противниками. — Отпустить? Вниз? — Он будет находиться в бессознательном состоянии до тех пор, пока не вернётся возможность дышать. К тому времени вы успеете поймать его. — Сколько вниз? — Десять километров. Тони не может расцепить руки. Когда он это делает, и Питер, раскинув руки, падает вниз, он едва сдерживает себя, чтобы не полететь следом. — Считай. Считай, чтобы я знал, сколько осталось. — Десять километров и пятьсот метров. Восемь километров. Шесть. Мистер Паркер скоро достигнет отметки. Тони едва не разносит самолёт в щепки. Кажется, остаётся ещё кто-то, но он останавливается и летит вниз. — Пять. Он близко. — Мистер Паркер в сознании. Питер кричит. Кричит на ухо в его руках, всё ещё думая, что падает. Тони гладит его по спине и сжимает чуть сильнее положенного, чтобы сказать, что он рядом, что всё уже в порядке. Тони уже нет дела до череды парашютов где-то над их головами.

***

Тони не видит ни единого варианта, где они могут всё это переждать, кроме одного — Джарвис. Это очень иронично: сталкивать их, но у Тони нет выбора. А ещё подло, подсказывает внутренний голос, но Тони, как мантру, повторяет: это на благо Питера, всё это только для его безопасности. Питер успокаивается в его руках и словно бы засыпает, но Тони прекрасно знает, что тот не сомкнёт ни глаза. Свернувшись калачиком, дышит куда-то в живот, и то место будто горит огнём. Они входят через окно второго этажа, как раз в комнату для гостей. Судя по запаху, Джарвис дома и что-то готовит. Он обещал ему вернуться сегодня вечером. — В порядке? — Тони отпускает Питера, и тот, слегка пошатываясь, опускается на пол и делает пару шагов в сторону. Кивает для убеждения — себя или Тони, — и сразу становится понятно, что ничего не в порядке. Тони выходит из костюма резче, чем предполагалось, и чувствует охватившую всё тело дрожь. Кажется, хочет что-то сказать, но понимает, что не сможет — не успеет. Первая волна страха — Тони хватает ртом воздух, даже в таком состоянии чувствуя, как напрягается Питер, — за ней другая, ещё и ещё. Это должно было когда-то произойти. Он не умрёт. Не может умереть. Тони едва успевает перешагнуть порог, как колени начинают подкашиваться, и он просто падает на пол. — Тони! — Питер кричит где-то очень далеко и в то же время близко. Падает рядом с ним на колени, его огромные карамельные глаза прямо напротив его. Что-то капает Тони на щёки. — Тони, Тони, ты слышишь меня? Тони! — Грудь сжимает так, что, кажется, сердце вот-вот разорвётся. Воздуха катастрофически не хватает. Что-то скребётся изнутри о рёбра, и Тони уже не знает, от чего умрёт скорее. Он хватает Питера за руку, но на его месте появляется Джарвис. В его глазах страх, но они кажутся такими стеклянными, когда он выполняет заученные движения. Оттаскивает Тони к стене, даёт в руки что-то, во что приказывает дышать, и просит говорить с ним или же считать вслух. Главное — не замыкаться в себе, не дать страху сожрать себя. У Тони почти получается. Правда, в какой-то момент мир внезапно меркнет, и страх, кажется, всё же проглатывает его.