Bad Romans

Приходит время сборов. Разумеется, их опять селят вместе. Лука думает, что Иван поменяется с кем-нибудь, но нет: он разбирает вещи, кивая Луке в знак приветствия. Знакомый распорядок, изоляция от внешнего мира успокаивают. И Лука, и Иван тренируются до изнеможения, падая вечером на свои кровати и вырубаясь мгновенно. Редкие свободные часы Иван проводит, переписываясь с кем-то или читая. Лука — наблюдая за ним, прикрывшись журналом. Этот человек ему почти незнаком. Другая прическа, другое выражение лица — серьёзное и собранное. Он мало разговаривает и почти не улыбается, только язвительная усмешка трогает губы. Лука не может решить, нравится ему этот новый Иван или нет. Впрочем, постепенно тот начинает смеяться с ребятами на тренировках и фыркать, просматривая сообщения. Лука не верит в это спокойствие: он слишком хорошо помнит, как бился Иван в руках Серхио. Впервые за время, проведенное в сборной, ему снится сон. Это не похоже на кошмар, ничего ужасного не происходит, но... Он сидит в пустой раздевалке, не помня, как сюда попал. Оглядывает себя — на нём сине-гранатовое джерси. На шортах его номер — 10. «Это не страшно», — говорит кто-то рядом, и Лука видит Ивана, которого только что не было здесь. Иван улыбается ему совсем как раньше. Он в мадридской сливочной форме, ему очень идёт светлое. «Это совсем не страшно, — повторяет он, поглядывая на дверь. — Потом мы просто постираем футболку». Он обнимает Луку, удерживая на месте. Дверь, скрипнув, открывается. Лука просыпается с криком, хватая воздух широко раскрытым ртом и чувствуя, как по спине стекают струйки пота. Ему кажется, что он ещё не вырвался из сновидения, но тёплые руки обнимают его, мягкие губы легко касаются виска, а знакомый голос убаюкивает, шепча: «Тшшш, это только плохой сон, он уже прошёл, спи...» Лука дрожит, но быстро согревается и засыпает в кольце этих рук, успев подумать, что хорошо бы все последние месяцы оказались только плохим сном. Утром он в постели один. Иван спит, отвернувшись к стене и натянув одеяло на голову. День, когда на базе отрубаются свет и горячая вода, становится маленьким праздником. Кое-как ополоснувшись под холодным душем после тренировки, все сползаются в холл. На завтра объявлен выходной ввиду коммунальных катаклизмов, поэтому из тайников появляются запрещённые чипсы, консервы, пиво. Свет пока ещё не разрядившихся телефонов создаёт странную призрачную атмосферу. Руки и лица внезапно возникают и исчезают без следа. У Луки быстро начинает болеть голова от этого мельтешения, взрывов смеха и гула голосов. Сунув нетронутый картонный стаканчик с чем-то алкогольным соседу справа, он выскальзывает в коридор, на ощупь находит ручку двери, входит в темноту и чуть не задыхается от ужаса, натыкаясь на чьи-то протянутые руки. «Извини... — голос Ивана звучит приглушенно в непроницаемой тьме. — Телефон куда-то положил, хрен найдешь теперь. Испугался?» Лука кивает, вспоминает, что Иван его не видит, и односложно отвечает: «Да», включая свой айфон и подсвечивая комнату. Каждый ложится на свою кровать, лицо Ивана освещено мертвым светом телефона, Лука смотрит в темноту, чьи права немного ущемлены подсветкой. Иван полностью погружен в какой-то диалог. Луке неинтересно с кем, по крайней мере, он очень убедительно себе об этом говорит. Он смыкает ресницы и слышит: «Не спишь?» Открывает глаза — такая же темнота, как и под веками. «Телефон разрядился», — объяснение следует немедленно, хотя Иван не может видеть, что Лука на него смотрит. Что с ним сегодня такое? Последние несколько дней их общение ограничивается тремя фразами: «Доброе утро», «Спокойной ночи» и «Я душ займу, если ты не против». За один вечер Иван сказал слов больше, чем за все время на этих сборах, если не считать той ночи, но Лука уже не уверен, что «Тшш, это просто плохой сон» и поцелуй в висок ему не привиделись. Если раньше, в их общей юности, Иван закрывался улыбкой, шутками и тотальным, выводящим из себя дружелюбием, то теперь барьера нет, но и его, Ивана, нет: он будто растворился, просыпался между пальцами — сквозь него, кажется, можно рассмотреть все царапины на стене. Новый уровень защиты — мимикрия, и только неизменно вежливое до зубовного скрежета «Доброе утро, Лука» напоминает, что он живет в комнате не один. Иван, как призрак, умудряется не коснуться его даже в тесноте коридора, даже на тренировках, грациозно уходя от столкновений и как бы случайно оказавшихся на его пути рук. Лука не чувствует себя виноватым. «Нет?» — спрашивает темнота в голове. «Нет! Нет! Нет!» — раздаётся эхом из каморки с воспоминаниями. Привычное раздражение снова заполняет грудь, и Лука отвечает: — Не сплю, может, сыграем во что-нибудь? И получает в ответ: — Тоже хотел предложить. Лука поднимается, кладет телефон экраном вниз на стакан на столе, превратив его в светильник. Освещение скудное, но они могут видеть друг друга — этого достаточно. — Во что? — У меня карты есть и кости... — Иван вытаскивает сумку и на ощупь пытается найти что-то в обширных карманах. — Голова болит, карты не потяну, а кости — чистая удача, давай. — На что играть будем? — Иван старается говорить легко, но что-то в этом голосе царапает и Лука злорадно припечатывает: — На раздевание. Иван оглядывает себя — трусы и футболка, на Луке то же самое — и коротко кивает. Это странная игра. Они по очереди бросают кости, всматриваются, чтобы сосчитать выпавшие очки, оглашают результат. Луке везет: он еще полностью одет — а Иван стоит и смотрит на свои черные боксеры, нерешительно подцепляет резинку, поднимая взгляд на Луку. Тот не может рассмотреть выражение глаз: лицо Ивана выше, чем достигает свет их импровизированного светильника, — но вся поза и все движения говорят о дискомфорте. Лука хмыкает, и Иван решительно снимает трусы, бросает на кровать и снова садится: — Боюсь, игра закончена. Лука не хочет прекращать это. Он вкрадчиво предлагает: — Давай теперь тот, кто проигрывает и кому нечего снять, отвечает на один вопрос. Только честно. Иван задумывается, но кивает, соглашаясь. Увы, удача не на его стороне. — Пять, — говорит он, рассмотрев кубики. — Шесть, — смеется Лука. — Ну что, вопрос? Иван кивает замедленно и вообще выглядит как кролик перед удавом, и Лука снова злится, принимая злость с облегчением, потому что ему надоело ощущать себя пустым местом все эти дни. Он подбирается, кладет локти на стол, наклоняясь вперед. Собирается спросить что-нибудь, что смутит Ивана, но не заставит отступить: ведь понятно, что сейчас игра только начинается, — и неожиданно для себя выпаливает: — Почему Васкес? Он тут же жалеет о вырвавшихся словах, потому что лицо Ивана освещается улыбкой, такой, которая раньше предназначалась ему одному. Иван некоторое время мечтательно пялится в пространство, а потом тоже наклоняется вперед, почти ложась грудью на столешницу, и ехидно шепчет: — Так получилось, что ты привил мне вкус к горячим испанцам… — С тебя хватило бы и Серхио, — не менее ехидно парирует Лука, и Иван поднимает ладони в знак поражения: — Ладно, уел. Открою тебе наш страшный секрет: я привязываю его к кровати и луплю плеткой. И мне это нравится. Такой ответ лучше? Лука недоверчиво фыркает: понятно, что Иван шутит, но он никогда не нарушает правила любой игры, а отвечать нужно было честно, так что… Что? — И что... у вас так каждый раз было? — осторожно спрашивает Лука. *** Иван открывает дверь и утыкается носом в огромную благоухающую розу, которую протягивает ему Лукас. — Спасибо. — Настроение у Ивана паршивое, но он не может не улыбнуться. Он кивком приглашает Васкеса войти, ищет, куда бы поставить цветок: в квартире нет вазы — и опускает его в высокий бокал, осторожно прислонив к стене, чтобы тот не упал, поворачивается к Лукасу, подходит к нему, склоняется, сокращая разницу в росте, и утыкается в плечо. — Выглядишь хреново... — говорит тот. — Правда что-то случилось? — Да... — кивает Иван. — Не расскажешь? — Нет... — качает головой Иван. — Ладно... Поедем куда-нибудь? Развеемся? — Не хочу никуда... — Иван отрывается от плеча Васкеса и смотрит в сторону. — Ну и отлично. — Лукас роется в кармане. — Где у тебя кухня? — Что? — теряется Иван. — У тебя есть шоколад, который варят? — Нет... — Я так и думал, поэтому сам принёс. — Он достаёт небольшую жестяную коробочку и показывает опешившему Ивану. — Сейчас сварю. Он находит кухню, шарит по шкафам, гремит посудой. Иван идёт вслед за ним, прислоняется к стене у двери, молча наблюдает за тем, как Лукас, что-то насвистывая, готовит напиток, и негромко спрашивает: — Зачем ты это делаешь?.. — Моя бабушка всегда говорила, что, если погас внутренний огонь, лучшее средство снова его разжечь — это чашка горячего шоколада, — авторитетно произносит Лукас. — Я сразу об этом вспомнил, когда ты позвонил... — Нет... — останавливает его Иван. — Зачем ты делаешь... это... — он неопределённо обводит вокруг себя рукой. Васкес подходит к нему, вкладывает в ладони чашку с шоколадом, задумывается, вглядываясь в лицо Ивана. — Ну... Я эгоист. Мне просто нравится быть с тобой. Видеть тебя в моей постели. Смотреть, как ты улыбаешься. Просто смотреть на тебя... Тебе, кстати, очень к лицу эти мешки под глазами, принцесса... Иван фыркает и делает глоток. — Ну, как? — интересуется Лукас. — Очень вкусно, спасибо... — Иван отпивает ещё немного, наслаждаясь горьким вкусом и ароматом и замечая, что скрученная до боли жёсткая пружина внутри него начинает расслабляться. — А ты? — спрашивает Лукас. — Что? — Ты зачем всё это делаешь? — Я?.. — Иван утыкается в чашку. — Наверное, мне это нужно... — Ясно... — кивает Васкес. — Что там с внутренним огнём? — Тлеет... — улыбается Иван. — Ничего, у нас ещё целая упаковка шоколада, — уверенно кивает Лукас. — Чего-нибудь ещё желаешь? — Да, — говорит Иван, отставляя чашку. — Поцелуй меня. Так, как ты хочешь. Лукас осторожно тянется к его волосам, гладит большим пальцем по шее, привлекает к себе, прижимается к его губам, слизывая с них шоколад нежными прикосновениями, проводя языком по зубам, гладя ладонями плечи, и Ивана ведёт, словно он выпил не чашку шоколада, а бутылку вина. Поцелуй длится долго, и, когда Иван наконец отстраняется, Лукас говорит, гладя его по щеке: — В идеале, конечно, чтобы внутренний огонь зажёгся окончательно, нужно ещё выпить шоколаду, залезть под плед и посмотреть порнушку. *** — Это уже второй вопрос, — улыбается Иван. — Ты его ещё не выиграл. Следующие два раунда Лука проигрывает, нетерпеливо избавляясь от одежды, потому что задавать вопросы куда интереснее, а Иван рано или поздно снова получит меньше очков. О том, что ему тоже придется откровенничать, он как-то не думает. Оставшись нагишом, хватает кубики: — Три. — Меньше выбросить не получится, и Лука вдруг осознаёт то, о чём он минуту назад не задумывался: сейчас ему тоже придётся отвечать на вопрос. Иван, не утруждаясь броском, откидывается и смотрит на Луку, словно выбирая подходящий вопрос из списка накопившихся в голове. Лука чувствует себя неуютно под его взглядом, хочется закрыть уши ладонями, чтобы не услышать, о чём его спросят: он почти уверен в том, что это будет связано с тем моментом, когда за Иваном захлопнулась дверь раздевалки Реала, но тот вдруг говорит: — Почему я? Лука смотрит непонимающе, и Иван поясняет: — Почему именно я тебе понадобился? — С чего ты взял, что нужен мне?.. — бормочет Лука настолько неубедительно, что Иван фыркает, и Лука начинает злиться ещё сильнее. — Просто нужен и всё! — рявкает он. — Ясно, — усмехается Иван. — Очень содержательный ответ. Они снова бросают кости. — Шесть. Трижды, — улыбается Иван. Больше выбросить невозможно, и Лука передёргивает плечами, ожидая тот самый вопрос, который на месте Ивана он задал бы первым. Иван придвигается ближе, чтобы видеть лицо Луки в мерцающем свете телефона, и спрашивает почти безразлично: — Кому ты ещё готов меня отдать? — Я что, должен перечислить всех поимённо? — огрызается Лука. — Нет, — смотрит на него Иван. — Просто ответь на вопрос. — Это было не моё решение... — ёжится Лука. — Всё начиналось как шутка... — Просто. Ответь. На вопрос, — тихо повторяет Иван. — Я... — выдыхает Лука. — Вряд ли... вспомню кого-то из этого списка... — Хорошо, — кивает Иван. — В прошлый раз все твои кандидатуры были не очень. — Но тебе за малым исключением вроде понравилось, — язвительно бросает Лука. — А тебе? — спрашивает Иван. Лука морщится, проводит ладонью по лбу и тихо говорит: — Это уже второй вопрос... — Да... Верно... — соглашается Иван, бросает кости, и Лука чертыхается, начиная подозревать, что тот мухлюет: победа и на этот раз не на его стороне. — Говорят, в азартные игры везёт тому, кому не везёт в любви, — криво улыбается Лука. — Может быть, есть исключения... — пожимает плечами Иван. — А второй вопрос превращается в первый. Тебе понравилось? — Послушай... — Лука надеется, что Ивану не видны в темноте его глаза. — Я... не думаю... Как это может понравиться вообще?.. Техника у тебя отвратительная... — Я работаю над этим, — усмехается Иван. — Я знаю, — говорит Лука. — Надеюсь, тебе это хоть немного помогает... Плётка — отличное решение... Мда... А Серхио тебя, наверное, овсом кормит? — Нет, вином поит, — улыбается Иван. — Тоже неплохо, — замечает Лука и бросает кости. — О, наконец-то эта сука обо мне вспомнила! — Какая? — интересуется Иван. — Фортуна, — отвечает Лука и задаёт вопрос, который причиняет почти физическую боль, когда он его произносит: — Ты по-прежнему принадлежишь мне? Иван смотрит на него, в раздумьях постукивая указательным пальцем по губе. Телефон разряжается, комната погружается во мрак, и Лука, почти перестав дышать, ждёт ответа.