Разрушая доверие

Очередная попытка качественно отработать свою часть партии в хореографии проваливается: Хоби просто немного запутывается в ногах, случайно, снося, рядом стоящего с собой Намджуна и всё приходится прекратить, остановить музыку и дать уже наконец-то ему передышку. Теперь даже Джин на него смотрит странно, то ли с сочувствием, то ли с раздражением. Это впервые, когда Хосок не чувствует своего тела, раньше он мог с головой уйти в танцы, совершенно не поддаваясь ни на какие провокации с внешней стороны, но сейчас словно что-то меняется. Он не может выкинуть из головы Чимина. В душе буквально кошки скребут, как-то не хорошо, даже грудная клетка начинает болеть от этого непонятного пугающего чувства беспокойства и волнения. В какой-то момент ему кажется, что он себя накручивает, создаёт проблему из ничего, видит угрозу там, где её совершенно нет, но потом перед глазами всплывают слишком уж пугающие и жуткие картинки. Он же помнит, как стоял под дверью в ванную комнату и отчётливо слышал чужие рыдания, и нет, это был не просто всплеск эмоций, не просто усталость, это было ядовитое отчаяние, граничащее с безумием и паникой. Глаза полные слёз и голос, совершенно сбитый, охрипший, он стоял перед ним совсем потерянный, разбитый, опустошённый и такой испуганный, что от одного только взгляда на этого надломленного ребёнка, слёзы сами наворачивались на глазах. Он прижимал его к себе, так крепко, как только мог, а тело в руках дрожало и дыхание, тяжёлое, надрывное. Он же понимает, что что-то случилось, не спит практически всю ночь, постоянно вздрагивая от тихого чужого скуления и всхлипов на кровати, он замирал, давя в себе жгучее желание самому разрыдаться от страданий этого малыша. Хосок заботится о нём так, как только может, это искреннее желание всегда присматривать, опекать, быть на интуитивном уровне самым близким другом и родным человеком, никуда не девается, особенно сейчас, когда он чувствует, как свою собственную, боль другого человека, страдает точно также, плавится от этих всепоглощающих эмоций страха и безнадёжности. Джей прикрывает глаза, откидываясь на спинку дивана и, начинает глубоко дышать, вслушиваясь в чужие несмолкающие голоса, ему нужно успокоиться, прийти в себя, он должен мыслить здраво, а не поддаваться беспокойству и панике, чтобы найти выход, понять схему решения проблемы, ведь только так он сможет помочь Чимину, он же его хён. Он должен быть ради него сильным, этот ребёнок нуждается в нём, Чон это чувствует, осознаёт на подкорке сознания, что в маленьком разноцветном мире его маленького Чимина поселилось что-то жуткое, зловещее, что-то, что разъедает того изнутри, выглаживает все косточки и даже не даёт нормально вздохнуть, успокоиться, улыбнуться миру. – Ты как? – Намджун кладёт ладонь на колено Хосока, обеспокоенно всматриваясь в напряжённые черты лица друга, для него подобные промахи парня в новинку, так лажать может кто угодно, но только не он. Не человек, что способен несколько часов подряд крутиться в студии перед зеркалом и даже не вспотеть, он же живёт танцами, чувствует себя в них, как рыба в воде, и тут такое. Это удивительно, хоть Нам и плох в психологии, но даже он здесь понимает, что что-то случилось, ему одного взгляда достаточно, чтобы понять, как внутри, Хоби что-то терзает, мучает, не позволяет сосредоточиться и передохнуть. – Сегодня просто не мой день, – Ответ слишком уж простой, но что Хоуп ещё может сказать: что буквально уверен, что чувствует, как с одним из его тонсенов беда, что их маленький доверчивый Чимин, который скорее является ребёнком группы, чем взрослым и уже вполне эмоционально окрепшим человеком, страдает? Разве он сам уверен в том, что это просто не очередная истерика, не взрыв эмоций от напряжённой работы, не очередная волна плаксивости, которая уже сегодня вечером сойдёт на нет? Как он вообще может быть хоть в чём-то уверен, когда даже сам Чимин ему ничего не сказал? Но ведь он всегда ощущал его иначе, чем других, он каждую клеточку его души успел изведать за эти годы, знал, когда волнение переливалось в плач, а усталость сменялась истерикой. Сейчас же всё иначе и да, Хосок уверен, что это не очередной срыв, он готов поспорить на что угодно, что Пак напуган, а не просто расстроен или подавлен. – Я за Чимина волнуюсь. Чон признаётся, должен же он сказать хоть кому-то ещё, тем более что Ким, лидер группы. Проще будет решить проблему вдвоём, обсудить, высказать свои мысли и быть может, успокоиться. Вдруг он и в прям себя накрутил настолько, что крыша уже начинает потихоньку съезжать со своего законного места, создавая в голове иллюзионные картинки, коих нет на самом деле, путая сознание, вынуждая поддаваться лжи и панике. – Он просто устал, дай ему время, с каждым такое бывает, – Намджун добродушно улыбается, он не меньше самого Хоби за сегодняшнее утро уже успел проанализировать сложившуюся ситуацию. Дать объяснение самому себе, всё ли в их группе хорошо, справляется ли каждый из них с моральным давлением и физической нагрузкой или кто-то уже ломается, слетает с тонкой грани их сложной работы, выходит из привычного образа жизни, потому что больше не выдерживает, прогибается. Киму больше кажется, что это временные трудности, Мин просто устал, ему нужна короткая передышка, возможно небольшой разговор поздним вечером на кухне, где младший сможет в очередной раз рассказать ему, что конкретно его беспокоит, вылить на Намджуна добрую кучу своих страхов и переживаний, а потом всё встанет на круги своя. Мону хочется так думать, вот только недовольный ответом взгляд Хосока и его неподдельная серьёзность в глазах от сложившейся ситуации, заставляют чуть ли не подпрыгнуть на месте, не уже ли он ошибается? – Что конкретно тебя беспокоит? – Разве ты сам не видишь? – Джей ждёт ответа, вот только растерянный вид Намджуна не выражает ничего, кроме обескураженности и удивления. – Он другой. В смысле, я не знаю, как это объяснить, но я… просто чувствую, он ведёт себя иначе, – Чон сбивается, дрожит, дыхания буквально не хватает, ему нужно высказаться, нужно правильно донести свои мысли, вот только как это сделать, когда он ещё и сам в них толком не разобрался, он не представляет. Ким лишь сидит с серьёзным выражением лица и, внимательно выслушивая, кладёт руку на его плечо, то ли пытается успокоить, то ли подбодрить, не совсем понятно, но так намного лучше, так Хоби хотя бы уверен в том, что лидеру не всё равно. – Это не усталость, Нам, мы не так сильно сейчас загружены, это… он напуган, я знаю, когда ему бывает страшно, но сейчас этот страх другой, какой-то более сильный что ли. – Ладно, я тебя понял, – Джун кивает, дружески похлопывая Хосока по руке, это озадачивает, танцор не стал бы ему это всё выговаривать, если бы не был уверен в том, что в группе существует реальная проблема, не в стиле Хоби разводить беспричинную панику. От этого становится не по себе, Чимин слишком уж ранимый и эмоционально не стабильный, сложно даже представить, что может твориться в его голове при определённых обстоятельствах. – Я поговорю с ним сегодня вечером, хорошо? Не накручивай себя раньше времени. – Легко сказать, сложнее сделать. Даже Нам теперь начинает обдумывать ситуацию с совершенно другого ракурса, он ведь мог и ошибиться, неправильно понять, не разглядеть того, что усмотрел Хосок, как же это нервирует. Мон продолжает сидеть рядом, смотря совсем как-то обречённо, так словно, сам танцор сошёл с ума и сейчас вываливает на него приличную тонну абсурдных переживаний и необдуманных догадок, но при всём при этом не уходит, также похлопывает по плечу и молчит, ждёт, вот только чего именно не совсем понятно. Почему-то Хоби ему не верит, дружески, но крайне недоверчиво улыбается и встаёт сам, нет, он, конечно, знает, что Нам серьёзный, ответственный и проблемы решать умеет, вопрос лишь в том, что сейчас, как кажется парню, лидер этой проблемы совершенно не видит. Это и не удивительно, он и сам не может нащупать корень своего беспокойства, понимает, что-то не то, чувствует, а объяснить не может. Он просто знает, что так не должно быть, не свойственно Чимину такое поведение, да и предпосылок к нему не было, а почему-то вся эта хрень происходит, парадокс, да и только. Хоуп только хмурится, мысленно прокручивая у себя в голове события последних дней. Он улыбался, рассказывал, как проходили дни, много тренировался, сказал, что хочет снова сесть на диету, чуть не подрался с Тэхёном из-за места на диване, настойчиво всех убеждал, что он больше не будет никогда опаздывать и всё в этом духе. Ничего нового, но ведь что-то же должно было спровоцировать то состояние, которое Чон наблюдает на протяжении всего вчерашнего вечера и сегодняшнего утра? Голова идёт кругом. Его напрягло поведение танцора ещё с вечера, то, что этот ребёнок чуть ли не разрыдался лишь из-за какого-то падения на лестнице, совсем уж на него не похоже, бывало и похуже. Он был такой обессиленный, забитый, холодный, так отчаянно к нему прижимался, так сильно, словно просил защиты, поддержки и это всё произошло так быстро. Он же ещё тем утром улыбался, полный энергии и сил, довольный, уплетал завтрак и смущался всякий раз, когда сам же Хосок начинал его в шутку расхваливать в толк и бес толку, а что сейчас? Лежит и не встаёт, закутываясь с головой во все одеяла, что только находит, сторонится, даже от еды отказался, и что самое ужасное, плачет, такое чувство, что постоянно, молчит, держит в себе. – Чонгук, – Джей сам от себя не ожидает, почему произносит его имя, возможно, потому что младший так удобно попадается на глаза, сидя совсем рядом и копошась в собственном рюкзаке, но где-то на подкорке сознания, неожиданно всплывает мысль, что почему-то именно макнэ, может ему помочь. Они же были вчера вместе, правда Хосок точно не помнит где конкретно, знает лишь, что Намджун бросил на кухне короткое, что-то вроде «они уехали вместе» и на этом всё. – А вы с Чимином вчера… Вы же вчера вместе были, да? – Он даже не знает, как правильно спросить, просто потому что не понимает, что именно пытается узнать, но младший почему-то вздрагивает, немного напрягается и внешне чем-то по поведению начинает напоминать самого Пака, и тут Хоби, кажется, догадывается, что конкретно можно спросить. – Да, забирали кое-какие вещи, а что? – Чонгук даже в глаза не смотрит, продолжая рыться в чёрной сумке и постоянно извлекая из неё то какие-то провода, то непонятные гаджеты, но при этом, очевидно, крайне быстро приходит в себя, отвечает немного сдержанно, но в целом, как обычно и Чон уже даже сомневается, правильно ли он понимает ситуацию. Что он только что хотел спросить у Чонгука: не обидел ли их кто, может, напугал? Становится смешно, этот ребёнок больше всех сегодня шутит и развлекается с Тэхёном, если Чимин подавлен и разбит, то вот макнэ скорее напротив, веселится за двоих. – Да так, не бери в голову, – Хоби больше не знает, что сказать, если с Гуком всё в порядке, тогда дело не в их поездке, значит что-то другое: может в семье проблемы или хейтеры опять подлили масла в огонь? Да, нет, глупости, об этом Чимин обычно говорит, даже возмущается слегка, высказывая всё, что он об этом думает, а тут нечто иное, явно более серьёзное и, похоже, то, с чем раньше сам Пак никогда не сталкивался. Ещё одна идея Юнги, чисто теоретически, они могли ведь, и поругаться, порой репер бывает весьма грубым и резким, мог в порыве гнева и усталости и сказать что-то, не подумав. Сейчас это единственная зацепка, выглядящая более-менее правдоподобно, конечно если не считать того факта, что сам Шуга последние два дня дома вообще не появлялся, не вылезая из своей студии, хотя им никто не мешал встретиться как раз вчера вечером, он ведь точно не знает, куда заходили младшие. – А вы вчера к Шуге-хёну в студию не заезжали? – Нееет, – Чонгук почти вытягивает буквы, при этом смотря на самого танцора так удивлённо и озадаченно, что Хосок уже второй раз за сегодняшний день ловит себя на мысли, что все вокруг считают его сумасшедшим. Да, и чего только он докопался до этого ребёнка, которого на данный момент ничего кроме содержимого собственных вещей, кажется, совершенно не интересует. Гук даже рюкзак в руки хватает, быстро пересаживаясь на другую сторону дивана поближе к Джину, только, чтобы от него отстали, перестали доставать вопросами, а Джей и сам уже сдаётся. Садится на освободившееся место Чонгука и наблюдает за тем, как самый младший Ким издевается над Намджуном, пытаясь ему то ли с хореографией помочь, то ли угробить окончательно, чтобы лидер что-нибудь себе, да подвернул. Хоби вздыхает, прикрывая глаза и потирая пальцами переносицу носа, как же он устал, все эти мысли и догадки измотали настолько, что ещё чуть-чуть, и он просто-напросто рухнет на пол ничком, а ведь впереди ещё работа, её никто не отменял. Запрокидывая голову на спинку дивана, танцор закрывает глаза, тяжело вздыхая, проблемы буквально бьют в набат, а всё тело ломит, он так вымотан, устал, виски пульсируют, а тупая непонятная боль растекается по всей голове, только этого ему и не хватало. Надо было просто поговорить с Чимином ещё с утра нормально, заставить рассказать всё, что с ним случилось, чем теперь вот так, мучится до конца вечера, срывать работу, подводить остальных участников группы и страдать самому, утомляя свой и без того уставший организм. Хосок лежит так ещё довольно-таки долгое время, пытаясь восстановиться, прийти в себя, даже не реагирует ни на кого, просто прося, чтобы ему дали возможность, совсем немного передохнуть, не приставать и побыть в тишине, ему это сейчас, действительно, нужно. У него нет совершенно никаких идей, что происходит, он даже не знает куда копать, кого подозревать, всё, что он имеет, так это маленького затравленного Чимина, о котором беспокоиться больше, чем о самом себе и всё: проблема есть, а улик и решений – кот наплакал. Зато Чонгук за всё это время уже успел смерить его с ног до головы настолько подозрительным и недовольным взглядом, что если бы Джей его сейчас увидел, точно покрылся бы стаей мурашек, уж слишком жутко это и непривычно. Не сказать, что макнэ не обдумывал произошедшее, вовсе нет, он всегда держал это в голове, анализировал, вспоминал, вот только виду не показывал, предпочитая и дальше отыгрывать роль беззаботного младшего, золотого малыша, что как всегда идеально справляется со всеми заданиями. Ещё вчера он успел так взвинтиться, что никаких мыслей, кроме тех, что он поступил по-настоящему правильно, не было, честно говоря, Чон всё ещё не считал себя насильником, он ведь не искалечил, не сделал слишком больно, не избил, да и Пак, кажется, не особо сильно сопротивлялся. Так ему, во всяком случае, казалось до сегодняшнего утра. Обычно Гука всегда трогало это милое неподдельное очарование его старшего хёна, его яркая искренняя улыбка и необъяснимая мягкость с добротой по отношению ко всем, кто его окружал. Его любили за эту безобидность и детскую доверчивость, за умение сглаживать любой конфликт и нести в этот мир всё только самое лучшее и хорошее, за это его любил и Чонгук. Он ценил каждый шаг и каждый жест этого человека в свою сторону. Помнил каждое прикосновение маленьких ладоней к своим плечам и щекам, когда они смахивали его собственные горячие слёзы и словно уносили с собой всё его детские страхи и разочарования за пределами сцены. Чон, правда помнил это и был благодарен, но вот только почему-то серьёзной жалости и вины за произошедшее он сейчас всё равно не чувствовал. Как-то не особо представлялось, что конкретно произошло, но тот факт, что Хоби сегодня ходит целый день сам не свой, да и сам Чимин за всё это утро, так и не показался ему на глаза, настораживал. Он не хотел, чтобы у кого-то из них были проблемы, это должна была быть просто месть или возможность немного проучить, показать, что в его личную жизнь, там, где есть место только ему и Тэхёну, лучше лезть никому не стоит, но калечить и доводить до грани, он совсем не планировал. Джей изводится, места себе не находит, видно, что паникует, даже редкие слёзы иногда на глазах выступают и если бы не быстро их вытирающая рука, явно расплакался бы, неужели с Мином всё настолько плохо? Не то, чтобы макнэ и сам волновался, другие мемберы ведут себя нормально, кажется, что всё, как обычно, настораживает разве что Хосок. Хотя это и не удивительно, они ведь в одной комнате живут, и если танцор задаёт вопросы, мечется, значит, лапочка Чимин всё-таки сдержал язык за зубами, но вот только почему-то от этого не легче. Они ведь всё-таки друзья, пускай иногда ссорились, пускай Пак лез не в своё дело, но за всё это время они ведь были так близки, с ним было проще всего поговорить, расслабиться, поделиться своими мыслями и впечатлениями, сейчас же, такое чувство, словно всё это обрывается. Гук буквально по крупицам собирает эти чувства, осознание произошедшего: а имел ли он хоть какое-то моральное право так поступать? Пока что ответов у него на этот вопрос нет, но вот зато острое желание и жгучая необходимость всё-таки поговорить, узнать хотя бы о самочувствие и может быть ещё раз извиниться, есть, причём от вида страдающего Хосока, его накапливается с лихвой.