Нет

1 марта Около половины пятого дня сквозь тишину лязгнула щеколда. Дверь с протёртой обивкой грубо распахнулась. На пороге стояла женщина такого возраста, когда её ещё могут называть девушкой. Я сразу это понял. Она слегка постукивала каблуком по пластиковому плинтусу. -Мам, чего ты? – Ника конвульсивно спрыгнула с раскладушки, – Хоть бы позвонила. Тут в моей больной, воспалённой голове всё прояснилось. « Её мать здесь.» Ника сохраняла внешнюю уверенность, но у неё плохо получалось скрыть смущение. Я пауком отполз на край матраса . Растерянно притянул к себе мятую простыню. Забился в угол. Обхватил паучьими пальцами жёлтые колени. Они были в ссадинах и синяках. Я походил на любовника неверной жены, которого спалил её муж. Чувствовал себя также. Триллионы судорожных вопросов, как в детстве. Только ответов на них теперь нет. Её мать продолжала: - Некогда мне набирать тебя. – Она щёлкнула зажигалкой в стразах и закурила прямо при нас. Алый конец папиросы смолил, разбавлял предвечернюю темноту и серость. Свет я ещё не включал. - Комнаты покупают. Обе. Мы с Никой застыли в оцепенении тупого, животного удивления. Выпучили холодные, сухие глаза с красными жилками. Они так и блестели. Молчание, немота. Слышались только гудение и утробный рёв пузатых заводских труб за окном. Из них клубился кислотный дым. Смешивался с перистыми облаками. В нём растворилась моя жизнь. « Откуда в центре Питера фабрика?»- Спросите вы. Тот звук доносился издалека, но именно его тогда уловил мой слух. С четвёртого этажа можно было заметить , как над туманными крышами высился старый мясной комбинат. Женщина с девичьим лицом обернулась ко мне. Теперь я мог полностью её изучить. У неё была вполне красивая молодая кожа. Но, когда она разжимала толстые, как будто пластилиновые губы, её портила косая морщина на подбородке. Прямые, чуть жирноватые волосы цвета ржавчины она собрала в конский хвост. На голове торчали петухи. «И всё равно лучше моей выглядит. Можно притянуть за уши и даже сказать – красавица. Вот бы у меня была такая мать.» - Мысли жалили больнее пчёл.- « Неужели мне только внешность и важна? Все называют свою маму самой красивой. Видят прекрасное там, где его нет. Почему я не могу? Какой же я всё- таки подленький после этого. Не подлый, а именно подленький. Ни больше ни меньше. Вы скажете, что надо научиться любить её такой, какая она есть , как поётся в дурацкой песне с дорожного радио. Совет, который дают все, но не выполняют. Не дождётесь – я уже это сделал. Уже … Или нет?» Думал, что меня погонят. Но дела сложились иначе. - А, здрасе!- Кивнула никина мать и втянула голову в шею. Лишь тогда я заметил у неё небольшой второй подбородок. Она лениво повела плечом и скинула с него короткую бурую шубу из искусственного меха. От неё так и веяло пошлостью, но почему-то неотталкивающей, а наоборот - притягательной.« Фу, теперь пошлостью веет уже от меня.» Не снимая грязных туфель, она прошла в комнату. Набойки так стучали по паркету, что он прогибался под ними, и звук был полый. Она пнула каблуком матрас на полу. - Бл..., убери отсюда эту гадость! Мешок с клопами. Он настолько отсырел у вас, что от него мочой несёт крысиной, – она больше держала сигарету в руках, чем затягивалась. Хорошо, я успел встать со своего места. Думаю, она и меня бы пнула. Не из неприязни , а просто. Такой у этой женщины был вид. Но она вдруг засобиралась уходить и опять направилась к двери. - Сиди здесь. Я сейчас. – Ника выставила перед собой пухлую ладонь. Видимо, пыталась ободрить меня. Через несколько секунд она выбежала вслед за матерью из комнаты. Глухие толстые стены коммуналки помешали мне подслушать их разговор. « А умеют ли такие люди вообще говорить друг с другом, общаться?» - размышлял я тогда, сидя на самом краю непрочного подоконника, испуганный и забитый. « У меня страшное предчувствие. А не это ли произошло?.. Нет, так не бывает, разве что в фильмах и книгах.» Вскоре Ника вернулась, но уже одна. - Прости, я… Там какая-то женщина собирается покупать нашу комнату. Не только её, а обе: и брата, и мою. Мама говорит, что она завтра придёт смотреть и окончательно оформлять все документы, что она точно определилась. - А твоя мать её уже видела? – Надеялся я до последнего, но уже готов был немедленно рвануть вон отсюда и побежать… Куда? К ней. Высказать всё, что накопилось. Вы не представляете , какой смысл я вкладываю в это мерзкое, тривиальное «всё». Как-то покончить со всем раз и навсегда. Масляная кислота мыслей выедала голову: « Куда теперь денется Ника? Пойдёт к той женщине в дешёвой шубе. Что ей остаётся делать? Понимаю, что девушка должна быть в меру шлюховатой. Это нормально. Но , если Ника себя ещё больше опошлит, то она потеряет единственное, что действительно меня привлекало в ней. Свободу и философию здравого пофигизма.» - Да, мама упомянула вскользь, что у метро встречалась с ней,– Ника пока не понимала, от чего я так дёргался. - Подожди. Если они уже виделись, то твоя мать успела показать той покупательнице комнаты? Значит, она здесь была. Но когда? – мне становилось страшно. По-настоящему, по-человечески. - Видимо, когда мы гуляли, или даже раньше. Я , знаешь, не слежу за тем, как там у них проходит продажа. Зачем мне штудировать каждый её шаг. Ты… Эй, Максим, что с тобой? Я уже соскользнул с подоконника и набрасывал на себя куртку. Она успела пропитаться сыростью и пахла багульником. Сначала думал: « Сказать Нике, что я знаю покупательницу, или взять и молча уйти. Сама поймёт.» Мне казалось в ту минуту , что все люди глупы. Я внутренне злился на Нику за то, что она ещё не понимала, кто покупает комнаты. Это была моя мать. Хотя, откуда Ника может знать о ней? Но я растрескивался на части. Спрашивал себя без конца: « Неужели по моему взволнованному виду сложно понять?» Рассказать – значит спровоцировать бесконечные расспросы и диалоги. Поэтому я решил просто произнести украдкой: «Это она. Лучше беги.» Правда, по-моему, Ника не услышала. Я так и оставил её дома. Одну. В компании телефона и герани. Сам понёсся обратно к себе. Спустился ,конечно, не на лифте , а бегом по ступеням. Заскочил в маршрутку. Автобусы здесь ходят с бешеной частотой ,но мне повезло ещё больше. Водитель лихачил, нас кидало из стороны в сторону. Это подогревало во мне азарт. Азарт сумасшедшего человека, выведенного на волю. Я отличался от него только тем , что свободы у меня как раз и не было. « Ненавидьте меня. Кто-нибудь! В тюрьме лучше, однозначно. Не хочу постоянно беспокоиться, что говорить другим. А ведь мама будет изображать вид, что всё забыла. О,я её знаю. И как бездарно она играет, вы бы видели. Мама положит мягкие руки мне на плечи, а я ударю её. Она подойдёт сзади, а я ей острым локтём прямо в лицо. И даже не замечу, как она улыбнётся за моей содрогающейся спиной. Как вам такое, а? Ласково, нежно, но всё ещё будет любить одного только бога и считать меня своим маленьким гением. Главное то, что она этим воспитывает и во мне ложную гордость. Скажет, что я самый лучший. Если бы она здесь и остановилась, но нет. Она обязательно обзовёт всех моих одноклассников быдлом. Смотрите, уже есть результат: я подростков не переношу, хотя сам точно такой же. Всё она.Хочет сделать из меня свою мужскую копию. Нет уж, мам, не выйдет». Когда маршрутка выехала из центра города , за окном показались привычные серые дома с чёрными подтёками на балконах. Резина у стекла была залеплена жвачкой. Она ещё пахла мятою. Я представил, как никина мать встретилась с моей в метро. В нос сразу полез кисловатый, железный запах подземки. « Вот тебе и противопоставление. Обе эти женщины по- своему уродливы. Одна плюёт на единственную дочь , ходит по второсортным косметологам. Такая же властная, как и моя мама. Только власть другая. Она в развязности и пренебрежении всеми правилами приличия. Скорее всего, отец Ники у неё под каблуком или ,наоборот, бьёт её каждый день.Она , похоже , увлекается феминизмом. А не такая ли и моя мать? Ведь сама же бросила отца и постоянно твердила мне, что все мы, мальчики, тупые от природы и ещё козлы. Один я у неё такой умный. Мама слишком долго контролирует мои чувства, переживания. Этим она и отличается от никиной .Той женщине с пластилиновыми губами всё равно. И какая из них лучше? Не могут же они стоять на одном уровне мерзости. Одна точно, хотя бы на сотую долю процента хуже.Нике посчастливилось. Её мать не растит убийцу. Заставлять, пускай и не по своей воле, себя ненавидеть – не её цель в жизни. Ника, как я понял, терпимо к ней относится. Мне бы такую бетонную выдержку и спокойствие. Очевидно, её мать лучше. Ну, давайте, оспорьте меня. Попробуйте». Я доехал до своей остановки. Асфальт уже высох. Мне не приходилось, как в тот раз, когда я убегал из дома, разгребать грязное месиво под ногами. Прохожие как будто только на меня и смотрели. Так хотелось упасть прямо перед ними на колени, чтобы больно было от удара о камень. Прокричать: « Как вас любить, как? Я учусь, честное слово!.. Зачем? А действительно , для чего я это делаю? Кому нужна моя любовь? Только ей.» А потом встать, как ни в чём не бывало. Плюнуть на то самое место, куда падал, и пойти дальше. И опять люди окажутся недостойными того, чтобы их уважали. Я –дрянь. « Так, ключи, ключи… Где они?» - Шарил я по карманам куртки. « Фух, нашёл.»- Металлический холодок коснулся пальцев. « А, если бы они потерялись, что тогда?» Было безразлично, ведь я уже вошёл в тухлую « парадную». Оставалось только провернуть ключ. Железное звяканье. Скрип задвижки. И я дома. Она меня не встретила, как раньше. Я не торопился. Тихо снял с себя верхнюю одежду, повесил её на железные крючки. Всё было, как в обычный день после учёбы. Медленно и внешне спокойно я направился в комнаты. Хотел напугать. Её пуховик и сапоги лежали в прихожей. Лужа растаявшего снега застыла на полу тёмным пятном. Я сразу понял, что мама дома. Она сидела за ноутбуком. Её короткая шея выдавалась вперед, спина была сгорблена. Теперь она вся напоминала мне черепаху. Я ошибся, играть она не пыталась. Не колола насмешкой над тем, что я первый прибежал, как Ника. Мама молча развернулась на своём месте, оперлась локтем о стол. Только через минуту сказала: -Привет, Максим. Ты был в школе?.. Я тут, кстати, квартиру для сдачи подыскала. -А ты знаешь, чью?- я наклонил голову к левому плечу и так и не ответил на вопрос о шараге. -А? Что, дорогой? - Эти комнаты, мама, принадлежат той «стерве», как ты её называешь. Она там жила. Теперь вынуждена выселяться. Спасибо тебе огромное. -Ей давно пора под надзор, прошмандовке. - Мама не изменяла своим привычкам. - Нет, ты ничего не знаешь, а уже говоришь. Её родителям как раз всё равно. Они были довольны и свободны без дочери. Наверное, даже забыли уже, что продавали те комнаты. Ты взяла и напомнила о себе. -А ты хочешь такую мать, да? Скажи, права я или нет. Ведь права же. Я для тебя это делаю, чтобы обеспечить твоё обучение в универе. Опять виновата, господи! -Даже не даёшь мне самому проложить себе дорогу в самостоятельную жизнь. Мало того,что из меня лепишь чудовище, так ты ещё и другим жизнь отравляешь. Ладно, можешь лишать меня свободы и вообще всего, но других-то зачем? Достала уже, дура!- В ту минуту я даже проговаривал про себя «хочу, чтоб ты сдохла». Мои зубы скрипели, тёрлись друг об друга. Царапали мягкий язык так, что шла кровь. Казалось, я их скоро раскрошу в порошок. Во рту липко и гадко. -К-как ?Ка… «Пусть только попробует ударить. Она любит руки распускать,христианка.» -Как ты меня назвал?- Она могла вынести мат от меня, сама его часто употребляла, но вот слово «дура» не переносила.Начала надвигаться ко мне. Я быстро перебежал к её столу. На нём стояла всё та же кружка. Только кофе теперь был весь выпит, и внутри слоями чернели разводы . Я схватил ту чашку и в ярости разбил о её голову. Нет, она не сильно пострадала. Только алые змеи поползли по её лицу. Горгона… Я сам не ожидал такого от себя. Как только она схватилась за голову и стала падать на колени, по- видимому, плача, я от испуга закрыл свой рот ладонью. Не зная, что делать, я начал собирать с пола колючие осколки. Старался изо всей силы прижимать их к коже, чтобы они впивались и оставляли глубокие грязные порезы. Признаюсь, селфхармом никогда не баловался, но тогда физическая боль действительно заглушала другую, более мерзкую.Потом я выскочил из комнаты, резко захлопнул за собой дверь, прислонился к ней спиной и в бешенстве водил глазами из стороны в сторону. «Самое страшное, что я это совершаю в здравом рассудке. Нет, я не психопат.Не несите смирительную рубашку. Ведь знаю, что я не прав. Дурак, признавший,что он дурак, уже не дурак.Странная фраза,которую во вконтакте приписывают гениям…» Спустя примерно полминуты я решился приоткрыть дверь. Посмотрев в щёлку, обнаружил , что мать лежала без сознания. «Нет, мне всё это кажется…Галлюцинации… Не мог я её так сильно ударить. Да, что же я, надо вызвать врача! Спущу всё на несчастный случай. Какой? У неё как раз перепады давления. Да, скажу, что упала прямо при мне,что до этого случая у неё было страшно низкое артериальное давление. А кровь откуда? Спишу на то, что она разбила лоб о пол, так как повалилась головой вперёд. Мне самому жутко от того, насколько я холоднокровен. Почему я расчётлив, как немец, именно в такую минуту? Где описанная в книжках болезнь? Где обещанное помутнение сознания?» Я почему-то тихо, на цыпочках побежал на кухню за телефоном. Я всё ждал чего-то, каких-то перемен в интерьере. «Раз я уже не тот, то и вещи вокруг меня должны измениться.»-Думал я тогда. Однако всё было как прежде. Замёрзшие капли жира со стен никто не отдирал.Оранжевые занавески всё также наивно-весело глядели на меня. Они помнят моё детство и не знают, глупые, что я сделал. « А действительно ли я поменялся, или мне просто мерещится? С чего я взял, что стал другим?» Я имел право так полагать, потому что набрал скорую как можно быстрей. Мои пальцы дрожали, казались огромными, не попадали на нужные кнопки. Безмятежный голос женщины по ту сторону трубки меня не успокоил. На её вопрос я ответил, что так-то и так-то: « На н-ной улице, в н-ном доме, в квартире номер 20 женщина упала и лежит без сознания.» Я сразу представился её сыном. « На меня не могут подумать, нет. Да пусть их предполагают, что хотят. Мне ведь и надо, чтобы все меня винили. Сейчас бы кофе выпить , но молока как всегда нет.» После звонка я думал: вернуться к ней, попробовать привести её в чувства или пойти в ту спальню с иконами? Мать лежала в гостиной. Я направился в её пустую комнату. Деревянная дверь с вставными стёклами открылась, и меня мгновенно обдал спёртый запах жжёного сахара. Я как будто ел этот воздух. Опять тот же приторный, прогорклый вкус на языке. А на зубах словно хрустела жёсткая , пресная просвирка. Я осмотрелся вокруг. Всё те же предметы на тех же местах. Тот же спрей для носа, тот же карманный образ Николая, тот же турецкий алтарь рядом и тот же Будда. «Эх, мама, мама, что ты творишь?.. Хотя, это твоё личное дело ,и мне лучше не вмешиваться. Правда, какая мне должна быть разница, во что ты там веришь и как. Но ты сама меня впутываешь сюда , нарочно.» Я трогал каждую вещь, пусто смотрел перед собой. На секунду уловил свой взгляд в зеркале напротив. Он был безумен. У меня в правом глазу , видно, лопнул сосуд, потому что белок перекрывала извивающаяся коралловая трещина. Я успокаивал себя, что это я только выгляжу сумасшедшим, был уверен, что психически здоров. Вдруг я захотел немедленно, одной рукой стряхнуть на пол всю мамину пошлость, все иконы и ни в чём не виноватое разноцветное сердце. Моя кисть уже взлетела в диком взмахе, как в комнату зашла она. Меня в ту минуту совсем не волновала мысль: «Когда она успела встать и дойти?»Я не оборачивался, но услышал шарканье у порога. Мой выступающий позвоночник дробился отеё взгляда. В том же настенном зеркале я увидел ту, которая всё ещё была моей матерью. Контрастные нити крови она размазала по лицу. Глаза смотрели из-под мокрых бардовых ресниц. На флисовом халате я тоже заметил пятна и отпечатки её крупных ладоней. Таким я его ещё не знал. Не сонный, не уютный, а с брызгами её крови.Так мне он больше нравился. «Интересно мне понаблюдать за самим собой. Что я сделаю? Надо либо завершить начатое и разбить все её ценности прямо при ней, либо покорно опустить руку, обнять и попросить прощение. Опять думаю… Если бы по-настоящему освободился, то уже давно бы решился и поставил ей ультиматум. Отругай меня. Давай, одно гневное слово, и я смету всё к чёртовой матери! Мне нужен предлог.» -Так ты в школу не ходил, гад ,- прошипела она ,как будто задыхалась от воды во рту, и двинулась неожиданно быстро в мою сторону. Здесь была злоба, но странный вопрос про школу говорил о прежней нежности. Я сначала резко обернулся, ничего не видя перед собой, и завопил: -Ну, давай, пырни меня ножом, убей! Потом смахнул разом с советского серванта фарфоровые статуэтки, миро ,иконы и лекарства. Всё разбилось вдребезги. Звон был настолько высокочастотный, что темнело в глазах . Некоторые деревянные образа раскололись надвое. Мама вдруг стала робкой, но не испуганной . Прежня порывистость стёрлась, как от ластика. Она молчала и я молчал. «Ничего не изменилось. Она сама себя такой сделала, а вот на меня уже среда повлияла. Один человек себя сам лепит, а другой, в следующем поколении уже не может. Мама не зависит не от кого, зато я от неё завишу. Нет, она тоже от кого-то должна… А не от меня ли? Однако я пока ничего не могу изменить ,и на лицо ещё одна неудавшаяся попытка спасти её или себя, или всех вместе.» Я медленно, едва заметно содрагаясь , опустился на пол перед кроватью. Подогнул под себя ноги. Она неслышно подошла ко мне. На меня не смотрела, но и взгляд нарочно не отводила. Тогда каждое её движение было неизмеримо ласковым. Всё, что она делала, пропиталось каким-то нежным отчаянием . Мама тихо села на край кровати рядом со мной. Гладила мои плечи, оставляла на них сгустки крови. Поначалу с опаской, а потом увереннее. Я не сопротивлялся, а всё время смотрел в одну точку, на единственный нетронутый образок. Нет, я не в кого не поверил. Она притянула к себе мои руки, сцепила наши изодранные пальцы. Мы так и сидели до приезда скорой среди деревянных обломков и разбитого острого фарфора. Молчали и дожидались чего-то. Наконец мы были равны и одинаково беззащитны перед чем-то ужасным, но не перед смертью. 4 марта В госпитале пахнет, как в школе, едкой медициной, бумагой и потом. Я уже второй раз здесь. Сижу в безлюдном зале ожидания. Только изредка мимо меня проползают старухи, которые обречены умереть в очереди на бесплатную операцию. Главврач сказал, что маму скоро выпишут. «Она в сознании, но очень слаба.»- сообщали медсёстры, не отрываясь от переписки вконтакте. Три дня назад маме нанесли на голову повязку. Говорили, что рана не смертельно опасная, но может сильно повредить ей здоровье. Оказывается, у мамы нашли в голове на рентгеновском снимке небольшую доброкачественную опухоль, и любая встряска может заставить её расти. Как она относится ко мне? В день приезда мама оставалась молчалива, рассказывал всё я. Сначала нас даже не хотели забирать в больницу, но я настоял. Она так и не проронила ни слова, находилась в страшной экзальтации. Сама помогала медперсоналу подниматься по лестнице, отказывалась от поддержки, не позволяла мне отойти далеко, хотя голова её была пробита и вся истекала кровью. В палате вместе с ней я просидел недолго. «Пострадавшего нельзя особо беспокоить.» Мать долго лежала , совершенно не двигаясь. Мерно пищал прибор, за холодными, строгими жалюзями из ткани визжали моторы. Но вдруг она дёрнулась на своём месте, так что я тоже вздрогнул. « А чего мне-то её бояться? Это ей бы следовало…»- Сжимался я от страха и злобы. Нет, скорее, сначала от злобы, а потом от страха. За себя, разумеется. Медицинские приборы пошатнулись, склянки полетели со стола на бежевую больничную плитку. Персонал внизу не услышал звон удара. Она сдавленным, нутряным голосом…сказала: - Ну что, проси прощения. Видно, мать так ничего и не поняла. Одного урока для неё мало, впрочем, как и для меня. Её тон был опять таким же назидательно- насмешливым , как в тот раз, когда она силком привела меня в храм, а я не смог бросить всё и уйти, отстоять свои убеждения. Как бабки там на меня вылупились! Ну, назовите меня обычным подростком. Типичным. Да я сам знаю, чёрт. Если такое типично, то надо бить в набат, кричать об этом, рвать связки и раздирать горло. Мне страшно. Я упёрся острыми локтями в колени. Наконец решился поднять на неё взгляд. Я посмотрел изподлобья( в таком ракурсе моё лицо всегда казалось уродливым, но не жутким, а скорее просто отвратительным) и пробурчал себе под нос: -Снова просто слова.Извинения вслух - только слова. Вы их все безумно любите. Насчёт действий у вас похуже.Не стану умываться слезами. Только благодаря мне ты здесь, не одна, вроде бы в окружении заботливого персонала, - Что за дичь я нёс? Какая к чёрту забота в русской больнице! Эгоистический бред. Я знаю, вы ей сочувствуете. Но если бы вы видели этот её взгляд. Он несерьёзный, неискренний. Не умею передать. Надеюсь, вы поймёте . Она, как будто упивалась властью, своим положением матери. Вот бы я ошибался… Наточенные лезвия разрезают органы, рвут сосуды и капилляры изнутри, вылезают из-под мягкой бесчувственной кожи. И я уверен, что прав. Другого варианта быть не может. Сколько мне ещё испытывать свою мать, а?.. Я начал повышать голос. Похоже, медсёстры расслышали крики в нашей палате, и в скором времени мне пришлось уйти. Да я и сам давно хотел. Оставив мать на попечение врачам,я вернулся домой уже затемно. В комнату с разбитыми статуэтками и иконами не заходил. Квартира затихла, в ней была пустыня. Ощущение, будто из неё только что вынесли свежий труп. Слепая духота и следы недавнего человеческого присутствия ещё не выветрились. Я лёг спать у себя. Было жутковато, поэтому я включил ночник и засыпал при нём. Пару раз во сне я кричал.Помню, как резко вскакивал весь в поту, майка липла к разгорячённому телу. Моя мать тоже иногда орёт по ночам, даже в поезде может, при всех. Это я унаследовал от неё. Забыл, что конкретно мне снилось. Но что-то громоздкое на меня надвигалось. И голос не свой. Такой ночью лучше не слышать, если ты один в квартире. …О, кто-то вышел из приёмной. Меня приглашают в палату. Я,конечно ,опять возвращаюсь к ней. А ведь такой прекрасный шанс уйти. Видно ,не в этом мире. Всё, бегу.