Во имя моё

      За окном давно была ночь. Она проникала в кабинет вместе с ветром, колыхавшим занавески на открытом нараспашку окне и закручивавшим многочисленные приборчики быстрее. Дамблдор сидел за своим столом, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза за очками-половинками. Его руки были сцеплены на груди, но, по-старчески вздохнув, директор протянул одну в сторону феникса, который, устроившись на своей любимой жердочке, тщательно чистил перья. Фоукс доверчиво подставил шею, позволяя себя погладить.       Спустя столько лет, когда многие ровесники и даже многие ученики Дамблдора уже ушли в могилу, у него остался только один друг. — Альбус, что ты собираешься делать дальше? — выдернул его из раздумий Армандо Диппет, предыдущий директор.       Дамблдор несколько запоздало обратил внимание, что все портреты директоров и директрис уже некоторое время молчат, прервав свое вечное брюзжание и дрязги, и ждут его ответа.       Ответить он не успел, прерванный Найджелусом Блэком: — Ясно же, что этому полукровке единственный вариант — подать в отставку. При ком еще в школе творился такой беспредел?       Дамблдор привычно покачал головой, не став напоминать Блэку, что при нем самом на Турнире Трех волшебников погибло несколько студентов и разбушевался Кракен, встревоженный неумелым вмешательством в щиты Хогвартса. За столько лет он успел даже в чем-то полюбить строптивца Блэка и его язвительные замечания — они помогали оставаться в трезвом уме. Да и обижаться на портрет даже невесело. — Нет, Найджелус, думаю, я задержусь еще на некоторое время, — Дамблдор добродушно ухмыльнулся в усы, проведя рукой по белой бороде. — А что касается моих действий…       Дамблдор задумался вновь, обдумывая еще раз все случившееся и словно пытаясь собрать пазл.       Раньше только один студент ставил его в такой тупик, но все эти былые подозрения меркли перед новыми.       Гарри Поттер заставлял Дамблдора сомневаться в собственном разуме и искать у себя старческий маразм.       Начать с того, что мальчик, приехавший в Хогвартс в этом году, решительно отличался от того скромного и тихого мальчугана, каким описал его Хагрид. Уже на Вступительной церемонии он отличался от сверстников уверенно поднятой головой и зоркостью, с которой без тени смущения разглядывал зал.       Мальчик тихо шептался о чем-то с соседями, призывно улыбаясь — похожая улыбка возникала на лице Тома, когда он вербовал себе сторонников на очередном мероприятии, где Дамблдор, как важное должностное лицо, вынужден был к своему раздражению присутствовать. Дамблдору не понравилась эта улыбка. Он даже разволновался, не случилось ли что за тот месяц, что Гарри провел у родственников.       Однако сначала внимание директора отвлекла Шляпа, впервые за свою историю отказавшаяся петь, а потом Гарри на миг выпустил свое волнение, едва запнувшись перед ней. «Всего лишь ребенок», — с улыбкой подумал Дамблдор. Скорее всего, мальчик просто стеснялся проявлять эмоции в такой незнакомой обстановке.       Гарри поступил на Гриффиндор, быстро подсев к новым друзьям, и директор успокоился окончательно — сын Джеймса и Лили вырос простым ребенком, вобрав в себя черты обоих родителей. Хотел бы Дамблдор пообещать, что и в Хогвартсе его будут ждать семь беззаботных лет юношества… По крайней мере, он, как директор, попробует дать сыну погибших соратников как можно больше обычных деньков, наполненных смешными подростковыми проблемами.       Но вечером первого дня на учительской вечеринке Флитвик непривычно напивается до чертиков, словно пытаясь что-то забыть, а после к Дамблдору врывается Северус с обвинениями, что он балует своего золотого мальчика, закрыв ему мысли каким-то неизвестным заклятием. И если в свои заблуждения Альбус еще мог поверить, то могут ли ошибаться одновременно трое?       Арабелла подтвердила, что за последний месяц не случилось ничего странного. В конце беседы она заводит извечный разговор о своих питомцах, рассказывая, что несколько из них заболели недавно, но Дамблдор вежливо прерывает ее и заканчивает каминную связь. Бедняжка Арабелла ей и рассказать не о чем, кроме как о своих котах — иногда это надоедает, особенно в такие важные моменты.       Но Гарри ведет себя, как и полагается ребенку его лет и сыну своих родителей: выкидывает безумные выходки, попадая на отработки, и ходит в библиотеку — это сочетание умиляет всех, в частности Минерву, хотя та и сетует на то, что мальчик не колдует. Альбус вносит эту помарку в воображаемое досье, пытаясь понять, что происходит.       Единственный, кто может рассказать ему об этом, — сам Гарри, поэтому директор решает немножко за ним последить. Кому же еще мальчик выдаст свои секреты, как не друзьям?       Но портреты впервые отказывают директору в помощи, призраки — тоже. Только Кровавый барон смеривает его оценивающим взглядом, словно Дамблдор — снова молодой директор, которому только предстоит доказать свою преданность замку, и советует «не лезть не в свое дело».       «Они что-то чувствуют», — доходит до Дамблдора после этого. И портреты с призраками, и Шляпа, и даже Флитвик — все они, в ком хотя бы на долю состоит не из плоти, а из магии. И то, что они ощущают, ужасно и пугающе. Это что-то исходит от Гарри. Означает ли это, что он такой же?       Дамблдор бледнеет. Неужели все из-за той ночи?..       Но как раз в ночь годовщины пугающее нечто не чувствует тролль. Это сбивает Дамблдора с толку.       Сразу после этого Минерва начинает нахваливать талант мистера Поттера в волшебстве, портреты приносят первое наблюдение, как мальчик болтал с молодыми Уизли и Малфоем, а Альбус впервые начинает чувствовать себя старым параноиком. Все случившееся начинает казаться миражом, выдуманными им же самим проблемами, и даже Омут памяти не помогает оправиться — всем известно, что в воспоминаниях мы храним только то, что хотим сами, они не достоверны.       Флитвик, сам не зная этого, спасает Дамблдора от мучительных подозрений о своем безумии. Он приносит темный артефакт, конфискованный у Гарри. Если бы Дамблдор не знал, что Гарри воспитан магглами, он бы подумал, что тот сделал его сам из всяких безделушек, вроде камня с Черного озера и потертого шнурка.       Но руна на камне — не просто закорючка, от нее разит темным волшебством. Дамблдор затрудняется ответить, что это за знак, он никогда не видел чего-то подобного — так откуда знать о нем мальчику, месяц назад узнавшем о своем даре?       И Дамблдор, и Филиус после долгого обсуждения и исследования артефакта все еще не знают, как он работает и кем был создан. Логично было бы предположить, что это артефакт отпугивал магических существ и мешал Гарри колдовать, а также он закрывал ото всех мысли Гарри. Но Снейп теперь дуется на него за те слова в первый учебный день, он не подтвердит последнюю загадку. Дамблдор не хочет давить — пока в этом нет необходимости.       Однако и этого достаточно, чтобы начать изнурительно расследование, кто смог подобраться к мальчику дома и передать вредный амулет. Сомнений в том, что это Пожиратель или сочувствующий им, у бывшего главы Ордена феникса не было.       До сих пор они находились в тупике. Жизнь Гарри у Дурслей определенно имела свои минусы, но за все десять лет никто не смог добраться до него — в данном случае жизнь важнее некоторых неудобств. Пример Лонгботтомов помог Дамблдору давно подавить голос совести и понять, что он сделал правильный выбор, отдав ребенка именно Петунье. Но теперь и это сыграло против Альбуса — он мог отправить не так много агентов следить за семьей Гарри в маггловский мир, и теперь не было никого, кто бы видел темного артефактора.       Но Дамблдор пока прощал себе эту неудачу, потому что Гарри спокойно учился в школе, показывая высокие результаты, болтал с друзьями и летал. Однажды Минерва увидела из окна учительской, как Поттер с азартом во взгляде закладывал совершенно безумные виражи за спиной у Роланды Хук, но тут же возвращался к чинному полету престарелой девственницы, стоило профессорше обернуться.       Минерва не могла остаться равнодушной, вспомнив и былые проигрыши, и баллы своего факультета, которые из-за буйного нрава исчезают быстрее, чем появляются. Она попыталась протащить первогодку в квиддичную команду, но тут уже заупрямился сам Поттер, сказав, что его учеба так хороша только потому, что квиддичные тренировки не мешают ему учиться. Давление ни на совесть, ни на детское самолюбие не помогло.       С мальчиком было все в порядке, и к концу первого полугодия Дамблдор даже начинал понемногу забывать, из-за чего был весь шум. Будучи в хорошем настроении, он вернул Гарри мантию-невидимку его отца, хотя и корил себя немного — можно было сделать это и на Хэллоуин, утешив ребенка в годовщину смерти родителей, но сначала был тролль и безумные догадки, а потом Филиус со своим артефактом. Дамблдору даже было немного стыдно, но ведь Рождество — тоже хороший повод?       Рождественские каникулы принесли ему не то, что он ожидал. Если бы он не был уже седым до белизны, то сегодня у него бы добавилось седых волос.       Кто-то украл философский камень и абсолютно варварски разбил при этом зеркало.       Снейп, которому было поручено приглядывать за ним, в ту роковую ночь отошел буквально на час, выискивая нарушителя, о котором ему рассказал Филч. Дамблдор понимал, что это не его, Северуса, вина, ведь помимо обязательств перед директором у него были и обязанности перед школой. Но отказать профессору в хорошем выговоре и урезании зарплаты он не смог. Альбус не сказал бы это вслух, но он ещё злился за молчание Северуса по поводу Гарри.       Еиналеж лишилось своей магии, отражая только смотрящего, разрубленного пополам трещиной. Про себя светлый волшебник даже облегченно вздохнул, в последний раз оглядывая зеркало, прежде чем накрыть его тряпкой да так и оставить там — закончилась его кровавая история.       А вот исчезновения камня дорогой наставник Альбусу не простит — если в его возрасте в нем еще остались человеческие эмоции и порывы.       С другой стороны, их с Филиусом расследование наконец-то сдвинулось с мертвой точки. Нет сомнений в том, что неизвестный похититель и темный артефактор — одно лицо. Как и в случае с амулетом, вокруг зеркала витала ужасающая, подавляющая аура. Дамблдор ясно осознавал — это лишь остатки, послевкусие, но не мог не содрогнуться. Но в этот раз к темному заклинанию примешивался устойчивый запах крови.       Не так много людей практикуют нынче магию крови.       «Не мог ли это быть Квиррел?» — вдруг подумал директор. Мальчик вел себя странно с самого возвращения из Албании, был не похож сам на себя и заставлял Филиуса презрительно щуриться. Раньше Дамблдор, занятый волнениями о маленьком наследнике Джейма Поттера и о школе, списывал это на удушающий запах чеснока и безвкусный тюрбан, которые теперь всегда были с Квиринусом.       Но теперь он сомневался. За последние месяцы он делал это постоянно.       Неужели Филиус чувствовал что-то от преподавателя ЗоТИ? Но почему тогда молчал? Хотя ясно почему, полугоблины больше денег всегда ценили только информацию — Дамблдор не заплатил за это знание. Он озабоченно наморщил лоб. — Так что касается твоих действий? — нагло ухмыльнулся с картины Найджелус, вырывая директора из размышлений.       Дамблдор бросил на него нечитаемый взгляд, сверкнув голубыми, совсем молодыми глазами. — Я буду наблюдать. И, пожалуй, пора начинать искать нового профессора на проклятую должность. — Проклятую, ну, ну, — отрывисто рассмеялся Блэк и просто ушел со своего портрета. Остальные же переглянулись, но больше докучать Дамблдору не стали.       Тот вздохнул, снова протянув руку к Фоуксу. В конце концов, полагаться можно только на него.