***
Утро застало меня на старом, проеденном молью ковре в небольшом холле. Через высокие узкие окна с разбитыми стеклами, расположенные по бокам от двери, внутрь проникали лучики солнца, согревая кожу и высушивая одежду. В груди, прячась под сердцем, энергия, которая текла по телу, задерживалась, закручиваясь в маленький водоворот. Я спросонья поднял голову, доставая из-под нее рюкзак, и огляделся. Я смутно помнил, когда отключился. Видимо, вчера моих сил хватило только зайти в дом, чтобы спрятаться от усиливавшегося дождя. Окончательно вспомнив события вчерашнего вечера, я радостно вскочил на ноги. Человек, который совершил здесь обряд, оказал мне огромную помощь — я и не надеялся, что смогу так рано вернуть очаг. Я прикоснулся рукой к груди, чувствуя этот пока незаметный клубочек магии под сердцем. Вера, которая небольшими дозами вливалась в меня в течение года, без очага свободно бродила по телу, все это время укрепляя его. Магия этого мира не принадлежит магам — они черпают ее из мира. Она свободно вливается в их тела вне зависимости от воли мага-проводника и также без его участия высвобождается обратно наружу. Вера же является атрибутом моей родины: накапливаясь в теле, деться она уже никуда не может, пока я не применю ее. Роднило с магией Двойственного мира ее только одно — инородное происхождение. Благодаря хаотичному влиянию веры на меня, это тело окрепло и стало лучше пропускать магию. Из-за этого в конце учебного года мое колдовство стало сильнее, хоть и не намного. А когда я поглотил столько веры одним махом, она уже не могла просто существовать во мне, собственный вес сжал ее. Маленький и незаметный очаг, даже его зародыш — но это огромный прорыв. Теперь я смогу контролировать веру, как мне вздумается. За такое и убить можно. Если, конечно, молящийся попросит. Я удовлетворенно кивнул своим мыслям. Но ведь это было не единственным. Как темный бог, я нашел себе идеальный дом! Это лучшее, что я вообще мог найти. Намоленное место вдали от людей, давно забытое и ничейное. Пожалуй, я даже изменю своему кочевому образу жизни ради такой удачи — а это значит, меня ждет капитальный ремонт. Из холла на второй этаж поднималась помпезная лестница, а по бокам были две арки: одна вела в гостиную, а другая — в коридор, через который можно было попасть в другие помещения. Я оставил рюкзак и метлу у лестницы, а сам, вооружившись перочинным ножом, пошел осматривать новое жилище. К моему величайшему удивлению, дом сохранился в неплохом состоянии. Мебель, закрытая чехлами, и все предметы вроде истлевших книг, старых ковров и покрытых пылью сервизов были на месте. Даже недопитая чашка, в которой раньше был какой-то напиток, а теперь зарождалась новая жизнь, была нетронута. Мародеры разбили стекла, но внутрь зайти не решились — разъяренная воля хозяина, витавшая здесь раньше, наверняка сильно давила им на психику. На втором этаже я обнаружил спальни и кабинет. Там картина отличалась разве что целыми местами стеклами. То же было и на чердаке, поэтому через несколько минут я спустился обратно. Как и в других комнатах, я выцарапал на деревянном косяке руну, замыкая руническую систему. Простое отвлечение внимания, которое заставляет людей и нелюдей обходить это место стороной — на первых порах хватит. Но я намерен совершенствовать защиту этого дома. Я с удовольствием оглядел дело рук своих и прошел в кабинет. Опустившись в кресло (и чуть не расчихавшись в процессе), я развалился на нем, окинув взглядом столешницу с какими-то пожелтевшими от времени бумагами. Светлый, небольшой особняк на отшибе, в котором я — безраздельный хозяин. Мне нравится.***
В первые несколько дней я без сна и продыху занимался исключительно возведением вокруг дома щитов и различных отводов. Вера бывшего владельца больше не защищала его от посторонних, да и мне не терпелось проверить свои догадки о механизме слежки за юными волшебниками. Собственнический инстинкт тоже никто не отменял. Этот особняк должен был стать моим вторым домом — даже первым, потому что родительский дом своим я назвать давно уже не мог. При более детальном изучении окрестностей, в моем владении также обнаружились сад, подвал, в который можно было попасть только с улицы, конюшня и корпус для прислуги — весь холм и кусочек леса были моими, поэтому пришлось побегать вокруг под покровом ночи. Ночью, как домушник, потому что совсем уж заброшенным поместье не было. На территории жил старый садовник, доставшийся мне в наследство от прежних хозяев. Мы столкнулись бы с ним нос к носу, не успей я спрятаться за одним из деревьев в саду. Лишние глаза и уши мне были не нужны, грязь и таинственные смерти — тоже. А колдовать мне пока было противопоказано, если я не хотел раскрыть свое местоположение. Оставалось только ждать момента, когда все щиты будут подняты. Это был тот момент, когда я осознал важность кроветворного зелья и проклял небеса за свою недогадливость. Это лето остро дало понять, что на одних рунах, если каждую подпитывать кровью, без знания зельеварения далеко не уедешь. И мое «Превосходно» тут было ни к селу, ни к городу. Мне срочно надо было изучать зелья за другие курсы и расширять познания о них. Или хотя бы выучить состав кроветворного — для начала. Но, несмотря на все испытания и проблемы, через несколько дней я довольно прошелся по периметру, в последний раз проверяя каждую черточку, и активировал щиты. После этого особенно тревожно было взмахнуть палочкой, произнося: — Sphaera Lumena. С кончика остролиста слетел светлячок и завис на расстоянии пары метров, колышась при любом движении руки. Я замер в ожидании. Когда и через полчаса никакие магические стражи порядка не явились по мою душу, я с облегчением перестал играться со сферой и прекратил заклинание. Это занятие навело на меня такую скуку, что даже нормально обрадоваться не получилось — я подобрал правильные руны, и теперь меня не отследить! Добавив для спокойствия вдогонку несколько охранных заклинаний и проклятий, я уже без опаски использовал Чудо на слуге, заставив старика поверить, что на теплых островах его здоровью явно будет лучше. И стоило последнему призраку прошлого в его лице покинуть мой новый дом, я словно вдохнул полной грудью, наконец расслабляясь. Вещи были распакованы, а сам я обустроился в одной из спален, слегка в ней прибравшись. Дел было невпроворот. Помимо того, что я медленно, день за днем приводил дом в порядок, пытаясь как можно больше вызнать о прежнем хозяине, я занялся тем, чем мне так давно хотелось. За домом холм полого спускался к кромке леса — места было достаточно, чтобы я решился проводить там тренировки. Кроме магических, я все-таки начал подтягивать свою физическую форму до приличного уровня, хотя от детского тела много не ждал. Но больше всего сил я направил на свое второе Чудо. И вскоре у меня получилось. Анимагию, известную Двойственному миру, нельзя было назвать полноценным превращением. Примером мне служила Макгонагалл, которую мне однажды удалось «просветить» магическим зрением уже ближе к каникулам. Это помогло мне понять, что же отличало ее от меня. Когда Макгонагалл оборачивалась, ее аура менялась, хотя общее впечатление от ее магического поля сохранялось, за маленькими деталями. Ни у одной души не может быть двух аур, просто в ее теле жило две души: одна принадлежала Макгонагалл, а вторая — ее духу кошки. И, применяя анимагию, профессор как бы переключалась с одной ипостаси на другую, а та уже придавала телу наиболее удобную для нее форму. Вот почему анимаги не могут оставаться в животном облике надолго. Всю жизнь они вынуждены сражаться за право главенствовать в обоих формах, и дух зверя, у которого даже нет своей личности, покоряется им. Но если дать духу время освоиться в собственном же теле, он начнет крепнуть и теснить волшебника в сознании. И если волшебник отдаст ему под контроль хоть одну ипостась, то анимагом ему уже не быть: при первом же обращении дух затолкает его подальше в подсознание, а сам продолжит жить обычной звериной жизнью. Ни о каком превращении обратно речи уже не идет, если только кто-то со стороны насильственно не вернет волшебнику его человеческую сторону. У меня же раздвоения личности не наблюдалось (по крайней мере, раньше, теперь же я не уверен…). Чудо дало мне один, особенный облик, который в свою очередь мог принимать две формы — как две стороны одной монеты. Можно вертеть ее и той стороной, и другой, и даже повернуть ребром, но это будет все та же монета. Я мог свободно «перетекать» из одной формы в другую, и даже находиться в каких-то промежуточных состояниях — но это все еще был только я. Другое дело, что если само Чудо далось мне почти за бесценок, то все эти манипуляции со сменой и корректировкой облика каждый раз требовали вложения силы, энергии. Сейчас у меня достаточно веры, чтобы попробовать заклинание, которое я составлял весь последний семестр. Я неровно вздохнул, прикусив губу. Трансформировать это тело в первый раз будет больно. Очень. На миг в голову закралась крамольная мысль, что, может, лучше подождать хотя бы еще годик, что сейчас детская тушка не выдержит… «Что за бред, — отвесил я себе ментальную оплеуху, — вообще-то от этого зависит твое выживание». Я сел на землю, складывая руками печать концентрации — одну из тех, что были на Трефиине в ходу, и начиная зачитывать формулу. Никаких сомнений, все будет пучком. В этот раз я хотя бы контролирую процесс. — …do ut facias. С последними словами вера, которую я запер в теле, тысячами игл вонзилась в кости. Я скрючился на траве от боли, мыча в прокушенную до крови руку. Почему-то именно в этот момент мне отшибло память о том, поставил ли я звуковой барьер. Хотя в такой глухомани услышит меня разве только зверь лесной или дикий абориген из деревни у холма. Кости ломались и перестраивались, мышцы ходили буграми под вздувшейся, быстро обрастающей шерстью кожей. Одежда же «растворилась» впитываясь в новый облик, чтобы при обратном превращении появиться опять. В какой-то момент все прекратилось — только тело тихонечко ныло после пережитого издевательства. Я по очереди открыл непонятно когда зажмуренные глаза: поле зрения вытянулось, а краски поблекли — поверх них выступили завихряющиеся потоки магии. Я встал на слабые пока лапы, чувствуя, как по траве бьет тоненький серый хвостик, а длинные усы улавливают колебания воздуха. Уши слышали малейшие звуки из леса, чутко дергаясь на голове. Я на пробу потянулся и обернулся вокруг себя, сделав лапой шаг вперед. А потом запрыгал от восторга, перепугав в траве всех грызунов. Да, у меня режим строгой экономии, и я забил на изменение массы и веса, получив в итоге скорее котенка тигра под сорок кило, а не обычного кота, но все же… После удачи в адаптации Чуда, я сбавил темп, позволив себе наконец по-человечески отоспаться. Впереди было еще полтора месяца на вольных хлебах, а по ощущениям — как будто все каникулы уже прошли в спешке и занятости последних дней. К моему огромному счастью, это было только по ощущениям. Но все-таки наступил момент, когда я мог выдохнуть, осесть на одном месте и спокойно заняться делами. Первым делом я выбрался в деревеньку в ложбинке — надо же мне знать, кто теперь живет в моих владениях. Заодно я хотел отправить Гермионе, а через нее — всем остальным, телеграмму, что я жив, здоров, не в плену и работаю над более удобным способом общения. Телефоны, на которые я насмотрелся у магглов, для моего обнесенного сотней щитов дома уже не подходили. Ведь только утром на границе барьера, стоило мне выйти за его пределы, я наткнулся на кучку писем от детишек, взволнованных тем, что я не выхожу на связь. Совы, не будь дуры, складировали послания в дупле дерева, так что ни ветер, ни дождь их не повредили. Уставившись на дюжину конвертов в руках, я мучительно перебирал в голове все события минувшего года и пытался вспомнить, а куда же делать сова Гарри. Я точно помнил, что в Хогвартс она ехала со мной, а потом жизнь у меня завертелась, да и не писал я никому… Кажется, она осталась в школьной совятне. М-да. Ну и фиг ты с ней, будто единственный способ общения. Хотя чтобы связаться с детьми мне придется на первый раз использовать сов. Без вариантов. Деревенька называлась Литтл Хэнглтон и по сравнению с моим особнячком оказалась еще более дряхлая и заброшенная, хотя в ней и жили люди. В основном, это были старики, которые не хотели никуда переезжать вслед за детьми и внуками. Самым младшим среди них был как раз почтальон, которого лет тридцать назад распределили в это графство и он так и остался здесь, поправляя после города здоровье. Мне повезло: цивилизация уже добралась до сюда настолько, что через час с моей помощью почтальон вспомнил, как же работает эта шайтан-машина под названием телеграф, и мы вместе отправили девочке сообщение. Больше в Литтл Хэнглтоне меня ничего не интересовало. Я собирался уже уходить, когда почувствовал знакомую ауру. После возвращения второго облика мой нюх вновь обострился, и я быстро определил, откуда чувствовались магические потоки. Добравшись по разбитой дороге до конца улицы, я с любопытством уставился на покосившуюся хибару, стоящую на самом краю деревни порознь с остальными домами. Внутри чувствовались чары, наколдованные знакомой рукой. Именно этот человек принес жертвоприношение на холме. Что же он здесь забыл? Я приблизился, толкнув ногой незапертую дверь. Жить в этой лачуге можно было только либо от крайней нужды, либо от полнейшего лентяйства. Догнивающие половицы лежали прямо на земле. Немудрено, что без нормального фундамента тут все покосилось. В маленькое окошко едва проникал свет, и полумрак скрывал уродливое убранство — но это мне не помешает. Я моргнул, переключаясь на магическое зрение, но быстро его убрал, боясь повредить глаза. Как же временами раздражает эта хрупкость. Люди что этого, что моего мира не способны видеть магию в ее первоначальной форме. Они могут с присущей им изобретательностью сотворить какой-нибудь прибор магического видения, но их тела сами по себе просто для этого не предназначены. Гарри был не исключением — каждый раз проворачивая этот фокус, я рисковал выжечь себе глаза. Тут мое лицо вытянулось от пришедшей на ум идеи. А если смотреть будет не человек?.. Я сосредоточился на текущей в теле энергии, обращая внимание на ту, что огибала глаза. Вера откликнулась, отдаваясь короткой резью в глазах, и изменила свой ход, перестраиваясь на новый лад. В следующий миг картинка поблекла до неярких, не выделяющихся цветов и расширилась. Из интереса я заглянул в мутный осколок стекла, который каким-то чудом остался прикреплен на углу оконной рамы. Цвет радужки остался прежний, только немного поменялся разрез глаз и вытянулся стрункой зрачок. Симпатичненько. В принципе, так и в Хогвартс можно — мало ли как дети могут поменяться за лето. Тем не менее, я все же огляделся вокруг. Магия струилась разноцветными потоками по стенам и потолку, свиваясь в переплетение колдовских нитей в центре пола. Что это? Я аккуратно подошел ближе, вглядываясь в мерцающую сетку чар. Похоже на проклятия, причем весьма неприятные. Сейчас, не зная специфики работы местных малефиков, я вряд ли этот клубок распутаю. Интересно, что же там спрятано? Запасы на черный день? А почему здесь, когда наверху у него был такой шикарный особняк? А как?.. В общем, я забил. Вырезав по углам внутри и снаружи хибары руны, я напоследок проверил получившийся отвод глаз и отбыл в свой особняк. Может, потом еще что добавлю, но никто не залезет в этот дом и не узнает его тайны раньше меня. А у меня пока лапки (теперь уже самые настоящие лапки). Ведь и дома меня ждало много таинственного и неразгаданного — тот же философский камень, который я подобрал полгода назад. Ради этой цели я занял подвал, обустроив его подобающе. Из столовой я утащил длинный стол, поставив его по центру: он отлично подходил для экспериментов, а ем я все равно не отходя от плиты. В дальнем углу я родной кровушкой начертил магический круг и поставил большой камень-алтарь, притащенный из сада, воссоздавая ритуальный зал. Ну и руны, опять руны, которыми я сплошняком обрисовал стены. Конечно, не должно, но вдруг бахнет… По описаниям в книгах, философский камень дает бессмертие и может превращать любой металл в золото. И если первое заинтересует только оркоголового идиота, то вот несметные богатства буквально из воздуха могли пригодиться. Ведь казино когда-нибудь кончатся, а вот сила камня — никогда. Как бы я ни вглядывался, магии свыше той, что есть и в остальных камнях, я не увидел. Что ж, не все достается легко — и я засел в своем ритуальном уголке, положив камень на алтарь. Я пытался и кровью капать на него (в том числе кровью цербера, оторвав от сердца пару капель), и обклеивать полосками бумаги с руническими цепочками, и читать над ним мантры. Камень лишь насмешливо мерцал светом из глубины, не реагируя на мои потуги. Лишь однажды свет стал ярче, разгоревшись на миг и снова потухнув. Произошло это в тот момент, когда я прервался, чтобы перевести дух и попить чайку́ — это точно было не из-за меня. Я подозрительно уставился на своевольную каменюку. Может, ну ее к лешим? Разбить и выбросить, да… Но заработать капиталы очень хотелось, поэтому я только переместился за лабораторный стол. Я в домике, что может случиться? Верно же?.. Окунание камня в зелья первого курса не помогло, но я не сильно расстроился — шанс с самого начала был низкий, но, а вдруг камень активировался бы от самого простого зелья? С мистером Фламелем я знаком не был и его чувство юмора — есть ли оно вообще? — оценить не мог. Попытка расплавить провалилась. Растворить в зелье тоже не удалось. У меня начинали кончаться ингредиенты, которые я купил себе на второй курс, все чаще от недостатка крови кружилась голова — а камень, словно издеваясь, был самым обычным камнем. Да что ты такое, бабр тебя задери?! В попытке разгадать его тайну я потратил последние дни июля, одновременно с этим продолжая тренироваться, читать все доступные мне книги, и которые я привез с собой, и которые нашел в доме. Походя я все-таки узнал имена бывших владельцев, случайно, когда разбирал старые шкафы, наткнувшись на письма, альбомы и какие-то документы. С черно-белой фотографии на меня смотрело трое: пожилые мужчина с женщиной и молодой человек, копия своих родителей, — семейство Риддл. Очевидно, это были волшебники, которые решили отшельничать в далекой маггловской деревушке. Особое внимание я обратил на младшенького, предположив, что именно он стал моим благодетелем. Такие вещи редко творятся из холодного расчета — скорее из порывистой горячности юношества. Черты его лица были аристократичны, волосы кудрями обрамляли чистый лоб. Губы были чопорно поджаты. Благородный засранец — я таких за версту чую. Чем же ему родители насолили? Отказали в наследстве? … Нет, от двух жертв энергии было бы меньше. Кажется, это не он. «Его самого принесли в жертву», — со злорадством понял я. Но тогда кто? Второй сын? Нелюбимый бастард? Вариантов было не так много, как казалось. Я уже знал фамилию — этого было достаточно. Так и прошмыгнул мимо меня июль, во время которого я сделал многое, а не сделал — еще больше. Тридцатого числа вечером я закончил очередной эксперимент и сидел с кружкой кофе на ступеньке у открытого люка в подвал. Небо постепенно темнело, и было какое-то удовольствие в том, чтобы наблюдать за медленно засыпающим садом. Этот дом несомненно действовал на меня: он придавал мне сил и смягчал усталость. Намоленное освященное место — дальнейшие объяснения излишни. Вмиг кольцо на большом пальце опять потеплело. Я потер его, передавая капельку веры. Таким образом мы с Невиллом общались с самого первого дня каникул: в напряженные моменты он сжимал свое кольцо, как я ему и говорил, а я чувствовал его просьбу о помощи и понемногу делился магией. Ради будущего апостола не жалко. Как оказалось, вся жизнь Невилла в родном гнезде оказалась напряженным моментом, поэтому мой запас довольно стремительно пустел — вера какого-то Риддла и вправду пришлась кстати. Его энергия помогла сформироваться моему очагу: теперь мой организм мог сам вырабатывать минимум веры, необходимый для выживания. После этого я прекратил осторожничать, уже смелее отдавая Невиллу положенную ему часть. Вера — такая удивительная штука. Я могу получить ее за чье-то убийство и потом использовать, чтобы помочь важному мне человеку сохранить силу духа и уверенность в себе. «С Днем Рожденья, Невилл», — я влил в артефакт больше обычного, поздравляя с праздником. В ответ кольцо благодарно нагрелось. Интересно, что он чувствует, общаясь с богом? В голове раздался звонкий треск. Я вскинулся, выскакивая на улицу. Только что кто-то прорвал барьер. Кто способен поломать древнеэльфийский заслон?! Они же всегда работали до последнего! Я задумчиво почесал затылок… и плюхнулся обратно на ступеньку, снова подхватывая в руки еще не остывшую кружку. Если уж это чудовище способно пробивать щиты такого уровня, то с моим нынешним телом и способностями я убежать не успею. Проще встретить неизбежное лицом к лицу, чем пытаться тягаться с заведомо превосходящим противником — в конце целее буду. Уже через минуту зашуршал гравий на дорожке у дома и из-за угла показался долговязый, коротко остриженный брюнет средних лет в кожаной куртке со множеством заклепок и высоко поднятым воротом. Я чуть не поперхнулся от черной зависти, разглядев его в магическом плане. Магия послушной собачкой вилась вокруг него — даже не собачкой, цербером. Она гигантским водопадом вливалась в его тело, и он умело подчинял ее себе, не оставляя бесхозной ни капли. Настоящий Магистр Магии. Он подошел ближе и навис надо мной со всем своим немаленьким ростом. Я недовольно глянул на чужака, вопросительно выгнув бровь. Незнакомец усмехнулся чему-то своему, заприметив мои так и оставшиеся кошачьими глаза. Он чуть наклонился, с задорным блеском молодых сиреневых глаз осматривая видимый ему кусочек подвала за моей спиной. Я отпил из кружки, не дожидаясь, пока кофе совсем остынет, и поинтересовался: — Ты кто вообще? Мужчина улыбнулся, и вокруг его глаз образовались дружелюбные морщинки. — Ник Фламель. Давно хотел с тобой познакомиться.