***
Осознание пришло сразу. Кентавры не раз предупреждали меня, да и сам я иногда видел этих зверушек издалека. Они были одной из причин, почему этот лес называют Запретным. Идиот. Допрыгался. Я попятился и потянулся к запястью, на ощупь развязывая узелок. Полоска изрисованной ткани свалилась мне в ладонь. Восемь глаз в темноте синхронно моргнули, но не исчезли. С каждой минутой акромантулов становилось все больше: они появлялись из-за кустов, свешивались на паутине с деревьев и смотрели на меня своими непрозрачными выпученными глазами. Я невольно отступил еще на шаг, к центру лощины. Да сколько же их? Расплодились, как будто их Ллос вскармливает. Мой взгляд медленно скользил по их рядам, пытаясь держать как можно больше мохнатых, огромных зверюг на виду. Напрасно — чуть повернув голову, я убедился, что полностью окружен. Я оказался в центре круга — мертвой зоны, за границами которой пока нерешительно копошилась орда пауков, клацая жвалами. Они не смогут приблизиться. Не посмеют. Впервые я был рад, что от богов шарахаются все, кроме людей. Этим мы почему-то кажемся привлекательными. Давление ауры, присутствие темного божества, исходящее от меня, — все, что я могу противопоставить этому полчищу. Будь со мной мои Чудеса, все было бы проще — но у меня в запасе есть только слабые аналоги. Сейчас мне едва ли хватит веры для превращения в Священного зверя, а обернуться обратно… Нет, тогда все накопленное улетит в трубу. Нельзя. Я беззвучно зашептал формулу, осторожно продвигаясь к лесу. Хотя бы смогу удрать. Мертвая зона двигалась со мной. От пауков несся какой-то скрип и шорох. Они семенили мохнатыми лапками, в темноте так и вовсе напоминая бесконечную, обвившую вокруг кольца многоножку. Они боялись меня, но отставать от человека не собирались. Предательское тело пахло молодым мясом, оно манило их. Тупые животные. Откуда-то из-за бесчисленных глаз и ног раздался скрипящий звук. Я не сразу понял, что это речь. — Кто ты такой? Нога зависла в воздухе. Я обернулся. Они разумны? «Лучше бы здесь водились чупакабры, — я прикрыл глаза, соображая. Выводы были неутешительными. — Рацион тот же, а проблем меньше». Они видели мое лицо. Запомнили запах. Я думал впредь следить за дорогой и расправляться с ними при случайной встрече поодиночке, но так… Акромантулы не будут терпеть на своей территории нового хищника — они подгадают момент, чтобы напасть. Если я уйду сейчас, то вход в лес будет для меня закрыт. — А кто интересуется? — подал я голос и тут же прикусил язык. Чертов Фламель с его дурацкими привычками. Я скоро добавил: — Учтите, что говорить я буду только с вашим главой. Что-то застрекотало и заскрежетало, а потом расступившиеся акромантулы пропустили ко мне Паука: он был вдвое больше остальных, ножки с трудом двигали его огромное тело. На меня уставилось четыре пары мутно-белых глаз — паук был слеп. Он застыл на краю круга, беспокойно шевеля жвалами. — Я главный здесь. Имя мне Арагог, Великий Отец отцов. А такие, как ты, мне еще не встречались. Ты пахнешь человеком, но от твоего запаха все волоски на моем теле встают дыбом. Из какой ты породы? И зачем пришел? Я ответил не сразу, на секунду нахмурившись. Таких, как я, он не встречал — а не таких? Взгляд сам нашарил среди черных безжизненных веток серые коконы. Я готов был поклясться, что они отдаленно напоминали не только фигуры зверей — среди «мумий» были и люди. Жители деревеньки поблизости? или из поселения в горах? Ученики? На жалость Арагогу явно не надавишь. Я гордо выпрямился, уставившись в его пустые невидящие глаза. Я отвечу на силу силой. Подавлю, запугаю, подчиню. И быстренько свалю, пока они не разгадали мой блеф. Я почти чувствовал, как вступаю на тонкий канат, протянутый над пропастью. — Моя порода способна убить вас всех одним движением пальца, — и в подтверждение своих слов я сосредоточился, усиливая поток магии, текущий сквозь меня. Магия побежала быстрее, яростно перехлестываясь через край. Пауки волной шарахнулись в стороны, делая пустой круг вокруг меня шире раза в два. Только Арагог чуть пригнулся, но остался стоять на месте. И я озвучил то, что они почувствовали: — Я бог. Но сегодня я пришел с миром и предлагаю вам дружбу. Скорее всего, этот титул ничего не говорил диким лесным тварям. Но то, что неизвестно, должно пугать сильнее. Пауки затихорились, но в их рядах происходило какое-то копошение. Один из них подпрыгнул к предку, заскрежетав что-то на грани слышимости. Арагог задвигал жвалами: — И что же ты можешь предложить нам, бог? — Все, что вы захотите. Хоть лес захватить, хоть истребить всех врагов, — я развел руки, но потом несколько неловко их опустил. Совсем забыл что эта паучина слепая. — А взамен я всего лишь прошу помочь мне в поисках кое-чего. На какое-то время в лощину опустилась тишина. Наконец Арагог сдвинулся с места и стал медленно ко мне приближаться. Я не шелохнулся, невозмутимо на него смотря: я продолжал гнать магию через организм, убыстряя и убыстряя поток, пока тело не начало ломить, а мышцы жечь как огнем. Арагог остановился, только когда оказался совсем рядом со мной, почти касаясь меня своими мохнатыми когтистыми лапами. Перед такими, как Арагог, нельзя проявлять слабость. — Твое предложение весьма выгодно для нас, — заскрежетал он, — и ты кажешься сильным. Но это все морок. Правда в том, что ты всего лишь маленький волшебник, который умеет прикидываться чем-то большим. Иначе я бы не смог подойти. Я застыл, огорошенный. Арагог проворно для своей комплекции метнулся, цапнул меня за ногу и вздернул над землей. Я вскрикнул, а палочка выскользнула из кармана и упала в прошлогодние листья, теряясь. — Ты пахнешь человеком, а значит человек. Мои дети давно уже не ели такого свежего мяса. Ноги пронзило болью, по голени заструилась горячая кровь. Я мотнулся в воздухе, пытаясь приподняться, и мельком увидел, как жвала прокололи мне ногу: кровь темнела, перемешанная с каким-то зеленым выделением. Пауки, вдохновленные примером лидера, пришли в движение, засеменив к нам. Что ж, я пытался по-хорошему. Вытянув левую руку, я направив ладонь в отвратительную восьмиглазую рожу. — Insendio. Кисть на глазах покраснела и покрылась волдырями. Я сжал зубы, давя крик. Арагог загорелся. Не стоит недооценивать «маленьких». Он заверещал и разжал хватку: я грохнулся на землю, впечатываясь плечом и раздирая кожу на виске. Акромантул с щелканьем и скрежетом заметался из стороны в сторону, поджигая все свое потомство, попавшееся на пути. — Убейте его! Убейте! — скрипел он, а пауки были и рады подчинится, лишь бы оказаться от своего старейшины подальше. Я с трудом приподнялся на руки и грузно встал, шатаясь. «Что он в меня вкачал?» — мысль возникла и исчезла. Я мотнул головой, пытаясь собрать мысли в кучу, но те разлетались как мошкара. Первый паук вспыхнул сразу же. Следом за ним второй и третий. Да сколько их? Черная многоногая орда валилась на меня, прижимая к крутому склону в лощину, к корням. Где-то далеко раздавался писк Арагога: — Ешьте, дети мои! Жрите врага Ллосы! Я оступился, упав в переплетение корней; те спрятали меня на какой-то миг, пока пауки пытались проломиться сквозь них. Луна холодно взглянула на меня из-за их спин и исчезла, оставив меня в яме, в кромешной темноте. Я вжался в сырую землю, избегая тянущихся ко мне лап. Это ловушка, тупик — я сам себя сюда загнал. Мое слабое инсендио против них не поможет — их собратья просто перешагнут через погибших товарищей, надвигаясь на меня волна за волной. Сколько же их тут наплодилось? Из горла против воли вырвался тихий вой. Я зажал уши, лишь бы его не слышать — но он проник в голову, обвив разум змеей страха. Тут не водится даже птиц. Никто не узнает. Зачем мне последователи, знания и бессмертный на моей стороне, если ничто не спасет меня от собственной слабости? Именно я — самое уязвимое звено в том, что успел построить вокруг себя. И теперь я встречу Смерть… Вой оборвался. Ничего не осталось, кроме комков сырой земли за спиной, двоящегося, троящегося клацанья жвал. В груди, выжигая легкие, размеренно пульсировало второе сердце — ему вторило частящее первое. Рот вдруг наполнился кровью от прокушенной насквозь губы. Я посмотрел на проникшего ко мне паука и произнес: — Do ut facias.***
Вера вздыбилась кипятком и обрушилась на меня. Земля вдруг отскочила далеко вниз — я мельком увидел, как виднеется вдали замок, лишь немного возвышаясь над верхушками деревьев. В оскаленной пасти завибрировало рычание, взмахнул хвост, неаккуратно снося ближайшие деревья. Арагог, почти потушивший огонь, остолбенел, пока его потомки разбегались кто куда. Куда же вы? Мы только начали веселье! Я присел на лапы и прыгнул. Лощина вмиг пролетела подо мной. Деревья затрещали, ломаясь под титаническим весом и рушась на пауков. Те и пискнуть не успели. Но один паучок все-таки успел отскочить. По размерам он теперь напоминал робкого зашуганного паучишку, которому не повезло показаться из-под пола. Моя лапа молниеносно накрыла его, пришлепывая. Я зашипел от жжения, охватившего голую кожу, и заметавшийся хвост выкосил еще несколько деревьев. Арагог что-то застрекотал. «О, до тебя очередь сейчас дойдет!» — из глотки вырвался громовой рев, закачавший оставшиеся деревья, и я прыгнул снова. Клыки разгрызли твердую скорлупу, и на язык прыснул горький сок. Я выплюнул эту гадость, оскаливаясь. И опять — прыгнул. Все смешалось. Что-то хрустело в зубах, мешалось под ногами, висло на хвосте — а перед глазами повисла красная пелена, сквозь которую светила высокая луна, отвечая на мой оскал своим. Я горел изнутри, в агонии мечась по лощине, не замечая никаких преград. В уши ввинчивался треск, хлюпанье и чей-то вой, полный боли и ярости, — наверное, мой. Я замер на миг, и вдруг понял, что все кончилось. Огляделся мутным взглядом. Лощина враз увеличилась и углубилась. По краям валялись поломанные деревья, полыхали последние серые клочки паутины. Землю покрывали вязкие бесформенные кляксы: все, что осталось от пауков. Лапы подогнулись, и я рухнул на землю. Последним рывком я сосредоточил энергию, проталкивая ее сквозь организм: земля вдруг оказалась близко-близко, и, не рассчитав, я грохнулся на подвернувшиеся ноги. На языке горчило, и я сплюнул: слюна была черная и соленая, словно ее заменили кровью — то ли паучьей, то ли моей. Меня трясло мелкой дрожью. Не жарковато для холодной шотландской ночи? В груди зияла глухая пустота. Вся вера, которая у меня была — растворилась в этой ярости. Все, что я собирал по крупице целый год… Даже думать об этом сил не было; я встряхнул головой, опуская глаза вниз. Взгляд наткнулся на детские — как чужие — ручки, все черные от крови. Под грязью бухли волдыри и безмолвно струились мерцающие зеленым вены. Тишина резала уши: я слышал только свое хриплое дыхание и неуверенный стук сердца. То билось медленно, с перебоями, словно думая — остановится или нет? Глаза слипались. «Нельзя. Только не закрывать глаза», — я оперся руками на землю, пытаясь подняться с колен. Локти подогнулись, и я окончательно рухнул на шелестящую листву. «Вот и поужинали», — из горла вылетел кашляющий смешок. Земля под головой завибрировала, словно кто-то подошел ко мне. Чьи-то холодные руки осторожно перевернули меня. В свете луны я увидел, как надо мной склонился какой-то темный силуэт: белое пятно посередине напоминало довольно знакомое лицо. «Снейп?» — сощурился я, но картинка все равно расплывалась. Черт. Что он видел? Хотя… Надеюсь, он не даст умереть своему студенту хотя бы до момента, когда можно будет спросить с него объяснения. Я устало прикрыл глаза, все-таки проваливаясь внутрь всепоглощающей темноты.***
Этот вечер Снейп встретил в своей лаборатории, корпея над зельями для Больничного крыла. Он не сомневался, что со дня на день в мед.пункт толпами повалят школьники с разных курсов: кто на уроке полетов расшибся, кого случайно заколдовали, кто просто забрел в неизведанные коридоры Хогварста и навернулся с лестницы. Идиотов в школе хватало. Чего Снейп не ожидал так это того, что кто-то посмеет заявиться к нему, на ночь глядя. Он с раздражением цыкнул и направился к двери, которую с другой стороны яростно молотили. На пороге его покоев обнаружились бледные близнецы Уизли. Когда к нему в прошлый раз таким же образом ломился Квирелл, ничем хорошим это не кончилось — тот оказался сосудом для души Темного лорда, и зельевару вместе с директором и профессором Чар пришлось в срочном порядке изгонять из бедного Квиренуса этот злой осколок. А уж от воспоминаний о диком вое, который издавал некогда великий волшебник, у закаленного Снейпа все волосы вставали дыбом. Вырвавшийся из тела мага дух, принявший форму клубка дыма, не спешил уходить за Грань и прежде пролетел по ритуальному залу круг почета, ища лазейки наружу. Флитвик и Снейп тут же отскочили с его пути, опасаясь пропускать дух сквозь себя. Дамблдор же продолжал стоять нерушимой скалой, громовым голосом распевая заклинания. — Мордред прокляни этого мальчишку! — яростно взревел Волдеморт, прежде чем его окутало белое свечение и дым испарился без следа. «Причем тут мальчишка?» — недоуменно подумал Снейп. О ком шла речь — вернее, кто мог быть на уме у Темного лорда, вопросов не возникало. Но разве Поттер успел насолить ему за этот год крупнее, чем доставая тупыми вопросами на уроках? Снейп мысленно встряхнулся, возвращаясь в реальность, подозрительно уставился на гриффиндорцев через щелочку между дверью и косяком. — Профессор Снейп, нет времени объяснять, Гарри Поттер в опасности! — выпалили рыжики, вгоняя Снейпа в кратковременный ступор. Вспомнишь солнце… Но он довольно быстро смирился, что Поттер опять что-то отчебучил. Встречать учебный год спокойно тот не умел. Мысли о розыгрыше он тоже отбросил — слишком наглым было заявление, и слишком взволнованными были близнецы. Да и весь Хогвартс знал, что за любую подставу в свой адрес Снейп мог знатно испортить шутнику жизнь. Но если их драгоценный герой споткнулся в башне факультета и расквасил нос, это все еще не повод бежать к нему, Снейпу. — Почему бы вам не обратиться с этим к профессору Макгонагалл? — все еще недоумевал Снейп, но через секунду на него словно вылили ушат холодной воды. — Но, профессор, Гарри у акромантулов! А что, если его укусили? Тут уже было не до шуток. Посланный домовик подтвердил, что ни в башне факультета, ни вообще в Хогвартсе второкурсника нет. Почему именно у акромантулов близнецы точно не сказали, но на сомнения времени не было. Если мальчишку и вправду укусили, счет шел на минуты. Прихватив с собой свою личную аптечку, Снейп, полыхая ненавистью к тупому барану, которого по ошибке назвали национальным героем, со всех ног полетел в Запретный лес — он был так зол, что, кажется, даже оставил двух обалдуев наедине с зельем, то ли забыв выпроводить, то ли оставив приглядывать. И вот теперь Снейп тупо уставился на огромного, с Кракена, зверя, давящего акромантулов как насекомых. Это был тигр. Огромный пепельный тигр. Он возвышался над деревьями, с рыком и шипением крутясь на тесной ему лощине и давя бросающихся на него пауков, перекусывая пополам тех, кто пытался убежать. В воздухе повис терпкий запах крови и гари. Снейп, все еще не совсем осознавая свои действия, на автомате потушил горящие рядом с собой деревья, а потом перевел уже более осмысленный взгляд на бушующее чудовище. Невозможный зверь был ранен, осознал Снейп. На передних лапах шерсти не было, только кожа, покрытая ужасающими ожогами. Больше точно ничего определить не получилось — вся шкура была запачкана в грязи, земле и крови акромантулов. Но кто разъярил монстра? Не похоже, что это могли сделать акромантулы — способностями к управлению огнем те не славились. Волшебник?.. «Где мальчишка?!» — спохватился Снейп, истерично вглядываясь в землю под огромными лапами. Только этому идиоту хватило бы на это дури и силы! В это время акромантулы как-то резко закончились. Зверь заметил это не сразу, а потом застыл, как вкопанный, и диким, загнанным взглядом оглядел лощину. Его зрачки заполнили почти всю радужку, от которой осталась одна только мутно-зеленая каемка, и взбудоражено пульсировали, сжимаясь и расширяясь. Вдруг он припал на лапы, сгорбился и исчез — Снейп только моргнуть успел. Мужчина не сразу заметил на месте гигантского кота маленькую, слабо дергающуюся, фигурку. Снейп уже не знал, расстраиваться ему или радоваться: «Все-таки не затоптали». Сразу выкинув из головы странных зверей и оставшихся наедине с зельем близнецов, профессор бегом направился к студенту, на ходу доставая противоядие от яда акромантулов — чувствовал, что пригодится. Чуть раньше него, кажется, не заметив присутствие человека, из леса выскочил неизвестный кентавр и кинулся к Поттеру. Снейп сразу напрягся, хотя и знал, что кентавры дружелюбны к соседям-волшебникам. Тот заметил человека и растерянно остановился, переминаясь с ноги на ногу. На его лице возникло хмурое выражение. Снейп мимоходом отметил у него сумку, перекинутую через плечо — от бега она расстегнулась, выпуская наружу цветки разнообразных трав. — Мерлиновы кальсоны, что это было?! — накинулся на кентавра Снейп, справедливо полагая, что уж лесной житель в курсе, что у них тут к чему. — Почему вы не сказали, что в лесу водится такая тварь?! Она же опасна для людей и студентов! И куда она… Ох, Мордред! Все это время Снейп не терял даром, дергано поводя в воздухе над ребенком палочкой. И результат диагностических чар едва не заставил его поседеть в свои тридцать два. На Поттере не было живого места: где не ожог, там перелом, где не ушиб, там вывих или вырванный кусок мяса. Особую прелесть картине добавляли множественные синяки и ссадины и, как вишенка на торте, яд акромантулов, который уже почти тек по венам вместо крови. По всем правилам мальчишка уже должен был перестать дышать: не от самих ран, так от болевого шока. Но Поттер упрямо дышал, хрипя на каждом вдохе. «О чем это я, — несколько истерично сыронизировал про себя Снейп, — это же Поттер. Его даже Авадой не возьмешь, что ему парочка волдырей и поломанных костей». Тем не менее, даже обладай Поттер железной волей, надолго она его душу в теле не удержит — надо было действовать сейчас и срочно. Снейп осторожно перевернул бессознательного ученика на бок, вливая в мягкое горло зелья. Потом он перевел злые глаза на неловко застывшего рядом кентавра: — Да не стой столбом, баран! Подержи! — профессор бросил в него аптечкой, освобождая руки. Кентавр довольно ловко ту поймал и даже не возмутился, что вообще-то он конь. Только бросил короткий напряженный взгляд на Поттера, но Снейп был слишком занят, чтобы это заметить. — Лес не зря называют Запретным. Вашим студентам стоило бы знать. — Поттера это, как обычно, не касается. Мордредов мальчишка… — недовольно процедил Снейп. Его руки не дрожали, когда он накладывал лечебные чары одни за другими, но поганое чувство, которое Снейп и сам не смог опознать, встало поперек горла. Думать об ученике, лежащем одной ногой в могиле, не хотелось. Зельевару нужно было отвлечься, наорать на кого-нибудь, например. На Поттера орать было бесполезно, не услышит. Поэтому Снейп прикрикнул на магика, на секунду подняв на того глаза: — А вам стоило бы лучше охранять свои границы! Мне казалось, вы контролируете пауков! Тот непонимающе замер, склонив темную голову. Только распаляя в Снейпе злобу. — Что? — Хогвартс отдал под вашу защиту часть своих территорий, а вы мало того, что позволили расплодиться не в меру акромантулам, так еще и дали им тут хозяйничать! И нет бы вы помогли перевести их на ингредиенты, так и этого не сделали! А теперь гигантское нечто уничтожает их под корень! И все случившееся ваша вина!.. — Снейп мордреднулся, вдохнул чуть ли не в первый раз за всю тираду и протянул руку, оторвавшись от колдовства. — У тебя в сумке есть белладонна, дай сюда. Погруженный в стазис на скорую руку мальчик уже не трясся в судорогах, но побледнел и весь покрылся потом: грязь и кровь на его теле размазались, разукрасив кожу разводами. Яд успел пропитать организм, и Снейп просто «заморозил» студента на пару минут, лихорадочно соображая. В аптечке у него был стандартный набор, который применялся при лечении укусов акромантула, но с Поттером вечно все шло наперекосяк — на него яд подействовал сильнее раз десять, бешено распространяясь по телу. Как будто Поттер марафон пробежал, а не уснул сразу под действием отравы… В любом случае, то, что было у Снейпа, уже не могло помочь. Нужно было что-то сильнее. Он вспомнил, как мимолетно взглянул на кентавра в первую секунду, цветы, торчащие у того из сумки… Но кентавр делиться не спешил, к огромному удивлению зельевара. Он с недоумением уставился на полулюдя: тот сжал кулаки и заходил желваками. Снейп не особо следил за языком и теперь мог только гадать, что выбесило магика. Кентавр шумно выдохнул, так, что ноздри рассерженно затрепетали, и звенящим голосом изрек, хлестнув себя хвостом по бокам: — Мы несем ответственность за лес, а не за то, куда ходят ваши студенты! И вам стоило бы больше переживать за Поттера, а не за акромантулов! И не смейте мне приказывать! Я первый воин племени, а не ваш мальчик на побегушках! Снейп скептически окинул его взглядом, все еще протягивая руку. — Да-да, а теперь достань белладонну из сумки и дай мне, — настойчиво повторил он. — Ему все хуже. Кентавр, словно опомнившись, спешно зарылся в сумку и вскоре передал зельевару пучок нужных трав. Снейп также отобрал у него аптечку, разложив на земле какие-то пузыречки и флакончики с простыми составами и настойками. Он окинул их придирчивым взглядом, прикидывая процесс создания усиленного противоядия. Кентавр только и мог, что с удивлением следить за руками, пока составы смешивались в совершенно непонятных стороннему глазу пропорциях и порядке. Белладонну Снейп раскрошил в ладони, высыпав в один из флаконов и перемешав все стеклянной палочкой, какая есть у врачевателей. Последним штрихом стали несколько заклинаний, которые Снейп тут же и нашептал, вычерчивая над флаконом магические узоры. Получившаяся бурда даже на три метра разила убийственно, но Снейп будто этого не замечал. Он взмахнул палочкой, снимая с Поттера стазис, и сразу вылил зелье ему в рот, массируя горло, чтобы тот проглотил. Через пару минут судороги спали, потоотделение прекратилось, а мерцающие зеленым вены стали понемногу тускнеть, хотя вид у мальчишки все еще был нездоровый. Профессор встал, устало потирая запястья. — К нему сейчас нельзя применять чары транспортировки, и так слишком много навешано… Помоги отнести его в Хогвартс, там мистеру Поттеру смогут оказать более полную помощь. Кентавр заторможено перевел взгляд с пациента на зельевара, все еще слегка заколдованный механически точной работой Снейпа. — Насколько он плох? — Я влил в него противоядие, но из-за него же к Поттеру нельзя применить обезболивающее и заживляющее, сложный состав зелья войдет с ними в конфликт… У него есть несколько нехороших переломов, так что его как можно скорее надо передать в медпункт. На этот раз странно задумчивый взгляд кентавра на ребенка Снейп перехватил, настораживаясь. Что взбрело этой волшебной твари в голову? Кентавр осторожно подхватил ребенка на руки, разворачиваясь в сторону от замка. — Тогда я отнесу его в племя. Это быстрее. — Убить его хочешь?! — почернел лицом Снейп, мигом срываясь на крик. — Ему нужна квалифицированная помощь! — Наши знахари не хуже ваших колдомедиков. Они справятся, — веско произнес кентавр и отвернулся, зашагав вперед. Руки у Снейпа все-таки затряслись от напряжения, но он не обратил на это внимания. Он не сдвинулся с места, только поднял палочку, направив ее точно кентавру в спину. — Положил. Ребенка. На место, — ледяным тоном отчеканил преподаватель, и угроза в его голосе заставила кентавра сбавить шаг и приобернуться. Снейп бы не осмелился сейчас пальнуть по этой твари заклятием. Ни за что, пока у того на руках ребенок. Но откуда кентавру об этом знать? Он не шевельнулся, тяжело посмотрев на волшебника в ответ. Словно разгадал его блеф. Снейп с ужасом понял, что в Хогвартс Поттер сегодня так и не попадет — сам он мальчишку при всем желании не сможет пронести через заросли и бурелом так, чтобы ничего не повредить. — Нельзя медлить, вы сказали это сами. Я клянусь, что в племени ему не причинят вреда, — упрямо склонил голову кентавр и продолжил прежний путь. — Идите со мной и убедитесь. Снейп выругался и нагнал его быстрым шагом, озабоченно и раздраженно посматривая на Поттера. Оставлять студента в Запретном лесу на милость каких-то шарлатанов — последнее дело, пусть не надеются. — Мордредов коняка…***
Вокруг творился какой-то кавардак. Кто-то что-то говорил — вроде рядом, но слов не разобрать, что-то мелькало перед глазами, двигалось, но чаще взор перекрывала темнота век — хотя отстраниться все равно не получалось. Было жарко, как в драконьем гнезде. Я зажмурился, пытаясь спрятаться от этого назойливого шума. До меня наконец долетел обрывок фразы: — …надеюсь, у ваших недо-врачей есть в запасах хотя бы костерост? Как придем, надо будет… «Костерост?» — не понял я, не узнавая половину слов. Что-то знакомое, похоже на… Темнота кончилась и вокруг обрисовалась небольшая светлая веранда на берегу искусственного прудика. От мягкого ветра колыхались нежно-персиковые занавески, создавая здесь приятную тень, а на низком столике из светлого дерева стояли сосуды с лучшими винами, собранными со всего троемирия. Еще бы собеседники попались поприятнее… — Еще раз пошлешь в мой храм костоломов, я тебе всю паству под корень вырежу, усек? — ласково оскалился Амет, развалившись на подушках с другой стороны низкого стола. — Сначала попробуй ее найти, идиот, — я безразлично пожал плечами, неспешно делая глоток. Подумаешь, разгромили один из множества его храмом — он бог торговли и воров, уж наскребет себе на новый. А мне одна его безделушка уж больно была нужна… Собственно, кроме хорошей выпивки на собраниях Совета больше ничего стоящего не было, и я подумывал о том, чтобы в следующий раз не огорчать «коллег» своим присутствием. Хотя, зуб даю, в следующий раз меня и не позовут, пусть это и не по правилам. Но мы боги — какие, к черту, правила? — Прошу воздержаться от оскорблений, бог Криссат, — хмуро стрельнула в меня глазами Сапфа. — Мы видимся не так часто, чтобы омрачать редкие встречи новыми обидами. Да и бог Амет покровительствовал тебе в твою смертность, прояви уважение. Я поморщился: при всех ее достоинствах, богиня справедливости любила лезть, куда не просят. Как и все темные, впрочем. Так уж сложилось. — Да он просто тварь неблагодарная, — в это время убежденно закивал Амет, тоже пригубив вина. — А может кто-то просто хреновый покровитель? — я сощурился, весело уставившись на него. Спину обожгло жгучей болью, и я рухнул на сухую землю, обдирая рефлекторно выставленные вперед локти. От поднявшейся пыли нестерпимо захотелось кашлять, глаза заслезились. — Как ты посмел поднять на хозяина глаза?! — провизжал надсмотрщик и, стоило мне попытаться подняться, замахнулся хлыстом для нового удара. — Отвечай! Я скрипнул зубами, содрогнувшись от ошпарившего лопатки бича, и процедил на южнобубейлинском самым покорным голосом, каким только мог: — Горите в драконьем пламени, демоновы ублюдки. Когда-то на нем говорили цари… Родной язык, язык моих предков, уже почти стерся из памяти, стал детским воспоминанием. Но я знал его, немного, совсем чуть-чуть, а вот эти пикеринские твари — ни капли. Кому нужен язык дважды побежденных? Больше в звенящую, пустую от усталости голову мне ничего не пришло. Надсмотрщик презрительно цыкнул и пнул меня под ребра тяжелым сапогом, на носок которого специально надевали стальные пластинки с шипами — для лучшего вразумления, как это любят называть. Суки. — Собака с Бубея, — а потом он лебезящим тоном обратился к господину на коне, который с молчаливым одобрением все это время смотрел на происходящее. — Господин, простите мою оплошность! Я накажу этого раба по всей строгости, этот юнец еще научится у меня должному почтению! — и это ничтожество снова обратило свое внимание на меня, дернув мою голову за отросшие патлы на себя. Я болезненно поморщился, а он лишь мерзко ухмыльнулся: — Пора привыкать, барчук. Это тебе не бубейлинские дворцы! Кандалы туже обхватили запястья, и я слабо дернулся, сопротивляясь. — Тшш, — мутный взор выхватил склонившуюся надо мной фигуру, и спустя секунду я узнал в ней Фабьена. — Что ты?.. — начал было я, но вместо слов из горла раздался нечленораздельный стон — сквозь заслоны, выставленные подсознанием, вместе с кусочком реальности ко мне пробилась резкая боль. Но Фабьен понял меня правильно. — Пока этот профессор не вернулся, — он опасливо оглянулся, все еще говоря шепотом, — я надел тебе одну из тех фенечек, что ты у меня оставил. Я правильно поступил? Помню, у тебя раньше другой браслет был — он служил для этого?.. Кентавр опять же понял все по глазам и облегченно выдохнул. Выдохнул и я, сжимая зубы от выворачивающей внутренности наизнанку боли. Как полезно иметь друзей. — И не говори, — согласился Улаан, поднимая от карты недовольные желтые глаза. — Ты не мог додуматься до этого прежде и убедить всю Гвардию встать на твою сторону, а не гонять нас по всему измерению? Мы сидели на плоской каменной крыше — одной из многих в бесконечном дворце Белой Госпожи. Снаружи искать нас пока не додумались: наверное, не думали, что мы найдем выход в этом белом многоуровневом бункере. Для них весь мир ограничивался дворцом и внутренним городом, спрятавшимся под дворцом. Они не были так уж неправы. На небе — если так можно было назвать эту черную глухую пелену — не было ни единой звезды, ни облачка, а до горизонта, насколько хватало глаз, простирались белоснежные крыши дворца. — Зачем мне вся Гвардия? — не понял я, оторвавшись от магического плетения на пальцах. — Мне тебя по горло хватает. Да и в вашем мире от моих заклинаний толку не много… — Хватит отвлекаться и мне мешать! — зло рыкнул на меня Гвардеец и снова склонился над собственноручно составленной картой, подперев голову тонкой рукой с пергаментной кожей. Я обиженно надулся, сплетая узор — это же он разговор начал, а я так, думал вслух. — Да я разве виноват, что ты на любую мелочь бесишься? — я подозрительно сощурил глаза: — А ты не слишком долго с этой картой возишься? — Придумать план, в котором бы никто из нас не умер в ходе его выполнения, большой труд, — поджал губы Улаан. — Ты мог бы и помочь, вообще-то. Это ты меня толкнул с пути истинного, а теперь эксплуатируешь… — Ничего в этих картах не понимаю, — соврал я, вернувшись к вязи на пальцах. То, над чем я работал, было гораздо важнее любого плана. Точнее, без него любой план был бы обречен. Улаан, который ни разу не волшебник, поймет это, к сожалению, только после того, как увидит мое заклятье в действии. — А еще, говоришь, генералом был. Видимо, кто-то у нас завирается, — покачала головой Опалин, а потом добавила не своим, но знакомым голосом: — Невезучий ты, малыш. Нарваться на такое проницательное существо, как я… Я пожал плечами. — Лин, поцелуя с тобой стоят всей неудачи мира. Тихо мерцают лампы где-то на периферии. Из распахнутого настежь окна до чуткого слуха веет душным, песком остающимся на зубах, ветром и доносится колыбельная цикад. Я, чуть сощурившись в темноте, как в первый раз смотрю на чудо передо мной: тонкое тело, раскинувшееся подо мной. Трепетно, невесомо провожу ладонью от плеча до ключиц и ниже, до двух мягких округлых грудей с вызывающе тёмными сосками. Они уже затвердели, в преддверии удовольствия, так и маня собой. Попробовать, лизнуть и прикусить, кинуть хитрый взгляд в ее глаза, не разжимая легко сжатых зубов. Ждать недовольного промедлением фырка, удара острых пяток о спину. Позже. Обязательно. Второй же рукой я запутываюсь в ее волосах. Она выгибается навстречу прикосновению, вздыхая. Обманчиво покорная… Красавица. Опалин. Жаркий, полный истомы и мускусного аромата секса воздух. Бронзовая, чистая кожа, подобная лучшим шелкам. Блестящие черные волосы, спутанные, влажные от пота, но все так же прекрасные. Лукавые глаза, туманные, как дневная луна, сейчас томно прикрытые. Неизменный платок, прикрывший кончик небольшого носа и острый подбородок, — тонкий, полупрозрачный, но как же бесит! Так хорошо, сладко, хочется полностью окунуться в посторгазменную истому… Но я все равно цепляюсь взглядом за этот дурацкий платок. И снова, и опять, и вновь. Всегда. «Я же ведаю удачей, — как всегда пожмет она острыми плечами. — Ты знаешь, что случится, если увидишь». И все-таки я тянусь. Опалин хмыкает и этот звук возвращает меня из воспоминаний. Миг, и я остался один, растерянно сев на помятых простынях. Лунный свет прочертил дорожку от окна ко мне, и я зажмурился, а потом приоткрыл глаза. Почему-то было темно. Я приподнял тяжелые веки, но сильно светлее не стало — только очертились контуры ровных рядов кушеток, чьи металлические ножки чуть блестели в свете луны. В памяти всплыло, как эта же самая луна светит над верхушками деревьев, над замком, а лес крутится вокруг, пока под лапами скрежещет и визжит. Я сморщил нос, ухмыляясь — вроде и проучил тварей на славу, а вроде и все просрал. На попытку подняться тело дернулось, задрожав от слабости, но почти не сдвинулось с места. Я практически его не чувствовал. Кисти рук обожгло. — Эй, полегче, мелочь, — кто-то аккуратно придавил меня обратно к матрасу. — Тебе вставать пока запрещено. Я скосил глаза на ранее незамеченную фигуру сбоку. Ночная тень скрадывала черты лица, но два горящих сиреневых костра нельзя было перепутать ни с чем. Фламель устроился на стуле около моей кровати, смотря на меня мерцающими глазами бессмертного. — Сколько я?.. — голос был хриплым и непослушным. Фламель потянулся рукой к графину на тумбочке, наливая воду в стоящий тут же стакан, а потом аккуратно поднося его к моим губам. Я с жадностью присосался к источнику влаги. — Три дня. А задержишься еще месяца на полтора. Яд акромантулов сложно вывести, знаешь ли. Как ты к ним забрел, несчастье ходячее? — Совершал вечерний моцион, — не моргнул я и глазом. В принципе, прогулки до кентавров можно было расценить и так. Смогу ли я теперь рассчитывать на их поддержку, интересно?.. Я прикрыл глаза, отгоняя тревожные мысли, и задал более насущный вопрос: — Что ты здесь делаешь? — Я надеялся, что в несознанке у тебя спадут ментальные щиты, и я смогу узнать на тебя какой-нибудь компромат, — бесстыже признался маг. Я слабо улыбнулся — похоже на правду. — И как, получилось? — из вежливости поинтересовался я, ни капли не волнуясь по этому поводу. Разгадать мысли бога может только та, кто обладает над ним властью — но от Смерти я благополучно сбежал. — Да как сказать, — довольно разулыбался Фламель, откидываясь на спинку с хозяйским видом. Я нахмурился, пытаясь вспомнить что-нибудь из своих видений. Очень скоро мне пришлось покраснеть, и я напряг всю свою волю, чтобы отвернуть лицо от собеседника. — Что я наговорил? — Сколько тебе лет? — проигнорировал мой вопрос Фламель, с любопытством прожигая меня взглядом. Я недовольно мыкнул, показывая, что разговор закончен. Будто я считал. Но Фламель вместо того, чтобы заткнуться, продолжал: — Кто ты? Не демон, это уж точно. Я невольно усмехнулся. Кажется, с этого же вопроса и начался наш с Арагогом разговор. И чем это все закончилось? — Разве это важно? — я прикрыл глаза и услышал, как заскрипел под приподнявшимся Фламелем стул. — Ты, верно, не понял, — похолодевшим голосом произнес он, — это был не риторический вопрос. Отвечай, если я спрашиваю. Что это? Он грубо дернул меня за запястье и потряс рукой у меня перед носом. Я сощурился, пытаясь понять, что он имеет в виду. На моей руке болталась заговоренная фенечка — одна из тех, которые я сплел, пока болтал с Фабьеном о книгах. Мне всегда лучше думается, когда руки заняты — а легкий заговор это так, случайные последствия. Фламель навис надо мной, всем своим видом требуя ответа. Я со злобой уставился на него и сцепил покрепче зубы, вжимаясь в кровать. — Что, язык проглотил? — безэмоционально выдал Фламель, казалось, полностью потеряв интерес. Его глаза ровно горели двумя инфернальными кострами, не выражая ничего — разве чувства есть у огня? Один из законов мироздания — люди не должны быть бессмертными. Бессмертие для них как болезнь, проклятие: если не сведет с ума, то вывернет наизнанку, превращая в чудовище. Но Фламель в своем мире был первым — откуда ж ему было знать?.. Хотя спорю, что и прежде легким характером он не отличался. Ученый, стригу ему в помощники. Он схватил меня за обожженное предплечье, сжимая. Я застонал и согнулся от прошившей меня боли — Фламель бередил едва поджившие раны. Но боль заставляла тело понемногу оживать. — Что делает этот оберег? Что означает плетение? А если я его сниму, что произойдет? — с исследовательским огоньком забросал меня вопросами алхимик. — Попробуй и узнаешь, — выплюнул я и зашипел, дернувшись — Фламель сжал мои руки почти до хруста. Его сочувствия, если оно у него было, хватило только для того, чтобы не трогать покалеченную ногу. Я упрямо вперился в его лицо, даже не пытаясь вырвать руки: куда мне бодаться с довольно крупным взрослым? Фламель, так и не дождавшись от меня и слова, погрузился в раздумья. — Да, малыш у нас не из пугливых, — пробормотал волшебник себе под нос, а потом ответил на мой взгляд своим, холодным и расчетливым: — А так? В следующий миг из меня выбило весь дух. В каждый нерв словно воткнули по тысяче иголок, каждый раскалился до предела, сжигая мышцы и дробя кости. Перед глазами потемнело до белого каления. Я задрожал в судороге, беззвучно распахивая рот, безуспешно пытаясь вдохнуть. Казалось, каждый волосок на теле, каждая клеточка нестерпимо горит и плавится. Одновременно с лавой по венам потек адреналин. Контроль вернулся ко мне. Все кончилось также резко, как и началось. Я не заметил момента, когда Фламель отпустил меня, но поспешил этим воспользоваться. Я перевалился за край кровати на холодный каменный пол, с трудом вскочил на ватных ногах и, хромая, попятился. Голова кружилась. Сердце же билось, как сумасшедшее, стуча по ребрам и гулко отдаваясь в ушах. Я схватился рукою за грудь, пытаясь унять его. Горло почему-то стало очень узким — у меня никак не получалось нормально вдохнуть. — Что это было? — прохрипел я через минуту, загнанно пялясь на оставшегося на месте Фламеля. Тот только равнодушно оглядел меня, словно ничего сверхординарного не произошло, и пожал плечами: — Разновидность круциатуса. Случайно создал, пока работал над философским камнем. И тебе лучше вернуться за барьер, пока нас не услышала… — Что здесь происходит?! — раздался разгневанный женский голос у меня за спиной. Я обернулся и увидел, как из двери в дальнем конце помещения выходит волшебница в одежде медсестры. — Мистер Поттер, а ну ложитесь немедленно! Вы еще недостаточно восстановились! Профессор Флам, почему вы позволили ему встать?! Я нервно облизал сухие губы, быстро переводя взгляд с нее на Фламеля, все еще сидевшего у койки, и обратно. — Я, пожалуй, постою. Фламель моргнул, словно переключаясь, и в его глазах заиграла искренняя улыбка. Он поднялся, разглаживая звездную мантию на коленях. — Раз мистер Поттер уже очнулся, то, думаю, моя помощь тут больше не требуется. Но если будут трудности, то я всегда к вашим услугам, мадам Помфри. Спокойной ночи, — кивнул он колдоведьме. А потом подошел ко мне и, не обращая внимания на мой хмурый взгляд, потрепал по голове. Только после того, как за ним закрылась дверь, беспокойное сердце перестало отплясывать в груди тарантеллу, и я без сил рухнул обратно на кровать под ворчание мадам Помфри. С такими союзниками и врагов не надо. Давно уже пора привыкнуть, что только чокнутые ко мне и липнут. Бессмертный — это тоже диагноз. В голове теснились воспоминания прошедших дней, но я гнал их от себя как можно дальше. Я подумаю о последствиях потом, завтра. Или послезавтра. Или послепослезавтра. «Все равно хуже за эти дни уже не станет», — рассудил я, засыпая. Я, главный виновник проблем, лежу в медпункте, акромантулы мертвы, моя природа, слава Фабьену, не обнаружена. Ну что может случиться?***
Дым был слабым демоном и его умения ограничивались лишь одной сферой. Однако уж в ней он был мастером: не зря Еиналеж, которое работало благодаря ему, долгое время считалось одним из самых страшных темных артефактов. Демон влиял на ум понемногу, легкой дымкой проникая каждый раз все глубже и постепенно завоевывая весь разум жертвы. В конце концов, несчастного настигала смерть — он сам убивал себя, думая, что только так сможет оказаться там, в манящем Зазеркалье. В этом было его, Дыма, искусство. А за искусство можно и в морду дать. Именно так Дым и собирался поступить со своим наихудшим врагом. Без зеркала он ослаб и потерял большую часть своих сил, но их должно было хватить на одного мелкого гаденыша, что лишил его всего… Так думал Дым, когда мощный удар гигантской лапы одним махом развоплотил его и выкинул его на Изнанку. Наконец-то он добрался до своего врага, который вылез из хорошо спрятанного убежища, а тут еще и акромантулы подвернулись, чьего вожака Дыму так удобно оказалось направить, однако… Демон несся, от спешки даже скатавшись в один дымный клубок. Сейчас он, снова оказавшись на «родине», даже не боялся других демонов — его страхи вытеснил всеобъемлющий ужас перед существом, чьи когти чуть не развеяли его. В темноте и смутных силуэтах, в тупиках и перекрестках Изнанки, похожей больше на лабиринт пещер, иногда мелькали сменяющиеся миры, а он все не останавливался — дальше, еще дальше, только бы сбежать от этого чудовища! Сородичей Дым не боялся очень зря. — Кто это залетел к нам на огонек? — его окружило несколько существ, одно уродливей другого. Большая многоножка преградила Дыму путь, смотря на него сотней глаз. — Князь не любит незваных гостей… — Бегите! — в панике закричал Дым, не соображая, что делает. — Он убьет нас всех! — Кто? — заинтересовано моргнула всеми глазами многоножка, и демоненок наконец-то опомнился. Но слово уже было сказано…