***
Я заснула прямо в платье, не залезая и под одеяло. По ощущениям я проспала несколько десятков часов, а на деле солнце только встало, но благодаря тонированным стеклам не слепило глаза. К сожалению, чувства, что это просто кошмар, не наступило, а могло хотя бы на пару минут подарить облегчение. Дверь в спальню оказалась закрыта, хотя я ее не трогала, а сбоку уже стояла вешалка с большим количеством одежды. Кроме этого, на комоде появилась и большая косметичка, по-видимому, со всем необходимым. На кухне слышалась какая-то возня, что не давала мне вновь заснуть и придумать мир, где нет ничего подобного. Скучные пары и будущее журналиста. Меня бы это устроило. Наверное. В столовую я зашла, как и подобает леди, чистая и со свежим дыханием, в новой одежде, на которую из-за бренда не могла не смотреть с круглыми глазами. — Доброе утро, леди. Узнав, что вы вчера так ничего и не попробовали, я слегка расстроился, но не переживайте: на личный счет не записал. Мужчина средних лет, определенно человек, переставлял блюда с тележки на стол. Темные волосы поддались седине и, хоть были аккуратно заправлены под колпак, все равно выбивались спереди причудливыми завитушками. — Доброе, — я прервалась, не зная, как обратиться к человеку. — Жак, можно просто Жак, — улыбнулись мне. — Доброе утро, Жак, — я удивленно взглянула на тележку с едой, что привез шеф-повар, и желудок тотчас отозвался голодным урчанием. — Зачем же так много? Усмешка расцвела на мужских губах, но он всё также продолжал открывать новые блюда, переставляя их на стол. — Мистер Вуд, рассказывал про ваше знакомство с прошлым поваром. С нетерпением хочется узнать ваше мнение обо мне. Настроение слегка поднялось, я присела за стол, приметив соблазнительное блюдо с рыбой и овощами. — Разве мнение самого мистера Вуда не важнее? — поинтересовалась я, уже поставив блюдо перед собой. Жак не ответил, покосившись в сторону двери, откуда появился и сам Итан Вуд, заставивший меня смутиться. Щеки в мгновение запылали от вчерашних воспоминаний. И все же в этом была и капля гнева на саму себя. — Я не могу по достоинству оценить работу Жака в виду собственных вкусовых предпочтений. — И вы ничего не чувствуете? — любопытство брало верх. — Еда безвкусна для меня. Да, и бесполезна. — Сладость десерта? — Вуд покачал головой, забавляясь. — Пряность специй? — снова отрицательный ответ. — Прожаренность стейка? — Пожалуй, — он улыбнулся — трудно не понять, что мясо сырое, когда кровь стекает по подбородку. — Ароматы? — вновь полюбопытствовала я, пытаясь делать вид, что прошлой ночи не существовало. Вуд выглядел нарочито уязвленным: — Вы пахнете, Мия, кокосом и вербеной. Этого достаточно? Я вновь смутилась, вспоминая, с чем был шампунь или гель для душа, а Жак, закончив переставлять тарелки, коротко поклонился: — С удовольствием узнаю ваше мнение насчет еды. Я покачала головой, выныривая из воспоминаний о душе: — Рыба превосходна, спасибо. Жак улыбнулся, переводя взгляд на Вуда: — Что ж, думаю, на денек я здесь задержусь. — Спасибо, Жак. Мужчина слегка поклонился и оставил нас наедине. И едва ли я съела еще пару кусочков рыбы: аппетит сменился страхом. И воспоминаниями. — Я… Мысль осталась незаконченной, слова подбирались трудно, в то время, как Князь небрежно устроился напротив. — Да? — Пленница? — Вуд притворно осмотрел просторную комнату. — Вы знаете, что я имею в виду. — Нет, Мия. Лучше поясните, — его голос отдавал твердостью и холодом, и в то же время он играл. А мое имя вновь звучало так, словно он мог соблазнить меня одним этим словом, что тягуче отдавалось у меня под ребрами. — У меня есть работа, — попыталась возразить я. — Прошу, ходите. — Друзья. — Вам никто не запрещает с ними видеться. — Свобода действий? — Безусловно, — Князь вновь кивнул, ожидая дальнейшего. Я покачала головой, откидываясь на спинку стула, и с непониманием посмотрела на собеседника. — Не понимаю, — наконец призналась я. — А к чему вы готовились? Что запру вас здесь, как принцессу в башне? Именно этого я и ожидала. И по усмешке Князя решила, что и он ожидал от меня подобных суждений. — Вы сказали, — я запнулась, пересиливая себя, — что не отпустите меня. — Не отпущу, — сдержанно подтвердил собеседник. — Надсмотрщик? Вуд скривился, сделав вид, что уязвлен: — Телохранитель. Словно это меняло хоть что-то. И тем не менее, легче дышать все же стало. Я, может, и не могла игнорировать Итана Вуда, но вполне смогу его охранника. Делать вид, что моя жизнь нормальна — мой новый талант. — Зачем? Итан Вуд не ответил, потому как понимал, что ответ я и так знаю: интерес. «Подойди». Дымка, появившаяся в мыслях, перечеркивала и затмевала мои собственные. Желание исполнить приказ было настолько естественным, что вполне звучало, как мое собственное. Почему бы мне не подойти? Я хочу этого так же сильно, как вчера не желала, чтобы мужчина передо мной отстранялся. Ноги на удивление легко несут меня к Вуду, который откидывается на стуле, когда я останавливаюсь рядом. — Прошу, не делайте это настолько простым. И все же его ладонь опускается на бедро, лаская на грани недлинного подола. «Сядь». Я моргаю, уже четче понимая, что это контроль. И все же желание настолько естественно переплетается с моим, что я не сразу понимаю, где я, а где он. Вторая ладонь опускается на ключицу, когда я делаю то, что он велит. Прикосновения холодных пальцев, кажутся настолько правильными, что я едва ли не мурлычу от удовольствия. — Или не хочешь? Вуд впервые убирает вежливое обращение, звуча еще более порочно. Я разворачиваюсь к нему лицом: в мужских глазах азарт, а на губах усмешка. Когда гипноз полностью спадает, я все еще на его коленях. Во рту пересыхает, а взгляд то и дело падает на соблазнительный изгиб губ. Я вновь чувствую себя во вчерашнем дне, когда из-за нежелания сказать «нет» и не возможности сказать «да», ответ так и не прозвучал. Итан Вуд знает, что я не отвечу. Знает и смеется. Я никогда не чувствовала себя настолько обнаженной перед кем-то. И все же я поднимаю ладонь, пальцами очерчивая линию челюсти и чувствуя приятное покалывание щетины. Интерес — временное явление. Влечение тоже. Оно лечится полным познанием того, как что-то устроено. Разгадка скучна. И я молюсь, чтобы разгадка Князя была именно такой. Потому что как только я произношу — Не хочу. легкие отказываются дышать, а сердце биться. Я не жду, когда огни ада разожгутся в его глазах, и наклоняюсь вперед, накрывая губы мужчины своими. Это не нежность и не просьба. Совсем и не молитва. Губы пробуют его, а после того, как он отвечает, я стону от грубости. Его клыки прокусывают губу, и все что я могу, либо хочу, это приоткрыть рот, впуская его язык вместе с привкусом собственной крови. Ладонь скользит к волосам, вторгаясь в идеальный порядок и зарываясь в них. Его пальцы, сжимающие бедро, точно оставят синяки. И все же он чувствует мой страх, какой стеклянной я чувствую себя из-за его знания моего секрета. И я почти уверена, что Вуд и питается этим. Стон вырывается из груди и теряется в его губах. Моя кровь пьянит вместе с запахом Князя. А несчастные бабочки мечутся в животе так, словно собираются вырваться к мужчине, зародившему их. В отличие от меня, Князь не теряет контроль. Он отстраняется, слизывая на прощание остатки крови с губ, и я едва не зову его в новый поцелуй. Его глаза и улыбка игривы, мои — пьяны. — Как я и говорил, вы вольны передвигаться куда хотите. В Европу, правда, не советую. Однако вернуться сюда придется. Я понимаю, что все еще сижу на нем, когда ладонь на бедре разжимается и опускается вниз. Я прячу взгляд, когда встаю. Вуд встает следом. — Вечером я отправлюсь во «Вкус ночи», — и как только я хочу отказать, он продолжает: — Это не приглашение, Мия. Когда он уходит, пальцы поднимаются к прокусанной губе, щеки, наконец, алеют, а рыба с овощами так и остается нетронутой.***
Я была не права: игнорировать высокого набитого мышцами мужчину с грозно-молчаливым лицом было трудно. И если я хоть как-то справлялась, то мои коллеги не очень. И, к сожалению, это было не все. Даже после того, как мы с ним пришли к соглашению, что он будет ждать за дверями, некоторые все равно косились с опаской. Камила поставила рядом со мной кофе и облокотилась о стол: главная сплетница хотела знать все. — Не спрашивай, пожалуйста, — умоляюще протянула я, отпивая бодрящий напиток. — Как скажешь, — девушка улыбнулась. — Но, да, такой амбал нужен в свете всех этих событий. — Не моя это прихоть. — И кто он? — заговорщицки спросила коллега. И все же я так легко прокололась под опытом несравненной Камилы. — С чего ты взяла? — Кроме очевидной заботы твоего мужчины? Ну, ты написала два слова за два часа, при этом это просто заголовок. Все мои мысли, действительно, крутились вокруг Князя. Оставив меня утром, он оставил во мне еще кое-что. Что-то, что жгло изнутри и не покидало мысли. Жажда. Жажда такой же власти. — Виктор? Макс? Камила не успокаивалась, но, решив держать рот закрытым и пить кофе, я без проблем переждала ее бурю любопытства. К вечеру статья так и не продвинулась дальше заголовка, а коллега так и не узнала про Князя. И все же день был не таким уж бесполезным. Выходя из редакции и садясь в машину, что любезно открыл телохранитель, я вполне отчетливо приняла решение. Приняла правила игры.***
Когда охранники открывают передо мной двери в клуб, я окунаюсь в неоновый мир вампиров. Знаю, что некоторые проводят меня взглядом. Одна из причин: непереносимость белого. Меня проводят в отдельную кабинку, скрытую от остальных глаз. Как раз в этот момент ее покидает Ноэль, предварительно кивнувший мне вместо приветствия. Я сажусь под пристальным удовлетворенным взглядом Князя. — Непорочность, — задумчиво протягивает он почти как факт. Я удивленно осматриваю верх платья: кружева скрывают только грудь. — Разве? Вуд усмехается, взглядом скользя по белой полупрозрачной юбке с длинным вырезом. — Парадоксальная невинность в порочности. — Итак, — я закидываю ногу на ногу, оголяя их из-за разреза, — я здесь для чего-то? — Ответ: для настроения — неприемлем? Я улыбаюсь: — Если только не хотите оскорбить. — Что ж, тогда я что-нибудь придумаю. В кабинку заходит незнакомый мне вампир, чем-то напоминающий Виктора: молодой, но с безмерным возрастом в глазах. — А вот и решение нашей проблемы. — Князь, — вампир кланяется, — миледи, — легкий кивок мне, что вызывает удивление внутри. Смотрю на Вуда с все тем же удивлением, но тот лишь удовлетворенно качает головой, говоря то ли не брать в голову, то ли, что так требует этикет. Я же решаю, что любой в обществе Князя априори требует уважения. — Найдены все новообращенные, они временно согнаны в особняк, — я едва не морщусь от того, что вампир говорил, словно о скоте, а не о людях, — у них есть кровь в достаточном количестве, но это требует дальнейших действий. — Люди? — холодно спрашивает князь. — Минимальные неудобства: в полиции все решено, а по частным случаям применен гипноз. — Что бы вы делали с ними дальше? Взор Князя, как и вопрос, обращен ко мне, что удивляет меня не меньше, чем вежливость гостя. — Я так понимаю, жить они под одной крышей не могут? Гость терпеливо качает головой, благосклонно относясь к моему невежеству: — Жажда заразна среди новообращенных, научить их самоконтролю намного труднее в группе. Взгляды вампиров обращены на меня, а внутри зарождается чувство, словно я прохожу какой-то тест. — Они сильны, с одним из них было трудно справиться, — задумчиво протягиваю я. — Возможно, имеет место идея приставить их к охранникам или кому-то подобному. Выдержке, что имеют последние, вполне можно обучиться и перенять у них, а сила и жажда ее применить, вполне утолится в этой работе. Вампир кивает, явно задумавшись, а Князь удовлетворенно улыбается: — Я утолил ваш голод? — смущенная, киваю, после чего он обращается к вампиру: — Ноэль займется частью из них. — А вторая? — Давайте посмотрим, что выйдет из идеи мисс Серены. Вампир кланяется и уходит, а мое удивление растет пропорционально потери рассудка Итана Вуда, который с наслаждением наблюдает за мной. — Шутите? — Похоже? Руки складываются на коленях, а взгляд изучает Вуда в попытке найти хоть намек на то, что он творит. — А скажи я отпустить их? — Это было бы весьма неблагоразумно. От этого я возмущенно приоткрываю рот, однако не нахожу, что ответить. Вуд лишь усмехается, отпивая вина. — У нас есть, если так можно выразиться, специально обученное войско вампиров. Новообращенные там будут кстати. Меня это немного успокаивает: последняя надежда, что Вуд не выжил из ума и знает, что делает. — Прошу прощения за неверие, Князь, — слегка наклоняю голову в поклоне. — Извинения приняты, но можете просто по имени. — Мистер Вуд, — улыбаюсь, наблюдая, как его глаза загораются игрой. — Итан, — твердо говорит он, — повторите. Взгляд дурманит, и в этот раз у меня нет оправдания в виде вина или гипноза. Я боюсь того, как имя будет звучать на губах, и, тем не менее, хочу попробовать. — Итан, — принимаю я. И звучит оно слишком интимно, так, как я никогда бы не произнесла при посторонних. Мужчина облизывает губы, словно оно оставило на них послевкусие. — Слишком сладко? Вуд усмехается: — Желанно. Я решаюсь до того, как он просит, требуя, или использует гипноз. Сама пересаживаюсь на его колени. Довольная улыбка говорит о его намерении, а легкое удивление дарит мне неожиданное наслаждение. — Могу ли я попробовать? Пальцы скользят по еще влажным губам, а взгляд алых глаз считывает меня. — С каких пор вам нужно разрешение? — Вы — Князь, — я улыбаюсь, вспоминая утро, — было бы невежливо. Вуд усмехается под моими пальцами: утром я не спрашивала разрешения, и сейчас, по-хозяйски передвинувшись на его колени, — тоже. И все же его ладони опускаются на мои ноги, я почти успеваю считать это разрешением, но Вуд разворачивает меня спиной к себе. Одна из ладоней перебрасывает волосы на другое плечо и опускается обратно. Мой судорожный вдох, и его губы опускаются на шею. Ладони холодом проходят по обнаженной коже, отчего я откидываюсь на Вуда. — Парадокс тела, — его голос приглушен из-за того, что говорит он почти в плечо, — его погладишь, — ладонь перемещается на внутреннюю часть бедра дразнящим легким движением, вызывающим стаю мурашек, — оно отзовется, сделаешь ему хорошо, — Вуд проходит губами к уху, прикусывая мочку, я неосознанно вжимаюсь в него сильнее, — оно прильнет, прося еще. Мои ладони впиваются в его предплечья, без малейшего намека о просьбе остановиться. Щетина колет щеку, когда его лицо приближается к моему. Я поворачиваюсь, и губы оказываются в желанной близости от его. — Понятие приличия у него весьма шаткие. Ноги раздвигаются чуть шире, позволяя мужским пальцам исследовать кожу дальше, останавливаясь на грани. — Я бы сказала, его вообще нет. Усмешка Вуда успевает продержаться на его губах всего пару секунд, прежде чем он накрывает мой рот в поцелуе. Сминая и кусая губы, пробуя их и наслаждаясь ими. Он и не думает углубить его, когда мой язык дразняще проходит по нижней губе. Лишь терпеливо сводит с ума, а затем вырывает стон, когда его пальцы проходят по мокрой ткани белья. Внизу живота бабочки, съедающие изнутри, пожар похоти и тугой морской узел от пары минут его ласк. И я понимаю, что и он не равнодушен, когда он вновь прокусывает губу, слизывая кровь. Когда пальцы с намеком на нетерпеливость проскальзывают внутрь, вырывая стон, заглушающийся в его губах. Он отстраняется, лицом зарываясь в волосы, а приглушенный отчетливый голос звучит как приговор: — Настолько влажная. Я слегка ерзаю, глядя на его руку под складками юбки, но вторая ладонь только сжимается крепче, не давая сделать больше этого. Движения пальцев медленные, дразнящие и умело доводящие до грани, а когда большой палец накрывает клитор, голос срывается на громкий стон. Будь я трезвее, и не опаляй кожу его дыхание и ласки рук, я бы выругалась от собственного легкомыслия, но я только прикусываю губу, что все еще в каплях крови. Сперва раздраженно стонет Вуд, затем и я краем мысли и рефлексов понимаю, в чем дело. Но от этого рассудок затуманивается больше, а зубы впиваются в губу сильнее. — Впустите ее сейчас, и за последствия не ручаюсь, — Вуд говорит громче, обращаясь к не вовремя пришедшей гостье и охранникам. Девушка останавливается с занесенной для стука рукой, и я слышу знакомый голос Моники, когда охранники провожают ее. От этого рассудок и близко не трезвеет, Вуд лишь вновь завлекает в поцелуй, а пальцы усиливают ласку. Мое тело дрожит под ним, а лоб упирается в его подбородок, когда последний стон спадает с губ. Его ладони только через минуту покидают меня, оправляя платье. И все же невесомая ласка бедра не прекращается и тогда. Ноги ватные настолько, что мне с трудом удается держать их ровно, даже сидя. Вуд проводит ладонью по волосам и оставляет подобие поцелуя на виске. Слишком интимного. Даже по меркам того, что сейчас происходило. Мой взгляд поднимается к его лицу, и я понимаю, что он так же изучающе смотрит в ответ. Я нахожу силы встать и пересесть на другой диван, сопровождаемая его усмешкой. — Пойду, найду нашу незваную гостью, — Вуд встает, поправляя пиджак. — Прошлого гостя вы встречали здесь, — замечаю я. Его глаза искрятся насмешкой: — До этого здесь не так пахло вами и сексом, — Вуд обводит взглядом комнату, так словно запах нечто видимое, а затем, замечая алые щеки, добивает: — Не могу же я делиться этим с кем-то другим. Он выходит, а я откидываюсь на диване, полная прикосновений, что эхом проходятся по моему телу.***
Когда охранник провел меня из клуба к машине, я решительно отказалась садиться внутрь, чтобы дождаться Князя, вместо этого наслаждаясь прохладой ночи. В Итане Вуде, что на секунду зашел ко мне, посвящая в нашу неожиданную поездку, не было и капли той игры или расслабленности, что витала между нами до этого. Серьезный, собранный и с непроницаемым лицом, — таким я и видела его до этого. Вуд вышел через минуту, а следом за ним и Моника, на чьем лице еще секунду назад была довольная усмешка, нарисовалось полное недоумение при виде меня. Замечание или колкость, что хотели сорваться с ее губ, заглохли под жест Князя, открывающего дверь машины для меня. И я чувствовала себя полным ребенком, когда мой полный превосходства и торжества взгляд обратился на нее. И, тем не менее, самым счастливым ребенком детсада. Забравшись в машину, я наблюдала за Вудом, который, отдав еще пару распоряжений, обошел машину и забрался следом. Только вот последний взгляд, что я бросаю на вампиршу, удовлетворения не приносит: ее ухмылка только раздражает. Словно она знает секрет, что мне неведом. Поднятая перегородка не давала мне видеть водителя, поэтому все внимание сосредоточилось на Вуде, что сидел ко мне уже привычно слишком близко и что-то набирал в телефоне. Пальцы скользнули по свободной ладони мужчины, мягкими касаниями скорее играясь, нежели лаская кожу. Его ладонь сжалась, а взгляд впился в меня: — Хотите посвятить других в наши игры? Пальцы переплелись с его, отзываясь на лицо наивностью: — Понятия не имею, о чем вы. Итан Вуд усмехнулся, возвращаясь к телефону, но руку не одернул, лишь крепче сжал, позволяя мне продолжить игру. — Я старый вампир, Мия, чтобы довести меня до такого же состояния, до какого я могу довести вас за минуту, вам понадобится очень много времени. Улыбнувшись, от нарочито обыденного тона Князя, я провела свободной рукой по линии челюсти мужчины: — Что ж, я думаю, у меня получится. Красные глаза снова оторвались от телефона, впиваясь в мои с вновь появившимся интересом: — Вы переоцениваете красоту. Мужские пальцы выскальзывают из моей ладони, и я почти разочарованно вздыхаю, однако чувствую, как он обнимает меня за плечи, оглаживая кожу пальцами. Я подаюсь вперед и вытягиваюсь, чтобы пройтись губами по щеке, где еще секунду назад были пальцы. Голос звучит тихо, почти интимно, только для него. — Но не собственную уникальность. Губы растягиваются в улыбке, и всю остальную дорогу я провожу в губительных поцелуях и прикосновениях Князя.***
Машина останавливается возле загородного дома, на манер дома Виктора, сокрытого лесом. Ладонь, лежащая в руках Вуда, горит, а под ребрами бешено стучит сердце не только от распаляющих игр, но и от плохого предчувствия. Дверь открывается, и Вуд выходит первым, затем, поправляя пиджак и обходя машину, открывает дверь мне, вновь подавая руку и заключая ее в свою. Его глаза впиваются в меня, в желании уличить реакцию, когда он говорит: — Кое-что случилось, совсем неприятная и острая ситуация с оборотнями, — он не может не заметить тревогу во мне и тянет, то ли утешающе, то ли в насмешке, его губы оставляют лёгкий поцелуй на ладони. — Оборотень убил одного из нас, — его голос становится жестким, словно ледяные иглы. Глаза прикрываются, и я молю лишь бы это не был — Макс Фолл. Вы, кажется, знакомы? Вуд смотрит на меня совсем другим взглядом, а от покрасневших щек, сбившегося дыхания и бабочек, рвавшихся к нему, во мне не остается ничего, кроме тревоги.