До коронации 17 дней
Зал полон гостей. Снующие мимо них официанты едва заметны. Еда на подносах тщательно выбрана матушкой. Как и украшения, и оформление, и цветы, варварски сорванные из сада. Оркестр до раздражения правилен. Приём в честь возвращения принцев и по совместительству в честь прекращения вражды с Ахаром безупречен. До тошноты идеален. Что радует меня сильнее: Ричард не с былой улыбкой до ушей как у идиота держит Джессику под руку. Однако она всё ещё рядом. Короткий взгляд, что девушка бросает в мою сторону, вызывает улыбку. Джессика смущается и возвращается глазами к собеседнику. Что ж, роскошь созерцать её — я могу себе позволить. Могу насладиться тем, как струится лёгкая ткань платья вдоль её нежного тела. Как оголена шея из-за собранных наверх волос. Как шевелятся розовые губы, когда девушка отвечает вслед за Ричардом. Как её пальцы сжимают пиджак кронпринца, когда она замечает краем взгляда моё внимание. Матушка останавливается рядом, словно невзначай говорит: — Я хотела, как лучше. Корить её за то, что она не нашла времени лучше — трудно. Особенно если принять во внимание, что я не реагировал на её приглашения на приватные встречи. — Верю. Разговор с министром по внешней политике заканчивается: Ричард кивает, а Джессика улыбается. Он приглашает её на танец, и та отвечает. Они подходят к танцующим и оркестру, и начинают кружиться. Медленно, выверено, и всё же интимно. Так, что хочется отвернуться. Когда я ставлю бокал на стол, матушка догадывается о моих последующих действиях, говорит: — Леонард… — Позже. Я выхожу из зала под прекрасную музыку незамеченным, что, впрочем, не моя заслуга. Сложно отвести взгляд от будущих короля и королевы Сагара. Далеко меня не заносит, особенно когда слышен стук каблуков. Спешный, и я улыбаюсь. Подыгрываю и разворачиваюсь, возле развилки. Она не успевает ничего сказать, когда рука сжимается на её локте и тянет в укромное место. Пристальные взгляды, которыми мы буравим друг друга, вполне могли разжечь не одну войну. Глупая Джессика. Из-за света фонаря на улице можно разглядеть злость на прекрасном лице: упрямый взгляд, полный огня, нахмуренные брови, прикушенная губа. Но это уже не от злости на меня. Девушка ожидает, что я вновь начну прощупывать границы. Я же считаю, что этого не требуется: она моя. Или её тело. Её шея невольно вытягивается, а из груди вырывается судорожный вздох, когда я наконец припадаю к ней губами. Шея, линия челюсти, щека, местечко за ухом. Позволь мне показать, что я делаю с тобой. — Жалеешь? — голос выходит тихим, не хочу разрывать интимность момента. Она вздрагивает, кожа покрывается мурашками, а взгляд едва фокусируется на мне. — Что ты всё испортил? — она шипит, что забавляет. Её руки упираются мне в грудь, возможно, стараясь оттолкнуть, но то лёгкое давление трудно считать таковым. — Я влюбился. Признание, сказанное ей прямо в губы, вышибает воздух из её груди. Широко распахнутые глаза ищут подвох, но его нет. — Ты, — она сглатывает, а взгляд мечется от губ к глазам, — использовал меня. В Ахаре легко было забыться. Но я в жизни не пойду против Ричарда. Она ёрзает, а мои руки спускаются на её талию, сжимая. Хочется провести пальцами по губам, но довольствуюсь шифоном. — Ричард, — пробую его имя, повисшее между нами, — шла ли ты против него там, на капоте или в пустыне? Злость охватывает её сильнее, и Джессика толкает меня по-настоящему. Я отступаю на шаг. В коридоре тихо: все на приёме. Её щёки краснеют, а взгляд полон гнева и воспоминаний. — Он знает. Я рассказала ему. И это выбивает мой воздух и почву. Если Джесс сказала, и они всё ещё вместе, значит, он простил её? Значит, решил, что корона важнее? Нет. У него всё ещё была Джулия. Скверный выбор, но всё ещё выбор. Значит… я не могу продолжить и в мыслях. — Всё, что было в Ахаре, осталось там. Джессику легко читать, и я вижу, что она не блефует. Даже её красные щёки — от стыда, что она пережила в разговоре с Ричардом. Я мог получить куш: и корону, и королеву. Мог выиграть: получить Джессику, и это было бы сладко. Но я не получаю ничего. — Одна ночь в году, — её глаза блестят, а сама она напрягается, — когда никто не видит. Это всё, что осталось.До коронации 15 дней
Ричард тянет со свадьбой и коронацией. У него ещё есть несколько недель. Я же продолжаю жить, забавляясь оттого, что в каждом моём движении ищут подтекст. И если Ричард делает это почти незаметно, то Адам едва не рычит, когда проходит мимо. — Уже придумал подарок на свадьбу? — Матушка ставит чашку на блюдце так тихо, как если бы тренировалась всю жизнь. Королева передаст следующей кольцо, от предыдущей жены перейдёт корона. Король дарит свой трон, замок на реставрацию, хоть Джесс и получила бесплатно вместе с титулом, за подарок не считается. — Ещё думаю. В окне видно гуляющих Ричарда и Джессику, краем глаза за ними следит и матушка, я же себя таким не обременяю, считая, что и папарацци достаточно. — Картина? Киваю, улыбнувшись от её догадливости: — Несколько. Возможно, три. Если Ричард даст написать себя отдельно. Когда женщина фыркает, я удивлён, но очарован мгновением неформальности. — Стало быть, две. В этот же день я пишу два письма, идентичные. С простой просьбой и при этом с минимальным лукавством.До коронации 13 дней
Ричард не двигается, а Джессика изредка переступает с ноги на ногу. Оба решили стоять. Мазки даются легко, а в пустом сознании только крутятся их громкие фразы возле мастерской. — Мы здесь, и никто не шутит. — Подожди, сейчас выбежит Адам. — Мне бы от этого полегчало. Она смеётся, и я застываю возле мольберта. — Это не лучшая идея. — Это просто идея, Ричард. — Ты знаешь, о чём я. — Это было. Как и ты с Джулией. — Оу, напомни, когда после помолвки я это делал? — Ну, давай. — Что? Обвинить тебя? Джессика, я расстроенный придурок, но незлопамятный. И не собираюсь попрекать тебя всю оставшуюся жизнь. Цвета получаются насыщенными, дневное освещение яркое, и картина вполне впишется в любую стену коридора. На место в королевской спальне я и не рассчитываю. Когда в мастерскую заходит придворный слуга, Ричард выдыхает, наверное, впервые за два часа работы. Довольно долгое время бездействия для будущего короля. — Я смогу закончить и сам, — говорю, не глядя на брата. — Позволишь написать картину твоей невесты? Ричард настороженно пересматривается с девушкой, всё ещё стоявшей на прежнем месте. Он усмехается: — Не меня тебе нужно спрашивать. Джессика пожимает плечами, и он сдержанно кивает и покидает мастерскую. Тон же девушки нейтрален, словно ничего и не было между нами: — Позволишь на этот раз присесть? Не выдержу ещё и пяти минут. Легко соглашаюсь и подставляю стул, а она присаживается. Отставляю совместный портрет в сторону и беру новый холст. Это пытка, которую я выбрал сам. — Откинь волосы назад, пожалуйста. И выпрямись. Джессика делает, но то ли неумело, то ли нарочно неправильно. Пряди ещё спереди, а плечи неестественно согнуты. Усмешка посещает губы и, наклоняя голову, вопросительно смотрю на неё. Но она лишь непонимающе пожимает плечами. Что сделал Ричард, что ты снова жаждешь моих прикосновений? Четыре шага отделяющие нас, занимают пару секунд. Я присаживаюсь перед ней на колени, взглядом осматриваю все несовершенства. И если бы я писал так, как хотел, в жизни бы их не исправлял. А ещё писал бы на ней, а не её. Пальцы осторожно касаются прядей, что скользят по нежной коже и перекидываются за спину. Платье, обнажающее плечи, дразнит. Руки осторожно кладутся на плечи, слегка разводя их. Она выпрямляется, судорожный вздох колышет мои волосы, а мурашки покрывают кожу девушки. — Уже не кажется такой хорошей идеей? — Многое, что касается тебя, уже таковым не кажется. Улыбка растягивает губы. Пальцы скользят по рукам, и мурашки следуют за мной. Подношу по очереди ладони к губам и, оставляя на них целомудренные поцелуи, опускаю на колени. — Ты знаешь, что я прав про Ричарда. И я не мог не попробовать. Оставляю недосказанным, что именно: нас или попытку переворота. Её щёки алеют, говоря мне, что и Джесс подумала о нескольких вариантах. Она фыркает, но от моего взгляда не отворачивается. Внимательно смотрит в глаза. Губы слегка приоткрываются, когда пальцы скользят от щиколотки к икре и останавливаются на внутренней стороне колена. Джессика напрягается, дыхание учащается. Я наклоняю голову в сторону, произнося на полном серьёзе: — Скажи мне, что мне сделать или сказать, чтобы ты поверила мне. Несмотря на все мои поправки, её тело наклоняется вперёд. Неуверенные зелёные глаза ищут подвох. Хоть каплю того, что я задумал или доказательство моей несерьёзности. Но не находят ничего. Мои пальцы ласкают её кожу, продвигаясь выше к внутренней стороне бедра, она на мгновение прикрывает глаза и прикусывает губу. Желание освободить её из плена зубов и самому укусить захватывает сознание. — Повтори те слова после приёма. Подаюсь вверх, губы оказываются возле уха, она ожидает, хоть и нетерпеливо. Слегка ёрзает от кружащих по бедру пальцев. — Я влюблён, Джессика. А затем поцелуй, порывистый и несдержанный. Она обвивает меня ладонями и накрывает губы, повалив на пол. Она правит балом всего секунду, а затем я перекатываюсь, подминая её под себя. Пальцы порывисто проходят по бедру и сжимают ягодицу. Желание прикусить её губу тут же исполняется, а после сладкого стона я вновь накрываю её рот, проникая языком. Она выгибается, её ладони проникают под майку и впиваются в кожу. Я подкладываю руку под её голову для удобства. И прерываю поцелуй со стоном недовольства, сорвавшемся из её груди. Губы накрывают шею, впиваясь. А ладонь внизу скользит к нижнему белью и проходит по влажной ткани. Она вновь стонет. Её ноги раздвигаются шире, обхватывая меня. Что-то останавливает меня от того, чтобы отодвинуть ткань и почувствовать влагу на пальцах. Понять, насколько она желала меня. И окончательно потерять разум. Вместо этого заглядываю в её глаза, которые смотрят в ответ. — Я схожу с ума, — выдыхает графиня. — Поверь: мне знакомо это чувство. Она обхватывает запястье, и я, не сопротивляясь, убираю его. Что не мешает мне любоваться ей и приникнуть в последний раз к губам. Лёгкий поцелуй, на который она отвечает, вызывает слёзы в уголках глаз. — Засранец, — несмотря на влагу у глаз, она шипит. Я улыбаюсь и поддаюсь ей, когда Джесс упирается руками мне в грудь. Перекатываюсь на спину и наблюдаю, как спешно она поправляет платье и волосы перед тем, как уйти. Как бросает короткий взгляд на меня, и её щёки все ещё алые, а дыхание неровное. Но она уходит, а я лежу.До коронации 7 дней
Работа застопорилась: Ричард не находит времени прийти на позирование, а Джессика не спешит без него. Приходится заканчивать по тому, что получилось нарисовать за два часа. Но спустя неделю избегания Джессика приходит. Одна. Робко стучит в дверь и, не дожидаясь ответа, заходит. Тёмное платье из шёлка на тонких лямках едва ли подходит будущей королеве. Но Джессике — запросто. Отвести взгляд на мольберт оказывается сложнее. Через минуту я заканчиваю и смотрю в окно, излишне театрально подмечаю: — И что же привело будущую королеву в столь поздний час? — Искусство? Она смотрит на меня с лукавой улыбкой, проверяя, подойдёт ли такая причина. Пожимаю плечами и протягиваю к ней руку. — Хочешь взглянуть? На портрете Ричард и Джессика. Улыбаются. Придать же блеск их глазам оказалось труднее. Напряжённость Ричарда, слава искусству, не отразилась на картине. — Нет. Удивлённый, я вновь смотрю на неё. На щиколотки, перетянутые ремешком туфель, на ноги и бёдра, где образовались соблазнительные складки платья, на талию и грудь, где вырез на грани приличия, на тонкие бретели, подчёркивающие хрупкость плеч, на шею, что вновь открыта из-за собранных волос, на приоткрытые губы и глаза с неуверенностью внутри. Становится сложно стоять и сохранять спокойствие. — Что же я могу предложить? — Хочу, чтобы ты вновь нарисовал на мне. Улыбка трогает губы, голова по привычке наклоняется, и я просто показываю ей сесть. Отказать всё равно невозможно. В этот раз я не прошу её раздеться, отчего-то уверенный, что картина далеко не зайдёт. Ставлю стул напротив и кладу кисти и краски рядом. Джессика облизывает губы, зачаровывая. — И даже не попросишь раздеться? — Разве я могу? Она улыбается и качает головой. Девушка встаёт, и наши колени соприкасаются. В этот раз не требуется ни полотенца, ни отворачиваться. Я наблюдаю, как она собирает ткань и снимает её через голову, слегка выбив передние пряди из пучка. Джессика без одежды, и я с трудом сглатываю. Её тёмный взгляд встречается с моим таким же, полного желания. В джинсах становится тесно, но я не показываю, опуская кисть в воду, а затем в краску. Девушка садится, и я придвигаюсь ближе, раздвигая ноги, касаюсь коленей. Мазок выходит отлично, но вовлечься в работу не получается. Она не двигается, но понимает, откуда берётся это напряжение и какое действие оказывает на меня. Сосок твердеет от кисти, и я уже не вполне понимаю: рисую ли я или играюсь с ним. Тихий стон заставляет приступить к другой груди. Краски меняются, а я не опускаюсь ниже. Очерчиваю грудь внизу ровной линией. Мурашки бегут по её коже и от дыхания, и от кисти. Дрожь, совсем незаметная, прошибает её тело. И глоток воздуха, что я делаю, выходит слишком шумным в гробовой тишине. К ложбинке, куда кисть ещё не прикоснулась, я опускаюсь губами. Пальцы тут же зарываются в волосы, а кисть выпадает из рук. Язык проходит выше к шее, где зубами впиваюсь в кожу, она вытягивается, а руки обхватывают меня. Её бёдра уже в моих ладонях, и я рывком сажаю её сверху. — Неужели я сверху? — Не привыкай, — больше бурчу я. — Как я смею? Смех, вырвавшийся из меня, встречается с улыбкой Джессики. А затем она серьёзно смотрит на меня, обхватывая щеку ладонью. — Я не могу прекратить возвращаться. Сдержанный изо всех сил поцелуй в губы вызывает слёзы. И я стираю их. — Почему? — шепчу. — Я влюблена. Её тело в моих руках, её душа открыта передо мной. Она знает, что это опасно, но следует непонятному зову. Прежде чем накрыть её губы вновь, заставляю себя признаться: — Джессика, я люблю тебя. И Ричард подождёт. Потому как: кто первым начинает поцелуй неизвестно. Её ладони срывают майку и расстёгивают ремень. Трудным оказывается слегка приспустить джинсы, но и это пустяк. Оправданный тем, как Джесс стонет и царапает кожу, как только я проникаю в неё. Краски смазываются и оказываются на моих же руках. Вся её спина в новых причудливых узорах. Как и мой торс, когда она прижимается грудью теснее. Толчки почти рваные и дикие. Быстрые, словно нас вот-вот прервут. Она содрогается и опускается лбом в плечо, что-то глухо простонав, когда палец накрывает клитор. Потому что долго я не протяну. Не с ней. Она двигается, её щёки алые, губы приоткрыты, а глаза пьяно смотрят на меня. Едва ли я отличаюсь сейчас хоть чем-то. Дрожь проходит по её телу, и она, не сдерживаясь, стонет во весь голос. А затем и я утыкаюсь в её шею, кончая следом. Мы оба потные и оба требуем пяти минут на отдышку. Я всё ещё внутри, когда пальцы девушки касаются моих волос. Когда она опускается на скулу к губам. А затем полный отчаяния и нежности поцелуй длится так долго, как возможно между будущей королевой и недопринцем. Скажи мне, насколько всё обречённо?До коронации 5 дней
Взгляд Ричарда строг и всё же он понимает. Ожидал подобного. Моё сердце сейчас выпрыгнет из груди. Я не хотела делать ему больно. В Ахаре легко было забыть о том, благодаря кому у меня столько произошло в жизни. Он выпивает залпом и говорит спокойно. И это режет меня без ножа. — Джессика, сейчас последний раз, когда я спрошу, а ты сможешь ответить «нет». Потому что уже через минуту я затолкаю кляп тебе в рот и свяжу руки, если твой ответ вдруг переменится. Я киваю. — У тебя есть выбор. У тебя. Не я решаю в кои-то веки, — он улыбается, но как-то сомнительно. — Либо ты моя королева, лишь моя. Либо я завтра сообщаю о помолвке с Джулией. Он ждёт. А я молчу. Ровно минуту. А затем произношу ответ.Коронация
В саду укромно. То, что нужно в день королевской свадьбы. Полупустой замок и двор дают покой и тишину. Я едва не ложусь на скамейку в жажде уснуть тут же. И опускаюсь, прикрыв глаза рукой и свесив одну ногу. Что, говорится, мешало отдохнуть в комнате или мастерской? Неосязаемое присутствие Джесс, — отвечаю я сам. Оттого и вздрагиваю, когда маленькая ладошка скользит по скуле. Открывая глаза, вижу сон. Джессика озабоченно присела рядом. Она не говорит ни слова, и я также боюсь спугнуть наваждение, когда её пальцы проходят к волосам. Графиня наклоняется и оставляет поцелуй на губах, что ощущается вполне себе реально. — Не читаешь газеты, — констатирует Джесс. — Давно уже нет. — Странно. — Не так, как сбежавшая невеста. Улыбка на девичьих губах озорная. Мне хочется одновременно и нарисовать её, и стереть. — Почему не рассказала? — Месть. — Что ж, возможно, я заслуживаю этого, — касаюсь её шеи, осторожно проводя пальцами. — Знаешь, чего я ещё заслуживаю? Джессика наклоняет голову, переманивая мой жест, и я улыбаюсь. Маленькая глупая девочка. И я любил её. В ту следующую секунду, когда поцеловал, и до самой последней, что у меня была в этой жизни.