С волками жить...

Вик       К дому Леона иду в полдень почти крадучись, каждую минуту ожидая смачного поджопника. Хотя знаю точно, мой спит, хорошо укатанный трёхчасовым секс-марафоном, но это благодаря ночному многочасовому заезду. Как иду, это отдельная история и огромная сила духа. Меткам на моей коже Дан сходить не даёт, клеймит свежими следами — хорошо зима, и все в свитерах по самые уши. Но уже реально боюсь, что на шкуре проявятся проплешины. Про объеденные, прокусанные уши вообще молчу, можно колечки вдевать. Успокаивается, лишь когда засыпаем, вжавшись друг в друга, и так прорастаем всю ночь напролёт. Иначе Дан вздрагивает и сжимается в комок, делается ледяной и нервный. Удивительно, как он вообще жил до меня? Без персональной грелки во весь рост? Ещё надо как-то ему сказать, что грива у него сильно отросла, и что стае скоро на охоту в лес дня на три. Это как на рыбалку у жены отпрашиваться по осени — замучаешься объяснять, что без водки и без баб. В моём случае бабы Волкову не страшны — его мужики волнуют. Они, видите ли, носом мне под хвост лезут и обтираются. Он рад был бы, если я с женщинами охотился. Ладно, лирика потом, а с Леоном всё надо обсудить, и заодно…       Дверь перед моим носом распахнулась настежь, словно с утра ждали. У пацана глаза блестели, как звёзды, даром, что тёмные.       — Заходи! Заходи! Любишь мясной пирог? Мы с Лео его сделали! — с детской бесцеремонностью, а ведь далеко не ребёнок, тянет меня в тёплый дом, пропахший вкусным запахом печёного. Леон в фартуке, как заправская мамаша, тащит свой кулинарный шедевр в комнату на обеденный стол. Делаю вид, будто не замечаю, как у него нервно дёргается глаз.       — Шейн, не висни на вожаке. Не дай боги, инкуб узнает…       Но я уже резковато убираю с себя цепкие тонкие руки (а вдруг реально узнает?..). Парень хлопает ресницами и начинает улыбаться, словно это я молодой и неопытный. Это странное снисхождение немного раздражает, и вообще я ни хуя не выспался.       Покорно сажусь за стол, тем более мой желудок сам решил поурчать и сдать с потрохами гордость вожака стаи.       — Значит, ты — Шейн?       — Да! Я вспомнил.       — Сразу после моего имени? — забил рот вкуснющим пирогом с луком, яйцом и крольчатиной, молочу челюстями. Мальчишка аж щёку подпёр: такое кино дают интересное. Чуть не давлюсь ему на потеху.       — Я не понял, есть тут больше никто не собирается? — сурово вытираю крошки с губ, Леон и найдёныш берут по куску, запивая душистым таёжным чаем.       — В этот раз хоть без грибов, — ворчу миролюбиво.       — Не любишь их? — тут же оживляется Шейн, и вообще он из кожи вон лезет, чтобы всё время приковывать моё внимание.       — Я много чего не люблю, вон у бати спроси и законспектируй.       Белозубо улыбается, и рот же не устаёт. Леон ест, а сам поглядывает и принюхивается, кстати вполне резонно. Что-то долго Волков меня не ищет. Прямо не похоже на него…       — Ты поговорить о чём-то хотел? — старший наливает мне вторую кружку кипятка, а кусок пирога явно для Дантреса кладет в пластиковый контейнер, какие-то грехи замаливает, что ли.       — Я про охоту… Спасибо, всё! — предупреждающе убираю тарелку, ибо заботливый Шейн уже собирается ещё подложить. Но при слове «охота» у пацана глаза загораются.       — Да. Надо бы поохотиться. Запасы хорошо подъели. Стая растёт, много молодняка, — Леон открывает толстенную расходную книгу. — Кстати, и закупиться не мешало бы. Заказать контейнер в Кемерово, — слышу его голос все слабее, будто он удаляется, — Вик?..       По-ходу, садануло меня наотмашь теплом и сытостью… потому что лёг щекой на локоть и уснул с беспечностью пригретого щенка. От авторов       Леон потормошил вожака за расслабленные плечи, потом выразительно посмотрел на сияющего арабчонка, даже не скрывающего восторга.       — Деточка, а ты точно к чайку не подходил, когда он заваривался? — прямо спросил медик, когда перенёс Вика на старый диван.       — Там у вас столько травок, и пахнут так вкусно, — мальчишка смотрел остро и лукаво.       — А сонной зачем накидал? Интересно стало?       — Я ж не знал…       — Не ври! — Леон даже ростом выше стал. — Я при тебе старику сбор готовил. Терпеть не могу, когда шарят по чужим вещам.       Шейн поджал губы.       — И не смей наигрывать! Тебе далеко не пять лет, и делать скидку на твою тяжёлую судьбу я не собираюсь. Опасные шалости, если это шалости, а не злой умысел. М?       Парень молчал, лишь шумно дышал, и было видно, как нервная судорога прокатывается по скулам. Леон снизил строгий тон.       — Это первое и последнее предупреждение, Шейн.       Дверь вышибли с ноги, сгруппировавшийся было медик судорожно выдохнул: на пороге застыл не Дантрес, а один из леоновских помощников.       — Лёнь, у Катерины, кажется, воды отошли, надо тебе глянуть на узи положение плода, — док нахмурился и двинулся за мужчиной, срывая куртку и ловко влетая ногами в безразмерные валенки. Ему даже не хватило времени бросить указания Шейну, он просто поднял вверх палец и погрозил. Спиной Леон почувствовал тяжёлый, нехороший взгляд и развернулся. Пацан улыбался, и в лице его не было и тени агрессии. Наверное, стоит прислушаться к словам Дана, подумалось уже на выходе из дома.       Шейн едва не швырнул вслед старику кружку с остатками чая. Вскочил с места и, быстро обогнув стол, приблизился к спящему Виктору. Бесноватость и злость стекли, как плохой грим, едва араб склонился над волком, губы немного не по-детски облизнул язык.       — Всё равно будешь моим, — прошептал Шейн. — Скоро без меня жить не сможешь. Ебать просто так не дааам. Я же не дурной инкуб, — мальчишка коснулся коротко стриженных волос, провёл против роста. — Хочу чтобы ты рычал на меня и у ног сидел, как собака. Руки лизал и кусал иногда до крови. Тебе же такое нравится… с кровью… Хи-хик… — парень ловко забрался мужчине за спину и вжался лбом между лопаток, странно всхлипнув. У него горело и чесалось тело, кости словно ломило на плохую погоду.       Арабчонок обнял Вика за торс, ощупал мышцы пресса и сильных бёдер. Ему нравился густой терпкий запах, перетекающий на кожу, как смола, и забивающийся в каждую клетку, вызывающий нестерпимую похоть. Шейн не выдержал возбуждения и лизнул мужчину в шею, прихватил губами и лишь потом резко сомкнул зубы. Оборотень глухо выдохнул и махнул рукой в сторону мальчишки. Тот увернулся и хихикнул, зная, что Вик не проснётся так быстро. Хорошо бы поторопился тот патлатый притырок, а то картина маслом сохнет, и никто такой красоты не видит. В тепле и близости большого тела Шейна и самого свалило в сон. Дан       Какой бес меня остановил — я не знаю. Просто не знаю. И дело вовсе не в близнеце, который вцепился зубами в мой рукав, успокоить зверя смог бы, да — силой, но это вопрос времени, а что дальше… Что в принципе будет дальше?       Я стоял в проёме двери, наполовину в реальности, а другой частью всё ещё в зиме, и с ужасом понимал: в стуже мне спокойнее. Парочка суицидников мирно дрыхла, Вик редко спит на животе, не закрывается больше, привык ко мне, а тут сжался в клубок и уткнулся лицом в подушку, будто спрятавшись. А я же всё равно, блядь, нашёл!       Какова вероятность, что сейчас Бойко ебут кошмары? И я — главный их исполнитель. Меня напрочь выносит из себя чужое присутствие, снова эти шутки с организмом: градус в крови падает ниже тридцати, кровь густеет в венах и с трудом циркулирует, растягивая вены, уплотнившись, и это даже не так больно, как вполне здравая мысль: «А нах ему вообще все эти проблемы?». Но уйти было бы слишком просто.       Присев на корты перед вожаком, как раз напротив его повернувшегося лица, пару раз глубоко вдыхаю. Только не выдыхается. Только с матом. Стряхиваю с рукава чужую пасть и отталкиваю подальше, чтобы не зацепило осколками.       — Солнышко, просыпайся, — шепчу ласково Вику на ухо, максимально воссоздав интимную интонацию, не факт, что получилось, но у клона отвисла челюсть. Я сам не ожидал. Ладонь Вику на шею, сейчас будет немного больно, когда силой мысли перетряхивают мозг — вообще не приятное действие — а тут ещё и в бессознанке, пока дойдёт…       Не подскочил он только потому, что я его прижал к постели. Улыбаюсь, а хули ещё остаётся. Подмигнув в его сонные, все ещё дезориентированные и немного обиженные глаза (больно было, знаю), заглядываю за спину, мол, гляди, что нашёл … Дальше его ленивое ворочание, минутная пауза и, готов поклясться, я слышал: «вот блядь», и дооолгая заминка, пока соизволит повернуться обратно. У него вспотела кожа под моей ладонью, и нервно дёрнулся кадык — хорошая реакция.       — Выспался? — так же томно, кроша ему мозг, а заодно и себе. Наклоняюсь ближе, чтобы точно услышал. — Ну что: «Это не то, что я думаю» или " Я всё тебе объясню»?..       — Это не то, что я объясню, — сказал уверенно, хвалю, только сам бы ещё понял, что сказал. Глаза сонные, как у пьяного, говорит тяжело, язык заплетается, да и в целом мне не особо нравится, как он выглядит.       — Пошли подышим, — стаскиваю за шиворот с постели и вешаю себе на плечо, желание свернуть пацану шею не проходит, наоборот нарастает, как снежный ком, и становится навязчивой идеей, поэтому кто кого выводит на улицу уже вопрос спорный.       Вик покачивается на ветру и, наверно, впервые кладет хуй на то, что дымлю при нём, как паровоз, засирая безжалостно лёгкие. Умывается снегом, а после и вовсе садится в него, обтирая лицо и плечи. Трясёт головой, хмурится.       — Тут посиди, — не могу просто схавать эту грубость, вот не переваривается и всё. Даже отдаю ему сигарету, мол, я ненадолго. Клон разрывается между мной и вожаком, с мерзким шарканьем слюнявит тому лицо и почти собирается следить за мной, пока не нарывается на красноречивый «фак», в расстроенных чувствах и преисполненный беспокойством (а вообще, ему тоже араб не нравится, это я уже понял) возвращается к Виктору.       Плетусь обратно, в башке пусто, чуть ли не сквозняк гуляет. И я понимаю, честно, что получу от Леона за беспредел, даже согласен на наказание и поступаю, как ребенок, но вытащив из сарая мешок коровьего дерьма, сгружаю его к пацану и, аккуратно повернув того, чтобы не переломать хребет ненароком, забрасываю его руку на мешок… Надеюсь, он проспит подольше, пока все это добро растает полностью. Стыдно?.. Не.       Вик сидит, где я его и оставил, только теперь в гордом одиночестве, как ни в чём не бывало, затягивается и, подержав дым, заедает его снегом.       — Мне ещё курящих оборотней не хватало, — отбираю то, что осталось от сигареты, и тушу в снегу.       — Привкус во рту… травы, горчит.       — А теперь не горчит?       — А теперь не горчит, — по-детски меня передразнивает и, приходя в себя, уворачивается от подзатыльника. — Волков, ты либо сразу начинай орать, либо вообще отстань — и так паршиво.       — Я молчу.       — Не спал я с ним, Дань.       — Я молчу.       — Даже не планировал.       — Молчу я.       — И вообще, надо ещё разобраться, что произошло, может это случайность!       — Да?!       — Ты же молчишь, не?       — Передумал! Глаза открой! Когда я пропустил момент, что к тебе вернулся юношеский долбоебизм, а? Инстинкт самосохранения атрофировался?       — Не кричи, голова болит.       — Жопа не болит?       — Перегибаешь. Хотя да, болит, — ну вот, очнулся, зубы начал показывать, — и спасибо за это ТЕБЕ. — выдыхает со свистом, за грудь держится, — Звон в голове не проходит, — морщится от боли в грудной клетке.       Присаживаюсь перед ним, он сразу утыкается лбом мне в плечо, чисто рефлективно обнимаю за затылок, а у меня под пальцами пульс его учащенный буквально бьет в руку. — И как я с такой мигренью на охоту…       — Куда, прости? — попытка замять под шумок не удалась.       — Охоту, — поясняет терпеливо, беря за руку и грея своими ладонями мои пальцы. — Олени там… всякие, козы… — олень, по-ходу, тут я.       — Проголодался?       — Я — нет. Но это до поры до времени. Погода начинает ухудшаться, дичь прячется, скоро будет невозможно пройти по снегу. Молодняк бунтует, им кровь надо разогнать, иначе друг друга перегрызут, к тому же скоро полнолуние.       — Думаешь, хорошая идея оставлять Салан в такое время?       — Лучше сейчас, пока относительное затишье. Леона оставлю за главного, он за парнем присмотрит, как раз они так чудно поладили, он в него информацию вбивает целыми учебниками.       — Пожалей старика, и так седой.       — Леон — опытный инструктор, вырастил не одно поколение…       — Глядя на его труды, — я окинул Вика оценивающим взглядом, — могу сказать, что без косяков не обошлось…       — Волков, не стебись, я пытаюсь анализировать.       — Получается?       — Не особо, уж больно взгляд мне твой не нравится. Что задумал?       — А если я араба потеряю в лесу, ты же найдешь?       — К сожалению, я его найду даже на другом континенте, кроме тех мест, где закрытая изоляция, типа вампиров или гномов, — по тому, как у меня загорелись глаза, у Бойко они были просто чёрными. — Только попробуй куда-то деть мальчишку!       — Да кому он, к чёрту, нужен?!       — И тем не менее, ты меня услышал. И не просто пропустил мимо ушей, как любишь делать обычно, а принял к сведению и взял на исполнение. Понял?       Конечно, понял, что уж там.       — А ты туда надолго? Искать не придётся? Вик       — Я же их не в Африку поведу антилоп резать. Два-три дня — потолок. Потом косули и кабаны уйдут на север.       — Кабаны? — Дан сморщил нос.       — А кто-то тут мусульманин?       — Да есть уже у тебя один мусульманин-нелегал. Ему и подсунем свиные котлетки, — инкуб зло ухмыльнулся и потянул ко мне лапы. — Пошли домой, пока не растаяло…       — Что? Не растаяло? — от моего выразительного взгляда вспыхнула некрупная ёлочка за спиной Волкова.       — Да так. Подарок детке на китайский новый год, Новый же прошёл?       — Дааан? Когда ты так проникся к Шейну?       — Шейн, значит! И имя подходящее, как у щенка… — буркнул Волков, — домой пошли, а то загребут как свидетелей.       Помня, что это, на минуточку, дом Леона и гадить там непозволительно, я толкнул Дана в сугроб и, пока он вспоминал моих родственников до седьмого колена, прогулялся к бате. Оценив масштабы коварства своего мужика и больную изобретательность, забрал «подарочек» и, поймав недоумевающий взгляд проснувшегося парня, свалил по тихой.       Волков бежал впереди скачками, едва не вылетая из валенков. А я его и не собирался догонять, просто нам в одну хату нужно было. Дома инкуб залез под одеяло и затих. Сунутый туда контейнер с пирогом он выпихнул, как будто змею я ему предложил.       — Дан, давай не будем сраться из-за ерунды?       — Я тебе уже предложил, мохнатожопый, что с этой ерундой делать… — на его реплику грозно рычу.       Ничего он не понял…       Почти ничего…       В броне!       — У меня нехорошее предчувствие, — следит за тем, как слоняюсь по дому, проверяя кое-что из снаряжения и в целом: газовый балон подальше убрал, ножи — в дальний ящик, реагенты, которые Славка передал уже месяц назад для экспериментов Волкова — совсем далеко, ещё и одеялом прикрыл. — Давай я тебя тоже дома оставлю? — белозубо улыбается, а я за его ухмылкой натянутой нервозность вижу.       — И как я это объясню стае?.. Пацаны, извините, меня не отпустили?.. — Волков нагло ржёт, спрятав нос в одеяле.       — Предчувствие плохое не перед охотой, а в целом. Нагнетает. Как перед бурей. Гром гремит, тучи, а где молния шибанет, не знаю.       — Всегда будет и молния, и град, Дан, особенно с тобой, и если будем сидеть на одном месте, она точно ударит именно по нам. Я стараюсь обезопасить хотя бы те части нашей жизни, которые могут отвлечь, если реально ударит.       — У меня аж встал от твоей философии!       — У тебя он встал, когда я нагнулся за полотенцем, я всё видел, — через плечо возвращаю ему улыбку. И все вроде бы хорошо, но его подозрительность воздушно-капельным путём передаётся мне, останавливаюсь, прислушиваясь к себе. Разом зачесалось всё тело.       — Чувствуешь?.. — шепчет едва слышно, так серьёзно, что и сам перехожу на шёпот.       — Что?.. — по телу прошёлся холодок, словно сквозняком обдуло.       — У тебя тоже встал…       Хлопаю глазами, пока доходит.       — Да твою ж! — реально встал, — Волков, ты — пиздец! — стою, руки раскинув, смотрю на бугор под штанами и ничего же теперь сделать не могу, всё, в голову ударило.       Инкуб нагло ржёт, катаясь по одеялу, знаю, его рук дело, сам-то занят был иными мыслями, но когда Дана это волновало?..       Несмотря на всю расслабленность и лёгкость кожей чувствую надвигающуюся бурю. Волков улыбается мне, когда выхожу за дверь, улыбается так отчаянно, что в какой-то момент решаю остаться с ним. Беда на пороге, она уже дышит в спину, и он это чувствует первый, словно прикрыв собой, но в бок мне уже тычутся холодным носом, подгоняя, пищит молодняк, разнося на бегу сугробы. Бросить их в таком состоянии было бы нечестно.       Но это проклятое чувство тревоги…