С волками жить...

Вик       Телефон всегда гремит, как гром небесный, когда шесть утра, а полночи ты трахался, а ещё полночи трахали тебя. Типа разбирались, кто не прав, и кто сильнее любит. Особенно не старались, ведь следят уже не только за Даном, но и за мной. С такими скорбными мордами, что хочется за холки вытрепать. За меня переживают, а Волкову явно желают исчезнуть. Два раза видел Шейна, он издёрганный, со страшными глазами, потерянный. Смотрит сквозь меня, что-то шепча под нос, но близко не подходит.       Звонят, оказывается, два телефона. Мой и инкуба. Меня домогается Мирослава, его — гном. Причём орут оба, как сговорились, и орут матом. Староста, ясное дело, волчица — хоть и голубых кровей, а Славка вроде при должности, выдержка должна быть, как у пленного комиссара.       Мирра просит срочно появиться в управе, про гномьи интересы, надеюсь, что узнаю позже. Староста похоже спать не ложилась, а значит, проблема общая и существенная. Дан трясёт головой, Славка тоже прессует нехило, не сбавляя громкости.       Отрубаем мобилы одновременно и смотрим друг другу в глаза. А там одинаково высвечивается: «Пиздец, приплыли!» Волков отмирает первым.       — Инкубы активизировались и берут Салан в кольцо, насрав на все предупреждения. Без ультиматумов и объяснений.       — Как назло пропал Яков, и Леон сбрендил. Набросился на Шейна. Батю… поместили в изолятор.       — Мелкого засранца давно нужно было сожрать.       — Перестань! Думаешь, оба пиздеца связаны?       — Интересный вопрос… Вик, моим родственничкам скорее всего ждать надоело. А волки… они не уходят помирать в лес?       — Мы — оборотни. И человеческого в нас больше. Яков не отшельник. У него семья. Он, как и все, любил поблуждать в лесу. Но всегда возвращался, а тут исчез.       Пилим друг друга взглядами. Дан просто нагревается: типа, я ж тебя, ушастый, предупреждал.       — Что хочет гномище?       — Он не хочет, а приказывает. Забрать меня в Кемерово.       — Ясно.       — То есть, ты меня отошлёшь?       Ломает в трёх местах до глухого рычания. Ерошу короткие волосы и очень не хочу быть непоследовательным, нелогичным пиздоболом, который твердил одно, а сделал в противовес. Почему гном не звонит мне? Если Салану что-то угрожает, почему нас не ставят на дыбы? Мне надо уводить женщин и детей и готовиться к «встрече незваных гостей». Раскачиваюсь и спрыгиваю с кровати.       — Если придут демоны, мне понадобится твоя помощь, Дан. Поэтому прошу остаться здесь.       — Да, — сзади обнимают руки, губы касаются кожи спины между лопаток, — не вопрос.       Мимолетная нежность впитывается без остатка, прибавляя уверенности в разы. Я знаю его силу, его дикую несоизмеримую ни с чем силу… Если волки увидят участие Дана, то несомненно опять поверят в него. Это необходимая демонстрация без капли лицемерия. Дан — демон, но я его люблю. Но неплохо бы согласовать с гномярой. Может, он и для меня плюшку придержал?       Беру слово с Дана, что останется в доме и никуда, блядь, не поедет! Он ржёт, зараза, но клянётся, слава Богу, не крестится.       Одеваюсь наскоряк и бегу в управу, по пути набирая Варейводу. Похоже, он ждал. Голос, как у Левитана, торжественно спокоен — выпустил пары на Волкова или понимает, что я в долгу не останусь, пошлю по тому же адресу только дальше.       — Ты его не отпустишь, да, Вик?       — Да, гном. Мы не должны расставаться.       — Понимаешь же — всё может легко выйти из-под контроля?       — Да, отчётливо. Наши сущности друг друга не просто ненавидят, а люто.       — И? Зачем провоцировать?       — Дан нужен здесь в посёлке. Центр перестраховывается, но Волков разве не отработанный материал?       — Не делай больнее, чем есть. Он — мой друг.       — Слав, он везде опасен, ибо всё может выйти из-под контроля. Так? Так. Если на тебя давят сверху, скажи, что мы пока не выходим на связь. Потяни время. Инкубы не могут напасть без объявления причины: законов нечей никто не отменял. У нас тоже есть Судьи, и они молчать точно не будут.       Прямо увидел, как передёрнуло гнома. Похоже, уже сталкивался и не раз с той компанией. КГБ перед ней, как моська перед слонярой, катком проедутся: даже на зубах не скрипнет, и подошву о бордюр не оботрут.       Влетаю в зал заседаний: там и заседать-то некому. Мирра догрызает яркий ноготь, по скайпу с ней Кира говорит. Пиздец! Трое Судей, выбранных на скорую руку, и двух Старейшин заливает бледность при виде меня.       — Вожак, этот свиток подбросили час назад! — Мирослава сунула мне рулончик, из материала до жути напоминающего сырую обескровленную кожу. Обнюхал — не Яков! Прочёл красивые буквы с вензелями — зарычал. Мою стаю обвиняли в убийстве двух инкубов. Древнейших двух кланов. Без суда и следствия.       — Это что за бред?! — швыряю свиток на стол. — Они поубедительнее ничего придумать не смогли? Для внезапного нападения…       — Это сейчас неважно. Надо решить, что предпримем мы?       — Укроем в бункере слабых и выступим на защиту Салана. Я буду пытаться говорить до мордобоя, но…       — Вик, это демоны! Пусть ослабевшие от голода, но это неимоверно сильные противники! — произнёс Старейшина Андрей, опираясь подбородком на трость.       Замираю на резком полуслове. Андрей — не Яков, он не сердцем смотрит, а глазами. Слепой Яков видел саму суть и без картинки, а остальным нужны доказательства. И это вполне нормальное требование, если учесть, что мы на пороге войны. И Леон очень некстати вышел из строя, словно кто-то постарался оставить меня без поддержки тех, кто реально мог бы помочь и дать правильный совет. Сейчас я стою «на семи ветрах» и многие просто ждут, что «Акелла промахнётся». Но хуй бы они подержали! У меня достаточно мозгов и сил, чтобы… Мирра подходит ко мне вплотную.       — Дан, я надеюсь… с нами?       — С нами! Как и был всегда.       Меня эти слова немного успокаивают, сама моя упрямая уверенность, что инкуб не подведёт, соберёт жопу в кулак и не даст демону диктовать. Волчица делает облегчённый выдох, толкает меня к экрану, где похудевшая и подурневшая от тревог и бессонницы Кирка явно что-то хочет мне сказать. Но в этот момент связь просто прерывается, я вижу, как изображение плывёт, а молодая женщина шевелит губами. Говорит о сумраке, кажется о тех тварях, что шли за Даном, потом и картинка пропадает.       Видимо, началось!       Мирра и Судьи понимают меня с полуслова. И если я лечу с воем собирать боеспособных оборотней, то староста с мужиками бросаются прятать в убежище детей, замужних женщин и стариков. Славка на связь не выходит, словно все каналы глушатся невидимой силой, рационально необъяснимой ни одной формулой или теоремой. Сейчас — это только мир нечей и война нечей. Иной мир. Дан       Ходил по комнатам, как неприкаянный, расчёсывая тело до болячек. Меня нечто царапало изнутри мелкими коготками, желая вырваться, не смертельно, но дико раздражало. Вся ситуация раздражала. Почему главы рода не вышли сначала на меня? Потеряли интерес к моей заебической персоне? При чём тут стая? Если бы вопрос был поставлен ребром, я давно уже свалил с ними в небытие, только бы подальше от Салана, а там уже принимал меры. И так доставил ушастым кучу неприятностей. Вик мне, конечно, этого не простит. Но главное, что своим уходом избавил бы вожака от мучительного выбора между долгом и лю… Лю… мной. Хотя все это вранье, увёл бы по следу, но живым не дался. Остановившись стал наблюдать, как пустыми глазницами на меня уставилось собственное отражение. В этом взгляде не было укора, сожаления и души. На меня молча смотрел изнутри демон, это ошеломило настолько, что не сразу расслышал его слова.       — Ты ещё не наигрался в человека, Дантрес?       Голос прозвучал так явственно, заставил сжаться, в предчувствии замаха. По зеркалу пошла паутинка мелких трещин. Какое по счёту разбиваю, чтобы не видеть в нём правду? Сорвался, как ужаленный. Схватил свой рюкзак, начал собирать вещи, швыряя всё подряд и половину шмоток Вика, веря — побегом могу действительно всё решить. За собой наблюдал будто со стороны. От себя убежать можно — я всю жизнь только тем и занимался, так какого именно сейчас меня пригвоздило к этому, богом забытому лесу неподъёмным якорем?!       Краем глаза зацепил открывающуюся дверь — сдержал себя в руках и не ударил на грани выдержки. Шейн был не просто перепуган, и если это была игра, то пацан явно надеялся на Оскара. Бледный, с серыми губами, у него и белков почти не было, одна смоль в глазах.       — Чего тебе, засранец?       — Я знаю, где Яков… но мне нужна твоя помощь. Прямо сейчас! Медлить нельзя! Он едва жив. Вику туда нельзя — это ловушка, а мы с тобой сможем! — заикаясь, затараторил арабчонок, а я просто не верил своим ушам. После всех своих подстав этот гадёныш ещё на что-то надеялся?!       — Я так похож на идиота? А больше в профиль, или в анфас? Уже валенки шнурую, погоди, — рожу не к месту озарило кровожадной усмешкой. — Если нашёл Якова — беги сломя голову к вожаку, — продолжаю остервенело пихать вещи, а сам прокручиваю в голове сценарий. Если сейчас Вик с группой поддержки рванёт спасать слепого старика, то стая на момент вторжения будет обезглавлена. Но поверить в инопланетян было легче, чем в проснувшуюся добропорядочность араба. Я слишком долго прожил, чтобы быть наивным, и слишком много знаю, чтобы рисковать своей шкурой.       — Яков в лесу, и там точно какой-то силовой барьер. Я без тебя не справлюсь! — голос собеседника неожиданно набрал стали. — Сейчас надо забыть о наших тёрках и подумать о тех, кого любим! Сделать хоть что-то полезное для тех, кто нас не оставил… и поверил в нас.       — Это кого ты там любить стал, выблядок?! — ору по нарастающей, от крика обожгло горло, нервная система давно не в пизду, в отпуск надо: жопой — в морюшко, головой — в песочек, а не вот это вот всё!       — Не твоё дело, — нет, точно Оскара хочет, рожа покраснела. — ты идёшь со мной или нет?! — истерика набирает обороты, пацан плохо управляет вампирской кровью, не держит силу в себе, она плещется через край как из решета, заливая всех вокруг, загрязняет атмосферу, чувствую себя примерзко.       — Нет! Вали, куда хотел! Вику передам, что ты знаешь, где дед. Свободен.       Окна задрожали — и это уже не я. Щекоткой прошлась по коже чужая манипуляция, но в этот раз я был готов и заранее надел броню. Пацан шумно со свистом выдохнул, едва сдержав крик, когда в ответ сделал с его мозгом то же самое. Меня напрягло, что воздействие прошло будто навылет, словно в его черепной коробке стало совсем пусто, это не означало ничего хорошего, надеюсь, до полной деградации и потери человечности не дойдёт, процесс это необратимый.       Терпеть не могу молодежь, за навязчивую демонстрацию своих психов, эти хлопанья дверьми, и проклятья в спину так утомляют.       Совсем невовремя зрение стало менять спектр на чёрно-белый, картинка поплыла, и в следующую минуту смог увидеть карту местности и движущиеся живые огни, каждый из которых стал чувствовать: их дыхание, страх, а ещё злость и больную решимость. Всё полетело к чёртовой матери, вот так в одночасье, не оставив выбора, не дав уйти самому, уведя их, бесы уже слишком близко… и не отступят.       — Славка! — ору в трубку на ходу, замечая спину скрывшегося за деревьями мальчишки. — Тут пиздец! Будет много крови!       — Тебя забрать? — уже вижу, что он набирает номер лётчика, а я вот не могу так эгоистично мыслить, приходится глобальнее, это все, сука, Бойко виноват, заразил меня чем-то!       — Опергруппу сюда, срочно! А надёжнее — две! Ищи лазейки, им нельзя воевать. Демоны порвут стаю! Их больше, чем мы думали!!!       Лес путает следы и мешает двигаться, с трудом бегу, увязая в сугробах. Дыхание сбивается, щиплет кожу от мороза, но всё это перестает иметь значение, когда ноги просто врастают в землю, а рука с трубкой безвольно опускается вдоль тела, рация выскальзывает в снег…       Прикрываю глаза.       Бессилие сквозным навылет прошло через сердце. Закрылся улыбкой. Сдавило виски, и кровь хлынула к лицу. Берусь за грудь, но это не помогает ослабить давление, хотя бы чуть-чуть, чтобы дышать, чтобы видеть, жить…       Злости нет совсем. Ни капли. Сильнейший адреналиновый приход — да, а злости — нет. Да и не умеет злиться охотник на жертву, нет смысла чувствовать что-то к тому… кого собираешься убить.       Смех в голове дал понять — я действительно спятил, и демон, солидарный с моим решением, крепко держит меня за руку, доказывая, что всегда со мной будет только он.       В метрах пятнадцати, всего в паре скачков, замерли на небольшом заснеженном холме Шейн и Виктор. Сплетясь телами и прижавшись друг к другу, они целовались с упоением, не замечая, как спокойно иду к ним шаг за шагом, как меняется тело, деформируясь от прорывающейся сущности, а смех в голове всё безумнее и отчетливее подстёгивает.       Вик обнял араба покрепче, не представляя, как делает больно мне, подтянув его выше. Из-за разницы в росте они смотрелись нелепо и вычурно, слишком пошло, слишком неуместно, слишком…       Боль усилилась, и смех, и давление, и крики в голове, потянуло сухожилия, будто кто-то дёргал назад, но не было в этом смысла. В принципе смысла не осталось. Только желание. Дикое, всепоглощающее, требовательное — убивать. И с этим смириться оказалось легче, чем с семейной жизнью — потому что правильно, потому что это — часть тебя. Как не к месту кончились силы. Их не осталось совсем, чтобы бороться и думать здраво. Слух пропал. Только смех делался громче и громче, заполняя собой всю черепную коробку. В то время, как тело двигалось вперёд, я отступал назад, а демон проходил насквозь, в реальность…       Глубокий вдох — но ничего кроме запаха падали, а ещё отчего-то осеннего сырого леса, а дальше — бросок, боль под когтями, когда те врезались в плоть пониже горла, распарывая ещё тёплое мясо, и темнота, живая, окружившая и ставшая материальной, затянувшая в неизвестность и до потери сознания приложившая обо что-то твёрдое, наверно об реальность — «я ему не нужен».       Дезориентированность непростительно долго господствовала над разумом. Успеваю понять: без Вика я всё равно сдохну, не морально так физически; разувериться хоть в каком-то добре этого мира; разочароваться в себе, а заодно и подписать контракт со смертью, размашистым витиеватым почерком собственной кровью, потому что всё — хватит!       Я потерял из вида Виктора, это ещё больше выбесило, но араб продолжал стоять передо мной, с этой ухмылкой поганой, со взглядом больным и страшным, с мыслью, что сможет выжить, наивный. Но то, что стало с ним происходить дальше — пошатнуло мою уверенность в своих силах… Вик       Под нашими лапами тает снег от жара тел, дыхания и капающей слюны. В боевой трансформации трудно разобрать пол, но я-то знаю всех по именам, по мечтам, по поступкам. Почувствую боль и агонию каждого и с каждым умру, упав на тёмные от крови проталины. Салан накрыл густой туман, больше похожий на дым, когда жгут что-то химическое. И из этой серой массы выступали десятки таких же серых фигур, и уже реально брали сомнения, а имели ли они плоть, которую можно разорвать зубами и когтями. Старейшины Андрей и Савва, за нашими спинами плели кольчуги оберегов и бросали на нас, мы чувствовали их на руках и ногах, взоры прояснялись, и начинали видеть врагов по-другому, уязвимее и менее пугающими.       Напевы стариков напоминали сказания волхвов под гусли, голоса были тёплыми и густыми. Собираются сыны рода славного На битву великую, на правую. Не топтать вражине их земель, Не пить кровь буйную, горячую. Нежить ледяная да стеной стоит, И не бьются сердца в их груди. Нет в них ни жизни, ни Родины, Пришли каты чужое гробить.       В ушах нарастал звон, так пульсировала наша кровь от грохота сердец. Слышу каждое, резонировал каждому и не хотел верить, что вот так просто вывел свою стаю на опасную битву. Что волки послушали и вышли, несмотря на мои проколы и косяки, на мою сомнительную связь с таким же демоном, как те, что сейчас обступили Салан. Рядом зарычала Мирра, это было не просто рычание, в её голосе яростно взвыли гнев, разочарование и боль. Проследил глазами взгляд волчицы, и мне захотелось развеяться с ветром, исчезнуть раз и навсегда, потому что увиденное было невозможным. С чем не получалось согласиться, его отторгало все моё существо, и это война сердца с разумом разрывала надвое. Мой самый страшный кошмар материализовался наяву. В первом ряду демонов, похожих на древние ободранные гобелены, стоял… Дан. Горели и испепеляли аметисты глаза, острые иглы когтей были устремлены вперёд, гротескно стёбная гримаса до неузнаваемости искажала красивое лицо. Но его я бы признал из тысячи подобных.       Мирослава почти рванулась, но удержал, схватив со всей дури, чем сделал ей больно. Будь волчица в себе, заскулила бы, а тут лишь лязгнула зубами. Я смотрел сквозь Волкова, сквозь всех инкубов, словно познавая их природу в первый раз, медленно сходя с ума.       Ни жизни, ни Родины…       По сути, так можно было сказать про любого неча на Земле. Нигде на планете, заселённой людьми, нам не было места. Нежеланные. Иные. Ненависть к людям вполне естественное состояние. Но неприязнь к нечам, таким же бесправным изгоям, доведённая до предела геноцида, могла быть лишь подстроена. Чтобы нелюди истребили в войнах нелюдей, и это явно был чей-то чудовищный план.       Дан ухмылялся, чем делал ещё больнее, легче было бы видеть его на коленях, связанного и раненого, но не сдавшегося, не познавшего вкус предательства. Очевидно, ситуация его забавляла, и либо я совсем не знал своего инкуба, либо демон его победил. Если всё же произошло последнее, то моей стае охрененно не повезло. Волков опасен, брать его придётся на себя, а сама мысль причинить ему вред, ввергает в ужас. Сколько моих погибнут, пока я буду отвлекать его внимание?.. Кем стану я, когда буду видеть итог своих действий?.. А теперь, рванись я на нервном пределе вперёд, кто вцепится в меня и остановит?       Совсем рядом послышался душераздирающий вой. По стае прошла дрожь, сам едва не передёрнул плечами, силой воли держа себя в руках.       С двух сторон от меня застыли близнецы в боевой стойке: когда успели так вымахать? Год прошёл?! Это в семнадцать такие рослые, а что будет к двадцати? Паша Лекса на полголовы обогнал, лапы почти как у меня, ещё бы мозги подросли. Но хорошо, что хотя бы начал слушать и слышать, что вокруг происходит. Сейчас пацаны глухо утробно рычат на Дана, глаз с него не сводя, цель намечена, и клыки вывернули тёмные губы, не могут понять, не в силах простить… Я считаю слои инкубов, обернувшие Салан, как-то многовато для небольшой деревушки. Нас всего сто пятьдесят голов. Из них почти половину сейчас я вывел на защиту нашего дома. Не считая меня, инкубам на стаю плевать. И Дан теперь с ними. Месть за погибших? Так откуда мне знать, что кто-то помер?       — Чем обязаны такому визиту? Знакомство с родственниками? Так без предупреждения чего и со злыми рожами? Тумана напустили, всё как-то не по-людски.       — А кто тут люди? — прошипел выступивший вперёд высокий инкуб в сером пальто с мехом, явно не по погодке. — Вы, встречающие нас в зверином обличие? Или мы, заселяющие чужую плоть?       — Хорошо, давайте грубить. Ваш ультиматум бездоказателен, и следовательно, я плохо понимаю, что моя стая вам должна?       — Она должна заплатить кровью за убийство наших Глав. Дантрес свидетельствовал, что в Салане есть оружие, чтобы убить демонов.       Меня накрыло… Дан свидетельствовал… Остатки выдержки раскололись, как скорлупа, там где стоял, теперь плескалось алое марево безумия. Костром полыхая, жгло глаза и нутро. Я не видел инкуба, словно меня предали не в жизни, а гораздо в более высоких слоях понимания. На уровне души… Все, в чём был уверен, считал правильным, упало под ноги грязной слякотью, рваной тряпкой, которой стёрли всю красивую картинку и оставили промозгло-серую мразь… Вырвать бы глаза и сердце, чтобы не болели. И Дана бы, обрезая связь по нерву, чтобы всполохами и криками, истекая кровью, наконец-то понять — между нами увеличивалась пропасть, словно реальность раздирало пополам неведомой силой. Дан оставался на том берегу, а я — на этом, и сейчас мы не делали попытки удержать друг друга хотя бы взглядом. Волков выглядел очень естественно, почти сливаясь со своими, это не просто рвало крышу, это лишало равновесия. Оба наших вида ждали малейшей провокации с другой стороны. Я связал всех единой сетью разума, чтобы делиться энергией и раздавать приказы. Многие волки уже взмокли от моих манипуляций, но я всё ещё оставался вожаком, и стая должна была верить в меня. Ещё никогда это не было так тяжело.       Я выступил вперёд.       — Мой клан против бойни, демон! — глядя в глаза Древнейшего из инкубов, произношу, согревая последние крохи надежды, что можно мирно урегулировать конфликт и разобраться во всём.       — А это не бойня, волк, мы просто пришли поохотиться. Волчьи шубы изумительно греют зимой. Дану, например, очень пойдёт оттенок твоей шкуры, — инкуб облизнул узкие обескровные губы, — Салан будет стёрт с лица земли, и, поверь, никто вас даже не вспомнит.       Со звоном лопнула чаша терпения. Поднимаю тяжёлую голову вверх, гулко взвыв в тяжёлое небо, и так же медленно возвращаю взгляд своему собеседнику:       — Двое из ваших уже сдохли, поэтому на дармовые шубы не особо надейтесь, господа. Та плоть, что сейчас еле висит на старых костях, будет разорвана, а с содержимым дерьмом тоже придумаем, как поступить! — волки за мной ответили громогласным рычанием.       Теперь я смотрел на Дана, вкладывая единственный посыл в свою ненависть.       «Твой противник я!»       Как в дешёвой мелодраме не вспоминал, как было хорошо вдвоём. Нам всегда было трудно. Безумно трудно, но то, что связывало, больше не нуждалось в объяснениях, потому что мы были не просто предназначены, а нужны друг другу. Выше издёвки судьбы. Были спасением и лоскутным одеялом, части которого держались на честных человеческих чувствах, где доверие и любовь не были ниткой для смётки. Теперь покров сдёрнула реальность, и в охватившем холоде мы с Даном вдруг стали одной температуры. Температуры ненависти, гнева и смерти.       — Вик!       Шерсть стала дыбом на загривке. Только один безумец мог подойти ко мне сейчас так бесцеремонно и окликнуть. Не зря сучонка так долго накачивали моей кровью, яйца точно стали стальными или мозги утратили чувство самосохранения. Но Шейну мало такой демонстрации, он подходит почти вплотную, вжимается лбом мне в спину.       — Я принёс их. Возьми! Не забывай, перед тобой враги, — две рукоятки идеально ложатся в мои раскрывающиеся ладони, и даже не надо смотреть, что именно дал мне Шейн. Голоса уже шепчут в моей голове, отбирая остатки контроля, подчиняя дыхание и тело, скручивая в чудовищную пружину все внутренности перед броском в настоящее безумие. Я чую кровь и смерть… — Ты нужен мне живым, — ещё один голос, кажущийся неуместным, но подкупающий, как никогда.       Лица инкубов искажаются, мое оружие нельзя перепутать с обычными клинками. Они были выкованы убивать демонов, ради этого погибла не одна сотня волков, и ненависть колючей проволокой тянулась из тьмы веков, связывая извечных врагов. От Дантреса ко мне. Они чувствовали это, видели свою смерть живьём.       Убить своего врага. Увидеть, как развоплощается проклятый дух демона и… глубоко внутри умереть самому. Я готов.