Отпечатки прошлого

       Телефон упорно отказывался работать. Кое-как заставив себя собраться, Бонни сжала в руке мобильный. Она включила фонарик и медленно побрела ко входной двери. Ломиться туда не перестали, лишь трескалась обшивка. Брюнетка кусала губы, отчаянно уверяя себя, что она смелая. Она храбрая. Она справится. Что бы не ломилось в эту дверь — оно не имеет ничего более жуткого, чем факт того, что Ник умирает, ему срочно нужна помощь. Диких животных здесь не водится. Зоопарков нет. Разве что этот пёс, сбежавший от хозяев и потерявшийся. Так она себя успокаивала, когда твой отец кинолог — всё кажется проще. Она сжала ручку. Ради Ника. — Ради Ника, — в слух повторила она, толкая дверь вперёд. В лицо ей ударил целый рой бабочек: разноцветных и пёстрых, больших и маленьких. Они кружились вокруг неё, щекоча мягкими крылышками. Девушка взглянула на сад и впала в ещё больший ступор. Неухоженные и мёртвые цветы исчезли, как дождь и ночь. Стоял закат, а дворик особняка буквально источал пьянящий аромат прекрасного сада. Брюнетка неловко ступила на дорожку, чувствуя босыми ногами насколько мягкая трава. Ей до чёртиков хотелось пробежаться и закричать, просто от того, что она, кажется, сходила с ума, как вдруг её привлекла, сидящая к ней спиной, около клумбы, фигура. Превозмогая ступор, Бонни бросилась вперёд. Это мог быть кто угодно, даже черты фигуры, скрывали низко накренившиеся ветви. Она осторожно разгребала их руками, пробираясь вперёд. Вдруг, мужчина обернулся. Девушка ахнула, спотыкаясь о низкий заборчик, но сильные руки подхватили её, ставя ровно. — Ты? — она с непониманием мотала головой в разные стороны. — А ты кого ожидала здесь увидеть? Может Санту? Сейчас ведь не сезон, — голубые глаза насмешливо прищурились. — Но ты ведь… — Бонни, не стесняясь водила руками по, казалось бы, тому самому телу. Однако больше не обмяклому, а подтянутому, как вдруг она сжала кулачки двумя руками ударяя мужчину в грудь. — Я не понимаю! Не понимаю! — Ну, у тебя очень странные сны, Бонни, — тот провёл руками по теперь коротко стриженным волосам. — Но мне приятно, что они до краёв наполнены мною. — Ты врёшь! — девушка всё равно позволила обнять себя. — Позволь, я кое-что покажу тебе, — блондин сжал рукой её ладошку, потянув за собой. Но девушка не двинулась с места. — Ты чего? — Руки… — она шмыгнула носом. — У тебя такие тёплые руки! Ник улыбнулся. — Смотри, — он вёл её по тропинке. Вокруг всё было усажено оранжевыми цветочками. — Это ноготки… — Отчаяние… Мужчина кивнул, всё так же продолжая вести её за собой. — А здесь, — он взглянул на смесь кустарников, — Рута… — Горе… — А вот и лаванда… — Сомнения… Блондин вёл её к одинокому дереву, называл цветы, когда сменялись цветники, а звучало лишь: «одиночество», «тоска», «боль», «ненависть». Он положил ладонь на практически полностью сухое, треснувшее дерево. Пальцы его дрожали, как и он сам, но девушка всё никак не могла ничего понять. Он даже не стал объяснять символику опадающих и гниющих нарциссов, рассказывающих, как трещат по швам остатки его гордости, но Ник подвёл Бонни ближе к дереву. Он взял её ладошку, прикладывая к стволу. Стоило брюнетке его коснуться, как одновременно произошли две вещи. Она почувствовала, словно внутри ствола бьётся сердце. Едва-едва. И одновременно ощутила всю боль и страдания, одиночество, непонимание и все многочисленные раны. Дерево вопило изнутри и просило лишь об одном. О смерти. Молило, чтобы кто-нибудь наконец освободил его, но Ник отнял её ладонь, подталкивая немного дальше. — Да, — он пальцем снял с её ресниц слезу, — грустно, но смотри вперёд. Это распустились подснежники. — Надежда… — Да. Да, и… — он улыбнулся. — Надежда умирает последней, но… вот этому красавцу, — он легонько постучал по стволу, — осталось совсем немного. — Несколько лет? — Бонни осторожно облокотила голову на плечо блондину. — Нет, — тот закусил губу. — Минут. Поэтому, я решил показать тебе всё это. — Стой! — девушка резко отпрянула. — Значит, мне не показалось! Ты действительно умираешь! Ник, нет! Нет! — она опустила голову, пытаясь подобрать хоть какие-то правильные слова. — Я... не разрешаю тебе! Тот от души рассмеялся. — Ты ведь сама почувствовала, как ему, то есть мне, больно. Пока нет Захарии, Гейба или Михаила… мне нужно уйти. — Ты хочешь сдаться? — Бонни обняла себя руками за плечи. Она упорно ничего не понимала, но всё ещё продолжала пытаться. — Нет, не хочу. Я боролся несколько лет. Но у меня не осталось сил. Мои братья решили, что если иногда физически лечить меня от новых ранений или осложнений, то всё будет хорошо. Они принимали прямое участие в создании человеческого тела, но человеческую душу Отец создавал сам, и, к сожалению, она куда хрупче, чем кажется. — И неужели нет никакого выхода? — брюнетка плакала и позволяла себя обнимать. Ей нравилось чувствовать на себе его руки, его горячее дыхание на своей коже, видеть, как из целого мира лишь она одна смогла за пару месяцев отыскать внутри него целый прекрасный сад, пусть умирающий, болезненный, но в этом саду было так хорошо, как нигде. — Ник, я… — блондин развернул девушку лицом к закату, обнимая её со спины. — Ничего не говори. Давай просто посмотрим как садиться солнце, хорошо? А утром ты просто уйдёшь и никогда обо мне не вспомнишь. Ладно? — Нет, — та убрала с себя его руки, разворачиваясь и глядя ему прямо в голубые глаза. — Я так не могу! Я так не хочу! Я два месяца жила практически с тобой в особняке. Я кормила тебя, расчёсывала, лечила твои раны. Ты не имеешь права так со мной поступать! Блондин всегда знал, как именно можно с легкостью заткнуть любую женщину. Поцелуем. Таким поцелуем, который был красноречивее слов. Конечно, он не имел права, но уже не мог ничего изменить. Девушка не ожидала, что целоваться с инвалидом во сне может быть настолько головокружительно! Трепетно и одновременно жарко. Внутри всё окончательно свернулось узлом, её собственные руки двигались по крепкой мужской спине. — Ник… — прошептала та, стоило мужчине отстраниться. — Не называй меня так, — блондин развернул девушку обратно, чтобы смотреть на закат. — Только не ты. Михаил решил отобрать у меня всё: силы, тело, свободу, личность и даже имя. — И как же тебя на самом деле зовут? — Бонни наклонила голову назад, чтобы посмотреть на голубоглазого. — Огонь. — Что? — та нахмурила брови, всё ещё глядя, как мужчина улыбается. — Твои глаза похожи на огонь. Такие пылкие, живые и непокорные. — Озёра, — тогда на полном серьёзе выдала брюнетка. — А? — Я бы сравнила твои глаза с бездонными озёрами, полными чистой воды. Холодными, но только в них хочется окунуться в жаркий день. Мужчина рассмеялся, а Бонни наконец решилась. Она выбралась из объятий и подошла к дереву, напоследок посмотрев на блондина. Она тут же снова переключила всё своё внимание на дерево. Правда, слишком многих сил ей стоило поднять глаза. Просто потому, что это было самое страшное, самое чудовищное дерево, которое только могло существовать на земле; могучие толстые ветви, иссеченные трещинами и ходами жуков-вредителей, лишились не только листьев, но и коры, и казались выбеленным на солнце скелетом. Единственная живая, пустившая листья ветка, жалобно стонала на ветру, ей было страшно, как человеку на кладбище, среди поднявшихся из могил мертвецов. Глубокий ожог от молнии пересекал плоть дуба. Возникало чувство, что с него глупые и подлые люди содрали живую кору, словно они веками мучили его, пока не появились красно-коричневые пятна, похожие на подмокающие гнойные раны. Дерево было похоже на несчастного, уже почти мертвого старика, со всех сторон утыканного трубками капельниц, которые все гонят и гонят в его кровь уже не способные помочь лекарства. Неужели всё это сейчас было этим хмурым и неприветливым блондином? Бонни с ужасом подалась вперёд, обнимая жуткий ствол руками, девушка прислонилась к нему ухом, роняя на безжизненную кору слёзы. Дерево стонало. Дерево корчилось. Дерево кричало от раздирающей его боли каждым скрипом мертвых ветвей. Дерево обвисало на терзающих его цепях, мечтая дотянуться, рухнуть на землю, раскидать обессиленно ветви и уснуть, уснуть! Дерево так давно начало ненавидеть людей. Когда-то оно любило их, весело шелестело ветвями над головами этих недолговечных, но таких интересных существ, делавших и его жизнь интересной, но не сейчас. Брюнетка хотела вопить вместе с ним. Она не могла поверить, что такое действительно происходит. Как вдруг удивление толкнулось ей в ладони. Дерево словно спрашивало — кто здесь? Кто сумел пробиться в его муки, в его пустоту, в его одиночество? «Я, я, я!» — хотела ответить ему Бонни, но лишь молча продолжала плакать, а оно всё продолжало взывать о помощи, молить, чтобы кто-то облегчил его бренное существование. Бонни обернулась, пытаясь найти блондина. Вот только его нигде не было. Ветер низко-низко гнул к земле подснежники, солнечный диск уже окончательно скрывался за горизонтом, как вдруг ей прямо в голову ударил срывающийся на крик голос. «Помоги мне! Помоги мне!» И, как ни странно, Бонни на самом деле решила помочь. Она сцепила зубы, сжала кулаки и, что есть силы, ударила по дереву. Прогнившая кора хрустнула. Дерево тут же наклонилось влево, а девушка всё продолжала бить несчастный ствол, ломать его, чтобы единственная. Всё ещё живая верхушка тоже пала наземь. Она не могла позволить, чтобы кто-то терпел нечто такое. И заплакала, навзрыд, роняя остатки и своей гордости тоже. Её гложила несправедливость. Убивала халатность. Она ненавидела весь этот мир. И Гавриила. И Михаила… Всех! Бонни отчаянно закричала и снова ударила. На сей раз не ребром предплечья, а просто голым кулаком. Кожа лопнула, словно тонкая бумага, и из разбитого кулака хлынула кровь — много и сильно, будто из вспоротой вены. Кровь, сплошным потоком, заструилась по стволу, капая на истерзанную землю, и дерево наконец рухнуло прямо к её ногам. Тяжёлые ветви рассыпались, корни в агонии изворачивались, а брюнетка лишь бессильно смотрела на это, словно вырвали кусочек её души. Без обезболивающего. Наживую. Она будто потеряла самую важную часть себя, так недавно приобретённую. Но что-то вдруг заставило её замереть. Наверное, солнце, которое наконец скрылось за горизонтом. Вот только темнее не стало, а даже наоборот. Бонни оглянулась жмурясь, ведь оно снова вставало, куда более яркими лучами опаляя прекрасный цветочный сад. Девушка сделала пару шагов вперёд, падая на колени перед лежащим деревом. Она руками разгребала гнилые ветки и корни, вдруг натыкаясь на маленький росточек совсем ещё зелёненький, со слабенькими листиками. Ей тут же захотелось его сберечь. Укрыть от ветра, дождя или снега. Но в саду царил такой покой, что этого совершенно и не требовалось. Бонни протянула руку, желая хоть на секунду кончиками пальцев коснуться крошечного побега, как вдруг передумала. Нечего ей своими грязными кровавыми руками трогать нечто столь чистое и невинное. Очень жаль, что мужчина не назвал ей своего настоящего имени. Ведь наконец-то сейчас всё изменится. Она просто рада, что смогла хоть что-то исправить в этом мире. И если всё так закончится, то она не против.