Сессия в условиях Талига

Ощущение гадливости от самого себя не покидало меня ни на минуту, когда я наблюдал за Альдо Раканом и прочими моральными уродами, которыми он себя окружил. Особенно бесили их рожи с будто нарисованной спокойной лестью. А еще я злился на себя. Не заметь Нокс бумаги, может и обошлось бы, но нет, полез читать. Мне же никак нельзя палиться перед Альдо, поэтому пришлось Сузу-Музу сдать ему с рук на руки. За это я получил устную благодарность и бокал вина. Забыв про зарок не пить ничего, врученного Альдо, я осушил бокал и теперь кружилась голова. Хоть глюков нет — уже прекрасно. Он травил меня, начиная с Сакаци. Подмешивал какую-то дрянь в воду и вино, а может и в еду, чтобы я присягнул ему. Но как теперь с этим бороться, чтобы не угодить на плаху? Никак. Вот и оставалось создавать видимость верной службы. А теперь я сдал Величеству отличного друга. Если бы не те, кто томились в Багерлее и кому нужна была моя помощь, пошел бы и признался Альдо сам, взяв на себя вину Удо. Но… увы и ах. Получая от ликтора свитки бумаги, подписанные королем, гимнет-капитан Мевен складывал их в окованный бронзой сундук. Его запечатают Мевен и Рокслей, геренций и цивильный комендант, то есть я. Альдо решил соблюсти все меры предосторожности. — Печать наложена, — отчеканил Мевен. — Печать наложена, — буркнул Дэвид мрачно. — Печать наложена, — проскрипел геренций Врогг. Затем он поднял книгу-реестр, поставил на подставку. Я встал с места, с повышенным интересом рассматривая блестящие носки своих сапог, и услышал, как в мою честь ударяют в пол древками алебард. Но это событие даже не порадовало мою гордость. Открыв книгу на нужной странице, Врогг поклонился и сделал шаг назад. Я же сглотнул и, мелько глянув на опись разобранных уголовных дел, расписался. Так же, как когда-то в Лаик — не глядя и криво. — Печать наложена, — проговорил я, прижав к белому воску перстень. Остался надорский вепрь. — Да исполнится воля государя. — Совет окончен, — вздохнул Альдо. — Мы отпускаем геренция и ординаров. Врогг поклонился и закрыл книгу, двое гимнетов вытащили сундук. Распахнулись двери и все присутствующие стали выходить. Ну не все, а геренций, ликторы и ординары. И Кракл. Остались исключительно одни эории. Величество нахмурился и нервно сжал подлокотники. — Эории Талига, мы должны сообщить вам весть, которая изрядно нас огорчила. Граф Гонт оказался недостоин своего титула и своих предков. Он был застигнут на месте преступления, его вина полностью доказана. Преступник подлежит суду и казни, однако мы не можем забыть о былой верности Гонтов и о том, что Удо Борн оказал нам и Талигойе неоценимую услугу, разыскав раненного в бою с войсками узурпатора герцога Окделла. Учитывая ходатайство Его Высокопреосвященства Левия и Ее Высочества Матильды Алатской, мы оставляем Удо Борну жизнь и приговариваем его к пожизненному изгнанию с лишением титула и дарованной нами собственности. Удо Борн сегодня же навсегда покинет Талигойю, и ни он сам, ни его потомство не пересекут границу под страхом немедленной смерти. Мы же во имя чести эориев велим по возможности избегать разговоров о его преступлении. Герб Гонтов мы передадим ближайшему из потомков казненного узурпаторами Рутгерта Гонта. И пусть наша мягкость в отношении Удо Борна не станет соблазном для прочих. Тот, кто оскорбит своего короля и поднимет руку на наших верных вассалов, умрет, какими бы ни были его предыдущие заслуги и кто бы за него ни просил. Да будет так, а теперь все, кроме герцога Окделла, свободны. Оставшись и слушая, как уходят другие, я продолжал любоваться сапогами и ненавидя при этом белобрысое Величество всей душой. Больнее всего было осознание моего бессилия. Я совсем ничего не мог поделать: ни отослать Айрис в Надор, ни как-то попытаться защитить Катарину, дабы Робер не страдал, если с ней случится что-нибудь. А Придд совсем затихарился после ареста вассала и ушел в глубины. — Окделл, ты же понимаешь, что исповедь Эрнани не должна всплыть до суда? — зло спросил Альдо, не сводя с меня пристального взгляда. — А я не могу отказать кардиналу в посещении Багерлее. — Да, — подтвердил я тихим бурчанием. — Вы уже говорили. — Не голубь, а гадюка крылатая! Хотя теперь я верю, что это не ты, и прости за подозрения, — проронил Альдо без какого-либо, впрочем, раскаяния. — Главная проблема в том, что медузью писанину видел Нокс. Ну и ладно, вряд ли он прочел ее внимательно. Самое обидное, что и правда! Мне пришлось быстро свернуть бумагу, пока Нокс не прочитал главного и не случилось новых бед. На том злополучном листе был на скорую руку написан манифест, уведомлявший, что законный король Талига — Рокэ Алва, регент — Суза-Муза, а Альдо — Та-Ракан, которому граф пожаловал право копошения до весны. Удо Борн знает про исповедь Эрнани… или каким-то образом ему попало в руки то письмо. Да нет, вряд ли, там только и сказано, что некий Придд обращается к королеве Бланш. Слишком поздно я вспомнил про неаккуратные закорючки, представлявшие собой подпись — когда увидел, как расписывается Валентин. Видимо, это фамильная роспись каждой зазнавшейся спрутятины. Значит остается тот вариант, что Удо ознакомился с исповедью, которую не стал сжигать Альдо. В любом случае, песенка вассала Приддов спета. Он поступил слишком опрометчиво. — Если Левий сунул нос в это дело, — ткнув со злостью перо в чернильницу, Альдо чуть не сломал его, — значит, Борна нужно немедленно убрать из столицы. И сделаешь это ты. — Конечно, — опять на меня свалили грязную работу. На душе стало мерзко. Но ведь… у Удо нашли яд! — Проводишь мерзавца до Барсины и тут же возвращайся. Ты мне нужен. Жаль, что больше некого отправить с Борном. Тебе ведь его откровения уже не страшны, а другим? Вот Робер слишком добрый… Ладно, Окделл, иди, — тон его посуровел. — Мне надо кое-над-чем подумать. — Над чем? — машинально спросил я, вставая. — Над манипуляциями Алисы Дриксенской. Могло быть и так, что ее игры начались с исповеди Эрнани. Она собралась построить Талигойю без Раканов и за ней все пошли. — Ну… Что она обещала? — Исповедь была у Алисы, — предположил я. — Если ты выяснишь, как Удо про нее узнал и где она сейчас, тебе цены не будет, — подмигнул неожиданно развеселившийся Альдо. — И я окончательно перестану тебя подозревать. Думаю, ему сказал брат перед восстанием. Тебе тогда было пять лет. Ты меня лучше перестань травить всякой дрянью, Величество, вот за это буду очень благодарен. — Ваше Величество, — приперлись Мевен и четверо гимнетов в лиловом, — посол Гайифской империи ждет уже полчаса. — Пригласите, — сухо ответил король. — А потом отведите Борна к Ее Высочеству. Хотя мы бы не советовали гимнет-капитану пить с государственным преступником. — Гимнет-капитан пьет с хозяйкой дома Раканов, — откуда ни возьмись вышла принцесса Матильда. — И по ее настоянию. — Хорошо, — Альдо чуть успокоился, — тогда пусть идет исполнять свои обязанности. Мевен молча вышел, а я понял, что еще немного и скоро начну вздыхать не хуже Робера. Может быть, взять в команду принцессу? Так ведь она против внука не пойдет, станет возражать относительно особо кардинальных мер, сцепится с норовистой Айрис. Ох, что же делать-то? Ответ на этот вопрос пришел сам собой, когда явились Дуглас и хмурый Удо. — Темплтон, — как же Альдо любит всех испытывать, — сейчас у тебя есть выбор, но это на пять минут. Либо ты отправляешься с Борном к Чужому, либо остаешься со мной. Но я измен не прощаю. — Я остаюсь, — буркнул Дуглас, — но Удо — мой друг. И все. — Ты тоже мой друг, — усмешка Борна была печальной, — им и останешься, куда бы тебя не занесло. Но спасать нужно не меня, а остающихся. — Угроза? — нахмурился Альдо, зачем-то схватив меня за локоть. Он бы еще за меня спрятался, вот честно! — Предсказание, — честно и правдиво ответил Борн, прямо глядя в лицо Величеству. — Ты много треплешь про гальтарские обычаи, Альдо, но древние не мстили покойникам и держали слово. Потому что их боги не одобряли подлости. Поймав мой восхищенный взгляд, Удо вздохнул и отвернулся. Больше он не хотел ничего обсуждать с Величеством и я его в этом поддерживал. Что бы я сказал, находясь сейчас на месте Удо? — Окделл, ваши люди готовы выступить? — мою многострадальную руку наконец отпустили. — Готовы… — Тогда отправляйтесь немедленно. Я тебя предупреждаю, Борн. Талигойи для тебя не существует. Езжай куда хочешь, клятвы с тебя брать не буду, ведь они для тебя ничто. Но на моем пути не попадайся. — Не стану мечтать о встрече, но менять свой путь по чужой прихоти — не по мне. Я в вашем распоряжении, Окделл. До Барсины. Всю дорогу из дворца я продолжал глупо пялиться на носки сапог и на алатские яркие ковры. А уж какие красивые ступени у театральной лестницы! Любовался бы долго. Но увы, грязные, взваленные на плечи Раканом, дела, ждут. Когда мы вышли из дворца, Удо поинтересовался у меня, когда Альдо снимет гайифские знамена. Я не знал этого, как и подходящего ответа на подобный вопрос. Было мерзко. — Удо, ты… — слова так и рвались из горла, — ты был прав. Прости за это. Просто… — Не стоит фальшивить, Ричард, — Борн сощурился. — Впрочем, если ты что-то знаешь, оставь это при себе. С тобой Альдо, с позволения сказать, Ракан, не поступит так же милосердно. — Да, — вздохнул я невесело, прекрасно понимая, что если шкатулка с письмом будет обнаружена в особняке людьми Альдо, начнется полный звездец. Письмо уничтожат, а самого меня сцапают и убьют — как слишком много знающего. Капитан Криц знал дорогу до Барсины и это прекрасно. Со мной ехало тридцать человек, не слишком ли много? Вздохнув, я залез в седло. Оставалось радоваться тому, что в ближайшее время я не увижу сияющую от собственной наглости физиономию Величества. — Монсеньор, — меня догнал Джереми, — прошу меня простить, но в Ослином проезде церковники. И на Фабиановой площади. Они проповедуют. — Тогда поехали вдоль Данара. Левий и его клирики караулили Борна — несомненно. Должно быть, Матильда постаралась. Но я, чтобы обезопасить сразу нескольких людей, вынужден со всей тщательностью выполнить приказ Альдо Ракана. Удо, он же Суза-Муза, держался в седле с удивительным сонным спокойствием на лице. Захотелось заговорить с ним, но о чем поговоришь при солдатах? Про Робера? Нет, он точно не поднимал на него руку… Отвлекшись от мыслей, я выслушал доклад Джереми о том, что все выезды из города обложили люди Левия. И будут пасти долго. Значит, нужно ехать ночью. В это время суток все приличные священники ложатся спать. — Тогда поедем ночью, а сейчас — ко мне. Борн, вы меня слышите? — Слышу… — Удо широко зевнул и прикрыл рот ладонью. — Как вам угодно, Окделл. В особняке, до которого мы добрались совсем скоро, я долго думал, куда бы запереть Удо Борна. Первое, что пришло на ум — кабинет. Мозги работали плоховато после альдовского вина. Дабы не расслабляться и не вырубиться за пустым времяпрепровождением, я сел читать книгу монаха Иренея. Неплохо и достаточно интересно. Про Золотую Империю, в которой Эрнани Святой разбазарил все древнее. А теперь и вовсе все потерялось. Меч Раканов, к примеру. Когда меня выпихнули в Алат, Рокэ мог спрятать его куда угодно. Да даже моя шкатулка… Так, все, пора собираться в путь. Уже стемнело, но спешить не стоило. А пока наверное можно поговорить о потерянной шкатулке и письме? Может, он что-нибудь слышал? Я пытался найти шкатулку в краденых вещах, что найдены у Салигана, но ничего не вышло. А если ее кэналлийцы увезли с собой? Тогда вообще можно забыть про все мои замыслы. А еще мы вместе с ним можем отыскать того, что на самом деле организовал покушение на Робера Эпинэ! Радостный от этих мыслей, я вышел на лестницу. Пора в кабинет, главное, чтобы не подслушивали слуги. Джереми вывернулся из темноты — как некстати. — Монсеньор, что-то не так? — Все так, — устало ответил я. — Через два часа мы выезжаем. Пусть солдатам подадут горячего вина. — Будет сделано, — кивнул Джереми. — Монсеньор идет к господину Борну? — Да, иду, — меня кольнула изнутри неприятная тревога. Подойдя к двери с черными завитками, я мысленно сосчитал до шестнадцати и отпер замок. Вошел. Кабаньи головы взирали на меня с пустым равнодушием. Догорал камин, в памяти всплыли слова, произнесенные насмешливым и ленивым голосом. Меня немедленно затрясла дрожь, хотя комната была протоплена. Суза-Муза спал на диване, лежа на спине. Я застыл в нерешительности, поглядывая то на него, то на красные угли в камине, то на окно, за которым разыгравшийся зимний ветер раскачивал черные ветви. На блеске оружейной стали замелькали огненные блики. — Удо, вставай! — негромко позвал я, недоверчиво глядя, как он улыбается во сне. Он не доверяет мне, поэтому притворяется… или нет? Непонятно. Просто лежит и тихо посапывает, так почему не встает. Наклонившись, я потряс его за плечо. — Удо Борн, подъем! Шутки юмора Удо не понял, лишь отмахнулся от меня, как от надоедливой мухи, дернул ногой и накрыл голову подушкой. Неужели настолько устал, бедолага? — Удо, просыпайся, нам надо поговорить. Пожалуйста, у нас мало времени… Ты же не спишь, я вижу! — может, если повысить голос, он поймет? — Уходи, — глухо пробормотал Борн, — надоел… — Да что с тобой такое-то, кошки закатные… Граф Медуза, дрыхнуть будешь в Барсине! Прерывисто вздохнув и чувствуя, как неприятная тревога внутри меня неумолимо нарастает, я шагнул вперед и попытался усадить Сузу-Музу на диван. Тот сначалу не сопротивлялся, а потом рванулся вбок. Куда? Может, ему что-то снится? Широко раскрытыми глазами я смотрел на то, как мужчина, вырвавшись из моих рук, тяжело рухнул на постель. А потом он замер. И наступила убийственно-звенящая тишина, говорившая лишь об одном. — Удо!!! Заорав, я поспешил перевернуть своего вынужденного пленника — на меня смотрели пустые мертвые глаза. Отступив на шаг от дивана, я оступился и рухнул на пол, впрочем совсем не почувствовав боли. А потом закрыл глаза ладонями и от всей души расплакался. Только сейчас я почувствовал внутри себя гнетущую безнадежность.