Сессия в условиях Талига

Кто ходит в гости по утрам, тот поступает… глупо. Особенно, если приходится тащиться с Альдо и другими талигойскими товарищами в урготское посольство. Низенький и неказистый особняк, скрытый ветвями деревьев от равнодушных глаз, находился за аббатством Святой Октавии. Глядя на серый камень, из которого сделан дом, я все сильнее и горше чувствовал свое несчастье. — Мевен! — Альдо остановил своего белого коня. — Шевельните это болото. — Да, Ваше Величество, — отозвался гимнет-капитан, отъезжая. — Хитры, ничего не скажешь, — Альдо посмотрел на зелено-коричневый флаг, — но мы поверим. Мы приехали, чтобы лично узнать о состоянии здоровья дуайена Посольской палаты. Экстерриора говорил, что господин Габайру их не принял. Но королю урготы откроют. Ага. Откроют. А потом догонят и снова откроют. Вскроют. Тебя, Величество. Но что-то я слишком замечтался о несбыточном. Не отводя взгляда от распахнувшихся ворот, я смотрел на то, как урготы били в барабаны, приветствуя Альдо Ракана с великой радостью. Эх, знали бы они… Но они были счастливы и пребывали в абсолютном неведении. — Вперед! — вскричал Величество. — Шагом! — Вперед! — вторил ему Мевен. Наша процессия неспешно потопала, желая войти в украшенные золотыми ласточками ворота. Сперва знаменосец, потом Мевен, за ними — музыканты и гимнеты. Нахрена было Альдо брать с собой столько народу, я не понял, но и оспаривать решение Величества не спешил. В конце концов, после истории с Матильдой и Удо он просто боялся за свою шкуру, только и всего. Двор был вымощен золотистыми восьмиугольными плитами — неплохо для неказистого домишки. От ворот к крыльцу стояли в два ряда мрачные и высокие слуги. Боятся нападения или сами нападать собрались? Я буду не против, если Величество прямо сейчас пристрелят из мушкета. Навстречу нам спустился с крыльца такой же высокий ургот. — Придется быть вежливыми, — вздохнул тихонько Альдо и я не упустил случая одарить его злорадным взглядом. — Ваше Величество, — второй советник посольства граф Жанду поклонился, — посольство великого герцогства Урготского счастливо принимать венценосного гостя. К нашему глубокому сожалению, маркиз Габайру тяжело болен и не покидает спальни. Камни злились на Альдо, легко спрыгнувшего с коня. Или на меня — как теперь понять? Можно попробовать заговорить с ними, но с тех пор, как я подсыпал яд в вино и это вино случайно выпил Алва, камни со мной отказывались общаться. Я мог лишь слышать их настроение, но не слова и песни. — Мы надеемся, маркиз в сознании? — В полном сознании, — кивнул ургот. — Но ему тяжело говорить. — Мы желаем видеть маркиза Габайру. — Он будет счастлив, только лекарь не исключает, что его болезнь заразна. — Нам не опасны осенние простуды, — Величество спешился и направился к крыльцу. Я — следом. Открылись медленно тяжелые, обитые медью, двери, и мы потихоньку вошли в дом. Здесь от тепла защипало слегка щеки, запахло лекарственными травами. Ургот почтительно посторонился, пропуская нас в вестибюль. Альдо тихо поблагодарил его. А я тем временем внимательно оглядывался по сторонам. Панели из темного дерева, тяжелые светильники, большие картины. Четверо офицеров замерли у парадной лестницы. — Монсеньор, прошу вас. У нас забрали плащи и шляпы. Хм, странно немного, но с другой стороны, не придется жариться в теплой одежде. Мы потопали к лестнице, слуга снова напомнил, что маркиз Габайру не встает с постели. Видно, ему не хочется принимать гостей. Но куда там! Альдо Ракана не проймешь, Альдо Ракан прет как танк! Впрочем, он сразу сменил тему. — Как здоровье Его Величества Фомы? — Разыгралась подагра, — печально ответил дипломат. — В конце осени в Урготелле сыро, вот в столице Талигойи более здоровый климат. Прошу вас направо… — Да, Урготелла стоит не в слишком удачном месте, — Альдо задержался у огромного полотна. — Его Величество Фома может гордиться красотой своих дочерей. — Этот портрет написан весной прошлого года, — похвастался граф Жанду. — Работа Теотелакта Агарина. Нет, Величество, на урготской принцессе женишься не ты, а Рокэ. Я-то постараюсь… На полотне были изображены Фома и принцессы. Девушка в розовом держала цветок, девушка в голубом кормила голубей. Неплохо, думаю, кто-нибудь из них моему бывшему эру приглянется. А вот на Айрис я его женить раздумал. Она же задолбает его! Да и потомки-астматики королю совсем ни к чему. Второго Святого Эрнани Талигойе не нужно. — Чувствуется рука мастера, — Альдо разливался соловьем. — Талигойские художники не уступают урготским. Мы собираемся в скором времени сделать достойный подарок Их Высочествам, а сейчас нам нужно поговорить с маркизом. Наверное, слуга был отлично вымуштрован, поскольку даже не закатил глаза, а учтиво поклонился и проводил нас, куда Альдо клянчил проводить уже долго. Нет, не в Закат, хотя Величество явно напрашивался. Жоан Габайру находился в душной комнате, одетый в теплый халат, возлежав в кресле. Его ноги были укутаны меховым одеялом. — Какая честь для больного старика, — закряхтел он, пытаясь подняться. — Сидите, сударь. Как вы себя чувствуете? — неловкая попытка Альдо проявить снисходительную заботу. — Так же, как и неделю назад. Лекарь полагает, что я застудил верхнуюю часть легких и это весьма неприятно. Я посмотрел на запертые окна и задернутые портьеры. Может, у него еще и глаза болят, если не хочет видеть дневного света? Потрескивал огонь в камине, плясали огоньки свеч на письменном столе, и от этого дышать было просто невозможно. — Нам не хватает вашего общества, — без приглашения Величество сел в одно из четырех кресел. — Садитесь, Окделл. Маркиз, полагаю, вы слышали о нашем спутнике? — Разумеется, — от пристального взгляда старца мне стало не по себе. — Я впервые заметил этого достойного юношу, когда он приносил присягу оруженосца. Властитель Надора проделал большой и весьма примечательный путь. Угу, примечательный. Случайно отравил эра, был выпихнут из страны, но пришел вместе с восстанием обратно, теперь сижу здесь и страдаю от собственного бессилия. Примечательнее некуда. — Маркиз, мы не хотим утомлять вас и потому будем кратки. Получил ли Его Величество Фома наше письмо? Кроме того, мы готовы принять ваши верительные грамоты, что избавит вас от поездки к экстерриору, — вновь принялся Альдо за соловьиные трели. — Я очень сожалею, но последнее письмо Его Величества, достигшее этого дома, подписано 14 днем Осенних Ветров. Я четырежды отправлял в Урготеллу курьеров, но у меня нет уверенности, что они достигали цели. — Отправьте еще раз, а мы обеспечим вашему курьеру надлежащий эскорт. — Но дорога через южные графства стала весьма опасной, — закашлявшись, маркиз прикрыл губы темным платком. — Не переживайте, — Альдо вытер пот со лба. — Скоро это пройдет. — Безопасные дороги облегчат жизнь моему преемнику, — вздохнул горестно старик. — Мы уверены, что вы поправитесь. Ведь вы в Ракане тридцать лет? — Тридцать девять лет! — минутка хвастовства. — Но ничто не вечно. Я дважды просил моего герцога об отставке. Первый раз мне было отказано, ответа на второе прошение я пока не получал. — Кто же вас сменит? Граф Жанду? — Нет. Граф Жанду знает, что ему предстоит уехать в Эйнрехт. В свободное от своих обязанностей время он учит язык и читает дриксенские хроники. Это весьма полезное занятие, куда более полезное, чем написание доносов. — Но граф Жанду знает Талигойю лучше чем Дриксен. Разумнее оставить его здесь. — Люди слабы. Если второй советник будет думать о том, как стать первым, а первый — пойдет ли ему посольская лента, об интересах государства можно забыть. Каждый промах старшего будет вредить короне, но приближать младшего к вожделенной должности. Стоит ли в таком случае исправлять ошибки? Трое из четырех решат, что не стоит, а у дипломатии свои правила. Тот, кто хорошо играет в тонто в Паоне, и в Липпе не проиграет. То же можно сказать и о политике. Не сомневаюсь, новый посол быстро поймет, что происходит в этом городе. Прошу меня простить, я должен выпить свой отвар. Прошу меня простить, но я ни кошки не понял, ибо дышать нечем, а еще нужно что-то осознавать и думать. Ужас. У меня пересохло в горле, но не хотелось говорить об этом, дабы не позориться перед послами. Вздохнув, я смотрел, как старик пьет что-то густое и темное. Тикали часы и хотелось поскорее выбежать на морозный воздух. — Болезнь сродни любви, — хрипло выдохнул ургот, — завладевает человеком целиком и оканчивается либо выздоровлением, либо смертью. — Мы от всей души желаем вам первого, однако наш визит преследует еще одну цель. Мы хотим передать Его Величеству Фоме наши предложения. — Я весь внимание. — Мы хотим видеть талигойской королевой одну из дочерей Его Величества Фомы, — изрек Альдо. — Мы осведомлены о том, что переговоры о возможном союзе двух стран велись и ранее. Мы полагаем уместным завершить их должным образом. Мы готовы назвать своей супругой любую из принцесс. — Я был бы счастлив был посодействовать этому, — вздохнул посол, — но обстоятельства противятся. Ургот весьма богат, но не велик. Пока существовал Золотой Договор, а сила Талига уравновешивалась силой Гайифы и Дриксен, мы были спокойны, так как противоречия сильных хранят слабого. Один из сильных пал. Кто помешает оставшемуся проглотить все, до чего он дотянется? Только союз с теми, кто даст отпор Паоне. Малый или большой Южный союз… Объединение Ургота, Фельпа, южных талигойских графств, Улаппа и Ардоры неизбежно, а в Золотых землях привыкли скреплять политические союзы браком. У Его Величества Фомы две дочери, а граф Савиньяк не женат. Ууу… Как тут все сложно. Но я продолжал ничего не понимать. Голова все так же шла кругом. — Разумеется, я напишу моему герцогу о столь лестном предложении, но, когда дому грозит пожар, хозяин отдаст дочь водовозу, а не ювелиру. Урготу нужны армии Савиньяков и флот Альмейды, — утешил старик Величество. Попытался утешить. — Я знаю лишь один союз, который в глазах моего герцога и, подозреваю, моих принцесс предпочтительней союза с домом Савиньяк. Это союз с Кэналлоа и Багряными землями. — Мы благодарим вас за откровенность, — отозвался Альдо, поднявшись с места. Ура! Если бы не жара и духота, я с радостью запрыгал бы на одном месте, напевая что-нибудь веселое. Но и палиться нельзя. А вот Величество, судя по всему, остался очень недоволен. Еще бы! Какой-то Алва назван более достойным, чем он сам! — Но это лишь предположение… — Мы желаем вам скорейшего выздоровления. Когда вам понадобиться эскорт для сопровождения курьера? — Я напишу сразу после ухода лекаря. Могу я написать моему герцогу о том, где сейчас находится герцог Алва? — Разумеется. Дожидается своей участи в Багерлее, — ответил Альдо с довольной рожей. — Я могу сослаться на источник полученных мною сведений? Просто… Я не сомневаюсь, что герцог Алва пробился к эшафоту и спас жизнь Фердинанду Оллару и заложникам, у меня нет. «Перевязь Люра» теперь известна всем Золотым землям. — И к чему расспросы? — холодно спросил Величество. — Герцог Алва знаменит отрицанием невозможного. Его не ждали в Ренквахе, его не ждали в Сагранне; на Октавианские праздники он неожиданно вернулся в столицу и столь же неожиданно оказался в Фельпе. Явление кэналлийца у эшафота поражает воображение. Естественно, молва не допускает и мысли о том, что Кэналлийский Ворон все еще в Багерлее. Разумеется! Недаром он Ракан! — Тем не менее он там. Слово Ракана, — Альдо уже цедил слова. — Кто я, чтоб не верить слову Чести? Но вырвавшийся из ловушки дриксенский адмирал утверждает, что ему противостоял Ворон собственной персоной, а то, что известно о хексбергской бойне, слишком напоминает фельпский разгром. Кое-кто из участников сражения догадался свернуть на юг, что их и спасло. Моряки утверждают, что видели Ворона, управлявшего с палубы талигойского флагмана не только сражением, но и ветрами. — Дриксенец лжет или ошибается. Все это — моряцкие байки! — в голосе Альдо зазвенело негодование. — Я написал в Ардору. Мой двоюродный племянник исполняет обязанности торгового представителя. Я просил разыскать очевидцев и узнать, видели ли они Ворона лично. К концу месяца я надеюсь получить исчерпывающие сведения и буду счастлив ими поделиться. — Зачем же ждать так долго, — Альдо внезапно развеселился и едва не начал улыбаться до ушей. — Через неделю герцог Алва предстанет перед судом. Его увидит столько людей, сколько вместит большой зал Гальтарского дворца. Разумеется, послы Золотых земель будут приглашены. — Ох, открытый суд над Рокэ Алвой это большой риск, очень большой… — Жоан Габайру взял еще одну склянку. — Вряд ли Кэналлийский Ворон проявит смирение. Я не завидую обвинителям. Господин Рафиано вспомнил бы одну нелепую притчу об ызаргах, вздумавших судить барса. Их спасло только то, что барсы едят чис Жоан Габайру потянулся к очередной склянке: — Если Кэналлийский Ворон проявит смирение, — заявил он, — талигойцы предпочтут поверить дриксенским морякам, а если останется самим собой — не завидую обвинителям. Господин Рафиано не преминул бы вспомнить притчу об ызаргах, вздумавших судить барса. Это очень нелепая история… Ызаргов спасло лишь то, что барсы питаются чистым мясом. Герцог Алва обладает весьма своеобразным чувством юмора, а людям свойственно повторять чужие шутки. Я искренне сочувствую послу Кагеты. Еще месяц назад доблестный казарон гордился несокрушимым здоровьем. После прискорбного случая с верительными грамотами несчастный слег и не покидает своей резиденции, но погубивший репутацию блистательного Бурраза шутник по сравнению с Алвой не более чем дитя. Я бы не советовал подвергать кэналлийца суду. Поверьте старому дипломату, слухи о хексбергских победах Ворона безопасней его самого. Молча стоя на пороге я с трудом скрывал гордую улыбку и собственное счастье. Ведь мой бывший эр может одержать победу и на суде, чтобы там Величество не трепал. Я знал, верил — сможет! И от позитивных мыслей учащенно билось сердце. Хотелось верить в лучшее, отчаянно хотелось. — Герцог Алва предстанет перед судом и ответит за все свои преступления по законам Эрнани Святого, — Альдо Ракан уперся рогами.