Все хорошее когда-нибудь заканчивается — в этом я убедился, когда после пары дней, проведенных у Робера, пришлось вернуться домой. Любовь любовью, но Мэллит в безопасности, а обязанности цивильного коменданта никто не отменял. Так что Альдо собрался уламывать Катарину то ли на участие в стороне обвинения, то ли на отказ от мужа. Я не очень понял. Но Альдо качал головой и сомневался в правильности своего решения взять меня с собой. Вот правильно! Я бы, глядишь, еще поспал бы…
— Странная женщина, — сетовал Величество, — я мог бы ее освободить и осыпать драгоценностями, а она не хочет. Вернее, сама себе не позволяет. Решила, что не оставит мужа, пока он в Багерлее. А мне куда его девать? Ох. Алва связал нам руки.
Ага. А тебе скоро свяжет и ноги. И по загривку даст как следует. Мне, правда, тоже, но это уже другой разговор.
— Госпожа Оллар счастлива видеть Его Величество, — сообщила полная дама в кремовом платье.
— Ваше Величество, герцог Окделл, — Катарина выплыла к нам, белая, как снег, осунувшаяся, и печальная. — Что-то случилось?
— О, ничего, уверяю вас, — взяв женщину под руку, Альдо подвел ее креслу и помог сесть.
— Благодарю. Прошу меня простить, я видела сегодня дурной сон… — пролепетала она, попытавшись улыбнуться.
— Это вы нас простите, — исключительно из вежливости произнес Альдо, поднося к губам ее пальчики. — Вам вернули все пропавшие драгоценности?
Может их поженить, а? А что — потрясная выйдет парочка: Гиацинтовая Гадюка и ТаРаканье Величество! Но нет, Величеству фельпчанку подавай…
— Да, Ваше Величество, почти все. Кроме алой ройе. Я хотела подарить ее будущей герцогине Эпинэ. Айри дорога мне. Я хочу сделать ей подарок, чтобы она… помнила о нашей дружбе…
— Окделлы не забывают друзей, — весело сказал Альдо. — Не правда ли, герцог?
— Разумеется, — буркнул я еле слышно, сделав в памяти заметку уберечь Айрис от этой дамочки.
— Я многим обязано вашей сестре, Ричард. Айри меня научила очень многому. Мне грустно, что вы в ссоре.
Ах да. Продолжаем ломать комедию, что я в ссоре не только с Приддом, но и с Айрис. Это трудно, зато необходимо. Молчать — вот, что мне оставалось. Ведь ройя до сих пор находилась у меня. Надо будет принести потом, объяснить, что да как. Но сейчас надо пробубнить, что я больше не сержусь на Айрис и что все обиды в прошлом. Это, собственно, я и сделал.
— Сударыня, — начал издалека Альдо, когда со светскими глупостями было покончено, — я прошу вас оказать нам одну услугу. Мы на нее очень рассчитываем.
Женщина посмотрела на нас чисто-голубыми и честными глазами, невинно хлопая ресницами.
— Мы решили судить открыто герцога Алва. На его совести множество ужасающих преступлений, свидетельницей многих из которых были вы. Мы просим вас встать на сторону обвинения.
— Нет, — она сжала платок.
— Поймите, — начал Величество втирать дичь, — это не оскорбит честь эории. Я знаю, что вы восхищаетесь Беатрисой Борраска, что обвинила своего мучителя. Ваши сила и мужество стали легендой. Справедливость требует правды. Ее же требует память Окделлов, Эпинэ и ваших братьев.
— Я не боюсь, — твердо сказала Катарина, встав. — И не стану говорить!
— Почему?! — негодующе возопил Альдо, вскочив. — Почему вы не хотите сделать то, что велят справедливость и честь? Неужели вы на самом деле любите кэналлийца?
Теперь они стояли лицом к лицу и смотрели прямо друг на друга. А ведь хороша парочка! Оставшись сидеть, я смотрел на них и лыбился во все тридцать два зуба. Может, опоить Альдо той же гадостью, что и он меня, да и внушить, что Катарина — красавица писаная, каких свет не видывал?
Тем временем Катарина молчала и у нее дрожали побелевшие губы. Должно быть, вот-вот заплачет. В кресло вернуться она отказалась и продолжала молча смотреть на Альдо. Тот повторил вопрос
— Потому что я знаю, что такое Багерлее. А вы не знаете.
— При чем здесь это? — опешил Альдо. — Мы просим объяснить нам ваше упорство.
Катарина дернула за цепочку, на которой висела эспера, и судорожно вздохнула.
— Меня должны были судить, — произнесла она тихо. Манрики хотели суда. Ваше сестра, герцог Окделл, сказала «нет», как и госпожа Арамона с дочерью, и младшая Феншо. Я не могу предать человека, который спас моего супруга ценой своих жизни и свободы.
— А говорили, — брякнул я, желая проверить слова бывшей королевы, — что Ворон вас обижает…
— Ричард Окделл, стыдитесь! — громким шепотом воскликнула она. — Ваше Величество, я — жена узника Багерлее. Мне не место в столь блистательном обществе.
Хм. Непонятное что-то дамочка устроила, и я до сих пор не понимаю, с какой целью. Зачем она во все это благородство играет, ей что, делать нечего? Я бы с радостью поверил, что она хочет спасти Рокэ, но после рассказов, как он ее насиловал, уже не мог отличить правду от лжи.
Некоторое время спустя я имел неудовольствие смотреть через плечо короля, читая список тех, кто должен был выступить свидетелями обвинения.
«Графиня Дженнифер Рокслей, граф Август Штанцлер, советник Маркое Гамбрин, казарон Бурраз-ло-Ваухсар из рода Гурпотай, барон Глан, барон Вускерд, барон Капуль-Гизайль, теньент Артюр Рюшен, капрал Джереми Бич, Фердинанд Оллар, Раймон Салиган…»
Меня, увы, назначили судьей, как Придда и Робера. Ыть. Судить собственного эра, пусть и бывшего, это верх несправедливости и подлости. Отказаться было нельзя, к тому же, Альдо успел мне четыреста раз напомнить о том, что ждет Айрис и Катарину в случае, если я проявлю упрямства. Мне придется признать Рокэ виновным, а это значит, что полагаться остается только на Робера Эпинэ. Или Валентин тоже посодействует? Вот насчет Матильды не знаю — принцесса, вроде убежала. Подальше от любимого внука, в Сакаци.
— Герцог Окделл, — вырвал меня из размышления голос Альдо, — Бич еще не вернулся?
— Нет, — я помрачнел. — Он умер. Спроси об этом… Карваля!
— А кто-нибудь может его заменить? — прицепился немедленно барон Кракл.
— Эндрю Нокс… наверное…
— Тогда впишите Нокса, — отдал король ценное указание.
— Да, Ваше Величество. А госпожа Оллар?
— Она плохо себя чувствует. Пошлите в Тарнику за Темплтоном и передайте ему приглашение герцога Окделла.
— Уже послал. Жду его к вечеру.
Ох. А Дуглас про Удо ничего не знает. Альдо и того круче выдал теорию — что Борн очнулся и сбежал, а мне все показалось. Мол у страха и у Окделлов глаза велики. Возможно, тело Удо утащил Придд. Та еще спрутятина, даже интересоваться об этом бесполезно. Может, приходил в дом, будучи маленьким, со своим старшим братом, и кое-что запомнил…
— Кракл, — задал вопрос Альдо, — вы хорошо знаете, что должны делать?
— Разумеется, Ваше Величество. Я все прекрасно понимаю.
— Нет, не понимаете. Этот суд войдет в историю, — заметив, что я закатил глаза, Альдо с силой, хоть и незаметно, толкнул меня локтем в бок. Нужно подвести черту под преступлениями Олларов и их пособников, главным из которых является герцог Алва, но все должно быть законно! Вы слышите меня? Даже Кэналлийский Ворон имеет право на справедливость. Кто согласился его защищать?
— Ваше Величество, — супрем Кортней был отчего-то в безнадежной печали, — никто не решился это делать. Адвокаты боятся…
— Тогда назначим защитников нашим указом, но по вашему выбору. Вы должны довести до его сведения, что следует бороться за обвиняемого, а не против.
Молча потирая ушибленный бок, я тихонько вздохнул. Надо незаметно избавить Рокэ от оков и дать ему оружие, но кто знает, в каком он состоянии? Да и я буду далеко от бывшего эра. Может подкупить кого-нибудь из стражи? Но не сдадут ли меня гимнеты Величеству?
Наконец, Кракл и Кортней утопали. Величество над чем-то глубоко задумался, застучал пальцами по подлокотнику.
— Что же, будем надеяться, Штанцлер скажет то, что отказалась говорить госпожа Оллар, хотя ему поверят не все. Эпинэ не поверит.
Твою мать… Я чуть не взвыл, вспомнив про старую и больную тварь, по вине которой Рокэ едва не умер, а меня выпихнули из страны, дав пинка на дорогу. Если он попробует нести всякую чушь про Алву, не постесняюсь набить ему морду. Несмотря на старость.
— Ладно, я еще пошлю Эпинэ к кузине, чтобы убедил ее… Дай мне заметки Придда, они на каминной полке.
Заметки были написаны на дорогой и гладкой бумаге, ровным почерком.
«Повиновение государю! Я восстановил по памяти слова известной песни, как ее записали в Доме Волн, но не могу поручиться за точность перевода с гальтарского. Кроме того…»
— Интересная песенка, — заметил анакс. — Ты сколько куплетов знаешь?
— Два. Один от Рокэ Алвы, второй — от Робера. Когда он порезал руки о струну.
— Помню. По словам Придда, был двадцать один куплет.
Помни!
Замыкается кольцо,
Помни!
О проклятии отцов
Помни!
Да, тогда Робер, никогда прежде не певший, вырвал лютню, словно был не в себе. Я отчего-то четко вспомнил это, хоть и не был пьяным.
Звон столкнувшихся клинков
Помни,
Силу лжи и правду снов
Помни,
О проклятии веков
Помни…
Какие пугающие строки… Они обращены к каждому из тех Повелителей, которым суждено жить в преддверии Излома.
Зов погасших маяков
Помни,
Стон друзей и смех врагов
Помни,
О проклятии богов
Помни!
Это голоса неких Абвениев, что создали Кэртиану? Скорее всего… По спине пробежали толпы мурашек.
Пепла тьму и свет снегов
Помни,
Крик пылающих мостов
Помни…
— Проклятье! — внезапно заорал Альдо, швырнув бумаги. Они засыпали ковер, разлетевшись. — Чтобы эта тварь сгорела в Закате!
Я так и обмер, а мурашки помчались с удвоенной силой. Острый психоз не поддается лечению или что? А ну как сейчас на меня кинется, чтобы придушить? Но, судя по тому, что в мою сторону анакс даже не смотрел, ничего особо серьезного мне не грозит. Наверное.
— Альдо?..
— Читай, — мне сунули лист, содержание которого так взбесило короля, — только вслух не вздумай!
«Сим уведомляю, — сообщалось в письме, — что Мы живы и здоровы, чего вам никоим образом не желаем, почитая своим долгом сделать существование ваше сначала неприятным, а в дальнейшем — невыносимым. Да будет вам известно, что все, предпринятое Нами в ближайшее время, будет направлено вам во вред, однако, следуя древним рыцарским традициям, даем вам на размышление и бегство четыре дня. Если за истекшее время господин Та-Ракан соприсными вернет украденную им корону законному владельцу, разорвет на себе одежды, посыплет голову пеплом и с громкими стенаниями уберется в Гайифу, Мы обещаем оставить его и его рожденных за пределами Талига потомков в покое. Если же господин Та-Ракан не внемлет голосу разума и Нашему ультиматуму, участь его будет ужасна, в чем и клянемся Молниями и Ветром, Волнами и Скалами. Так и будет.
Пребываем в величайшем к вам презрении и неприязни, Искренне не ваши Суза-Муза Лаперуза граф Медуза из Путеллы.
Оллария. Королевский дворец.
7-й день Зимних Скал 400 года КС».
Удо пропал. Значит ли это, что он стал выходцем и продолжает свое славное дело? Но… от бумаги не исходил сладкий запах мертвеющих лилий, а значит пост Сузы-Музы перенял кто-то живой.
