Сессия в условиях Талига

Камера давила каменными стенами, и это понемногу убивало. День ото дня. Эстебан Колиньяр, привыкший к свободе и вседозволенности, очень долго и тяжело отвыкал от них, а когда это наконец удалось, стало только хуже. Его не допрашивали, не мучили, но здесь словно бы забыли о его существовании. Если бы не приносили каждый день еду, Колиньяр бы окончательно поверил в это. Тёмные сырые стены каменного мешка, узкая полоска света, пробивающаяся из-под тяжёлой двери, крохотное окошко под самым потолком… Иногда ему казалось, что легче умереть, чем день за днём находиться тут. Сколько дней уже здесь проведено? Точно, несколько месяцев. Эстебан пытался расспрашивать приходящих о том, что происходит в столице и где сейчас Алва и Окделл. Но ему никто не отвечал. От безысходности Эстебан лежал на кровати и смотрел в потолок, не зная, чем еще заняться. Когда он наконец покинет это место, то ослепительный свет резанёт по глазам, которые наверняка уже видят гораздо хуже, чем прежде. «Когда…» Слабая усмешка искривила губы. «Скорее, если». Тягостное ожидание чего-то неизвестного прервалось однажды. Эстебан дремал, лежа на кровати, поэтому звук открывающейся двери показался ему обманом слуха. Еду приносили совсем недавно, некому приходить. Дверь протяжно скрипнула, пропуская в камеру человека. Яркий, ослепляющий свет бьёт из-за спины вошедшего, так что Эстебан невольно закрывает глаза рукой. Ему было не по себе, однако почему-то давно уснувшая надежда пробудилась в душе. — Кто здесь? — голос прозвучал хрипло и жалко. — Я, Ричард. — Врёшь, — в голосе слышен призрак смеха. — Не вру, — ответный голос звучал торопливо и взволнованно. — Вставай, я тебя отсюда выведу! — Рич-чард? — неверие, задыхающийся голос дрожит. — Дик? Ты?! Как ты… Откуда?! — Потом расскажу, — голос все-таки знакомый, значит и правда не ложь. Обладатель голоса поднял с кровати, поставил на ноги, но лица не рассмотреть. — Идем. Вцепившись рукой в предплечье, чтобы поверить — он, он пришёл, Эстебан торопливо следует за Окделлом. Хотелось верить, что это не галлюцинации больного подсознания. Очень хотелось. Свет, все такой же яркий, слепит глаза больнее, приходится жмуриться, однако Эстебан не останавливается. Наверное, все-таки, это происходит с ним на самом деле — слишком реальны ощущения. Слишком медленно идут ноги, отвыкшие от ходьбы и тем более от бега. А в висках стучит кровь. Сердце заходится от восторга и неверия. Хочется смеяться и плакать одновременно. И покинуть это место навсегда. Быстрее, быстрее, если бы только мог! А Ричард тащит его за собой, одновременно шипя, чтобы тот шел поскорее. И внезапно наваливается осознание того, что у него страшно замерзли руки. Стуча зубами от неожиданно осознанного холода Эстебан перебирает ногами, запыхаясь, но старается не перегонять. С непривычки начинает кружиться голова. Свобода, скоро свобода… — Дик, а где Алва? С ним все хорошо? А ты как устроился? А что в столице? — Потом, всё потом, Эст. Выберемся. Как только выберемся — я тебе всё расскажу. В красках. — Ага, хорошо… — но не терпится узнать все и сразу. Остановившись, Ричард Окделл окидывает друга скептическим взглядом, а потом достает из-за пазухи аккуратно сложенную гимнетскую куртку и надевает на него. Тот не против, только руки сразу не пролезают в рукава из-за волнения. Но потом надо идти, торопясь. В голове снова шумно. — А как там наши? Северин? Констанс? Кто к власти пришёл? Я так и не узнал… — Тише… Потом все узнаешь, — слышен в ответ безнадежный вздох. — Оу… стой, Эст, — шелестит совсем тихо. — Подожди… Здравствуйте, генерал. Сердце пропустило удар. Это всё-таки побег. Меня бы не отпустили. Истеричный смешок застывает на губах, так и не сорвавшись, не став звуком. Шаги, прежде идущего нам навстречу человека замедляются и становится убийственно тихо. — Герцог Окделл? — в спокойном и жёстком голосе звучит сухое удивление. — Что вы делаете в Багерлее? Мне казалось, что после вашего последнего разговора с бывшим королём и его самоубийством вам тут делать нечего… Руки заледенели от ужаса. Краем глаза Эстебан замечает метнувшуюся по стене крохотную тень непонятного существа. Крыса? Или что-то крупнее… Это так пусто и так неважно, но почему-то тень не даёт покоя. — Я поговорил с королём и он сделал верный выбор, — голос Ричарда звучал на удивление спокойно. — Всё в порядке. — Что?! — не удержать изумления в охрипшем голосе. Дик… не верю. Он бы не смог кого-то довести до самоубийства… А впрочем, какая к кошкам разница? Ведь он же не предатель, правда? Хотя, после того, как мы его с Констансом схватили в Эпинэ, ничему нельзя верить и удивляться. И тут же оный Дик потащил меня вперёд. Мы побежали, а следом затопали чьи-то сапоги. Кажется, преследователь один, но настойчивый. Генерал… что за генерал-то? — Герцог, остановитесь! — слышен отдаленный приказ, — и вы, безымянный гимнет, тоже! Гим. кто?.. Нет, не остановлюсь, ни за что на свете! Не хочу возвращаться в камеру! Секунда, пять, десять… В ноги бросается пушистый стремительный комок. Поспешно подняв ногу, чтобы перескочить через отчаянно шипящего кота, совершенно идиотски запинаюсь о собственную ногу. В этот же момент Дик тянет меня за руку вперёд и я, потеряв опору, лечу на землю. И, прежде чем упасть на холодные камни, отчётливо слышу два слишком громких выстрела. Самое отвратительное — что перед падением как-то перевернулся на спину и теперь замер на месте, ни в силах пошевелиться. То ли от боли, то ли от страха. В ушах нарастает шум, перед глазами всё плывёт. Под сердцем жжёт, а губы и подбородок залило чём-то горячим. Рот полон солёной кровью, в горле что-то булькает, клокочет — ни вдох, ни выдох сделать. Пальцы мелко подрагивают. Животное, сбившее меня с ног, задевает пушистым хвостом плечо, а потом легко вскакивает мне прямо на грудь. Перед глазами темнеет, чёрные пятна закрывают обзор, а кот мурлычет… Мурлычет, и в этом урчащем звуке слышатся ненормальные, неживотные нотки ехидства. — Я пришёл за своим выигрышем. Последнее, что я вижу, это невероятные зелёные глаза кота. Уже не услышать, как Ричард с яростью орет невозмутимому военному коменданту, что еще сойдется с ним на узкой дорожке, не понять, в какие дела ввязался лучший друг, и через что ему пришлось пройти. И еще придется. Ни помочь, ни обнять, ни принять удар на себя. Никогда.

***

Когда тьма рассеялась, первым, что услышал Эстебан, было: — Сергеев! Ну ты напугал! Ты в курсе, что мы пульс с первого раза не нашли?