***
— Боже, ты не представляешь, как я переживала, — она нервно перебирала пальцы. — Карамельный капучино и венские вафли с голубикой и карамелью пожалуйста, — к ним подошёл официант. — А мне черничный чай без сахара и два сэндвича с форелью, — моментально отложив меню в сторону, он продолжил: — А чего за меня переживать? Я отличный художник, — они стали ожидать заказ и беседовать в немного неуютной шумной обстановке. Но именно то, что они беседовали друг с другом, заменяло обоим целый мир. И плевать было на шум. — Я знаю, я ведь видела твою работу, — девушка огладила закрытую папку, в которой лежал исписанный маслом холст. — Она теперь — моя любимая картина на свете. — Если хочешь, забирай её себе, — он по-доброму улыбнулся. — Правда? Я могу её забрать? — Ким восторженно удивилась. Как он может так просто расставаться с работой, на которую они оба убили столько сил? — У меня весь дом сверху донизу в этих холстах. Мне их уже некуда девать. А раз тебе нравится работа, то почему бы и нет. Я бы хотел, чтобы она осталась у человека, которому она искренне нравится, — звучало так, будто бы Гук не был доволен своим результатом. Но полотно было совершенно. Так считала Джису. А как считал Гук? — Спасибо большое, я поставлю её у декоративного веера в своей комнате. На полку, — девушка заулыбалась. Им принесли заказ. Джису насаживала на вилку вафли, политые карамельным сиропом и усыпанные голубикой, а после отрезала кусочек ножом и аккуратно отправляла в рот, тщательно и малозаметно пережёвывая. Чонгук же, успев перед этим сходить в уборную и помыть там руки, жадно вцепился в сэндвичи зубами, только крошки летели обратно на тарелку. Он был зверски голоден, в желудке умирал третий кит, в животе образовалась чёрная дыра. Но кусок отчего-то не лез в горло. Там стоял ком. И его не проглотить. Он сухой, огромный, не смачивается ни слюной, ни водой, ни чаем. Не позволял проглотить солёные хлеб и рыбу, если бы не масло, благодаря которому всё казалось не так сухо, он бы не мог до бесконечности гонять жалкий кусок во рту. Аппетит мгновенно пропал. Да что с ним происходит? — Ты в порядке? Чего не ешь? — Ким всё заметила. — Не знаю, голоден, но в горло не лезет, — раздосадовано молвил юноша. — Представляю. Тебя что-то тревожит? — девушка понимала, что с ним явно что-то не так. И она была напугана. — На самом деле да, — Чонгук сделал глоток горячего чая. Сердце Джису ухнуло в пятки. Она догадывалась, о чём шла речь. — Ты… Мы можем продолжить общаться дальше? — что? Он спросил это? Разве он не должен был сказать, что он хочет прекратить их общение? — Что? — Джису даже не вкурила. — Мне было так комфортно с тобой в эти дни. Ты мне очень понравилась. Я бы хотел продолжить общаться с тобой, ходить гулять вместе, рисовать… — ковыряя ногтем хлебную крошку и гоняя её туда-сюда по столу, неуверенно продолжал он. — О чём ты? Я только с радостью! — Ким сразу же выкрикнула ему это в лицо, и его эмоции моментально сменились на удивление и некое возбуждение. Не сексуальное. — Правда? — Конечно! Мне так нравится с тобой общаться. И это комфортно. Ты такой необычный, не похож на моих друзей. Ты совсем другой, и этим ты мне так нравишься. С тобой необычно проводить время. — Согласен, — смущённо хохотнул Чон. — Мы как-то по-особенному близки… — слегка отросшие ногти впились в джинсу на колене. — Я очень хочу остаться с тобой друзьями… — она отвела взгляд в сторону. Такая нежная. Как цветущая лилия. Такая бархатная. Благородная. И до безумия хрупкая. Такой её видел Чон Чонгук. В кафе заиграла какая светлая песня, такая лёгкая, под гитару. В ней пелось про то, что главный герой хочет, чтобы его партнёр стал его светом. Почему-то Гук увидел в этой обстановке какое-то романтическое настроение: почти никого в помещении из посетителей не было, яркий желтый свет горел во всём помещении, за панорамным окном летит снег, напротив сидит очень даже симпатичная девушка с потаённым внутренним миром, и ключик к этой тайне парню хотелось отыскать. Он хотел с ней сблизиться. Ещё. Этого мало. Просто быть друзьями — мало. — К слову, у меня есть ещё столько идей для картин! Всегда мечтал рисовать такие фэнтезийные волшебные штуки. Ты как никто другой подходишь под многие мои привычные образы, — ох, в его идеях столько всего накопилось. И скромная белолицая гейша, и создательница всего живого с мелкими клеверными листочками вместо привычных волос, и падающая звезда, и дикая племенная девушка в белых перьях с красной краской на лице и волчицей под боком — всё это маячило у мужчины перед глазами, он так хотел воплотить каждую свою задумку с лицом Джису. Стоило ему закрыть глаза, как он сразу же видел этих оживших персонажей, слышал их голос и знал их мысли. — Правда? Мы можем обсудить это, мне так понравилось с тобой работать! Ты хочешь в традишке или диджитале? — Посмотрим, ещё не решил. Обожаю холсты больше, в них есть какая-то… непередаваемая эстетика! Что всё происходит здесь и сейчас, что засохшие мазки можно пощупать… Я не знаю, это заёбано, но так романтично. С тобой бы я хотел сделать именно так. — Да, графика… Она как будто что-то не то… Какая-то неправильная, лишняя. Я даже не знаю, как описать то, что я чувствую, — Ким замялась и отхлебнула сладкий кофе. — Чёрт возьми, я понимаю, что ты имеешь ввиду! Правда! Это всё равно, что… Что… Ай, блять, не знаю! Не знаю, как объяснить, но диджитал только всё испортит! Хочу попробовать ещё акрилом, у меня есть одна идея. Только у меня грунт закончился… — мужчина потрепал себе волосы. Так они ещё около получаса спокойно поговорили, обсудили какие-то общие идеи, спокойно доели свою заказанную еду, Гук даже успел сделать зарисовку Джису, пока та пила кофе, составив локти на край стола и поглядывая в окно. Получилось очень мило. И Ким, конечно же, заметила, восхитившись его работой. Всё, к чему бы он не прикасался, выходило идеальным, ровным, волшебным, будто бы он сотню лет оттачивал свои навыки. Он правда начал рисовать всего лишь в шестнадцать? Это ж сколько нужно было тренироваться, чтобы так хорошо набить руку? — Тебя подвезти? — они уже собирали свои вещи, так как начало темнеть. — Было бы здорово, но если ты высадишь меня как обычно, — девушка застегнула пуговицу на пальто. — Боишься родителей? — в её возрасте многие школьницы скрывают свои отношения от родителей. По мнению более старшего поколения, отношения должны появляться к тридцати, раньше — небезопасно и опрометчиво. Но те, у кого уже были вторые половинки, умело скрывали их от взрослых. К чему нужны были эти лицемерные прятки, Чонгук не понимал. — В-Вроде того, — кореянка запнулась. Ему ведь можно довериться? — Понятно. — Когда мне было пятнадцать… Меня преследовали и даже напали, — её глаза смотрели в пол. — С тех пор родители оберегают меня как зеницу ока, — они вышли на улицу. Морозный воздух сразу же обжёг нос, щёки защипало. — Я бы поступил на их месте так же. Я бы всех от тебя отгонял, если бы заметил что-то неладное, — постаравшись сказать это как можно более отстранённо, он закутался в шарф. — Ох… Я ценю это, спасибо, — она слабо и вымучено улыбнулась. Было очевидно, что девушка больше не хочет об этом говорить. Слишком болезненные воспоминания. Гук надеялся, что всё обошлось. Страдать такой красавице и не за что? Омерзительно. — Я подкину тебя до «Севена», хорошо? — вспомнив их первую встречу у него дома, Гук провертел события голове. Они часто встречались у того магазина. — Спасибо большое.***
Чон Чонгук вернулся домой, когда всё небо почернело. На улице было очень морозно, поэтому на тёмном небосводе можно было разглядеть маленькие мерцающие точки — звёзды, заливающие пространство холодным тусклым светом. Чонгук не раз рисовал летнее звёздное небо, которое согревало своей атмосферностью самые потаённые уголки души, он много раз рисовал белёсую полоску на небе в сумерки — «Млечный путь», он даже копировал картины известных художников. Удивительно, какие звёзды могут быть разные в разные периоды. Ему захотелось нарисовать это небо прямо сейчас, поэтому мужчина незамедлительно последовал домой из салона автомобиля, вымыл руки и переоделся. Наконец-то он позволил себе надеть что-то с коротким рукавом. Ночью, в месте, которое ты не смеешь назвать своим домом, полном опасностей, он обнажил свою душу. В полнейшем одиночестве. Вокруг ни малейшей души. Он может снять маску и побыть собой хотя бы одну ночь. Мысли разрывали его голову, как бы он не пытался сосредоточиться на рисовании, парень замечал, что рисует на автомате. Это не то, чего бы он хотел для себя. Жить на автомате — просрать время. Так он считал. Поэтому пришлось откинуть стилус на стол, громко зарычать в пустоту из-за злости (но на кого он злился?), а после отчаяться. Он посмотрел в окно. Прямо в чернеющую пустоту, на тёмные сосновые деревья, на синий снег, который скоро должен начать сходить. Да только почему-то мороз сильно ударил этой ночью. Голодный желудок наконец-то сумел обратить на себя внимание своего владельца, из-за чего парень устало слез с кресла и пошёл на кухню что-нибудь себе приготовить. Может по-быстрому потушить рис с мясом? Пока поздний ужин готовился, мужчина сидел в одной лишь футболке и домашних трениках прямо на полу открытой веранды, прислонившись спиной к косяку и попивая крепкий горький кофе. Горячий пар от напитка и от дыхания Гука разлетался по колючему воздуху. Сердце не на месте. Отчего так кошки грудь скребут? Вдруг телефон издал звук уведомления. Новая публикация. Чонгук зашёл на аккаунт в Инстаграм. Его любимый иллюстратор выпустил что-то новое. Впервые за долгое время. Но волновало его совсем другое. Пальцы моментально набрали запомнившийся ник. «Су-я». Такое нежное и игривое. В его голове это прозвучало её мягким голосом. Её аккаунт выглядел очень милым и солнечным, девушка явно старалась сделать показушные уютные фотографии, это сейчас было очень модно среди молодёжи. Он нашёл несколько фото с подсолнухами, фото в снегу, фото с собаками её подруги Ким Дженни. И ещё Джису любила регулярно постить селфи с хэллоуинскими масками по типу окровавленных шрамов и порезов на лице. Чего только у девушки в аккаунте не было. Он бы и дальше полез листать её профиль, разглядывать каждый волосочек на приятных фотографиях, если бы не резко запищавшая рисоварка. С тех пор он больше не взял телефон в руки. Доготовил еду, поел в полумраке, в абсолютной тишине, выпил ещё чашку чая, убрал за собой, вымыл всю посуду и сел-таки дорисовать то небо. Но руки сами тянулись к карандашу и листку из скетчбука. Он неосознанно сделал зарисовок десять с лицом Джису. И всё это время он думал только о себе, своём прошлом, его хёнах и нуне. Об отце. Отрезвило его очередное оповещение с телефона. Мужчина взглянул на засветившийся экран, но так и не обнаружив ничего, что стоило бы его внимания, вернулся взглядом к скетчбуку. И ужаснулся тому, что нарисовал. Он нарисовал окровавленное плачущее лицо, глаза полны страха, волосы словно гнездо. Резкие рваные толстые штрихи. Осознав, что вообще только что произошло, Чонгук моментально вырвал эту страницу из блокнота, скомкал и с яростью швырнул на пол. Вдруг лёгкие потяжелели, а воздух показался спёртым. Он моментально открыл окно, но каждый вздох колючего морозного воздуха будто бы бил крепкую пощёчину, он не мог прийти в себя. Паника, разодранный живот, кишки. Испачканная белая блузка, весь пол в крови. И мёртвое заплаканное лицо с кудрявыми рыжими волосами. Ким Тэхи. 30.12.1995 — 14.03.2011