Их странности

***

Перед глазами — вечера в полутьме, медленное изучение чужого тела и изогнутые луком тонкие губы, по которым он успел соскучиться. Картинки — прошлое, которого уже не будет. Реальность такова, что перед ним сейчас фигура, облаченная в чёрное, и он бы может убил её без зазрения совести, — они на войне, а не в песочнице, — если бы не успел разглядеть за чудной маской родные серые глаза. Тело в миг цепенеет, а мозолистые пальцы крепче стискивают палочку. Они знали, что однажды окажутся лицом к лицу на поле боя, — вечные враги, — но Гарри не ожидал, что так скоро. На самом деле, он молил Мерлина, чтобы они уж лучше не встретились вовсе. Неуслышанные молитвы, неоправданные надежды наполнили сердце горечью, и он тяжело сглотнул, когда сузились в узкие щелочки чужие глаза. Предупреждение ясно читалось в них, они обещали друг другу. Многое, на самом деле, но это обещание было особенным: не дрогнув, убить друг друга, если столкнуться на войне.       Гарри избегал этой темы как чумы, но Драко, изворотливый хитрый змей, привёл весомые аргументы и первый отпустил их только начавшие расцветать отношения. Гарри злился, уговаривал, просил, но не сработало. Ничего не сработало, и Гарри, кусая губы от отчаяния, согласился на это глупое обещание в обмен на счастливые пару дней вместе перед самой бурей. Оставались молитвы и пресловутая удача, которая в этот раз, — предательница, — подвела.       Фигура напротив, — пару метров до счастья, — наконец двинулась и, чуть дрогнув, направила палочку прямо на Гарри. Вокруг них разруха, выжженная заклинаниями земля и стойкий запах смерти, — уже привычный, никто даже не морщится, — забивающий нос. За спиной Драко другие Пожиратели, наблюдают, выжидают, торжествуют. Как же, поймать Гарри Поттера одного в разгар битвы — чистейшее благословление. Гарри поднимает свою палочку. Рука позорно дрожит, закушенная губа начинает кровоточить, — ужасно в их нестерильных условиях, — а сердце бьётся о грудную клетку в волнении, страхе и отчаянии. Они обещали друг другу, и Гарри, — воплощение надёжности, — должен будет убить Драко. Потому что сам не может умереть раньше Воландеморта, оставив своих друзей, свою семью умирать. Он должен, должен, должен. Всю жизнь кому-то должен. Бледная рука заметно дрожит в воздухе, но Малфой так и не произнёс заклинания. Ком в горле мешает говорить, дышать, и Гарри снова тяжело сглатывает, пытаясь разглядеть что-то за маской. Отблески тихой нежности, смирения и такого же как у Гарри отчаяния. Поттер с ужасом осознаёт, что тот и не собирался драться с ним. — Я не могу, — вдруг срывается с губ. Он и правда не может, как бросить смертельное заклинание в человека, которого любишь уже столько лет? Серые глаза расширяются в шоке, а другие Пожиратели даже перестают издавать глумливые звуки, не понимая происходящего. — Можешь! — воскликнул Малфой, против воли делая шаг навстречу. — Ты должен! Ты обещал мне… Не способный спокойно смотреть, как в уголках глаз, — серые, небо над их войной, — другого собираются постыдные слёзы, Гарри опускает палочку и тоже делает шаг. — Прости меня, — еле слышно, — я не могу, Драко. Пожиратели напрягаются, кто-то возмущенно верещит, все они — сумасшедшие, и им тут не место. Гарри резко вскидывает палочку, отбрасывая отвлеченных врагов, и притягивает пытавшегося отшатнуться Малфоя за тонкое запястье к себе, дезаппарируя. — Ты чокнутый, Поттер, — Драко, холодный от ветра, упёртый до ужаса, всё пытается вырваться, но Гарри держит крепко и наконец, — сбывшийся сон, — проводит ладонью по худой, изящно изогнутой даже сейчас спине: — Я бы не смог, ты же знаешь. — Нам нельзя иначе, ты должен… — Я люблю тебя, — Гарри видит, как изумлённо вытягивается узкое лицо, и не может не чувствовать тепло внутри. Что бы он делал, смотря на родное бесчувственное, — пустыми глазами в хмурое небо, — тело, убитое собственными руками? От таких мыслей всё внутри задрожало, и он крепче прижал к себе Малфоя. — Ты такой идиот, — тяжело вздыхает Драко и куда агрессивнее обнимает в ответ, словно желая слиться с ним. — Что мы будем делать теперь? — Мы разберёмся, — поцелуй в тонкую кожу виска, — вместе мы со всем разберёмся.