Удаче никогда не быть на нашей стороне

Улица все ещё была погружена в предрассветные сумерки, когда Нейл резко распахнул глаза. Сердце заходилось бешеным ритмом в груди, а запах гари и палёной плоти, наполнявшие сон, казалось, непробиваемой стеной стояли в комнате. Воспоминания о пламени и крови были настолько яркими и свежими, словно бы всё случилось вчера, а не почти год назад. В тусклом свете зашторенных грязными занавесками окон Нейл попытался рассмотреть кровь и песок на ладонях и под ногтями. Разумеется, руки, как и вчера, как и за много дней до этого, были чистыми. Минул практически целый год с тех пор, как Нейл остался на своём собственном попечении. Рядом не было никого, кто мог бы поторопить Нейла. Кто мог бы с силой схватить его за волосы, заставив пригнуться, спрятаться. Если бы мать его сейчас увидела, то наверняка избила бы до беспамятства. Тихо, будто бы кто-нибудь мог услышать его в этой захудалой лачуге, как он привык называть свое обиталище со дня прибытия в Дистрикт Двенадцать, он выскользнул из постели и подошёл к насквозь проржавевшему ведру, наполненному ледяной водой. Стиснув зубы, Нейл опустил голову в воду в надежде отвлечься от мыслей о матери, отправляя воспоминания в самый дальний угол своей памяти, откуда они смогут вырваться в любой момент, вновь истязая и прожигая насквозь. Двенадцатый Дистрикт со всей своей сомнительной славой находился максимально далеко от Капитолия (что сыграло главную роль в принятии Нейлом решения, куда отправиться, стоило последнему вздоху сорваться с губ его матери на никому неизвестном пляже между Четвёртым и Одиннадцатым Дистриктами) и редко удостаивался чести торжественных визитов. Ведь кому какое дело до нищеты и голода, когда есть здоровые и довольные рыбаки в Четвертом Дистрикте или удивительные драгоценные камни Первого. Лишь раз в год Дистрикт Двенадцать становился столь же опасным, как и любой другой: во время Жатвы. Нейл с нервной дрожью где-то в груди поднял глаза на висящее над раковиной зеркало. Вода и электричество здесь были доступны только на протяжении двух-трёх часов в сутки, из-за чего большинству людей приходилось использовать свечи, чтобы не оставаться в кромешной темноте, и вёдра или деревянные корыта для умывания. Нейл привычно проверил свои волосы на наличие отросших рыжих корней, которые могли сильно выделяться из того черного гнезда у него на голове, а затем внимательно всмотрелся в радужку глаз, проверяя, чтобы та была темно-карего цвета — он сменил его около двух недель назад. Безусловно, достать стойкую краску для волос и глаз здесь было в десятки раз сложнее, чем в Капитолии. Одна из пособниц его матери, благодаря которой Нейл смог перебраться в Двенадцатый Дистрикт незамеченным, жила в торговой части района. Она помогла Нейлу подделать документы, даря тем самым очередную личность, которую специально подбирала под его образцы крови, а также снабдила его необходимыми вещами из Капитолия. Всё, конечно же, за соответствующую цену. Проблемы начинались, собственно, с того, где именно Нейл поселился: в беднейшей части дистрикта, именуемой Шлаком, соседство которой составляли пограничная зона и дикие леса. Жизнь в Шлаке не была легкой. Единственное преимущество, которое давало проживание в этом месте, заключалось в том, что в случае чрезвычайной ситуации можно было быстро бежать из Дистрикта. Нейл не был уверен, что хотя бы раз видел жителей Шлака в ином состоянии, нежели грязными, измождёнными, с измазанными пылью и углём лицами. Ясно и без слов, что в этой части дистрикта смерть от голода была частой гостьей. Тем не менее, Нейл не жаловался. Никто не спрашивал ни о его родителях, ни о потрепанной одежде, которую он носил. Люди здесь жили изо дня в день в монотонной рутине. Большинство из них посвящали свою жизнь работе на шахтах, которая включала в себя двенадцатичасовой рабочий день — лучший способ хоть как-то прокормить свою семью, поэтому ни времени, ни желания обращать внимание на беспризорного сироту ни у кого не было. Хотя если кто и спрашивал, то им Нейл говорил, что был отправлен сюда в качестве наказания в двенадцатилетнем возрасте. Капитолий не особо заморачивался насчет тюрем, поэтому было только два варианта борьбы с преступниками в Панеме: смерть или ссылка в более бедные дистрикты — Десятый, Одиннадцатый и Двенадцатый. Но несмотря на все очевидные для Нейла выгоды жизни в подобном месте, было достаточно сложно найти вполне весомый повод для посещения богатого (по меркам Двенадцатого Дистрикта, конечно же) торгового района. Именно там и проживала одна из многочисленных пособниц его матери, у которой он заказывал необходимые дорогие вещи из Капитолия, которые скроют его настоящий внешний вид от любопытных глаз. О краске для волос можно не волноваться еще недели две, но вот сквозь его поддельный карий цвет глаз в скором времени станет проглядываться голубой. Какими бы широкими и быстрыми шагами ни двигался научно-технический прогресс, такой необходимой революции, как перманентная смена внешности, до сих пор так и не случилось. Смахнув упавшие на глаза волосы, Нейл выпрямился и направился к шторам, чтобы позволить раннему утреннему свету наполнить комнату. Ему нужно было срочно придумать, как обойти пост Миротворцев, чтобы наконец сделать заказ, но на этот раз, возможно, в большем количестве. От мыслей о поношенном рюкзаке, где он хранил все свои деньги, и о том, как с каждым подобным заказом этот рюкзак становился все легче и легче, у Нейла скрутило живот. Ему необходимо урезать свои затраты. Возможно стоило возобновить походы в лес для охоты, а дичь, которую удастся подстрелить, попробовать обменивать на черном рынке. Ему на самом деле много и не нужно: лишь то, что обеспечит выживание. На улице первые рабочие были практически готовы начать свой трудовой день. В основном мужчины, которые сейчас, прощаясь, целовали жен и обнимали детей. Сегодня все казалось чуть более затянувшимся: отцы сжимали дочерей в своих объятиях крепче, а на лбах сыновей оставляли долгие поцелуи. Нейл с трудом проглотил ком в горле. Если бы мать увидела его сейчас, то придушила бы. Ударила бы, а затем сказала бы собрать все свои вещи и ждать ее около приграничной зоны через полчаса. Сегодня Нейл впервые примет участие в Жатве. Пособница его матери сделала все, что было в ее силах, но стоит банально зарегистрироваться в дистрикте, как ты автоматически становишься частью системы. Его имя будет перемешано с сотнями имён других детей от тринадцати до девятнадцати лет, точно так же задыхающихся от страха быть выбранными, чтобы биться насмерть на потеху жителей Капитолия. С тех пор, как он и его мать бежали от смерти в лице его собственного отца, они ни разу нигде не задерживались настолько, чтобы застать, как его имя выбирают из вороха бумажек. Его детская комплекция позволила им выдавать его достаточно долгое время за двенадцатилетнего, а как только это перестало работать, побег из дистрикта еще до Жатвы стал их единственным спасением. Делая глубокие вдохи и считая в обратном порядке от ста, Нейл пытался успокоиться. Ему было восемнадцать лет. Значит, его имя будет перемешано с чужими в шести экземплярах, ровно за каждый год. Ему следовало постараться притвориться младше, чем он есть на самом деле. Он должен был сбежать. Почему он просто не сбежал? Сбежать куда? Нейл нервно закусил губу. Ему некуда было податься. Пособница его матери уверила его, что шанс, что его имя будет выбрано, критически мал по сравнению с теми людьми, которые в обмен на деньги и еду, самовольно увеличивали в разы количество бумажек со своими именами. Возможно ему повезет. Только вот такого в его жизни не случалось ни разу. Нейл еще несколько мгновений наблюдал в окно за чужими прощаниями, прежде чем надеть потрепанные шорты (единственные, которые у него были), дырявую хлопковую рубашку и пыльные кожаные ботинки, а после вышел на пробежку. Воздух ранним утром был все еще достаточно прохладным, а легкий ветер приятно ощущался на вспотевшей коже. Еще немного, буквально час-два, и солнце будет висеть высоко в небе, нещадно одаривая всех невыносимой жарой, из-за которой в толпе на площади будет находиться настолько же мучительно, насколько мучительна причина общего сбора. Нейл наслаждался бегом. Он давал ему возможность чем-нибудь занять собственное тело, освобождал разум от тяжелых мыслей и больных воспоминаний. В голове стоял монотонный шум, в то время как его ноги летели над пыльной дорогой, а сердце горячо билось в груди. Он уже почти добежал до выхода из Шлака, когда услышал, что его зовут. Он обернулся на голос, и увидел Мистера Эрнандеса — или Тренера Эрнандеса, как его все привыкли звать — машущего ему и светло улыбающегося с крыльца своего небольшого дома. — Нейл! Доброе утро! На ногах ни свет, ни заря, да? Нейл не был уверен, стоит ли ему подходить ближе или же это было своего рода приветствие из чистой вежливости, поэтому, неуверенно переступив с ноги на ногу и кивнув самому себе, он выдавил тихое «Доброе утро» в ответ. Он чувствовал себя неуютно под пристальным изучающим взглядом мужчины, из-за чего хотел поскорее с ним распрощаться и вернуться к пробежке. — Ты завтракал? — в конце концов спросил Тренер Эрнандес, и Нейл, к собственному удивлению, преодолел замешательство, отрицательно качнув головой. Улыбаясь так, словно только что достиг лишь одному ему известной великой цели, Тренер Эрнандес поманил Нейла к себе. — Тогда пойдем, парень. Рена только-только накрыла на стол. Мысль о том, как жена Тренера Эрнандеса улыбается ему и спрашивает о прошедшей неделе, чуть было не заставила Нейла немедленно развернуться и броситься бежать настолько быстро, насколько вообще возможно. Но вместо этого он нашел в себе силы выдавить из себя слабую, жалкую улыбку и помахать Тренеру Эрнандесу на прощание. — Нет, сэр, спасибо большое. Я в порядке. В ответ на это тренер лишь поджал в легком недовольстве губы и покачал головой. Он собрался было что-то сказать, как входная дверь дома открылась и оттуда показалась миниатюрная женщина с густыми чёрными волосами и весело, отчасти нежно мерцающими глазами. — Мне кажется, или я слышала Нейла? — спросила она больше для вида, чем для уточнения, а когда она встретилась взглядом с Нейлом, уголки её губ поднялись в счастливой улыбке, и она вышла, чтобы встать рядом с мужем. — О, Нейл, пойдём! У нас есть свежий хлеб, только вчера получили. Старый медведь может быть ужасным льстецом, если ему что-то нужно: выпросил буханку буквально из рук пекаря, — она легко похлопала по плечу мужа, после чего впорхнула обратно в дом. Нейл не успел даже начать что-либо возражать, как Тренер Эрнандес важно кивнул, весело подмигнул и собрался было последовать за женой, но остановился в дверном проёме, чтобы терпеливо дождаться, пока Нейл все-таки решится подойти к нему. Нейл был в достаточно большом смятении из-за своих действий. У него не было ни малейшего желания здесь с кем-либо знакомиться. Даже несмотря на то, что Тренер и Рена много раз пытались с ним поговорить. И раз на раз не приходился: в какие-то дни им удавалось с ним достаточно сносно поболтать, а в какие-то всё ограничивалось скованными приветствиями. Но вне зависимости от его ответов, они пытались общаться с ним с неподдельной, действительно искренней улыбкой и, вероятно, с самыми лучшими намерениями. И всё же Нейл старался быть как можно более безучастным и безынициативным, так как повышенный интерес к нему, соответственно, увеличивал количество вопросов, на которые он не мог дать ответа. Тем не менее он пошёл за Тренером Эрнандесом в их маленький дом, прямо на кухню, которая встретила его невероятно потрясающим ароматом, отчего живот Нейла предательски громко заурчал. Однако никто, видимо, даже и не подумал это как-либо комментировать. Вместо этого Рена поставила перед ними миску с омлетом, тёплое молоко, мёд, джем, уже упомянутый ранее хлеб и, к изумлению Нейла, масло. В итоге Нейл отметил, что завтрак оказался неожиданно приятным. Тренер Эрнандес и Рена не позволяли неловкой паузе повиснуть за столом. Они миролюбиво обсуждали насущные дела и если и задавали вопросы Нейлу, то только те, на которые не требовалось ответа больше, чем скупые «да», «нет» или «ничего». В конце концов, Нейлу все равно необходимо было идти: ему всё ещё предстояло привести себя в порядок и остаться один на один со своей паникой о принятых крайне сомнительных жизненных решениях и обо всём том, что в конечном итоге привело к сегодняшней Жатве. Если удача совсем от него отвернётся, это приведет лишь к тому, что он вновь попадёт в когти Капитолия и, что ещё страшнее, прямиком на глаза отцу. В какой-то момент Нейл даже задумался, предпочтёт ли отец увидеть, как его убивают на играх, или же он всё-таки решит разобраться с ним самостоятельно. На самом деле об этом даже думать не стоило, ведь очевидно, что последний вариант отца устроит гораздо, гораздо больше. Стоя уже на крыльце, Нейл выдавил из себя слова благодарности за еду и собрался было уже идти к себе, как Тренер Эрнандес вдруг тихо позвал: — Нейл. Тяжёлая ладонь опустилась Нейлу на плечо. Одно обычное, дружелюбное касание, но Нейлу потребовалось всё его самообладание, чтобы не вздрогнуть и не уклониться от него. Он поднял голову, равнодушно встречаясь взглядом с его полными тепла глазами. — Мы будем там, — он прочистил горло и уточнил, заметив растерянность на лице Нейла: — На Жатве. Мы будем смотреть. Не переживай, парень. Тебя не выберут. Он легко сжал плечо Нейла прежде чем отпустить, а Рена, слабо улыбнувшись, слегка взъерошила его непослушные волосы. — Если пойдёшь охотиться, принесёшь нам кролика, ладно? И позволь нам чуть чаще приглашать тебя на обед, а то ты совсем исхудал. Она не выглядела особо лучше него, но Нейл всё-таки согласно кивнул, сражаясь со вставшим комом в горле. — Я… Спасибо вам. Я постараюсь достать вам кролика в следующий раз. Он поднял руку в неловком прощальном жесте и торопливо спрыгнул вниз со ступенек крыльца. Не позволяя себе оглядываться, он побежал назад, в свою маленькую захудалую лачугу. Позднее утреннее солнце уже во всю нещадно жгло.

קקק

С возрастающей с каждой минутой тревогой, Нейл принимал ванну гораздо более тщательно, чем обычно: Капитолий требовал идеального порядка, поэтому не прощал проявления даже самой малой непочтительности, неважно, жителем какого Дистрикта ты являлся. Прижав ноги к груди, чтобы было удобней сидеть в деревянном корыте, Нейл намочил волосы. Вода, в которой он сидел, уже давно помутнела. Он заранее выбрал лучшую одежду, из той, которая у него имелась: серую рубашку с коротким рукавом и чёрные штаны. Хотя, конечно, лучшей эта одежда была лишь только потому, что была единственной чистой и относительно целой. Ботинки, которые он так же заранее очистил от пыли и грязи, все равно были изрядно потрёпаны. Разрешив себе пару мгновений поиграть с мыслью о побеге в лес и вариантах выживания там, Нейл вылез из корыта и наскоро вытерся, стараясь как можно меньше смотреть на собственный торс, где шрамов было больше, чем чистой, неповрежденной кожи. Большую часть повреждений он получил еще до того, как ему исполнилось десять лет благодаря щедрой, ни с чем не сравнимой отцовской заботе. И не сказать, что жизнь в бегах с его матерью была лучше: старое пулевое ранение в плече до сих пор временами давало о себе знать, являясь мрачным напоминанием того, как хрупко то равновесие его жизни, которое он пытался сохранить. С тихим вздохом Нейл проигнорировал мелькнувшее желание закурить. Сигареты — последнее, на что он мог позволить себе тратиться, так как те являлись действительно привилегированной роскошью. Даже ради сентиментальных воспоминаниях о его матери и неизменном облаке дыма, стоило ей закурить. Или о последних проведённых с её безжизненным телом моментах на богом забытом пляже. Пора было выходить. По пути к Площади Правосудия, которая являлась центром Двенадцатого Дистрикта и где ежегодно собирались жители на Жатву, ему встретилось много детей в сопровождении их семей. Для некоторых из них это будет первый год, из-за чего их имя будет упомянуто лишь раз среди тысяч чужих. Нейл не раз слышал, как некоторые люди вносили своё имя больше сорока раз, расплачиваясь таким образом за еду. Так что, насколько он мог судить, его шансы были чуть менее плачевными по сравнению с ними. К тому моменту, как Нейл прибыл на площадь, солнце уже достигло своего пика: не осталось ни одного свободного тёмного угла, и молодежь толпилась прямо посреди площади будто бы согнанный скот. Оставалось лишь подсчитать количество голов, а после отправить прямиком к мяснику на бойню. В случае Нейла подобные чёрные мысли казались особенно актуальными, ведь в определенных кругах он был известен, как сын человека с крайне говорящим прозвищем: Мясник. Репортеры окружили площадь, снимая то прибывающих людей, то молчаливую толпу около столов регистрации. Для Капитолия жатва была также и отличным способом ведения учёта популяции населения. Подростков от тринадцати до девятнадцати лет отправляли в огороженную часть площади согласно возрасту: старшие впереди, младшие позади. Нейл про себя отметил, что оказался среди людей, которых он раньше даже и не видел. С каждой проходящей минутой места становилось всё меньше и меньше, обостряя чувство клаустрофобии. Он принялся беспокойно озираться в поисках вариантов путей отступления, но не нашел ни одного, так как все население Дистрикта было собрано на хоть и большой, но все-таки недостаточно вместительной для такого количества людей площади: каждый выход был перекрыт небольшой толпой людей. Ему нужно было успокоиться. Что ему не нужно было, так это свалиться в обморок в прямом эфире, привлекая тем самым внимание всего Панема. Это уж точно облегчит отцу задачу в его поисках. Не придется даже в играх участвовать. Его взгляд зацепился за невысокую фигуру через два ряда от него. Нейл был окружен бледными (даже если учесть, что это были лучшие выходные одежды жителей) цветами Двенадцатого Дистрикта: белый, оттенки серого и голубого. Именно поэтому так непривычно было увидеть чёрный, в который и был с ног до головы одет невысокий парень. Черная майка, черные штаны и даже плотные, скрывающие руки от запястья до локтя повязки были черного цвета. При такой жаре парню должно быть невыносимо жарко, но тот не выглядел особо переживающим по этому поводу. Нейл не видел его лица, но те волны спокойствия, которые скорее следовало бы назвать волнами апатии и незаинтересованности, отлично демонстрировали истинное отношение человека как к погоде, так и к ситуации в целом. Глядя на него, Нейл почувствовал, как собственная паника начала понемногу отступать. Нейл продолжил смотреть в спину парня, отметив про себя, что тот стоял удивительно неподвижно, глядя на установленный на время Жатвы помост перед Домом Правосудия. На нём стояло четыре стула, небольшой подиум и огромный стеклянный шар, заполненный бумажками с именами каждого кандидата Дистрикта Двенадцать. Парень даже с трудом достигал плеча стоявшей рядом с ним девушки. Нейл знал, что сам не отличался высоким ростом. Унаследовав от отца всё, начиная с цвета волос и глаз и заканчивая формой бровей, ростом он умудрился пойти в свою миниатюрную мать. Так что возвышаясь над землей лишь на метр и шестьдесят сантиметров, он мог бы спокойно послужить отличной опорой для значительной части девушек. Но этот одетый во все чёрное парень казался Нейлу даже ниже его самого. Глупо, но этот факт почти заставил его улыбнуться, особенно когда он заметил, что светлые волосы парня казались практически белыми под прямыми лучами солнца. Ко всему прочему, он должен был быть старше Нейла, раз стоял перед ним, поэтому стало интересным открытием то, что не только у его собственных генов было своеобразное чувство юмора. Скрип отодвигаемых стульев, на которые опустились мэр Дистрикта и Эллисон Рейнольдс — жительница Капитолия — прервал ход его мыслей. Капитолий славился своей «кричащей» модой, поэтому было неудивительно, что её кроваво-красное платье, сделанное из роз, и её золотые, причудливо уложенные волосы, сильно выделялись на фоне обыденной невзрачности Дистрикта. Они тихо обменялись парочкой фраз, после чего к ним присоединилось ещё двое. Они сели рядом, и ровно в тот же момент городские часы пробили ровно два часа дня. Мэр, напротив, поднялся на подиум, с которого принялся зачитывать речь. И если Нейлу не изменяет память, то это была точно такая же речь, которую произносят каждый год в абсолютно каждом Дистрикте. Та же самая речь, которую он слышал, ещё живя в Капитолии, под одной крышей с отцом, который время от времени включал «торжество» Жатвы по телевизору. Его отец не был особо заинтересован ни в играх, ни в чем-либо относящимся к ним, поэтому Нейл ловил всё урывками, чаще всего, когда он и его мать выходили из дома. По всему городу были установлены огромные экраны, по которым транслировались Игры. Помимо этого, о них рассказывали в школе, и практически каждый крайне патриотически настроенный житель Капитолия мог с удовольствием говорить об Играх при каждом удобном случае. Игры являлись неотъемлемой частью истории Панема, страны, восставшей из пепла, на месте, раньше звавшимся Северной Америкой. Засуха, ужасные штормы, пожары, безумство океана — всё это привело к тому, что большая часть привычного мира исчезла. И на месте скорби был воздвигнут Панем, столицей которого стал Капитолий, — гарант мира и процветания государства — окружённый тринадцатью дистриктами. Но следом шёл период, названный Тёмным временем — восстание дистриктов против Капитолия. Революция в двенадцати из них была подавлена, последний же, тринадцатый, сравняли с землей. Для дальнейшего поддержания мира и в напоминание о том, что «Тёмное Время» никогда не должно повториться, был заключен договор «О Государственной измене», самым громким пунктом которого стало проведение Голодных Игр. Правила участия в Голодных Играх были просты. В наказание за восстание, каждый из двенадцати дистриктов должен был представить двух молодых участников, называемых трибутами. Двадцати четырем трибутам предстояло сражаться за звание победителя на протяжении нескольких недель на абсолютно неизвестной местности, которая могла оказаться абсолютно чем угодно, начиная от адской пустыни, заканчивая обледенелыми горами. Последнему оставшемуся в живых трибуту присуждалось звание победителя. Этим Капитолий в попытках превратить всё в сплошной ад не ограничился. Игры в дистриктах должны были представляться как праздник, как спортивное соревнование, которое все должны были отмечать, в то время как на арене дети убивали, охотились друг на друга в надежде на призрачный шанс провести жизнь в качестве победителя у себя на родине. Дистрикт, жителем которого являлся победитель, награждался призами, включавшие в себя в основном еду и подарки в виде масла и таких деликатесов, как сахар, в то время как остальные дистрикты оставались один на один с собственным голодом. Слова, которыми мэр закончил свою речь, отображали всю суть Капитолия: — Это время раскаяния и время радости. После этого он озвучил имена прошлых победителей Дистрикта Двенадцать. За тридцать четыре года их было ровным счетом двое. — Дэвид Ваймак, — произнес мэр, и действительно крепкий на вид мужчина поднялся со своего стула и слегка кивнул головой в знак приветствия. Он сидел, скрестив на груди руки, на которых ярко горело печально известное тату в виде языков пламени. Сам Ваймак выглядел так, словно получал ровно столько же удовольствия, сколько любой из них. Мало кто останется равнодушным, когда буквально под твоим руководством из года в год погибают дети. Мэр подождал, пока Дэвид Ваймак сядет обратно, после чего продолжил: — Рене Уокер. Девушка, сидящая рядом с Ваймаком, поднялась. Она мягко улыбнулась и легко помахала людям своего дистрикта. Её волосы, которые едва достигали плеч, были полностью выбелены, а самые кончики, примерно пять-семь сантиметров, выглядели так, будто их макнули в радугу. Нейл хоть и смутно, но помнил её. Она стала победителем Голодных Игр десять лет назад. Первые и единственные Игры, которые Нейл посмотрел полностью. Ему было восемь, а Рене то ли тринадцать, то ли четырнадцать. Нейл запомнил это лишь потому, что она стала самым молодым победителем со времен первых Игр. Тогда у нее были темные волосы, дикие глаза и безумная улыбка, застывшая на лице, когда она избавлялась от одного трибута за другим. Сейчас же, на этом помосте, она казалась обычной молодой женщиной, с крашенными волосами и наглухо застегнутой блузкой. Мэр кивнул, а после представил Эллисон Рэйнольдс, которая бодро поднялась на подиум на своих пятнадцатисантиметровых каблуках. — Счастливых вам Голодных Игр. И пусть удача всегда будет на вашей стороне, — произнесла она так, будто это было самое последнее, что интересовало её в жизни. Что было неудивительно, потому что никто из сопровождающих не жаловал Двенадцатый Дистрикт, наоборот, всем хотелось представлять тот, где было больше двух несчастных победителей, и у которого были хоть какие-нибудь шансы на победу. Её особый акцент, с которым говорили все жители Капитолия, сильно резанул по ушам. Нейлу же он напомнил о том, как мать буквально выбивала из него эту манеру речи первые пару ночей их побега. Изменяться под окружающих и быть максимально неприметным — первые два правила, которые он зазубрил за время их бегства. Много других правил не заставили себя ждать. Пришло время отбора, и Эллисон подошла к огромному стеклянному шару. Она резво опустила руку в него, покрутила ею, опускаясь как можно глубже, и вытянула крохотный сверток бумаги. На площади стояла гробовая тишина. Нейл почувствовал, как тошнота горько поднимается по горлу: от отчаянной надежды, чтобы имя на листе оказалось не его, кружилась голова. Надежда никогда для него ничего не значила, так как хорошего из этого не выходило ни разу, но сейчас он не мог просто взять и перешагнуть последний рубеж спокойствия. Эллисон вернулась в центр подиума, разгладила свёрток и четко, громко, на всю площадь произнесла: — Аарон Миньярд. Тяжелый вздох чуть не сорвался с губ Нейла. Мельком осмотревшись, он заметил, что и девушки, и парни вокруг него стояли с одинаковыми лицами, на которых в большей или меньшей степени читалось облегчение. Но озвучено было все ещё только одно имя, впереди было второе, поэтому единственное, что всем оставалось, это так же отчаянно надеяться, что, возможно, в этом году их пронесёт. Движение прямо перед ним завладело его вниманием. Люди, стоящие впереди, расходились, образуя коридор для объявленного трибута. Нейл вновь зацепился взглядом за темный силуэт в этом море бледных цветов, после чего он увидел парня, одетого в привычную для Дистрикта Двенадцать одежду, точно такого же роста и с таким же светлым оттенком волос, как и у парня в черном. Краем глаза Нейл заметил пробиравшихся сквозь толпу Миротворцев, которые упорно продвигались по направлению к застывшему парню. Его должны были провести к помосту, где он будет дожидаться оглашения имени второго трибута. Миротворцы уже были практически возле него, когда парень наконец пошевелился. С каменным лицом он заторможенно повернулся им навстречу. Стоило ему лишь сделать один шаг, как вдруг чья-то рука схватила его за плечо и отдернула назад. Моргнув, Нейл увидел, как одетый во всё черное парень оттолкнул того в сторону и уверенно пошёл к Миротворцам. Он что-то сказал им, и один из Миротворцев лишь пожал плечами, после чего поднял руку вверх, чтобы люди на помосте смогли их увидеть. — Похоже, у нас появился доброволец. Как волнительно, — обратила внимание Эллисон, и что-то хищное появилось в её улыбке, раскрывая истинный смысл её слов. В некоторых Дистриктах, в основном более обеспеченных, участие в Голодных Играх считалось большой честью, поэтому самовольные были в порядке вещей. В Двенадцатом Дистрикте, очевидно, добровольцы были крайне редким явлением. Нейл смотрел, как парень поднимается по ступенькам на помост и останавливается рядом с Эллисон, которая по сравнению с ним казалась невероятно высокой, тем более на каблуках. Но несмотря на такую очевидную разницу росте у Нейла было стойкое чувство, будто этот парень может с легкостью забросить Эллисон себе на плечи и пройтись так, будто она ничего не весит. — Что ж, браво! — сухо произнесла Эллисон. — Не это ли истинный дух Игр? Она красноречиво улыбнулась, и в её улыбке зубов было больше, чем искренности. И всё же она, казалось, была довольна тем, что в её дистрикте случилось что-то настолько для него несвойственное. — Назови свое имя. Парень повернулся к толпе с каменным, нет, подумал Нейл, с абсолютно незаинтересованным лицом. Он выглядел так, как будто ему было не просто всё равно, а как будто он добровольно вызвался быть убитым на арене просто потому, что ему нужно было хоть как-нибудь развеять собственную скуку. Ощущение было такое, словно считать травинки за забором ему казалось занятием куда более волнительным, чем всё происходящее вокруг него. — Эндрю Миньярд, — произнес он перед камерами и целым дистриктом, после чего просто скрестил на груди руки, устремляя взгляд в никуда. Эллисон действительно была в восторге от того, как разворачивались события. — Близнец за близнеца! Как смело с твоей стороны занять место брата. С запозданием Нейл понял, что она была права. Они были близнецами. Пусть он видел Аарона лишь со спины, благодаря тому, что лицо Эндрю транслировалось дюжинами камер со всех возможных ракурсов на огромном экране, можно было безошибочно сказать, что они были похожи как две капли воды. По-видимому, Эндрю отказался комментировать ситуацию в целом сразу, как только ступил на помост, потому что он буквально игнорировал любые попытки Эллисон завязать с ним разговор о том, что именно побудило его выступить вместо Аарона. Поэтому с горем пополам сопровождающая Дистрикта Двенадцать сдалась, когда несколько раз подряд наткнулась на стену молчания, вместо желанных ответов на её вопросы. Она повернулась обратно к толпе и сразу опустила руку в шар, но на этот раз её улыбка была несколько натянутой. — Действительно захватывающее развитие событий здесь, в Дистрикте Двенадцать. Давайте же наконец узнаем, кем окажется наш второй храбрый трибут, которому выпадет честь отправится в Капитолий в этом году, — она резво выхватила первый попавшийся в руку свернутый листок и вернулась на подиум. Нейл даже не успел подумать о том, чтобы помолиться о собственной безопасности, как она произнесла имя: — Нейл Джостен. Вкус измельченной в пыль надежды знаком Нейлу с незапамятных времен. Он столько раз сглатывал эту горечь, что привык к ней, как к родной. Но в этот раз он не мог не чувствовать себя жестоко преданным. Он сперва даже не обратил внимания на то, как дети вокруг него принялись расходиться, образовывая пространство, чтобы он мог беспрепятственно пройти к помосту и подняться на подиум к Эндрю, прямо в лапы собственной смерти. Никто не вызовется за него добровольцем. Он был один во всём мире, и единственный человек, который когда-либо прикладывал все возможные усилия для его безопасности, был погребен под толстым слоем песка. Всё, что осталось после — несколько обгоревших костей и разбитых обещаний. Нейл не имел понятия, как он оказался между Эндрю Миньярдом и Эллисон Рэйнольдс на помосте, прямо перед тысячами людей — точно так же ему предстоит стоять в недалеком будущем перед всем Панемом. Его лицо было на обозрении у всех и вся, не видеть его мог разве что слепой. Он медленно моргнул. — Пожмите друг другу руки, трибуты, — велела им Эллисон, и Нейл повернулся к Эндрю. Легкое подобие удивления шевельнулось глубоко внутри: в кои-то веки ему не пришлось задирать голову, чтобы увидеть лицо стоявшего перед ним человека. Он встретился взглядом со светло-карими, хотя нет, скорее, ореховыми, полными скуки глазами напротив. Нейл протянул руку навстречу и приготовился быть проигнорированным. Внезапная, пронзившая руку боль выдернула Нейла из оцепенения, и он обнаружил, что Эндрю практически крошил его кисть своим рукопожатием. Нейл натянул на лицо напускное спокойствие и попытался вернуть любезность с такой же силой, но было очевидно, что Эндрю сильнее его. — Ты мне не нравишься, заяц, — скучающе протянул Эндрю и отпустил руку Нейла, которая после подобной агрессивной хватки слегка пульсировала. Смутившись, Нейл попытался придумать не менее достойный ответ, но Эндрю уже отвернулся от него к толпе. Гимн Панема заиграл на всю площадь. Нейл пробежался глазами по людям, стоящими перед ним, и его взгляд выхватил Тренера Эрнандеса и Рену: бледные, со сжатыми в тонкую полосу губами и побелевшими от напряжения в кулаках костяшками пальцев, они смотрели на него в ответ. Глядя на них, Нейл отрешённо подумал о том, что если он хочет жить, ему, вероятно, придется убить Эндрю. Только вот, судя по всему, у Эндрю возвращаться живым с игр было на одну причину больше. Мрачное лицо Аарона сильно выделялось среди лиц других детей, которым с трудом удавалось скрыть облегчение, вызванное несчастьем стоящих на подиуме. Он смотрел на Эндрю потемневшими глазами, но Нейл почему-то мог с уверенностью сказать, что Эндрю уже списал брата со счетов. Он даже не удостоил его взгляда, когда их провели в Дом Правосудия, долой от любопытных глаз и прессы. Оказавшись внутри, они прошли в комнату, где были оставлены наедине. Комната казалась самым богатым местом в Двенадцатом Дистрикте: с толстыми пушистыми коврами, бархатным диваном и стульями. Это напомнило Нейлу его дом в Капитолии, в котором он жил в детстве. Ковры там были настолько толстыми, что услышать чьи-либо шаги было невозможно. Это давало его отцу и Лоле отличную возможность подкрадываться к нему незамеченными. В частности Лола любила заставать врасплох маленького Нейла. Нейл сел на диван и закусил нижнюю губу, пытаясь выдержать направленный на него с другого конца комнаты скучающий взгляд облокотившегося о стену Эндрю. Никто из них не стремился нарушить висящую между ними тишину. Под тяжелым взглядом Эндрю Нейл отвел глаза. Хотя, скорее, это вышло из-за всплывших слов, сказанных ранее на помосте. Он не знал Эндрю, он никогда раньше его не встречал, но его слова говорили о том, что вот Эндрю как раз-таки знал его. Ну или же ему потребовалась всего секунда, чтобы узнать о нем достаточно и чтобы понять, что Нейл ему не нравился. Тиканье больших старинных часов — единственное, что разрывало тишину между ними. Пять минут спустя дверь наконец открылась, пропуская в комнату семью и любимых для прощания. К Нейлу никто не должен был приходить, поэтому, вероятно, это к Эндрю. И будто бы по сигналу в комнату вошел Аарон, а за ним высокий, смуглый брюнет, который еле сдерживал слезы. Он оттолкнул Аарона со своего пути и вскинул руки, выражая свое недовольство и беспокойство. — Эндрю, я не могу поверить, что ты сделал это! Это я должен был пойти! — он остановился прямо перед Эндрю и покачал головой. Нейл знал этого человека. Николас Хеммик работал пекарем в Торговом районе, где Нейлу доводилось обменивать у хозяина пекарни мясо на хлеб. Несмотря на то, что охота была под запретом, никого, казалось, не волновало, что Нейл переодичеки проскальзывал через отверстие в заборе и возвращался с только убитыми кроликами и птицами. Мясо было редкостью даже для Миротворцев, поэтому никто и не думал жаловаться, что некоему грязному мальчишке из Шлака удавалось каким-то образом ловить мелкую дичь. Николас настоял на том, чтобы он к нему обращался как Ники, и никак иначе. Сам парень был без костей в языке, и его мало заботили односложные ответы Нейла. И как-то оказалось совсем неудивительно, что Ники был связан с подобными людьми. Аарон мешкал в дверях, но внимательно наблюдал за Эндрю, который пристально смотрел в окно, мысленно будучи уже далеко за пределами этой комнаты. Лишь только когда в комнату вошло еще двое, он перевел взгляд на двери. Посетителями оказались две женщины, которых Нейл знал лишь только потому, что как-то запомнил их лица. Что-то ему подсказывало, что именно они владели аптекой рядом со школой. — Эндрю, — с легкой улыбкой произнесла невысокая женщина в очках. Она медленно пересекла комнату и, слегка склонив набок голову, остановилась на расстоянии вытянутой руки от Эндрю. — Хочешь, чтобы я поехала с тобой в Капитолий? Это было любезное позволение от Капитолия, чтобы показать людям, как щедро они относятся к своим трибутам. Каждому из них позволялось взять одного человека, с которым они бы хотели провести последние недели относительно спокойной жизни. Недели, которые будут посвящены интервью и тренировкам того, как лучше всего убивать и не быть убитым. И все ради потехи публики. Эндрю смотрел на неё несколько мгновений, а после вздохнул и покачал головой. — Как всегда пытаешься сделать всё правильно, Би, — скучающе произнес он, — но я вынужден отказаться. Ты не будешь особо полезна мне там. Он проигнорировал то, как Ники было набрал в грудь воздуха, чтобы наверняка предложить свою кандидатуру, и позволил своему взгляду на мгновение задержаться на брате. — Поедешь ты, — произнес он и, не дожидаясь какого-либо подтверждения, вновь повернулся к окну. К Би подошла вторая женщина, гораздо выше неё и с прямыми чёрными волосами, и что-то тихо ей сказала, из-за чего Би поспешила достать что-то из сумки. — Эбби и я подумали, что тебе это должно понравиться. Поможет развеять скуку во время поездки в поезде, — она лишь улыбнулась на взгляд, которым наградил её за это Эндрю, но книгу, которую она ему протягивала, принял. Он пробежался взглядом по описанию на задней обложке, после чего поднял глаза прямо на Нейла, который в этот момент мечтал стать каким-нибудь предметом интерьера. Внезапно все посмотрели на него, отчего он весь покрылся мурашками от избытка нежелательного внимания. Ники, взмахнув руками, первым прервал повисшее в комнате молчание громким: — Ох, Нейл! На один короткий, но ужасный момент Нейлу показалось, что тот бросится его обнимать, но Ники робко остановился напротив него, и вид у него при этом был настолько виноватым, что тревожность у Нейла в животе вдруг превратилась во что-то мерзкое и, к его ужасу, так похожее на гнев его отца. — Неужели им не стыдно постоянно выбирать кого-то настолько милого? Кто теперь останется в этом богом забытом дистрикте? Что мне теперь делать? Нейл, ты даже не представляешь, как сильно ты скрашивал мой день своими маленькими хмурыми визитами. Откуда-то со стороны двери раздался громкий стон, и Эбби, которая стояла ближе всех к Ники, дала ему подзатыльник. — Николас Эстебан Хеммик! Я надеюсь это было сказано не в отношении трибута, стоящего передо мной! С недовольным оханьем Ники потер ушибленное место и повернулся к Эбби. — Ну что такое? Сама посмотри на него! Он же бегун! А бег творит чудеса с человеческим… в данном случае мужским телом! Не тебе меня судить, так как и ты, и Вайм…- повторный подзатыльник все-таки помог Ники замолчать, но теперь он выглядел как поруганный школьник, что было достаточно занимательно, так как сама Эбби с трудом достигала до его подбородка. — Он больше похож на загнанного зайца, — неожиданно вмешался Эндрю, сканируя Нейла скучающим взглядом, что в конце концов вывело Нейла из себя. У него отлично выходило инициировать драки из-за своих вспышек гнева, но ему всё ещё не удавалось действительно в них ввязываться хотя бы потому, что он всегда был слишком сильно занят бегством, в процессе которого ещё желательно было не быть убитым. Подарки отца не забывали о себе напоминать. Нейл протиснулся мимо Ники и Эбби и подошел к Эндрю настолько близко, что между ними с трудом можно было просунуть ладонь, после чего прорычал: — Что у тебя за проблемы со мной? Я даже вижу тебя впервые, — то, что Эндрю пришлось приподнять голову, чтобы встретиться глазами с Нейлом, было даже в каком-то роде приятно. — Не жалую лжецов, Нейл, — просто ответил Эндрю, прежде чем оттолкнуть его от себя. Он произнёс это настолько спокойно, что, вероятно, никто не обратил на это никакого внимания, но Нейл всё равно ощутимо напрягся. Он вдруг почувствовал себя обнажённым под взглядом Эндрю. Мысли в голове Нейла принялись летать с удвоенной скоростью. Они с Эндрю Миньярдом не обменялись ни единым словом до сегодняшнего дня, однако каким-то образом парень читал его сейчас как открытую книгу, растаптывая его кропотливый восьмилетний труд обычным наблюдением. И пускай Эндрю не имел ни малейшего понятия, что именно скрывал Нейл, того, что он был уверен, что у него было, что скрывать, уже достаточно. Что-то такое, что обязательно необходимо раскопать, поэтому рано или поздно он узнает что-нибудь. Если Нейл переживет Игры вопреки всему, и если его отец не сможет до него добраться, то у него будет самый настоящий шанс жить в Дистрикте Двенадцать, в месте, где людям нет дела до него настолько, чтобы задавать вводящие в панику вопросы, но интересующиеся им достаточно, чтобы приглашать к себе на завтрак и обед. У него всё ещё может быть шанс пожить хоть в каком-то смысле нормальной жизнью, но только при условии, что он убьет Эндрю. Они смотрели друг на друга до той поры, пока Эндрю не оттолкнул Нейла со своего пути. — Не мешайся, заяц. — В конце концов у них не возникнет проблем прикончить друг друга, — заметил Аарон, пожимая плечами и безразлично отвечая на раздраженный взгляд Нейла. — Ух, отличное первое впечатление, ребята, — проворчал Ники, опуская ладонь на плечо Нейла, и тот с трудом подавил желание сломать эту самую руку. Вместо этого он просто скинул её, резко развернувшись и сделав шаг в сторону, но Ники, казалось, это ничуть не тронуло. — Итак, Нейл, кто поедет с тобой? Девушка? Парень? Сестра? Брат? Как-то ни разу не довелось встретить тебя с кем-нибудь, даром что я вижу тебя лишь пару минут в неделю, — он усмехнулся, чем очень сильно напомнил Нейлу Тренера Эрнандеса. Хлеб, который они ели сегодня утром очень даже мог быть испечён Ники. — Никто, — в итоге ответил он и был готов спасаться бегством от взглядов, которые направили на него Эбби и Ники. Лишь только Би какой-то момент выглядела слегка задумчивой, прежде чем на её лицо вернулась улыбка. — Как неожиданно. Одиночка. Так ведь гораздо легче убегать, верно, Нейл? — Эндрю, — предостерегающе начала Би: её лицо всё ещё было озарено улыбкой, но в глазах плескалось осуждение. Время встречи подошло к концу, дверь резко открылась, и Эллисон Рейнольдс вошла в комнату в сопровождении Миротворцев. Она осмотрелась вокруг и остановила взгляд на Эндрю, смотревшего прямо сквозь неё. — Ты берешь кого-нибудь с собой? — она тщетно ждала от него ответа некоторое время, после чего Аарон выступил вперед и сказал, что поедет с братом. Эллисон определенно была в безумном восторге от подобного расклада. Единственное, что она могла бы счесть ещё более захватывающим, чем братья-близнецы, путешествующие вместе, так это братья-близнецы, пытающиеся убить друг друга. Из двух возможных вариантов она безоговорочно выбрала бы второй. Она выжидающе посмотрела на Нейла, который уже почти было в отрицании мотнул головой, когда заметил направленный на близнецов взгляд Ники. Напряжение во всей его позе, даже в улыбке, странный прищур глаз — он словно бы заранее готовился к нестерпимой боли. Нейл не знал, какие отношения связывали Ники с близнецами, но он был более чем уверен, что Ники глубоко за них переживает. И очень сложно утверждать, что сейчас он видит Эндрю не в последний раз. Возможно, он станет тем, кто убьет Эндрю. Или же умрёт сам при попытке убить его. Но так или иначе, он готов дать Ники возможность провести пару дополнительных недель с раздражающим садовым гномом и его угрюмой копией. Нейл вздохнул и, кивнув в сторону Ники, ответил: — Он поедет с нами. Удивительно, но Ники не начал ни вопить от радости, ни кричать. Вместо этого он посмотрел на Нейла глазами, размером с тарелку и тихим «О», сорвавшимся с губ. Би кивнула и ободряюще улыбнулась, что лишь ещё больше встревожило Нейла. Ему не нравились эти цепкие карие глаза с улыбчивыми морщинками в уголках. Она не выглядела какой-либо особенной, но Нейл был уверен, что она знала гораздо больше, чем позволяла окружающим видеть. Он предпочитал избегать людей, которых с немалыми усилиями удавалось прочитать и понять. Но именно с таким человеком он будет контактировать следующие пару недель двадцать-четыре-на-семь в непосредственной близости. С человеком, которого в конечном счёте он должен будет убить. Эндрю вглядывался в Нейла, слегка нахмурившись. И вдруг Нейл словил себя на мысли, что близнецы даже и близко не походили друг на друга. Не было абсолютно ничего общего ни в том, как они выражали эмоции, ни даже в походке, которую Нейл успел сравнить, пока они шли за Эллисон на улицу к припаркованной машине. Когда они были готовы выезжать, Ники был единственным, кто обнял двух женщин, и, помимо этого, попросил ещё позаботиться о себе. Эбби выглядела так, будто хотела что-то сказать Эндрю, но мельком взглянув на Нейла, лишь покачала головой и скрестила руки на груди. Нейл был уверен, что каждый из них верил, что у Эндрю есть все шансы вернуться победителем с игр, только никто не торопился высказать эту мысль вслух. Никто не стал этого делать в его присутствии. Они не знали Нейла, и, вероятно, их мало заботила его сохранность, особенно если от этого зависело, выживет Эндрю или нет. Но он всё ещё нравился им достаточно, чтобы не отправлять его в неизвестность с тяжелыми мыслями. Шутка такова, что в любом случае, чем ближе он к Капитолию, тем тяжелее и тревожней становилось на душе. Они сели в машину. Эллисон за рулем, и Эндрю на пассажирском сиденьи, в то время как Ники умостился между Аароном и Нейлом на заднем. Поездка на станцию не заняла особо много времени, поэтому через некоторое время они уже продирались сквозь толпу окруживших их репортеров с их вездесущими камерами, которые больше смахивали на насекомых, чем на технику. Нейл постарался быть максимально безэмоциональным и настолько маленьким и незаметным, насколько позволяла ситуация. К его большому сожалению, Ники, за которым можно было спрятаться, шел где-то позади него, а Эндрю, который был как раз-таки перед ним, ни капельки не помогал. Нейл смотрел на его широкие плечи и пытался представить, насколько тот действительно мог оказаться сильным. Он вспомнил то ужасное рукопожатие, а затем отчётливо выделявшиеся мышцы на его руках, когда он их скрестил на груди. Вероятно, Нейлу стоило поработать над собственной скоростью, чтобы как-нибудь это компенсировать. Ники и Аарон первыми вошли в поезд, в то время как Эндрю и Нейлу пришлось остановиться на пару минут в дверях вагона, чтобы камеры могли получить достаточное количество фото. Лишь после этого им позволили зайти внутрь и скрыться за милостиво закрывшейся дверью.