"У меня космическое сознание, а не мозги отмороженные"

Тридцать первая записка: Когда Серегин дед выглядел, как человек-тьма, то он мог не пешком идти, а передвигаться прямо по воздуху, как коршун. И в то время, пока пацаны еще не заскочили в подъезд и не заперли за собой дверь, что-то невидимое подняло в воздух человека-тьму и с хорошей такой скоростью поднесло к подъезду, но... Не успел человек-тьма, поскольку дверь уже захлопнулась. То есть, если бы он сразу метнулся в сторону двери «коршуном», то мог бы успеть, но он не знал, что дверь подъезда потом не откроется. Он видел, что пацаны на него глазеют и он может их даже зачаровать, но... Дверь, как назло, не открывается! Теперь придется принимать человеческий облик, потому что надо будет ждать, пока кто-то в этот подъезд войдет, либо выйдет из него. И вот, он дождался. Потому что еще издалека увидел старуху. Но его просто зло взяло оттого, как медленно ползет бабка. Она не просто плелась, а иногда останавливалась и начинала присаживаться на стульчик, который перла вместе с собой. Посидит-посидит, полчаса отдохнет, а потом нехотя поднимается и ползет дальше. «Я ж так околею, пока ты доползешь сюда, старая сволочь!» - мысленно обращался к ней дед. И, на какой-то миг ему даже показалось, что она сначала раздумала идти и принялась поворачивать назад. Но потом она опять раздумала и продолжила «ползти» в сторону подъезда. «Ох, - злился дед, - как бы я тебе придушил, если б ты не была мне нужна! Подлетел бы к тебе, да удавил... До чего глупая и неповоротливая...» Но она подошла и отгоняет клюкой Серегиного деда. «До чего ж нахальная пузатая мелочь!» - можно было бы подумать на месте деда. В то время, как старуха подошла и принялась клюкой отпихивать деда, внук его успел улучить удобный момент и спрыгнуть в окно. На сугроб, то есть. - Ты что, старая, совсем белены объелась? Но она замахнулась на него стульчиком, раз клюку он не слушается. - Может, объяснишь всё-таки?! – пялился на старуху с неистовой яростью дед, в то время, как его внук спрыгивал и улепетывал, всё время поглядывая на склочного старикана, да умоляя, хоть бы он случайно ни глянул, да его не увидал. – Или так и будешь молча махаться?! - У-уходи-и! – промычала та. - Это я и без тебя знаю. Но смысл-то! Чё это «уходи»? Может, ты сама «уходи»! Может, ты по себе меня судишь. - Я видела, в какого ты черта превращаешься. - Ты?! Видела?! Он хотел сказать: «быть такого не может», но это выглядело бы так, будто он оправдывается. Поэтому старик промолчал. А старуха решила до конца дообъяснить, раз уже начала. - Я тебя во сне видела. - Что значит, во сне?! То есть, я хотел сказать, мало ли что приснится умалишенной! - Я не умалишенная! - А справочку от врача? - Просто ты ничего не понимаешь! - Это я-то?! Не понимаю слабоумную старушку?! Может, наоборот?! - В моем сне, - принялась она ему объяснять, - копируется завтрашний день. То есть, я вчера тебя видела. «Вчера» со мной происходило то, что происходит сейчас. Я знала, что это сон, поэтому отмотала время назад и пришла пораньше. И увидела, как ты в образе черта безрогого, весь в саже, гонишься за маленькими детьми! Поэтому отошел к черту, урод! Получишь по балде стулом. Старик отошел. Он, конечно, был спесивым, но, дело в том, что его так сильно осенило, что он просто устоять не мог. Ему хотелось подлететь к этой старушонке, расцеловать ее в сморщенную мордель. Но, вместо этого, он мысленно воскликнул: «Ах, какая ты молодец! Если бы не ты, я бы вообще никогда не вспомнил!» Дело в том, что старик так давно мог превращаться в человека-тьму, что уже и запамятовал, из-за чего это всё началось. Но сейчас вспомнил. В то же время он отходил от подъезда и плелся по следам, оставленным на свежевыпавшем снегу проклятым сопляком. Ему хотелось его догнать и отомстить за всё это: за то, что нагло его перехитрил. Ведь, судя по свежим следам, сопляк нагло обежал дом, пока он трындел со старухою, и дал деру. (продолжение в одиннадцатой главе)