~Парадоксально, но из съеденного вдвоём пуда соли на каждого пришлось по пуду.~
☆Александр Пашинин☆
*** Удивительно, сколь многое может изменить отчаянная вера. Этот последний рывок, когда не остается уже ничего, кроме безумной жажды добраться до немыслимой цели — и вот «невозможно» превращается в «маловероятно». Вера в возвращение аватара была наивной верой маленькой одинокой девочки, пережившей немало горя и свыкшейся с неотступным ледяным дыханием войны где-то на периферии её детского сознания; нынешняя же вера была со вкусом горечи и пылала в сердце девушки-воина, которой пришлось рано повзрослеть. Теперь это было не абстрактное бесконтрольное чувство, а твердая воля, подкрепленная бессонными ночами упорного труда и гораздо менее наивным взглядом на мир. Рассматривая собственное отражение, Катара не узнавала этот тяжелый ледяной взгляд, эту новую привычку строго поджимать губы, эту хищную резкость движений. Всё это было новым и чуждым, но в хаосе невыносимых внутренних преломлений и страшной неизведанности будущего одно оставалось неизменным: вера, привязанная к ушастому болтливому источнику с татуировками мастера магии воздуха. Исцеляя Аанга водой из Священного источника, Катара столкнулась с поразительным для неё открытием: освоенная ею магия крови, помноженная на дар целительства и те его основы, которые успела преподать ей Югода в Северном племени, позволяла чувствовать человеческое тело на совершенно новом уровне. При таком сочетании навыков пациент был перед магом воды словно вскрытая сложная конструкция из мышц, артерий, вен и капилляров вместо деталей перед мастером-механиком, который может перестраивать её как угодно, точечно работая с отдельными элементами. Глубокая ускоренная регенерация даже такой страшной раны перестала быть чем-то за гранью возможного, и впервые за много дней Катару переполняло ликование: Аанг пришел в себя, а она оказалась на пороге ещё одного потрясающего открытия в сфере собственных сил, которое может когда-нибудь изменить мир к лучшему. Первый парадокс заключался в том, что одна и та же магия крови стала оружием, когда её покорительницу переполняла ненависть, и исцелением, когда её вела любовь. Ожидаемо, Аанг был в ужасе, узнав, что был в ледяном заточении во дворце Лорда Огня, и что после этого лежал ещё неделю, так, что у него даже успели чуть-чуть отрасти волосы. В осознании провального наступления, предстоящей катастрофы в виде кометы и неумолимой ответственности, возложенной при этом на него, не было ничего ценнее времени. Аватар, упустивший целых сто лет войны и подспудно непрестанно обвиняющий себя в этом, не вполне успевший освоить огонь, ценность времени ощущал как никто. Катара отлично понимала его смятение и плохо скрываемый ужас, который отчасти разделяла, но для неё все перекрывало немного эгоистичное счастье и облегчение от того простого факта, что Аанг чудом остался жив и что он снова рядом, её личное воплощение надежды. Второй парадокс состоял в том, что последний маг воздуха стал воздухом для неё, и только когда он немного оправился, она снова научилась дышать. Хакода принял решение использовать магию крови, позволить Катаре рассказать о ней магам воды из Северного племени; оставалось только встретиться с северным ополчением, которое направил вождь Арнук после известия о комете Созина, и начать обучение. И тут крылся третий, самый неприятный парадокс: ощущущая в себе достаточно решимости, чтобы утопить врагов в крови в ответ на их желание сжечь мир дотла, Катара тем не менее не могла набраться смелости рассказать об этом Аангу. Язык не поворачивался признаться, глядя ему в глаза, в том, что её руки уже запятнаны кровью, и вскоре, вероятно, искупаются в оной по локоть. ...И пусть то, что Аанг довольно спокойно принял Зуко в их команду, не обманывает её: случай хоть и был неординарный, вполне умещался в границы огромного миролюбия аватара, в отличие от того, что так и не отважилась пока поведать ему Катара. — Мы уже упустили день Черного Солнца… Всё это дошло до такого из-за меня, это моя ответственность и всегда была только моей, хоть я и так долго пытался трусливо бежать от неё. Я сражусь с Лордом Огня, и освою за оставшееся время огонь, чего бы мне это не стоило. — с непривычной сталью в голосе заверил Аанг. — Нет, Аанг, ты не можешь и не должен взваливать всё это на себя в одиночку. В тот раз у нас не получилось, да, но мы учимся на своих ошибках, новый план сражения в день падения кометы будет продуман до мелочей… И мы тоже будем готовы, все мы. — стараясь выглядеть уверенной, пыталась ободрить и его, и себя Катара. «Я напуган и в смятении» — притаилось где-то на дне серых глаз; «Я тоже» — кричали в ответ синие. В необъяснимо единодушном порыве они обнялись, вцепившись друг в друга, как утопающие в соломинку, и тут обнаружил себя четвертый, самый приятный парадокс: оказавшись в эпицентре разрушений, двое надломленных обретали цельность в простой теплоте объятий, в тонкой и естественной гармонии хаоса, как ветер и волны, как море и шторм. *** На нескольких захваченных кораблях народа огня они плыли к назначенному месту встречи с северным ополчением, и уже победили в одном морском сражении, будучи раскрытыми где-то у границ огненного государства. Чем больше они приближались к нужной точке, тем явственнее вставала перед Катарой проблема, которая редко появляется перед девушками её возраста даже в смутные времена затянувшейся войны: проблема педагогическая. Одно дело быть «мамочкой» команды подростков, у которых шило в самых неожиданных местах, и совсем другое — обучать взрослых мужчин, которые как минимум посмотрят снисходительно на пятнадцатилетку, да ещё и обучать именно непростой магии крови, требующей определенной гибкости мышления. Да, Катара — дочь вождя, часть нашумевшей по всему миру команды самого аватара, единственная девушка из учеников мастера Паку, чьи таланты последнему пришлось признать, и, конечно, она теперь единственный мастер магии крови после обезумевшей старухи Хамы. Но даже это не вполне устраняло трудности восприятия, которые были обусловлены её полом и возрастом. Размышляя об этом, девушка против воли вспоминала об Азуле, и эти мысли не удавалось выкинуть из головы. Принцесса огня была единственным известным ей девушкой-лидером, которую боялась и уважала армия, полноправной наследницей престола, в силе и лидерских качествах которой никто не смел усомниться, особенно после падения «неприступного» Ба Синг Се. При этом Азула была старше Катары всего на год или два, и погубила её лишь минутная неосмотрительность вкупе с болезненным тщеславием и недооценкой «поверженного» врага. Катара до сих пор от всего сердца ненавидела эту безжалостную, безумную убийцу, у которой даже огонь был холоднее безмолвных полярных пустынь, ненавидела за страшное ранение Аанга и то, что она собиралась сделать с ним и его командой. Но теперь с ужасом осознавала, что становится всё более похожей на неё. У бездны, в которую заглянула Катара, было хладнокровное лицо Азулы, её первой жертвы; и бездна с незабываемым оскалом, похожим на беспощадную вспышку молнии, смотрела в Катару в ответ… Между тем, когда Аанг вновь начал постигать огонь с новым сифу — Зуко, выяснились сразу две вещи: во-первых, магия принца по какой-то причине начала давать сбои, в чём он не признавался до последнего, а Аанг сам отвергал огонь, хоть и пытался это перебороть. Но если у первого были, скорее, внешние причины, какие-то нарушения в потоках Ци, то у второго — внутренние. — Я прекрасно понимаю, что без освоения огня не обойтись, и что времени остается всё меньше. Но каждый раз, когда пытаюсь, у меня перед глазами тот день… когда я по собственной глупости и неосторожности обжег тебя, Катара. Что, если бы я ранил тебя ещё сильнее?! Что, если бы у тебя не было дара исцеления?.. — Если бы не тот случай, я бы узнала о даре исцеления, наверное, много позже, — покачала головой. — Это не умаляет моей вины, я не послушался учителя, и это могло закончиться ещё хуже. Пытаюсь перебороть эти мысли, но, клянусь, не могу… Сердце девушки сжалось от острой смеси сопереживания и… нежности. Аанг не возненавидел огонь ни после того, как узнал о столетней войне и уничтожении своего народа, ни после того, как увидел свой разрушенный дом и тело старого учителя, ни после множества подтверждений жестокости огненной нации, увиденных в путешествии; но отверг стихию всего лишь из-за случайного ожога, из-за того, что пламя в его руках причинило ей боль. Это было гораздо громче и пронзительнее, чем если бы он просто сказал «ты мне дороже всего», хоть и значило то же самое. Не было слов, чтобы передать такое; не находилось их и в ответ, ибо слова были излишни. — Мы с Зуко решили, что попытаемся найти остатки Племени Солнца — одного из первых, покоривших огонь. Когда теряешь себя, лучше всего обратиться к истокам. Сегодня вечером отправляемся. — Мы что же, побываем в стране Огня? Или, как минимум, сделаем там привал. — слегка удивилась Катара. — Да. Однажды я уже бывал в столице вместе с другом, Кузоном, и мне там нравилось. Ненависть и страх никого не отравляют сильнее, чем того, кто их испытывает, поэтому я хочу преодолеть их. Вновь побывать в стране огня, не в качестве беспомощного заложника во дворце, и вновь убедиться, что там тоже живут обычные люди — плохие и хорошие, со своими проблемами и радостями — а не какие-то злые духи, владеющие злой стихией. В обычно мягких серых глазах сверкала сталь. Ещё не остывшая, не заточенная, но уже несгибаемая. Когда-то Катара видела в Аанге лишь беззаботного ребенка, который отчаянно цеплялся за детство и не желал становиться даже подростком согласно возрасту, не то что взрослеть, как того требовал от него весь разрушающийся мир; но вскоре поняла, что это — лишь одна, самая очевидная и простая сторона его характера, за которой он успешно прятал всё остальное, как за маской. В обычной жизни Аанг был всегда весел, благодушен, болтлив и уступчив, с радостью отдавал Сокке лидерство в их маленькой компании как старшему и обладающему стратегическим мышлением; но когда задевали его близких или люди нуждались в руководстве аватара, он показывал себя с совершенно иной стороны. Решительность, смелость, мудрость и твердая воля — всё это в нем уже было, и такие случаи, как переход Гранд-Каньона, увещевание Хей-бая для спасения деревни были одними из многих подобных. Кроме того, каждый день Аанг рос над самим собой, через пот и кровь, и его готовность бороться с собственными страхами была тому подтверждением. Лишь на словах это звучит легко, на деле же для человека не существует более сильного врага, чем он сам; нельзя изменить мир, не победив самого себя. А Катара, глядя в стальные глаза Аанга, в тот миг увидела достаточно мужества, чтобы сделать и то, и другое. Если бы только она могла ещё взять на себя хоть часть того груза, который взвалил на Аанга он сам и весь беспощадный мир, который никогда не делал для него скидку на возраст и ничего ему не прощал… Уже к закату они приземлились в стране Огня. Облюбовали неплохо скрытую от чужих глаз пещеру, бессовестно стащили несколько нарядов. Катаре попалось красивое платье, и наконец-то ей выпала возможность поприхорашиваться. — Как я выгляжу? — нарядившись, кокетливо поинтересовалась она. Тоф была увлечена примеркой ненавистных туфель, Сокка лишь фыркнул, насмешливо покосившись на сестру, Зуко окинул её немного смущающим оценивающим взглядом, а Аанг отчаянно покраснел, глядя на неё во все глаза, с теплом и восторгом, что было лучшим комплиментом. Однако аватар погрустнел, остановившись на её шее. — Эм, Катара, твоё ожерелье… — Ах да. — она тоже приуныла, нехотя снимая дорогую сердцу реликвию. — Но ведь оно принадлежит народу воды, не так ли. Неизбывная, болезненная тоска вновь охватила всё её существо, стоило только подумать о маме. Все члены команды из-за войны остались немного сиротами: Катара и Сокка потеряли мать, а отец на долгие годы оставил их; Аанг вовсе не знал своих родителей и потерял всех, кто его воспитывал; Зуко потерял мать, а отец его презирал и ненавидел. Лишь Тоф росла в полной любящей семье, но то была снисходительная, жестокая любовь всемогущих к беспомощной, каковой Тоф не являлась, любовь более слепая, чем сама Тоф. У них всех был весомый багаж недетской боли на плечах, и ответить за эту боль надлежало не столько конкретным людям, выступившим её орудием, сколько самой системе, что породила таких людей. Проклятой войне. Сняв ожерелье, Катара аккуратно сложила его в сумку, однако, подчиняясь внезапной идее, достала другое, плетеное, с цветком посередине, которое подарил ей Аанг. Под ошеломленным взглядом последнего надела украшение, послав в ответ самую невинную из улыбок. Девичий взгляд не мог не отметить, что другу очень идёт форма огненной нации, как бы ужасно это ни звучало, она делала его взрослее и строже, даже эта дурацкая алая повязка на голове, скрывающая приметную татуировку-стрелу. Но больше всего девушке понравились его черные волосы, мягкие на вид, по которым до странного зуда на кончиках пальцев хотелось погладить. Это вообще нормально?.. На следующий день Сокка и Зуко остались в пещере, а Катара, Тоф и Аанг отправились в город — прогуляться и закупиться продуктами. Как оказалось, огненная столица не так уж сильно изменилась за сто лет, о чем вдохновенно вещал Аанг, погрузившись в воспоминания и наслаждаясь картинами мирной жизни. Катара узнавала много нового о культуре врагов и получила возможность посмотреть на них другими глазами. Она уже была в столице, когда они с Зуко спасали Аанга, но тогда ей было точно не до разглядывания окружающих красот и постижения местных обычаев. Теперь же её охватывало странное чувство, противный шепот на краю сознания: не дели мир на черное и белое, повзрослей, всё гораздо сложнее… Лишь на миг они с Аангом разминулись, засмотревшись на какие-то девчачьи мелочи, но когда обернулись — он исчез. Ненашутку встревоженные, искали его по всей округе; в такой толпе магия ничем не помогала подругам, Аанг будто испарился в воздухе, что, впрочем, было вполне в его духе. Но, как ни странно, рассудочные предположения, что его могли узнать и схватить, недолго мучили Катару. За время знакомства с Аангом её интуиция каким-то образом настроилась на него, выработался особый «нюх на аватара», и сейчас тот подсказывал, что с Аангом всё хорошо. Крайне глупо в таких случаях полагаться на шестое чувство, но Катара решила подождать до вечера, и ожидания оправдались. Хотя нет, своим заявлением о том, что провел прекрасный день в школе, Аанг превзошёл эти самые ожидания на сто очков вперед. Ну а новость о предстоящем вечере танцев добила команду окончательно. Даже Зуко, который старался вести себя максимально воспитанно и покладисто, заглаживая прошлые грехи, присоединился к общему мнению, что Аанг… слегка безрассуден. Но вот в чём загвоздка: в мелких и бытовых решениях аватар всегда был весьма дипломатичен, но если он что-то вбил себе в голову, то просто не существовало силы, способной его переубедить. — Я хочу принести свободу в том числе и Нации Огня. А для этого нужно показать свободу им — молодому поколению, за которым будущее этой страны. Танцы — это свобода самовыражения, которую никто никогда не сможет отнять. Тоф создала платформы для музыкантов и танцев, бедного Аппу загнали в импровизированное стойло. Где Аанг добыл музыкальные инструменты и музыкантов, знающих танцевальные мелодии вопреки запрету на танцы в этой стране, оставалось загадкой; вскоре пещера наполнилась людьми. Все гости были школьниками, зажатыми и немного затравленными. Но Аанг обратился к ним с таким воодушевляющим огнём, что Катара поняла — в его сердце пламя никогда не гаснет и легко воспламеняет других, просто оно иного свойства, чем то, что вознамерилось выжечь мир дотла, его пламя несет тепло и свет. Затем он сам показал несколько танцев, обнаруживая немалую увлеченность и талант, чем буквально заразил всех присутствующих. Затаив дыхание, Катара наблюдала, как с легкой руки Аанга люди меняются прямо на глазах, как загораются их глаза и раскрепощаются тела, словно сбросив невидимые, невыносимые оковы. Это была его личная магия, та самая, что была могущественнее всех четырёх стихий… Однако поддаться всеобщей радости и веселью Катаре помешало ранее незнакомое, непривычное и грызущее чувство — ревность. — А Твинклтос неплохо танцует, — с ехидной усмешкой заметила Тоф, словно подозревая, о чём думает Катара, глядя на задорно кружащегося в танце Аанга и какую-то девчонку из школы, которая смотрела на него влюбленными глазами. — Ха, вот ещё! Они ужасно смотрятся вместе. — немного невпопад ответила маг воды, пытаясь спрятать ото всех, включая себя, эту внезапную и острую ревность. Впрочем, непрошенное чувство само исчезло без следа, когда Аанг подошёл к ней и с широченной улыбкой приглашающе протянул руку. — Не знаю, Аанг… Я почти не умею танцевать, и туфли у меня неподходящие… — Просто возьми мою руку, Катара. Ей вдруг вспомнился тот совместный полёт на планере. Ни единой опоры во всём окружающем пространстве, кроме уверенно обнимающей её талию руки, полёт и смех, а ещё — безграничное, безусловное доверие… — Хорошо, — моментально преодолев смущение, она вложила ладонь в его руку. Благодаря постоянным физическим тренировкам, природной гибкости и грации, Катара почти не сомневалась в своих возможностях, но не знала движений задуманного танца, поэтому решила просто повторять за Аангом, полностью доверившись ему и собственному сердцу. Наверное, сегодня ей тоже не помешает хоть на один вечер обрести свободу… Танцевали близко, но касаясь друг друга лишь взглядами, словно связанными в неразрывный узел, и диковинные, синхронные, волнующие па получались сами собой. Как в том полете, Катара вновь ощущала пузырящуюся под кожей легкость, и танцевала, танцевала, едва не паря над землей, а порой и буквально. Они с Аангом чувствовали друг друга на поразительном уровне, и она чувствовала себя рябью на глади реки, покорной художественному рисунку ветра. Сердце стучало как бешеное, заглушая все мысли, и для танцующей пары не существовало ничего за пределами этого мгновения. Но вот танец закончился, и с громкими аплодисментами вернулось ощущение реальности, которая обрушилась, как камнепад. Они отпрянули друг от друга, словно обожженные, смущенно пряча глаза; однако даже смущение не было мучительно неловким, а было мучительно прекрасным, как и то чистое чувство, подобное чуду открытия, первому подснежнику после затяжной зимы, что потихоньку расцветало между ними. Ещё один парадокс: за этой пещерой, уже на следующее утро их ждало продолжение изматывающей гонки и привычной войны, но кусочек освобождающего все скрытое в глубинах душ вечера танцев останется с ними навсегда.