FIRE WATER

Парни засыпают только под утро, заёбанные во всех смыслах этого слова. Они правда словно сума сошли, добравшись друг к другу. Не могли перестать прикасаться к телам друг друга. Не могли прекратить провокации. Да, в основном провоцировал Хан, но бывало, что он успокаивался и его успешно «подменяли» на позиции провокатора, который не даёт остальным уснуть. Но, в принципе, всех всё устраивало. Даже не смотря на то, что Уджину с утра на работу, Джисону на учёбу, а Чанбину вообще в аэропорт и лететь в другую страну (он, видите ли, помогал в поимке иностранного картеля и теперь должен лететь на дачу показаний). Ким просыпается первым и сразу же кряхтит под весом двух тел, которые почему-то решили, что обнимать друг друга удобней всего лёжа именно на Уджине. Но стоит начать возмущаться, как тут же ловит: — Хён, не бухти, — от сонного Чанбина, который лениво поднимает голову и целует старшего коротко в губы, даже не открывая глаз, а после ловко сгребает младшего в крепкие объятия и вместе с ни скатывается с Кима. Дико мило на самом деле, так что Уджин, после душа, возвращается к ребятам, цёмкая их в макушки и валит на кухню, готовить завтрак, чтобы дать им ещё хотя бы полчаса сна. Ему есть о чём подумать. Уджина крайне беспокоит работа Чанбина. Он водится с опасными людьми, пускай и старательно скрывает свою личность, но всё же открывается перед полицейскими и другими правоохранителями иногда. Вон, даже Чан его знает. Киму почему-то чудовищно не хочется отпускать Со. Речь не только о перелёте и даче показаний в этот раз. Будь его воля, он бы тупо приковал Бина к батарее и заставил не покидать их квартирку никогда. И сейчас он волнуется вовсе не потому, что на запястье Со имя Хана, которого легко найдут, если захотят надавить на хакера. Он волнуется именно о Чанбине. Хотя, нет, всё же — о них двоих. А тем временем, проснувшийся Со старательно пытался подняться с кровати, но провернуть это у него никак не получалось из-за обвившегося вокруг его тела аки удав Джисона. — Ну, хён, не уходи, — плаксиво бурчит младший, который проснулся от тщетных попыток Чанбина избавиться от его загребущих, цепких лапок на своём теле. — У меня вылет через полтора часа, малыш, — Бин и сам не в восторге, но нежно целует младшего в пухлую щёчку. — Не переживай. Я вернусь до того, как ты успеешь соскучиться. Уджин-хён, найдёт чем тебя развлечь, ты даже не заметишь… Ауч, ты сдурел? Пока Чанбин старательно младшего успокаивал, тот только бесился от каждого слова сильнее. Что ещё за «не заметишь»? Что ещё за «не успеешь соскучиться»? Да он уже, блять, скучает! С обидой фырчит, больно кусает Со за шею и, разомкнув конечности, пинком под зад отправляет Бина с кровати на пол, тут же демонстративно (пускай и ойкая) отворачивается, сворачиваясь клубочком. А Чанбину, между прочим, тоже уходить не хочется. Оставлять свою детку, своего хёна снова одних — не хочется. А он весь такой добрый из себя ещё кого-то успокаивать собирался, хотя он-то будет один, а они хотя бы останутся вдвоём и если кто и расстроен — так это он. Правда весь запал на «поорать на тупого грызуна» сходит на нет, когда он слышит тихое бормотание вперемешку со всхлипами: — Я, блять, люблю тебя. Только попробуй там задержаться хотя бы на лишний час. И раниться тебе тоже запрещено. А посмотришь на чью-то задницу, кроме моей или хёна — я тебя вообще кастрирую. И чтобы смски слал мне каждый час. Бин тает моментально. Подбирается назад к Хану. Обнимает его нежненько и сцеловывает его слёзы, обещая, что обязательно будет делать всё, что ему только что так строго приказали делать. Уджин как раз в этот момент тащит всём трём завтрак в постельку. Он обеспокоен слезами младшего, но, слыша разговор, расслабленно улыбается. Отставляет поднос и влазит на кровать к ним, чтобы подарить нежные тёплые объятия. Они прощаются через полчаса. Джисон ревёт непереставая, хотя правда очень не хочет быть «некрасивым» в последние минуты перед расставанием со старшим. Он рвался проводить его до аэропорта, но сам шевелится с трудом, так что роль почётного караула исполняет только Уджин. Он даже звонит на работу, чтобы взять отгул на сегодня, потому что понимает, что после того, как посадит Со на самолёт, не сможет спокойно поехать работать, зная, как загоняется дома младший. Они долго обнимаются во время начала посадки. А после, забив на все улюлюкания и любопытные взгляды — целуются долго. — Береги себя, Бинни, — ласково на ушко и Чанбин даже слегка краснеет от этого неловкого обращения. — Береги Сонни и себя, Уджинни, — быстро ориентируясь, Со возвращает эту же нежную просьбу, с ласковым поцелуйчиком в ушко. — Встретимся через неделю, — нехотя старший разрывает объятия, потому что регистрация вот-вот завершится и младшему пора уходить. — Да… Через неделю… Чанбин уходит не оборачиваясь, а Уджин вздрагивает всем телом. Потому что ощутил тоску и сожаление в голосе младшего. В тот же момент и Джисон всё же подрывается с кровати, игнорируя приличную такую боль в пятой точке, бегло собирает, набирая сообщение старшему: «Хён, к чёрту всё, не отпускай его!» и тут же со стоном падает назад, получая: «Прости, он уже в самолёте».