Metal Crusher

      Обычно когда просыпаешься после тяжёлого сна, груз спадает с груди, давая воздуху волю. Твой взгляд потерян, может быть и напуган, но единственное, что ты сохраняешь при себе, так это осознание своего положения. Плохой сон, прерываемый пробуждением, равносильным новой жизни для того, кто переживал кошмары уже много раз. Солнечный свет обязательно пробьётся сквозь слабо качающиеся шторы, освещая каждую пылинку, ведомую взору. Слабая боль в теле обязательно отступит, а разум вновь очистится, пусть и сохранив воспоминания о тяжёлом сне. Но когда боль отказывается отходить, а воздух никак не может наполнить лёгкие, разве это было сном?       Девушка лишь может слабо пошевеливать затёкшим плечом, ощущая адскую боль в каждом своём участке тела. Взгляд потерянных глаз мечется по белому, потрескавшемуся потолку, в попытках хоть немного разглядеть помещение. Зуд в голове, где-то глубоко, заставляет мысли хаотично сбиваться внутри, не давая функционировать. Она чувствует себя настолько ужасно, насколько можно чувствовать после такого кошмара. Но когда взору предстаёт перебинтованная рука амфибии, ощущения становятся куда более сильнее. Это не сон.       Пытаясь найти в себе хоть какие-то силы, девушка приподнимает голову над жесткой кроватью, глядя вперёд себя: комната. Пустая и холодная, но в то же время ухоженная и явно давно не используемая. Вдалеке, за железной дверью, где-то там раздаётся слабый звенящий звук техники, вводящий лишь в большее заблуждение. Сделав несколько попыток собрать себя в руки и приподняться, амфибия падает на матрас. С каждым разом руки дрожат все меньше, но нервное покалывания и боль не дают сделать ей каких-либо серьёзных движений.       За дверью раздаются слабые шаги, и Андайн не придумывает ничего лучше, чем улечься в неподвижном состоянии, закрыв глаза. Веки предательски подрагивают, но, похоже, тому, кто отворяет дверь, этого не увидеть. Шаги останавливаются у кровати, а постороннее дыхание слабо пробивается сквозь жужжание и шум механизмов. Чужую руку в момент стягивает крепкая хватка амфибии, не давая сделать никаких движений, кроме как попыток вырваться. Собрав силы, Андайн притягивает чужака к себе, но впадает в оцепенение, видя испуганный взгляд знакомых живых глаз из под очков. Рука сама собой разжимается, неловко опускаясь вниз, а амфибия остаётся лишь ошарашенно смотреть вперёд себя.       — Ан-Андайн!..— неожиданно громкий голос ящерицы выводит девушку из странного состояния. Чужое тепло объятий приятно сглаживает раны, но в момент исчезает, стоит только ученой смущённо отстраниться. — Имею ввиду, что... я рада, что ты жива. — на лице Альфис проскакивает нелепая улыбка.       После той самой долгой пустоты, беспощадно сдавливающей грудь, лёгкое облегчение становится дороже золота. Андайн могла бы отдать все, лишь бы увидеть вновь это лицо и эту улыбку снова. В последний раз она видела Альфис так давно, так давно и с таким страхом. Воительница лишь делает вдох, на долю секунды глядя себе в одеяло.       — Альфис... где я? — Андайн вновь поднимает голову к ученой, а затем обводит пространство позади неё. Лишь после она понимает, насколько глупый вопрос задала. Она ведь всегда могла узнать лабораторию из тысячи. — И что со мной произошло? — вопрос настолько колет, что Андайн резко хмурит брови, уставившись в одну точку.       — Ты в комнате. Вернее, в моей лаборатории, а комната в ней. Я...доставила тебя сюда, как только узнала, что ты жива. Я ведь правда думала, что ты, ну, умерла. — учёная неловко присаживается на край кровати, скрещивая руки на коленях. — Андайн, к-как ты?       После заданного вопроса девушку накрывает настолько болезненная череда воспоминаний, что она прикрывает глаза, не в силах больше смотреть куда-либо. Боль. Поражение. Последняя утерянная надежда. Каждый сантиметр тела, помнящий удар, вновь начинает болеть. На душе так досадно и обидно, что Андайн сжимает руку в кулаке так, будто в ней находится её самый ненавистный враг на свете. Но она понимает, что он сейчас не здесь.       — Я не смогла.       — Что?       — Я не смогла спасти их. — амфибия сводит брови в одну точку, тяжело вздыхая. Лёгкое облегчение не может длиться долго, как бы этого не хотелось. Досада и горькое чувство во рту заставляют девушку лишь беспомощно уничтожать себя изнутри самыми худшими мыслями. — Во мне нуждался народ. Во мне нуждались те, кто не могли защитить себя сами. Каждая смерть, каждый крик лежат на мне. Когда ты смотришь, как всех твоих друзей и близких будто бы вычёркивают раз и навсегда из твоей жизни, ты понимаешь, что дальше пути не будет. Это чёртовое осознание не даёт мне ничего сделать. Альфис, я... Не смогла. Я подвела их. Я подвела их всех: Азгора, Монстренка, свой народ... Папируса. — воительница не перестаёт беспомощно сжимать руки, в надежде, что это хоть как-то поможет контролировать себя. Смешно и досадно.       — Ты ведь правда не виновата, Андайн. Я... п-понимаю, как тебе тяжело. Но я тоже не смогла. Я бы хотела, чтобы ты не винила себя. Ты ведь не могла ничего сде... — учёную прерывает резкий удар по прикроватной тумбочке, от чего она испуганно замолкает, отодвинувшись.       — Ты не понимаешь! Я могла, Альфис. Я выжала себя на все сто процентов, но этого не могло быть достаточно. Я была недостаточно сильна, из-за меня умерли все те, кто надеялись на меня. Неужели ты, чёрт возьми, не понимаешь этой ответственности?! Скажи мне, ты когда-нибудь подводила кого-либо настолько, что твоё желание жить переставало существовать и в помине? — Андайн скалит зубы, прикусывая губу до крови, глядя на Альфис. Лишь видя мешки под чужими глазами, несколько лопнувших сосудов и бледную кожу ученой, беспомощно закрывшейся руками, Андайн расслабляет лицо и опускает руки. Она ведь никогда не хотела пугать её, тем более кричать.        Поражение, чувство вины заставляют девушку испускать весь гнев на том, кто сделал всё, чтобы та сейчас находилась на кровати живой и сохранённой. Андайн тихо, но осторожно притягивает учёную, забившуюся в угол кровати, к себе, обхватывая чужое и небольшое тело руками. Чувствуя сердцебиение знакомого человека, амфибия успокаивается и виновато отстраняется, гладя себе под ноги. — Прости меня. — воительница говорит это настолько неловко и виновато, что если бы услышала себя со стороны, то точно бы брезгливо плюнула. — Я не хотела. Я хотела сказать... Спасибо. Я правда рада тебя видеть. — Андайн слабо улыбается, краем глаза глядя на уже удивленную Альфис.       — Я все понимаю. Ничего страшного. — ящерица становится более расслабленной, уже садясь ближе, хотя смущение не перестаёт уходить. — Ты была так сильно ранена, что я думала, что больше никогда не увижу тебя. Мне... жаль по поводу Папируса. Кстати, его спагетти были не такими уж и плохими. — Андайн горько усмехается, глядя на учёную, в то время как та продолжает что-то говорить, постепенно ускоряясь. Когда она так делает, то различить основную мысль её повествования становится невозможным. — Я д-думаю, тебе не стоит вставать вообще в ближайшие две недели. После тех нагрузок на организм и тело, тебе обязательно нужен отдых.       — Да ну? У меня такое чувство, что я вот-вот могу встать и нехило ударить кого-нибудь. Полежу денёк другой, гляди и вновь на ноги встану. Не парься — Андайн вновь усмехается, отсеивая плохие мысли. Теперь её внимание обращено на учёную, которая возмущённо взводит брови.       — Нет! Я им-имею виду, что тебе не стоит этого делать. Ты перенесла очень тяжёлые вещи и-и мне бы хотелось, что бы ты почувствовала себя, ну... в безопасности, типа. — учёная резко опускает взгляд в сторону, стараясь укрыться от своих слов.       — Если ты здесь, то я уже в безопасности. — слова вырываются сами собой, но амфибия не обращает внимания на подобное. Чего греха таить, она ведь и вправду, как бы это не было абсурдно, чувствует себя в безопасности рядом с этой крошечной и слабой ящерицей. Та в свою очередь резко вскидывает голову, удивлённо таращась на Андайн и панически пытается найти способ, чтобы спрятаться от этого мира.       — Эй, нельзя говорить такие вещи! Я не сильная! — Альфис нервно вздыхает, постепенно успокаиваясь и, кажется, в её глазах мелькает идея. А это означает, что дело не кончится чем-то хорошим. — Ты будешь согласна полежать подольше, если я... п-покажу тебе то аниме, что обещала раньше?       — А с тобой опасно иметь дело, Альфис. Я в деле. — Андайн улыбается, нахально облакачиваясь об спинку кровати. Если сейчас она сможет забыться, пусть даже в такой простой вещи, как просмотр японских мультиков вместе с Альфис, то она не будет против. Всё, лишь бы гнетущее чувство вины и одиночества не стачивало кости. И всё, что ей сейчас нужно, так это неловкая учёная и прохладная комната.       Неожиданный странный звук где-то в глубине коридора заставляет Альфис резко приподняться с кровати. Та растерянно глядит сначала в коридор, а затем на девушку. — Ох, Андайн, мне срочно нужно... п-помочь кое с чем. Я вернусь через минуту, ты только не скучай! И если что-то будет нужно, то сразу зови, х-хорошо? – ящерица немного взволнованно улыбается, глядя на воительницу.       — С тебя упаковка твоей хреновой лапши — Андайн подмигивает, скрестив руки на груди.       — Ага. — В тот момент, когда учёная скрывается в дверном проёме, амфибия ещё некоторое время смотрит в длинный коридор. С чем ей нужно помочь? Не имеет значения. Ведь если рядом есть хоть кто-то, кто прогонит прочь гнетущие мысли и боль, значит, плохой сон всё таки закончится?