Конец всему/The End of All Things

Декабрь 2019 Воскресное утро, 6:30 утра. Миранда спит. Энди оставляет ей записку: «с миссис Г.» и очень надеется, что Миранда не проснется ещё хотя бы час, потому что она никогда не поверит, что даже миссис Гоймерак захочет играть в шашки в пол седьмого утра. Энди начинает скучать по компании Миранды или, по крайней мере, по теплу ее тела, как только она выходит на холодный воздух. Как обычно, она колеблется, делая первый шаг из подъезда, она опасается, что кто-то с пистолетом снова выпрыгнет из-за угла. Несколько дней они с Мирандой боялись, что убийца захочет вернуться и прикончить их, чтобы не переживать лишний раз, что они запомнили его лицо и решили сдать полиции. Но похоже, он оказался умнее и просто убежал. Хотя им обеим до сих пор снятся кошмары. Миранда, конечно, никогда не признается в этом, но один раз Энди проснулась посреди ночи, потому что Миранда сильно дрожала около нее и невнятно бормотала что-то себе под нос. Энди потрясла ее за плечо, от чего та ахнула и открыла глаза, тогда Энди твердо произнесла: «Его здесь нет. Мы в безопасности». Миранда закрыла глаза и снова заснула, не сказав ни слова. Энди сомневалась, что Миранда вообще помнила про этот эпизод. Это место токсично. Слишком много преступлений. Слишком много людей. Несмотря даже на свои трудности, Хорватия все еще относительно свободная страна, поэтому такие люди, как Энди и Миранда, постоянно ползут через границы. Однажды Энди удалось уйти пораньше с работы, и она решила встретить Миранду около ее фабрики, а не на автобусной остановке, как обычно. Тогда она была шокирована большим количеством народа, выстроившегося возле здания, а вскоре выяснилось, что все они ищут работу. Плохо так же было то, что Энди и Миранда были узнаны вчера. Энди точно знает, что их узнали, потому что она посмотрела в глаза парню и увидела, как ее собственный шок отразился на его лице. Это был человек, который знал их в Милане — не очень хорошо, но все же. Он был другом Донателлы, и видел их на нескольких вечеринках. Энди обменялась с ним тогда парочкой шуток, не более, но этого было вполне достаточно, чтобы он узнал ее теперь. Парень открыл рот, чтобы что-то сказать, но Энди отвернулась и толкнула Миранду сквозь толпу, пробормотав, что их заметили. Когда она снова осмелилась оглянуться через плечо, он исчез. Но они с Мирандой пошли домой все же другой дорогой. Энди знает, что это может запросто повториться. Все, что нужно — это один старый знакомый; один голодный человек, без гроша в кармане, с надеждой на вознаграждение. В этом городе люди готовы сгрызть друг друга, как собаки, когда у них кончается вода и отсутствует работа. Энди практически чувствует, как они кусают ее за пятки. Она слышала как-то о парне, которого зовут Павао. Он делает паспорта и организует безопасный выезд из страны. Конечно, это будет стоить им целое состояние, но в данный момент Энди готова заплатить уже любую цену. Прошлой ночью, когда Миранда спускалась за водой вниз, она умыкнула из укрытия ее бриллиантовый браслет — самую ценную вещь, которая у них осталась. Миранда, вероятно, будет в ярости, но к тому времени это станет свершившимся фактом. Энди решает, что уж лучше после просить у неё прощения, чем — разрешения заранее. Ей нужно было проехать на двух автобусах, и к тому времени, когда она добралась до его квартиры, было уже почти пол восьмого утра. Еще рано, но парень в этом бизнесе принимает в странные часы. Она стучит в дверь четыре раза, как ей сказали: сначала два раза, затем делает паузу в течение двух секунд, а затем еще два раза. Дверь открывается и больших размеров парень, по-видимому, сам Павао — долго смотрит на нее. Она оглядывается назад. «Волосатый» проносится у нее в голове, а потом слово «тучный» приходит на ум. Но ей неважно, как он выглядит, если этот отвратительный снеговик, поможет вытащить их отсюда. «Добро джутро, — говорит она. Он коротко кивает. — Путовнице. Требам путовнице, молим». «Входи», — хрюкает он, и она расслабляется. Большинство людей могут определить, что она американка уже по ее акценту, и большинство людей говорит, хоть немного по-английски. Тем не менее, никогда не угадаешь, и тем более это такой деликатный бизнес. Энди оглядывается, когда она заходит в квартиру. Вокруг довольно стандартная обстановка. Парень продолжает идти вперед. Она следует за ним через гостиную. Он включает выключатель в следующей комнате и Энди видит стол, накрытый пластиковыми заслонками, печатями и маленькими фотографиями. «Сколько?» — спрашивает он. «Два». «Куда вы идите?» «Я не знаю, — отвечает Энди. Он поднимает бровь. — На восток». Это единственное направление, куда они могут двинуться прямо сейчас. «Вы должны попробовать Румынию, — говорит он. — У них есть… — он делает паузу, подбирая правильное слово, — договор. Никто их не беспокоит. И никто не въезжает без паспорта, который я сделаю для тебя». Энди молится всем богам, что это окажется правдой. Не имея доступа к телевидению или Интернету, она чувствует, что бродит в темноте, как слепой котенок, доверяя слову этого незнакомца. Она указывает на пачку поддельных паспортов, которые уже скопились на столе: «Могу я посмотреть?» Павао пожимает плечами, а Энди пролистывает пару документов. Безупречные. «У тебя есть фотографии?» «Да», — говорит Энди. Затаив дыхание, она вытаскивает их старые британские паспорта. Он, очевидно, понятия не имеет, кто она, но он может узнать Миранду. И все же этого не происходит, он просто смотрит на паспорта и снова хрюкает. «Сколько?» — спрашивает Энди. Он долго разглядывает ее, а затем поворачивается и уходит в другую комнату. Через открытую дверь она может наблюдать край кровати. Когда Павао возвращается, Энди видит, что он держит в руках пачку презервативов. «Это будет безопасно, — говорит он и поворачивает голову в сторону комнаты. — Иди». Энди застывает на месте. Он хмурится на нее. «Ты не хочешь деньги?» — интересуется на всякий случай Энди. «Когда я хочу денег, я прошу деньги, — говорит он. — Когда тебе нужны паспорта, ты проходишь туда и ложишься». Деньги — это одно, но он, вероятно, заинтересуется бриллиантовым браслетом, если увидит его. Алмазы не подвержены инфляции. Но он не знает, что у нее есть браслет, и из того, что она слышала о нем, он получает достаточно, чтобы позволить себе… Энди идет в комнату и ложится. Это не так ужасно, хотя это занимает какое-то время, в течении которого она совсем не безумна от возбуждения. Это как добровольное изнасилование. Но он не грубый или злой, просто быстрый и безразличный. Энди даже не слишком трудно пережить это, если вспоминать о своем последнем разе в Англии… Или думать о Миранде, с ее опустившимися плечами и померкшими глазами. Через несколько минут все прекращается: он поднимает голову, хрюкает и вздрагивает. Затем Павао делает ей завтрак: кофе и пару кусочков тоста. Она ест, стараясь не запачкаться, пока он сидит за столом и делает свою работу так кропотливо, как любой художник. Энди чувствует себя нереально, когда он заканчивает и протягивает ей документы для осмотра. Насколько она может судить, они идеальны, поэтому она одобрительно кивает. Прежде чем она уходит, он дает ей листок бумаги: «Найди Анте на вокзале. Он продает сигареты у южного входа. Доверься ему». «Благодарю… — Энди сглатывает. — Хвала». Он кивает и равнодушно говорит: «Стретно», что значит «удачи». Затем он поворачивается к своему столу, и она молча уходит. Когда она идет домой, Энди чувствует вес бриллиантового браслета Миранды в одном кармане и паспортов в другом. Она пытается понять, что она думает о том, что только что произошло. К ее удивлению, кроме слабой боли между ногами, она чувствует лишь облегчение. Это могло быть намного хуже. Он не причинил ей боль, он использовал презерватив, у нее все еще есть бриллианты, и они наконец выберутся отсюда. Энди давно научилась быть благодарной судьбе за маленькие милости, но это похоже на большую милость. На часах почти девять, когда она возвращается домой. Миранда сидит одетая в кресле у кровати, потягивая что-то из кружки. Теплое молоко. Молоко сейчас более доступно, чем вода. Хотя, пить молоко уже хорошо, но бывают утра, когда это все что у них есть. «Привет, — говорит Энди. Она засовывает руку в карман, дотрагиваясь до браслета и задается вопросом, как вернуть его обратно в тайник, чтобы Миранда не заметила. — Ты хорошо спала?» Миранда фыркает: «Ты выиграла в шашки?» Да она что-то выиграла, явно главный приз. Энди глубоко вздыхает: «Я не играла в шашки». Она сует руку в другой карман и вытаскивает паспорта. Миранда бросает на них быстрый взгляд и широко раскрывает глаза. «Мы уезжаем отсюда, — говорит Энди. — Как допьешь свое молоко, мы уходим». «Мы что? — Миранда наклоняется вперед и берет паспорта. Ее глаза становятся еще больше; она открывает ящик тумбочки и достает очки для чтения, очевидно, не в силах поверить в то, на что она смотрит. — Румыния?» «В это время года там должно быть красиво, — говорит Энди и вытаскивает свои чемоданы из-под кровати в мансарде. Она открывает ее, а затем открывает комод. — Давай. На вокзале есть парень, с которым мы должны встретиться». «Андреа, ты сошла с ума? Что мы там будем делать? Как ты вообще это достала?» «Мы разберемся, когда доберемся до места, — огрызается Энди. — Так же, как сделали здесь». «Андрееаа…» «Там не так, как в Хорватии, они впускают людей только с паспортами. Там не так плохо и у них есть вода. И договор. Они заключили договор с… — С кем интересно? — Там нет боевых действий, там…» «Здесь тоже нет боевых действий». «Здесь нас видели, Миранда! Нас узнали, и у нас ничего тут нет. И это место чертовски убивает…» — она останавливается. «Кого?» — требует Миранда. «Меня, — заканчивает Энди. — Это место убивает меня, — это не далеко от правды, хотя больше этот город убивает Миранду и Энди это знает. — Пожалуйста. Давай. У меня есть паспорта, — она бросает рубашку в свой чемодан, — ради всего святого, Миранда, мы можем навсегда покинуть Загреб!» Рот Миранды открывается и закрывается, она снова смотрит на паспорта, затем поднимается на ноги и тянется к своему чемодану. Слава Богу. Энди удивлена своей настойчивости, как будто она едва удерживается от истерии. Возможно, Миранда это чувствует. В любом случае, похоже, что Энди победила. Миранда готова уехать, но не ради себя самой, а ради Энди. Ради Энди, она готова поступиться своей гордостью. В то время как Миранда тянется к ящикам, Энди воспользовавшись тем, что она отвернулась, говорит: «Я возьму тайник». Миранда рассеянно кивает. Энди встает на стул и отодвигает потолочную плитку. Она вытаскивает сумку и, прежде чем Миранда может что-то заподозрить, бросает туда браслет. Сборы не занимают много времени. Одежда, драгоценности, деньги и столько еды, сколько можно взять с собой: вот и все. Они не имеют задолженности перед арендодателем, поэтому Энди не чувствует особой вины за то, что они уезжают без уведомления. Она вообще не чувствовала ни перед кем вины за последние несколько лет, если так подумать. Они едут на паре автобусов до станции, где уже через час Энди ведет Миранду за собой к южному входу. Прямо у двери мужчина продает сигареты, как сказал Павао. Энди торопится к нему, надеясь всей душой, что это не ловушка, что она не попала в какую-то западню с тайными полицейскими или кем-то еще. Назад пути нет. «Анте?» — спрашивает она, затаив дыхание. «Да», — отвечает мужчина, осторожно глядя на Энди взглядом человека, который сам боится проблем, и Энди немного расслабляется. «Павао, — говорит она, и, как она надеялась, имя вызывает немедленную реакцию. — Павао послал нас». Она достает из кармана паспорта и показывает их Анте, стараясь держать документы между ними. Миранда подходит и встает рядом с Энди. «Кто это?» — спрашивает она прямо. «Э-э… он собирается помочь нам выбраться отсюда, — говорит Энди, хотя она точно не знает, как именно. Весь этот процесс, вероятно, должен быть более волнительным, но она лишь чувствует высокий адреналин. — Помогите нам, — повторяет она более четко Анте. — Вы поможете нам, верно?» «Павао дал тебе листок бумаги, да?» — спрашивает Анте. На какое-то душераздирающее мгновение Энди понимает, что понятия не имеет, о чем он говорит, но потом вспоминает, как Павао сунул ей в руки какую-то бумагу. Слава Богу, этот свернутый листок все еще в кармане ее пальто. Она вытаскивает это, желая, чтобы она могла прочитать то, что там было написано. Но, похоже, Анте удовлетворен: он читает, кивает, хрюкает и дергает головой. «Кто это? — не унимается Миранда, ее голос сердито шипит, когда они следуют за Анте на станцию. — И кто такой Павао? Что ты делала этим утром?» «Я сказала тебе, у меня есть паспорта. Я объясню все позже», — отвечает Энди, задаваясь вопросом: как, ради всего святого, она собирается это сделать? «Да, объяснишь», — мрачно говорит Миранда. Они останавливаются в терминале. Анте кидает через плечо: «Подождите здесь», и уходит, чтобы поговорить с кассиром. Он быстро что-то сообщает женщине, не смотря на Энди и Миранду. Кассир кивает, передает ему пару билетов, и Анте возвращается. «Евгений сегодня ведет поезд, — говорит он. — Это хорошо. Евгений поможет вам. Вы покажете ему бумагу, которую показали мне. И ваши паспорта». Он отдает Энди билеты. Вот это да! Паспорта, билеты и персональный сервис. И в отличие от поездки в Хорватию им даже не придется трястись в товарном поезде. Энди мрачно думает, что это не так уж плохо за работу в менее десяти минут. Она смотрит на билет и вздыхает, когда не может понят: «Куда идет поезд?» «Bukurešt, — говорит ей Анте, — но есть остановки раньше, если хочешь. Иди сейчас». Затем он поворачивается и уходит без единого слова. Миранда выжидает, пока они не сели в вагон, а их багаж не был уложен над головой, тогда она поворачивается к Энди и требует: «Объясни. Сейчас». Энди облизывает губы. «Нечего объяснять, — говорит она. — Я же говорила, что больше не могу выносить Загреб. Так что вчера вечером я взяла некоторые украшения… — Миранда хмурится. — …и сегодня утром я пошла к тому парню, о котором слышала. Павао. Он сделал паспорта и велел мне связаться с Анте. Человеком с сигаретами». «Андреа, тебе не пришло в голову, что, возможно, нам следовало обсудить это сначала? — спрашивает кисло Миранда. — Тем более, что ты использовала мои украшения?» Энди закрывает глаза. Миранда не должна знать — Миранда не должна знать — Энди не хочет говорить. Она пытается придумать, что сказать, открывает рот, но она не может ничего сказать, поэтому выпускает лишь глубокий вздох. Вот и все. Она действительно не может думать ни о чем больше. После нескольких минут тишины Миранда говорит: «Что, черт возьми, мы будем делать в Румынии?»

***

По крайней мере, они пересекли границу Румынии до того, как поезд сломался. Анте был прав: Евгений очень помог, и, хотя Энди вся вспотела от звука стрельбы пока они пробивались через границу Сербии, сейчас ей уже намного лучше. Теперь они в безопасности. В относительной безопасности. Кажется, это мало утешает Миранду, когда они выходят из поезда вместе с другими пассажирами, и Энди невольно вспоминает «Подиум», когда Миранда говорит: «Это абсурд, на самом деле. Неужели это так сложно, чтобы поезд мог без проблем доехать из пункта А в пункт В?» Конечно, Миранда прекрасно знает, что за последние несколько лет найти запчасти или квалифицированного механика во многих странах непросто. Но тем не менее Энди проглатывает ее упреки. Она сама должна признать, что это не лучшее место, чтобы оказаться в затруднительном положении. Это какая-то крошечная деревня посреди глуши. Но это все равно большое облегчение после ошеломляющей грязи Загреба. Здесь действительно живописно, дома и улицы кажутся ухоженными. И на городской площади стоит гигантская новогодняя елка. Ну конечно, сейчас же конец декабря, как она могла забыть?! В прошлом году они праздновали Рождество на большой вечеринке в Милане. Энди была одета в Prada и Джимми Чу. Там было шампанское и икра. Воспоминание об этом кажутся еще более далекими, чем о Лондоне или Нью-Йорке. Теперь они застряли в румынской деревне, смотрят на Карпаты и просто благодарны за то, что живы. Энди окидывает взглядом Миранду, потом себя и с огорчением понимает, что снобизм в данном случае неуместен. Они выглядят как бродяги, что на сегодняшний момент является правдой. Им очень повезет, если удастся найти гостиницу на ночь, учитывая их внешний вид, грязную одежду и лица, а также полную неспособностью говорить по-румынски. Они получают номер, но это, вероятно, только потому что они платят авансом. Комната находится на этаже с двумя общими душевыми, где есть горячая вода. Боже, душевые с горячей водой, и они даже не должны платить за нее! Единственная жалоба Энди состоит в том, что она не может задерживаться там так долго, как ей хочется, потому что она не одна, кто хочет помыться. Гостиница быстро заполнилась недовольными пассажирами. Большинство из них кажутся гораздо более ухоженными (и опрятными), чем Миранда и Энди, поэтому Энди рада, что они добрались до стойки регистрации первыми. У них достаточно денег, чтобы купить бутерброды в, казалось бы, единственном городском кафе. Энди очень надеется, что поезд будет отремонтирован к завтрашнему дню, потому что она не уверена, что стоит продавать здесь что-нибудь дорогое. Место слишком маленькое, а они слишком на виду. «Я собираюсь постирать наши вещи сегодня вечером, — сообщает она Миранде между укусами бутерброда. Она пытается есть медленно, чтобы не подавиться, потому что еда вкусная. Она ест ветчину, настоящую ветчину! — В этот раз моя очередь. Я полагаю, что смогу занять один из душей, когда он будет пуст. Это не займет много времени — я просто простирну и прополощу, а потом позволю им высохнуть в нашей комнате». Миранда рассеянно кивает. Она продолжает озираться по сторонам, хотя это не похоже на беспокойство или паранойю. Это больше похоже на настоящее любопытство и Энди это нравится. После нескольких тщательно пережеванных кусочков бутерброда Миранда говорит: «Нам нужно найти газету или телевизор, или… или еще что-то. Если не сегодня, то, когда мы доберемся до Бухареста». «Если бы я был на Вашем месте я бы не поехал в Бухарест, — раздается голос позади Энди. — Не сейчас». Энди с Мирандой резко оборачиваются, ошеломленные английской речью. Они смотрят на пожилого человека с усами, которому на вид около семидесяти лет, он одет в чистую, но потертую одежду, и на его лице нейтральное выражение. Миранда откашливается. «А почему нет?» — спрашивает она. «Моя дочь живет в Бухаресте, — поясняет он. — Она вышла замуж за румына, и он удерживает ее там. Они не слишком любезны с иностранцами, независимо от того, насколько хороши ваши документы. В больших городах конечно так, — он кивает в сторону деревни. — Никому нет до тебя никакого дела, если ты не доставляешь неприятностей». О черт. Энди не может даже смотреть на Миранду. «Мы слышали, что Румыния безопасна, — тихо говорит она. — Что… есть какой-то договор или…» «В Румынии безопасно, — говорит он. — Там, где нет секретной полиции, — он поднимает свою чашку эля и отпивает большой глоток, чему Энди сразу же начинает завидовать. — С другой стороны, даже в Бухаресте сейчас, вероятно, безопаснее, чем где бы вы ни были до этого, — он посылает им хитрый взгляд. — Белград?» «Загреб», — бормочет Энди. Миранда пинает ее ногой под столом, но Энди все еще не может смотреть на нее. «Загреб! — повторят мужчина и резко смеется. — Черт возьми. Погладь себя по спине и будь рада, что ты оттуда унесла ноги. Если бы ты мне даже заплатила, я бы туда не поехал». «Хорошо, потому что мы тоже туда не вернемся. Это точно», — говорит Энди. Они не смогли бы, даже если захотели. «Это милое местечко, — говорит он. — Я прожил здесь около пятнадцати лет. У меня была мечта стать фермером, жить у подножия гор, где действительно живописно, прямо как из книг… Я привез сюда мою девушку, когда умерла моя жена. Я хотел начать все сначала, — он пожимает плечами, — и посмотрите, что из этого вышло. Кажется, это была плохая идея». «Да, похоже на то», — бормочет Энди и потирает лоб. Внезапно она перестает чувствовать себя счастливой из-за бутербродов и принятого душа. Внезапно она хочет разразиться слезами. Ничего, из того что она делает, ничего, что она старается делать — не получается, они никогда-никогда не будут в достаточной безопасности, даже если она будет готова раздвигать ноги для… «В любом случае, — говорит мужчина, — вы выглядите так, как будто вам нужна работа». Энди смотрит вверх на потолок. Миранда хмурится на него. Он снова пожимает плечами: «У меня была ферма, но я уехал из-за проблем с девушками. Молодые люди одинаковы во всем мире, — он фыркает, но не выглядит расстроенным или озлобленным. — Может быть вы справитесь. Вас двое, наверняка, у вас получиться восстановить ее. И было бы здорово, если бы кто-то рассказывал о месте, где говорят на моем языке. Какую работу вы делали в Загребе? Что-нибудь тяжелое?» Два часа спустя, вопреки здравому смыслу Энди, они с Мирандой смотрят на старый фермерский дом рядом с которым есть большой сарай. Дом располагается на значительном расстоянии от деревни. Обстановка вокруг действительно красивая, и место выглядит по-домашнему уютно, но Энди до сих пор не может поверить, что она на самом деле стоит здесь и обдумывает его предложение. В своей жизни она никогда не работала на ферме, и что с того, что он говорит по-английски? Он вполне может быть англоязычным психопатом. Или англоязычным шпионом. Ладно-ладно, последнее вряд ли. По крайней мере, это кажется маловероятным. Но «психопат» все еще возможно. «Успокойся», — бормочет Миранда на ухо Энди, когда они следуют за ним к сараю. «Успокойся? Я не могу поверить, что ты хочешь, чтобы он нас убил! Или сдал властям, или…» «Нет, — говорит Миранда. — Учись разбираться в людях. Он говорит правду». «Но мы не хотим работать на ферме. Мы даже не знаем как это!» «Говори за себя», — осаживает ее Миранда. «Что?» «Я не выросла на Манхэттене, Андреа», — произносит Миранда и отворачивается к фермеру, который решил представиться наконец. «Меня зовут, Роберт Торп, — говорит мужчина, распахивая дверь сарая. — Я держал здесь лошадь, когда она была жива. Не так уж много чего осталось сейчас». «Конечно, — соглашается Миранда, и в тот момент, когда он снова не может их слышать, она бормочет Энди, — посмотри на все эти вещи. Зачем пытаться поддерживать сарай, как ферму, если здесь никто не будет жить?» «Похоже, он хранит много ненужных вещей, — делает заключение Энди, оглядываясь по сторонам. — А что ты имела в виду, когда говорила, что не выросла на Манхэттене?» «Ровно то, что я сказала, я выросла на ферме, — отвечает Миранда с раздражением. Энди смотрит на нее и видит выражение на ее лице, которое она очень хорошо знает: горькую усмешку. — Лучше подумай о всех тех годах, которые я провела, пытаясь забыть об этом». Миранда расправляет плечи и оглядывает сарай. Ее губы все еще искривлены в этой полуулыбке, но в ее глазах горит решимость, которую Энди не видела уже несколько месяцев. «Боже мой, — говорит Энди через мгновение. — Мы собираемся жить здесь, не так ли?» «Какая у тебя альтернатива?» «Я не з… Миранда, нам не нужно, — быстро говорит Энди. — Я подумаю кое о чем. Серьезно. Ты не можешь действительно хотеть… я имею в виду, просто дай мне немного времени…» Торп просовывает голову обратно в сарай: «Ну как вам? Все хорошо?» «О, да, — плавно растягивает слова Миранда. — Какое очаровательное место». «Я не могу управлять всем этим самостоятельно, — говорит он. — Не поймите меня неправильно, я, конечно, могу привлекать молодых людей, когда они мне нужны, чтобы выполнять задачу за задачей, но это не то же самое, что постоянная помощь под рукой. Вы не молодые люди, но вас двое, и вы кажетесь достаточно сильными». Он окидывает их критическим взглядом. Энди старается не думать о том, что ее оценивают, как какой-то домашний скот. «Должно быть, вы были в Европе некоторое время», — замечает он. «Почему Вы спрашиваете?» — подозрительно задает встречный вопрос Энди, в то время как Миранда молчит. «Ваши лица… Вы не…», — он указывает на свою правую щеку. «Что?» — холодно говорит Миранда. «Ну, теперь они клеймят женщин по ту сторону Атлантики, — говорит он. — Наряду с геями и инакомыслящими. Или по крайне мере я так слышал. В общем, здесь не так много новостей. Газеты мы не видим месяцами, и электроники почти ни у кого не осталось». Энди замерла. Миранда тоже. Они просто стоят смотрят на него. Он оглядывается на них, и смотрит с состраданием. «Так вы будете рады подобной работе? — спрашивает он. — Правильно ли я угадал?» «Похоже, у нас не так много выбора», — говорит Миранда. Ее голос хриплый, но ровный, а лицо спокойное. «Ну, подумайте до завтра и определитесь, — говорит он, осматриваясь вокруг. Темнеет. — Кстати, могу пригласить вас на ужин, у меня есть картошка. Её много. А потом я могу отвезти вас обратно». Ужин оказывается довольно посредственным — даже Энди могла бы приготовить лучше, и у нее есть подозрение, что, если они действительно будут здесь жить, ей придется это делать каждый день. Но потом Торп держит слово и его древний грузовик, похожий на погремушку, возвращает их в деревню. «Это всего на пару месяцев, — говорит он и смотрит на них, когда они вылезают из кабины. — Потом я уеду, чтобы присоединиться к семье моей дочери. У них дом побольше, и…» «Ах», — говорит Миранда. «Приходите ко мне завтра, если надумаете, — говорит он. — Если нет, то удачи вам». Они смотрят, как он удаляется, грохоча на своем грузовике по дороге из деревни, в сторону тропы, ведущей на холм. «Ну, — говорит Миранда. — Кажется, он хочет, чтобы мы не просто работали на ферме, но и унаследовали в последствии ее». «А? Что заставляет тебя так думать? Если только он не собирается платить нам очень много, то он должен понимать, что мы не можем позволить себе купить…» «Я сказала «получили в наследство», — говорит Миранда. «А? — повторяет в шоке Энди. — Какого черта он хочет…» «Следи за языком, — строго говорит Миранда, возвращаясь в гостиницу. — И ты не можешь осуждать кого-то за доброту, Андреа». Когда они возвращаются на часах девять вечера и оба душа свободны. Энди берет несколько рубашек и пар брюк и сует их все под кран. Раньше она немного волновалась, что одежда не высохнет к утру, но теперь, похоже, это не имеет большого значения. Похоже, они на некоторое время застрянут здесь. Стирка белья на удивление успокаивает. У Энди конечно нет стиральной доски, поэтому она старается изо всех сил растирать руками в горячей воде с мылом. Их одежда уже изрядно поношенная, но на ней есть такие ярлыки, как Versace и Gucci, и она гораздо лучше, чем дешевая одежда. Одежда выглядит относительно неплохо, хотя в последние несколько месяцев, когда нужно было очень экономить воду, они не могли стирать ее так часто, как следовало бы. Когда Энди возвращается, неся в руках свои влажные трофеи, Миранда смотрит в окно. Она поворачивается к Энди, и выражение ее лица непроницаемо, задумчиво, с легким оттенком недовольства. Желудок Энди сжимается. Сейчас начнутся упреки, резкие утверждения о том, что теперь их дела точно поменяли направление и пошли от плохого к худшему, насмешливые риторические вопросы о том, о чем только думала Энди. А потом… потом Энди по-настоящему разозлится, и они будут ругаться, и… «Я устала, — говорит Миранда. — Я ложусь спать. Не стесняйся, можешь держать лампу включенной». Энди старается не зевать, но все равно зевает, а затем отвечает: «Нет, я тоже устала». Они молча раздеваются, без всякой скромности, которая уже давно прошла, и лезут в постель под одеяло. Миранда выключает лампу. Матрас удобен, и Энди действительно устала, но она не может расслабиться и закрыть глаза. «Я проверила свои украшения, когда ты была в душе, — произносит Миранда. — Все на месте, — у Энди перехватывает дыхание, — Что ты наделала?» Энди с трудом глотает. Миранда не сдастся, пока не узнает правду. «Парень, который делал паспорта не хотел денег». Повисает тишина. Затем голос Миранды сильно напрягается, когда она говорит: «Я бы никогда не попросила тебя… никогда…» «Я знаю, я знаю, — вздыхает Энди. — Я… я сказала тебе, что это убивает меня, верно? Я бы сделала все, чтобы выбраться оттуда». «Я не дура, Андреа, — говорит Миранда и делает паузу, — ты сделала это для меня». Энди закрывает глаза и слишком затягивает с ответом, чтобы он показался правдоподобным: «Нет, я…» «Прекрати защищать меня, — решительно произносит Миранда. — Мне это не нужно. И если это заставляет тебя делать такие вещи, если это подвергает тебя такой опасности… О чем ты думала?» «Все было безопасно, — говорит Энди, глядя в потолок, что еще больше напоминает ей о ее свидании с Павао. — У него был презерватив. И он не был грубым». «Боже мой». «Не бери в голову, — вздыхает Энди. — Я не ребенок, Миранда. Я знала, что делаю. Я могла бы сказать «нет». «Серьезно? Ты можешь?» «Да. Да, я могу, — твердо говорит Энди. Миранда должна это понять. — Но это помогло нам убежать оттуда дешево. Я действительно была готова продать твои украшения, — она фыркает, — кроме того, не то чтобы меня регулярно укладывают в койки. И он даже накормил меня завтраком. Настоящий джентльмен». «Это не смешно», — огрызается Миранда. «Конечно, нет, — отвечает Энди. Она переворачивается и закрывает глаза. — Я не травмирована, хорошо? И я буду спать». После долгой тишины Миранда задумчиво говорит: «Интересно, когда начнется посттравматический синдром?» Энди начинает смеяться, и прежде чем она может остановиться, выдыхает: «Серьезно, это было не так уж плохо…» «Я имею в виду в целом. От всего. Конечно, это должно в какой-то момент случиться, не так ли?» «Ну раз это называется «посттравматическим», поэтому я думаю, только тогда, когда травма действительно закончится». «Может быть», — голос Миранды звучит неуверенно. Энди протирает глаза: «Не похоже, что от этого можно легко избавиться. Я имею в виду, у меня есть кошмары. Я знаю, что у тебя тоже. И это не потому что я расстраиваюсь или вспоминаю об этом в середине дня… Черт! У тебя странные представления о разговоре на ночь. Давай просто будем спать». Еще одна пауза. Затем Миранда затягивает воздух через нос: «Интимный разговор на ночь?» Лицо Энди начинает пылать. Она не может не признать, что это был странный поворот событий. «Ты знаешь, о чем я». «Конечно, — снова пауза. — Я хочу задать тебе личный вопрос». Её слова заставляют Энди сильно насторожиться. Несмотря на то, что два человека могут быть постоянно вместе, они не всегда могут говорить о личных вещах. Тем более если эти два человека Миранда и Энди. И уж точно не с подачи Миранды. «Да?» — спрашивает Энди осторожно. «Сколько времени прошло?» Энди нужна минута, чтобы прийти в себя от вопроса, а потом вспомнить. Ее лицу становится еще жарче. «С Милана, — бормочет она. — Ты должна об этом знать». С тех пор они никогда не спали отдельно, не так ли? «Я никогда не видела тебя там с кем-то». «Мы ходили к нему. Всего несколько раз. Это никогда не становилось чем-то серьезным… Я даже никогда не ночевала у него». Это было бы неправильно. «Мм», — это всё, что доносится от Миранды. Она больше ничего не говорит, а Энди понимает, что она и не собирается. Так несправедливо. «Как насчет тебя? Как давно это было с тобой?» На этот раз пауза кажется очень долгой. Потом Миранда отвечает: «Я не могу дать тебе точные даты, но около шести лет, наверно». Энди широко раскрывает глаза. Она переворачивается и смотрит на Миранду. Миранда смотрит на нее прямолинейно. «Шесть лет? — удивляется Энди. — Без шуток?» «Я покинула Нью-Йорк пять лет назад». «И что? Какое это имеет отношение к этому?» «У меня не было настроения до того, как я уехала. Я не буду лгать тебе, возможности были. Но когда я смотрела на мужчину, когда я думала о том, что значит быть «женщиной» в современном мире и о том, что происходит дома… — Миранда поджимает губы. — Я злилась. Я сильно злилась. Я не могла. Иногда мне хотелось засадить пощечину каждому мужчине, которого я видела, — затем она ухмыляется, — как ты думаешь, это то, что они обычно называют «ненавидящая мужчин феминистка»?» Энди смеется. Кажется, такое определение уместно. Они продолжают смотреть друг на друга. Энди облизывает губы, и ее голова начинает кружится, когда она понимает, что сейчас может произойти. Это не так, как с Павао. Она не уверена, что сможет отказать Миранде. Затем Миранда кусает губу и смотрит в сторону. Это очень похоже на чувство унижения, которое Энди никогда не видела на ее лице. «Нет. Я не буду… я даже не могу поверить в то, о чём я подумала», — тихо шепчет Миранда. «Ну и дела, — говорит Энди. — Почему мы не должны?» Миранда снова смотрит на нее. Ее глаза расширяются. «Почему бы и нет? — спрашивает Энди. Она с удивлением замечает, как ее тело начинает реагировать, даже когда она говорит об этом. Ей становится жарко, ее бьет дрожь, и она понимает, что хочет этого. Она очень этого хочет. Она хочет, чтобы Миранда тоже этого хотела. — Это не должно ничего изменить. Мы просто… поможем друг другу. Как всегда». «Как всегда», — медленно повторяет Миранда. Энди с трудом читает ее эмоции. Поэтому она решает ничего не говорить, а взять инициативу на себя. Она наклоняется между ними и приподнимает подол ночной рубашки Миранды. Миранда задыхается и сглатывает. Энди чувствует себя как во сне, потому что ничего подобного никогда не могло случиться наяву. Она касается внутренней части бедер Миранды, от чего та начинает дрожать. Энди думает о том, что может быть стоит поцеловать Миранду или сделать все остальное, что обычно происходит во время секса, но обнаруживает, что она просто не может. Ей трудно даже представить, что она ласкает Миранду. Энди очень-очень надеется, что Миранде будет достаточно того, что она уже делает. Но в этот момент Миранда хватает ее за локоть, и задыхается: «Нет, остановись, тебе это не нужно, это не…» Энди с интересом трёт подушечками пальцев о ткань нижнего белья Миранды. Внизу женщина уже влажная, и внезапное потрясение от осознания этого факта заставляет Энди окончательно потерять рассудок. Бёдра Миранды дёргаются вперёд, и она стонет: «Ооо». «Шш, — быстро говорит Энди. — Мы должны быть тихими». Они действительно должны. Это место выглядит весьма католическим. Католики всегда довольно старомодны. Затем, прежде чем Миранда успеет возразить, Энди снова потирает ее уже костяшками пальцев. Миранда прикусывает губы, чтобы подавить свое скуление, и ее глаза закрываются, когда она подается на встречу руке Энди. Энди переворачивает ее на спину и стягивает нижнее белье с бедер, глядя на лицо Миранды в изумлении. Насколько она может различить в тусклом свете глаза Миранды все еще закрыты, и она тяжело дышит. Энди трогает гладкие, липкие кудри волос, и Миранда тут же прикусывает ребро ладони. Энди быстро погружает два пальца внутрь: там жарко, пальцы скользят легко. Глаза Миранды открываются очень широко, и Энди замирает: «Я причиняю тебе боль?» «Нет. Нет. Не останавливайся», — хрипит Миранда. Она не смотрит на Энди, она смотрит куда-то вдаль. Энди задается вопросом, думает ли она сейчас о ком-то другом. Желает ли она, чтобы это с ней делал кто-то еще? Эта мысль заставляет Энди с ожесточением вогнать в нее пальцы. Кажется, это не беспокоит Миранду, которая снова выгибает спину и прижимает руку ко рту как раз вовремя, сумев заглушить рвущийся наружу крик. Энди начинает сильно толкать взад-вперед, как можно глубже, и бедра Миранды напрягаются, и она снова закрывает глаза и… Шесть лет. Иисус. Это должно быть причиной, единственной причиной, почему ей удается кончить так быстро и, по-видимому, так сильно. Энди почти пугается, наблюдая за ней, и даже отводит глаза, прежде чем Миранду перестает трясти. Это неправильно смотреть на нее. Такое чувство, что Энди вторгается в ее личную жизнь. Миранда расслабляется, и Энди высовывает пальцы, осмеливаясь снова посмотреть на нее. Глаза Миранды все еще закрыты, за что Энди благодарна — хорошо, что она не видела этот момент ее смущения. «О, ты сделала это», — приходит в себя Миранда и облизывает губы. Затем она открывает глаза, они выглядят стеклянными, и в них виден ошеломленный блеск, которого Энди никогда раньше не наблюдала. «Хочешь, чтобы я?» — спрашивает Миранда. «Конечно, — отвечает Энди, совершенно уверенно стягивая свои пижамные штаны. — Ты знаешь как?» «Нет, но думаю, я разберусь, — Миранда звучит намного больше похоже на саму себя, чем когда-либо за последнее время. — Ты сама-то знаешь?» «Нет, — угрюмо улыбается Энди. — Ну если только немного». Миранда в отместку груба, но, как ни странно, этого похоже именно то, что хочет тело Энди. Это действительно не так, как с Павао. Это очень, очень интимно. Это Миранда, а не кто-то другой. Энди кончает достаточно тихо, но ей очень хорошо. На тумбочке есть коробка с салфетками. Миранда вытаскивает свою руку из штанов Энди, тянется к ней и хватает две салфетки, предлагая одну Энди. Они вытирают свои пальцы, а затем смотрят друг на друга. Всё это кажется странно нормальным. Это «взаимопомощь», как сказала Энди, это то, что они уже давно делают друг для друга. К ее облегчению, Миранда, похоже, не хочет целоваться или обниматься. Потому что «после» это уже не было бы нормально вообще. «Значит, ферма? — спрашивает Энди. — Ты серьёзно?» Миранда пожимает плечами: «Я не понимаю, почему нет. У нас, кажется, нет выбора. И если мы все равно собираемся надрывать спины, мы можем хотя бы подышать свежим воздухом». «И быть сытыми, — говорит Энди, вспоминая водянистый картофельный суп. — И иметь чистую воду». «Точно, — подтверждает Миранда. Это явно конец дискуссии. Ну что ж. Энди тоже больше нечего сказать. Их жизнь — это то, что они имеют, и они должны как-то разбираться с этим. — Только я вот не знаю, как нам с ним связаться». Энди вздыхает: «Думаю, у нас завтра будет неплохой поход на разведку». «С чемоданами, — соглашается Миранда. — Но мы должны уже привыкнуть к таким вещам, — она зевает и деликатно прикрывает рот ладошкой. Энди нравится, что она все еще делает это, ей нравится, что Миранда никогда не откажется от тех хороших манер из прошлой жизни. — И это означает, что мы должны немного поспать». «Да», — говорит Энди. Миранда отворачивается на другой бок и быстро засыпает, а Энди нет. Вместо этого она наблюдает за ритмичным движением плеч Миранды, пока тоже не проваливается в сон. Проснувшись, Энди видит, что во сне она обняла Миранду. Она смущенно отстраняется. Такого не случалось никогда раньше и она рада, что Миранда все еще спит. Энди встает аккуратно с постели и одевается, как можно тише. Миранда готова адаптироваться, значит Энди тоже. Она рада, что у Миранды хорошее отношение ко всему этому. Но в глубине души она не может перестать смеяться над осознанием того, что Миранда Пристли будет прекрасно себя чувствовать на ферме. Ага, как дома, конечно. В Трансильвании. На ферме.