Семейные узы

      Бывают такие дни, когда все идёт по пизде. Прямо все: от отвратительных снов под утро — до самого вечера, и единственное, чего ты желаешь под конец этих блядских суток — забыть их, вычеркнуть из жизни. А бывает, что в беспросветную жопу скатывается вся неделя, и тогда, когда весь гнев и отвращение бьют по мозгам, есть только один выход: нажраться или набить кому-то морду. У Стайлза, лишенного возможности оттянуться в драке, возникает только одна идея, которая на тот момент кажется самой рабочей. Это пойти в магазин за виски и сигаретами, чтобы налакаться в одиночестве. Потому что хватит с него людей, их говна, их проблем, претензий, ожиданий, советов, хватит со Стайлза их бесценного мнения о том, как ему жить и с кем.       Телефон мягко вибрирует на полу, пока Стайлз валяется там же, бездумно выкуривая первую сигарету. В темноте офигенно. Хорошо, уютно и пусто. Он готов пролежать так примерно вечность, но это может звонить Питер, уехавший закрывать одно громкое дело к черту на рога, и он включает громкую не глядя, на автомате.       — Стайлз слушает, — лениво тянет он, ожидая мягкого смеха или шутки. Питер звонит раз в пару-тройку дней, но регулярно, и это радует. Успокаивает. Это как маленькая передышка в череде отвратительных дней.       — Лидия говорит, — звучит в ответ такое же мрачное, и Стилински слегка оживляется.       — Офигеть, какие люди на проводе, — шутит он.       — Наслаждайся, дорогой, — о, концентрированный сарказм прямо по венам. Смешать, но не взбалтывать. — Ты свободен? Я в Нью-Йорке. И мне срочно нужно выпить, поливая людишек грязью.       — Какое совпадение, у меня те же симптомы. Тебя забрать?       — Нет, я на такси. Везу кучу алкоголя и подарок. У тебя есть закуска?       — Да, полно. Пицца, вредная еда, сигареты. Всё что угодно для тебя. Спуститься за пакетами?       — Отлично. Нет, мне любезно помогут.       Зная Лидию, так и будет. Стайлз даже не шевелится, пока не раздаётся звонок в дверь. Только тогда он с кряхтением поднимается, бредет через коридор, и необходимость включать свет вызывает вспышку жгучего раздражения в нем. Впрочем, стоит открыть дверь и увидеть Лидию, как на губах появляется улыбка. Он всегда рад ей. И она ему. И самое охуенное, что это не вынужденная вежливость. Таксист, полностью очарованный, заносит пакеты в гостиную, где тележил до этого Стайлз, и на Стилински он смотрит как на говно. «Как такая девушка может проводить время с кем-то вроде тебя», — читается на лице красавчика-блондина. Ох, чувак, знал бы ты по какой грани ходишь. За эту дерьмовую неделю Стайлз израсходовал месячный запас терпимости к людям.       — Спасибо, вы можете быть свободны, — очаровательно улыбается Лидия. Её короткое платье, чарующая улыбка, водопад медных волос, взгляд из-под ресниц — все это лишает парня воли и заставляет едва не поклониться ей, как королеве. Пара секунд, и он уже за дверью. А Лидия морщится ему вслед, брезгливо фыркая.       — Ты стала ещё прекраснее с нашей последней встречи, — искренне говорит Стайлз, потому что хоть он и любит без памяти своего волче, у него ещё и есть глаза. Лидия оформлялась пленительной женской красотой, обещая стать не просто прекрасной нимфой — богиней. Холодной, неприступной, небрежным жестом ухоженных пальчиков позволяющей исполнять свои капризы. Опасной.       — Ты тоже стал весьма интересным молодым мужчиной, — Лидия игриво поводит плечиком, но стоит Стайлзу рассмеяться, по-простому сцапывая её в крепкие объятия, как эта королева тает, показывая нежную изнанку.       — Я скучал по тебе, Лидс.       — О, снова твои штучки. Ты зовёшь меня этой собачьей кличкой, и мне хочется подставить пузико, а не вскрыть тебе горло, — она закатывает глаза, но угроза звучит как всегда мягко.       Стайлз бесстрашно подхватывает её на руки, шутит по дороге в комнату. Пока она занимается женскими обязанностями, вроде найти им бокалы, разложить закуски, создать атмосферу и все такое, Стайлз накидывает на пол пледы, подушки, подтаскивает ковёр, столики. Лидия где-то находит свечи, и вечер становится томным, напоминающим какое-нибудь свидание, а не то, чем они собираются заниматься. Когда они устраиваются, и Стайлз шутит про «вечер который мог бы стать многообещающим», Лидия мастерски сворачивает рыбе голову и невозмутимо говорит:       — Разумеется он будет. Мы займемся самым древним занятием на свете.       — Будем говорить, что люди — хуй на блюде?       — Разумеется. И раз уж ты джентльмен, а я могу заняться рукоприкладством, воображая на месте рыбы — Пэрриша, то и начинать мне.       Вау, Стайлз и не думал, что все так плохо.       Пэрриш и его с Лидией отношения были табу в стае. Если про Питера со Стайлзом никто не стеснялся говорить, то хотя бы за один вяк в сторону Лидии и Джордана можно было жестоко поплатиться. Не то, чтобы Стайлз или Питер не могли заткнуть кому-то рот, или кайф ловили от того, что стая считает своим долгом сообщить им свое бесценное мнение об их отношениях. Просто Стайлза почему-то не воспринимали всерьёз, а на Питера набрасывались скопом. Стайлз это ненавидел и уходил в глухое игнорирование, а у Питера и без чьих-либо ЦУ хватало забот поважнее. Лидию опасались. За репутацию, за силы банши, за острый язык. Пэрриша просто побаивались, потому что это инстинкт, и ничего с ним не сделаешь. Джордан — Цербер, а это не кот нассал.       — Я готов внимать. Ладно-ладно, займу, пожалуй, свой рот, — поднял ладони Стайлз под мрачным взглядом. Лидия милостиво отдала ему для такого дела хвост. Лис в Стайлзе забил хвостом от счастья.       — Забавно. Всегда умиляет, когда ты начинаешь фырчать, — улыбается банши. Стилински только кивает, прикрывая глаза, что наверняка затопило охрой. — Ты же знаешь, что мы с Джорданом остались в Биконе из-за Неметона?       Да, только у Стайлза были чит-коды. Он мог уезжать насколько угодно далеко, физическое расстояние не играло никакой роли. В этом были плюсы, он не был привязан к Бикон-Хиллс. И в этом были минусы, ведь выдернуть его друидское дерево могло в любой момент. То есть он мог встать из-за стола, целуя Питера, и они оказывались в лесу, хорошо если вдвоём. И обратная дорога так не работала, выбираться из города домой или на отдых, или где они там были, надо было как простым смертным. Поэтому ещё бы он не знал, что Лидия со своим парнем остались, к ним он чаще всего и приходил после таких транспортировок.       — Всё было замечательно, насколько это возможно для нас, — продолжает Мартин. — Я… Так хотела сохранить наши отношения, хотела быть с ним, — у Лидии, его сильной прекрасной Лидии опустились руки. — Уверяла, что люблю его. Что он не монстр, что у таких, как мы, тоже могут быть нормальные отношения. Но он словно не слышал меня, — Лидия выдернула потроха, и Стайлз начал очищать пузырь. — Сначала его нытьё вызывало жалость, его хотелось отогреть, обнять и все такое. Потом оно начало бесить до трясучки, мы поругались, и я уехала.       Стилински отдал ей обжаренный пузырь, а сам с аппетитом захрустел вторым. Хорошая рыба, вкусная. Он посмотрел на подругу, отобрал у неё скелетик. Вытирая её тонкие пальчики, он спокойно начал говорить:       — Ты же помнишь главное правило счастливой семейной жизни? Принимай партнёра таким, какой он есть. Если тебя что-то не устраивает, и вы не можете об этом договориться, либо смирись, либо в топку его, вместе с библиотекой. Ну не вывозишь ты мужиков, под которых надо ломать себя. Казаться глупее, заинтересованнее, мягче. Может Пэрришу нужно время, чтобы стать крутым бруталом, который будет носить тебя на руках и баловать. А может он просто не твой вариант.       Лидия вздыхает. Все это она сама понимала, но признавать не хотела. Тепло и поддержка нужны были прямо сейчас, но пойти за этим было не к кому, кроме Стайлза, пожалуй. И Питера. Альфа не озвучивает претензий и ничего не требует, но на самом деле Лидия — часть его стаи. Не слишком-то нормальной, со своим прибабахом, но стаи. На его зов она находит обратную дорогу. К ней идёт в раздрае Стайлз. Теперь, наверное, когда она перестала бегать от себя и от своей второй семьи, можно раскиснуть и покапризничать.       Мартин шмыгает носом, вытирая слезы, и удобнее устраивается в руках Стилински. С некоторых пор его лисья сущность её успокаивает. Может потому, что Лидия понимает одну фишку: Ногицунэ был не плохим и не хорошим, он делал то, для чего был создан и призван. Не подойдёшь к сверхъестественным существам с человеческими мерками и этикой.       — А у тебя что? — спрашивает девушка. Стайлз хмыкает, передаёт ей виски.       — Да накопилось просто. И на подработке все тупят как не в себя, и в институте бараны одни, какой-то урод на пижонской тачке окатил из лужи. А в среду вечером я едва отмахался от какого-то придурка из кочующей стаи, типа с собой звал, им очень нужен друид. Ответ «и че?» его почему-то не устроил. — Лидия хмыкнула. — И ладно бы пар спустил, было бы круто, но я чёт ещё больше в бешенство пришёл. То ли лиса чего чует, то ли в атмосфере говно какое витает. Типа как давление, но какая-нибудь жопа очередная, которую нам разгребать, чтобы лапы не откинуть. А может просто нужно больше спать.       — Спать, определённо. О, я же привезла вам кальян, — Лидия невозмутимо покачнулась, а Стайлз только сейчас обратил внимание, что они уговорили бутылку виски. С закусками, разбавляя, но бутылку.       — Лидс, подожди, у нас же ни табака, ни. Ого, вот это набор.       Лидия все продумала, она гений. Коробка, которую Стайлз отнёс к вещам Мартин, оказалась забита всякими коробочками с табаком и умопомрачительно вкусно пахла. Стилински чуть слюнями не захлебнулся. Лидия погрозила ему пальцем, мол, «но-но, у меня все схвачено», и занялась чашей. Стайлз честно налил воду и плюхнулся на подушки.       Атмосфера настраивала на определённый лад, и банши в бликах высоких свечей выглядела как никогда колдовски. Зелёные глаза мерцали всполохами, а волосы казались почти нестерпимо огненными. Лидия вдруг посмотрела на него, и время замерло для них. Полутьма, запах пряностей, фруктов и воска, лёгкий шлейф духов. Комфортное тепло и идеальная расслабленность на грани с трансом, гуляющие по телу волны опьянения. Что-то грохочет на фоне, словно внезапный раскат грома, но это далеко, не здесь, не между ними.       Банши усмехается уголком губ, и Лис вторит ей ухмылкой.       Сейчас в них нет ничего человеческого.