Семейные узы

      Стайлз невозможный. У него десятки родинок, добрые глаза и тёплые ладони. Он всегда беспокоится за семью и генерирует сотни идей в минуту. Ещё он безумно преданный — и это первое, почему Питер вообще выделяет его из общей беспокойной толпы нынешней стаи Бикона. Умный, решительный, осторожный — само собой, но это при желании можно найти в каждом, а Стайлз, он… Особенный. Для Питера. С ним всё, даже обыденное, почему-то играет новыми красками, заставляет втягиваться, реагировать, что-то делать, куда-то идти. С ним хочется жить. А Питеру это очень сильно нужно после воскрешения.       Тем удивительнее замечать, с каким пренебрежением к нему относятся друзья. Не принимают всерьёз гениальные умозаключения, рабочие идеи, его отзывчивость. Питер помнит, как зарождалось это восхищение к шумному подростку. Он тогда узнавал все что мог о каждом из ребят, и все ниточки вели к младшему Стилински. Пароли, ключи от домов, информация — все стекалось к Стайлзу. Это он помнил про дни рождения, важные даты, подмечал детали, направлял Маккола в его тренировках. И чем дальше, тем больше Питеру хотелось взять под опеку мальца. Он и делал это — ненавязчиво страховал, приучал доверять, охотно делился информацией. Искренне смеялся, когда Стилински в очередной раз оставляли разгребать художества волков, ведь лицо Стайлза в такие моменты не поддавалось описанию. Он бубнил, сыпал сарказмом, ворчал, но впрягался. Потому что физически не мог оставить все как есть.       Впервые Питер напрямую помог ему, конечно же выставив все как особую форму своего снисхождения до юного мага, когда Стайлз начал развивать свои магические способности, решив послать Дитона лесом. Тогда, приведя парня в чувства, Питер отчитал его как неразумного щенка, отогрел, накормил, напоил и даже выслушал захлебывающегося восторгом подростка. Стайлз скакал с темы на тему по неведомой логике, чуть заикался и глотал окончания слов, но был так воодушевлен, что перебивать его не хотелось. Было желание слушать про связь с Неметоном, с душами ушедших сверхъестественных существ, со священной рощей. Про знания, которые просто появились у Стилински, когда он интуитивно ввёл себя в транс, чтобы принять свою силу и связь с деревом после принесенного в жертву дарака.       Стая не обратила особого внимания на изменения в мальчишке. Стайлз и раньше пропадал где-то, интересовался странными вещами, говорил непонятные вещи. Подумаешь, от него стало явственнее пахнуть лесом, домом и силой. Подумаешь, волки неосознанно тянулись к нему на подсознательном уровне. Питеру нравилось считать, что он один замечает и периодически мерцающие узоры под кожей, и обожающих мальчишку животных, и то, что он в любой момент в любом месте мог исчезнуть из поля зрения, а потом вернуться как ни в чем ни бывало, только сильнее пропахнув лесом и теплом.       Но всегда была граница. Питер страховал, помогал, но не защищал его напрямую. Свою заботу ему проще и предпочтительнее было выражать скрытно, исподволь, словно он и ни при чем. Не Питер давил на директора насчёт рекомендаций. Не Хейл выслеживал и убивал тех, кто проявлял к подростку нездоровый интерес на грани помешательства, когда слова не имели эффекта. Не он при случае страховал шерифа с анонимной юридической помощью. Конечно нет, какие глупости.       Но очевидной его опеку сделал случай — упустивший контроль Айзек едва не располосовал Стайлза на ленточки. Питер мог не вмешиваться, дать научиться на своих ошибках, но все равно полез — скрутил неразумного щенка и держал, пока Стайлз уговаривал Лейхи дышать с ним в такт, концентрироваться на своём запахе, искать опору. Бета скулил, рычал, сверкал глазами, но послушно дышал, считал, находил опору для пошатнувшейся концентрации.       — Давай, положи мне руку на грудь, чувствуешь? Ни капли страха. Ты не страшный, Айзек. Видишь? Это всего лишь комната, ты можешь выйти в любой момент. Здесь я и Питер, и мы не собираемся делать тебе больно. Дыши, Айзек, просто дыши.       Стайлз уговаривает, но в этом нет жалости или снисхождения, нет приказа и давления, как это делает Скотт, нет скептицизма и вселенской усталости, как часто мелькает у Дерека, нет готовности схватиться за шокер или что угодно острое, как у Эллисон, которая частенько готова напасть первой, чтобы не оказаться беззащитной. В уговорах Стайлза уверенность, что все так и будет — хорошо. Будет спокойно, будет нормально.       — Слушай волка, Айзек, зверь умнее, чем ты думаешь.       Лейхи с тихим, прорывающимся скулежом обнимает мальчишку за талию, улегшись прямо на пол. Он хочет спрятаться, закрыть глаза и представить, что его здесь нет, а Стайлз просто позволяет ему это, запустив пальцы в светлые кудри. Под его руки хочется ластиться послушным зверем, просто потому что можно. Стайлз быстро переключается, легко берет на себя ответственность.       Питер полностью осознает, что влюблен в нескладного подростка до обожания. Был бы хвост — он бы вымел пол начисто, и нет, ему не стыдно. Быть искренним со Стайлзом выходит само по себе.       — Мы же выберемся? — тихо спрашивает Айзек. Они в подвале, за решёткой, сверху слышен пьяный гул радостных охотников, что смогли поймать аж троих оборотней. Они такие тупицы, думает Питер. Самоуверенные тупицы. Это, конечно, не до каждого куста знакомый Бикон Хиллс. Это Нью-Йорк, куда они поехали на конференцию втроём, потому что у Стайлза огромный разброс интересов, у Питера страсть к наукам, а у Лейхи — куча свободного времени. И здесь часто можно нарваться на каких-нибудь самоуверенных говнюков, но и они не пальцем деланные.       — Разумеется да, мне ещё химию делать, иначе мудак-Харрисон сожрёт меня с говном, — шутит Стайлз. — Поспи, тебе понадобятся силы.       Стоит Лейхи отключиться, как Стилински смотрит на Питера и задаёт всего один вопрос:       — Тебя не будет мучать совесть, если я предложу кокнуть этих ублюдков?       Питер усмехается, ласково проводя костяшками пальцев вдоль его виска — к подбородку. Биение пульса ровное, спокойное.       — Разумеется нет, лапушка.       — Отлично. Посиди с Айзеком, я вскрою замки и сломаю барьеры. Нам понадобится машина, верёвки и ночь без сна в лесу.       Когда Питер и Айзек закидывают вырубленных охотников в багажник, стоит непроглядная темень. Стайлз садится за руль. Его глаза слегка отсвечивают золотыми искрами, и к Неметону машина выруливает достаточно быстро. Древнее дерево совсем недавно обзавелось личным друидом, а ещё Стайлз посадил новый росток. Он кропотливо взращивает его своей магией, кровью и обрядами. Питер, кажется, единственный знает об этом, потому что ни чей больше запах не появляется здесь, кроме его и Стайлза. Стилински, объясняя ему все в первый раз, говорил, что так Роща даёт знать, кого считает своими Хранителями. Теперь Айзек тоже знает. Он завороженно касается нежных листочков и тихо смеётся на тёплый отклик. Питер невольно замечает, что они со Стайлзом наблюдают за этим с родительским умилением.       А потом Айзек поднимается на ноги, его глаза горят расплавленным золотом. Питер откликается неоновой вспышкой — и Стайлз усмехается.       Волки готовы бросить добычу к его ногам.