Дни без солнечного света

Коровин застыл от удивления с широко распахнутой дверью перед входом в свою лабораторию. Он был ошеломлен, тогда как Джадир и Мисаки были полностью парализованы ужасом. Такахаши почувствовал, как освободился его мочевой пузырь. Буквально через секунды молчания юноши в безумстве сделали резкий прыжок к двери, пытаясь пробиться через своего похитителя. Коровин схватил их, чтобы помешать побегу. Каким-то образом Джадиру удалось выскочить из рук похитителя и выпрыгнуть за дверь. «Проклятие!» - зарычал Коровин. Он схватил Мисаки за тонкую рубашку, в которую он был одет. Такахаши понимал, что у него нет шансов в таком ослабленном состоянии оказать достойное сопротивление, но он продолжал бороться, чтобы дать Джадиру чуть больше времени на побег. Он ощутил, как Коровин поднял его за рубашку, которая была на нем одета и грубо отшвырнул назад. Он окунулся в сюрреалистическое ощущение полета, перед тем, как услышал хруст треснувших костей после грубого удара о лестницу. В ускользающем сознании, еще не ощущая агонию от поломанных конечностей, он услышал животный рев своего похитителя: «ДЖАДИИИР!»

***

Глаза Мисаки медленно открылись. Еще не сделав полноценный вздох, он ощутил нестерпимую боль, пронзившую все его тело. Не смотря на все попытки сдержаться, он начал рыдать почти сразу. Так близко….. Мисаки был в отчаянии. Не только его тело билось в мучительных конвульсиях, но и его разум вспыхивал яркими картинками недавнего прошлого. Когда он наконец пришел в себя, ему потребовалось всего несколько минут, чтобы понять, что он был привязан к металлическому столу в одном из «экспериментальных» номеров Коровина. Под собой он ощутил холодную нержавеющую сталь. Снова на нем не было одежды, он совершенно отчетливо ощущал твердый металл под головой. Леденящий металлический запах наполнил его легкие. Каждая мышца его тела была напряжена. Одна сторона нестерпимо болела, было больно дышать. Его шея была настолько окостенелой, что он едва мог двигать ей, а жгучая боль в его лодыжках и голенях пульсировала до самых колен. Мисаки резко вздрогнул, когда почувствовал болезненное тепло знакомой руки по его, как он теперь осознал, выбритой голове. Он зажмурил глаза, но его связанные руки не могли закрыть уши, чтобы не слышать презираемый баритон своего похитителя. «Ох, Такахаши. Ты полон сюрпризов. Честно говоря, не ожидал такого. Но, полагаю, это урок для меня», - устало вздохнул Коровин: «Открой глаза и посмотри, Такахаши.» Мисаки был охвачен ужасом. Когда глаза юноши закрывались, и ему было невыносимо тяжело разлепить их снова, безумная ярость начинала захлестывать похитителя. «Я сказал тебе смотреть, глупая сука!» - он кричал так близко к лицу Мисаки, что тот почувствовал брызги слюны на своей воспаленной коже. Он медленно раскрыл свои глаза и попытался сфокусировать расплывчатый взгляд. Прямо перед ним стоял пустой стол, похожий на тот, к которому он был привязан. За исключением того, что тот был совершенно пуст. Точнее, не совсем пуст. Вся поверхность стола была окрашена в темно-малиновый цвет, а по центру сворачивалась глубокая, густая лужа крови. Взгляд Мисаки начал лихорадочно путешествовать по очертаниям стола, чтобы узнать больше деталей. Он не мог не заметить протянутые следы крови на полу, где, видимо, тащили тело. Следы протягивались от основания стола вплоть до двери. Юноша закрыл глаза. В его голове крутилось одно слово. Джадир. Однако, он практически сразу же распахнул их, как ощутил, что твердые ногти впились ему в голову. «Тебе кто-то разрешил закрыть глаза, Такахаши?» - прорычал Коровин. «Смотри на это! Посмотри, что ты наделал, мразь!» - свирепствовал он: «Ты что, ничтожество, думал, что сможешь сбежать?» Мисаки пытался отстраниться от обвинений человека как только мог. «Это все твоя чертова ошибка, Такахаши!» - кричал он. «Я хотел подарить ему такую прекрасную смерть! Он был ангелом в моей коллекции, он бы ушел святым человеком, а не превратился в тошнотворную вонючую смесь мусора и кишок, маленький урод.» Его слова повисли в воздухе. Комнату заполнила леденящая тишина. Похититель подошел к ногам пленника. Испуганные глаза Мисаки оставались широко распахнутыми, в ужасе он наблюдал за безумцем сквозь слезы. Коровин грубо сжал лодыжки юноши. Крики Мисаки эхом отозвались в пустой комнате. Он дернулся от нестерпимой боли, но тугие ремни крепко удерживали его на месте. Как только Коровин отпустил его лодыжку, и визг юноши утих и смешался с его прерывистыми, полными боли, резкими вздохами, он обошел вокруг своего заключенного и сказал: «Когда ты упал, то сломал лодыжку. Мне пришлось накачать тебя наркотиками, чтобы у меня было время разобраться с Джадиром. Я был достаточно любезен к тебе сегодня, чтобы сломать другую лодыжку, пока ты был без сознания. Вы обязаны поблагодарить меня за доброту, Такахаши.» Наизусть выучив эту игру, Мисаки попытался немедленно выдохнуть «спасибо», но ни единого звука не снизошло с его уст. Не смотря на это, казалось, что его усилимся вполне удовлетворили доктора. Коровин еле заметно усмехнулся: « Я также успел побрить твою голову. Теперь ты можешь наслаждаться своим новым имиджем.» И взяв перерыв в несколько секунд продолжил: «Пойми, ты никогда не сможешь выйти отсюда.» «Понимаешь?» Мисаки попытался кивнуть, но боль в шее была мучительной. Смачный шлепок прозвучал в комнате, после чего голова Мисаки была резко откинута в сторону. «ПОНИМАЕШЬ?!» - проревел Коровин, опустив свое лицо всего лишь в нескольких дюймов от заложника. На этот раз Мисаки кивнул сквозь боль. «Хорошо» - промурлыкал Коровин. Он провел мозолистой рукой по истощенному телу Мисаки. Когда-то его гладкая, нежная кожа теперь была усыпана десятками шрамов. «Теперь перейдем к вашему наказанию.» Доктор взял в руки тонкий скальпель и поднес его к одному из сосков юноши. Он сделал небольшой надрез, после чего ухмыльнулся и перевел взгляд на испуганного мальчика. «Что же написать? Может, *Я больше никогда не буду эгоистичным и перестану приносить всем проблемы*?» - холодно прошептал Коровин: «А может просто *Я убил Джадира* поможет тебе стать менее проблемным?» Коровин взглянул на него, и его лицо искривилось в злой усмешке. «Кажется, я нашел компромисс, Такахаши. Как на счет того, чтобы нам запечатлеть и то, и другое?»