Дни без солнечного света

Акихико вернулся в свою квартиру. От его внимательного взгляда не ускользнул коричневый седан, который следовал за такси, на котором он ехал от самого офиса Санто-Юстино. Войдя в вестибюль своей квартиры, он сразу же заметил пару незнакомых мужчин, слонявшихся там. Писатель уже было задался вопросом, не разыгралась ли у него паранойя, но за многие годы жизни в семье Усами, он узнал слишком много вещей. В особенности после того, как его отец несколько раз подвергался специальным проверкам. Одна из них заключалась в том, что следили как раз за ним. Акихико вошел в тихую, безмолвную квартиру. Он схватил пачку сигарет и зажигалку с журнального столика и вышел на балкон. Сигарета воспламенилась от полыхающего пламени зажигалки. Подойдя к краю, он посмотрел вниз на усаженную деревьями аллею и заметил, что она кажется безлюдной. После нескольких минут молчаливого наблюдения под видом курения Акихико почувствовал себя уверенным, что никто не следит за ним с этого места. Конечно. Какой сумасшедший будет пробираться через балкон 6 этажа, чтобы следить за ним. В конце концов он же просто писатель, не так ли? Акихико погасил сигарету в пепельнице, которая стояла на столике на балконе и вернулся в квартиру. Он зашел в свою спальню и начал медленно расстегивать свою помятую рубашку. Писатель аккуратно сложил ее на кровать и натянул на себя футболку. Он ощутил легкое клацанье медальона, висящего на шее. Длинными пальцами он дотронулся до него. Этот жест успокаивал. Разум Акихико был в хаосе. «Мисаки.» Он прошептал его имя словно молитву. После этого он продолжил раздеваться, пока не остался полностью обнаженным. Каждый предмет его одеяния занял свое место на кровати, на которой он не спал со дня похищения Мисаки. Акихико медленно опустился на пол посередине комнаты. Это место он описывал как «пространство Мисаки». Его голая задница шлепнулась о холодный пол, а яйца сжались, коснувшись ледяной поверхности. Он притянул свои длинные ноги к груди, обхватил руками колени и склонил голову на колени. Он изо всех сил пытаясь успокоить свой беспорядочный разум. Его рациональная часть говорила ему, что Айкава и Санто-Юстино были правы: ему нужно предоставить эту операцию профессионалам. Он провел весь день, пытаясь понять все аспекты происходящего в кабинете следователя. Акихико пытался задействовать полностью свою фотографическую память, просматривая каждое изображение, каждую деталь, которая была прикреплена к одной из стен или вспыхивала на экранах компьютеров. Пока он разбирал все эти данные, его животная часть свирепствовала. Этот ублюдок украл моего мальчика! Он отрезал палец Мисаки! ОН ЗАПЛАТИТ ЗА ЭТО! Акихико попытался затолкнуть эту часть себя в глубину сознания. Но он все еще ощущал, как этот голос с каждым разом возвращается к нему и говорит все громче и громче, уподобляясь ускоряющимся ударам сердца. ДВА ДНЯ! Кто знал, что еще может случиться за это время. И Акихико боялся этого всем своим существом, потому что знал, что его Мисаки был жив. Он чувствовал это с такой жгучей уверенностью, что было удивительно, как он не сгорел от осознания этого прямо на месте. Помимо всего прочего, Акихико понимал, что не будет того торжественного правосудия, которого он жаждал, если он привлекут полицию, как это сделал Санто-Юстино. Для него было бы огромным испытанием, если бы Виллински был задержан. Без сомнения, это было было для них обоих долгим испытанием, и кто мог наверняка предугадать, что этот урод будет осужден? Мысль о том, что Мисаки может подвергнуться этой неопределенности помимо всего остального, с чем ему пришлось столкнуться, была слишком удушающей. Писатель чувствовал слезы неистовой ярости в своих глазах. Он ощутил, как его сердце вздрогнуло и упало, словно волна, отбиваясь о каменные скалы его ребер. Однако любой, кто посмотрел бы со стороны на него, не смог бы иметь ни малейшего представления о волнующих его эмоциях. Его дыхание было ровным, а тело оставалось совершенно неподвижным. Акихико так и оставался в этой позе более двух часов, пока тени, отбрасываемые им не исчезли, и солнце не скатилось лениво за горизонт. Затем он поднял свою пепельную голову и прищурил аметистовые глаза, возвращаясь на поверхность мира из глубинной пучины своих мыслей. Он медленно, не спеша поднялся наверх и подошел к своему шкафу. Затем вытащил из него легкую рубашку с длинными рукавами и пару черных брюк. «Одежда художника» - так ее однажды назвал Мисаки, заливаясь звонким смехом, когда писатель несколько недель таскал его по всевозможным выставкам. Горькая улыбка искривила чувственный рот Акихико. Сегодня вечером эта одежда будет служить для другой цели. Акихико взял чистое белье и быстро оделся во все черное. Он натянул черные носки и пару дорогих черных кроссовок. Как только этот ансамбль одеяния был закончен, он протянул руку к шкафу и вытащил оттуда сумку с верхней полки. Открыв сумку, он внимательно ее обыскал. Вытащил свой телефон, не использовавшийся ранее. Проверил зарядку. Включив его, он набрал номер. «Да, я хотел бы взять напрокат автомобиль, по возможности черный, пожалуйста. Полный привод, крепкий и он нужен мне через час.» Португальский, который он выучил в последние месяцы, когда искал Мисаки, снова оказал ему хорошую услугу. Он быстро сориентировался, что необходимо сделать, чтобы без проблем заказать машину. Акихико достал кошелек с кредитными картами, указанными под другим именем. Это была его «аварийная» сумка. Еще одна из обязательных вещей семьи Усами, которую он брал с собой, вне зависимости от того, куда идет. Все благодаря замечательному стилю воспитания его отца. Заказав машину, Акихико поставил телефон на блокировку и убрал кошелек. Он знал, что был слишком осторожен, но учитывая тот факт, что Санто-Юстина мог спокойно его вычислить и уже, похоже, сел на хвост, он предпочел перестраховаться. Писатель просунул тонкую руку в спортивную сумку, вытащил оттуда складной нож и положил его в носок, чтобы тот плотно соприкасался с лодыжкой. Затем Акихито вытащил из сумки пистолет «Глок 17». Он тщательно его проверил. Быстро поменял 17 круглых зажимов на более длинные, с тридцатью пулями, сунул его в кобуру на плече и убрал подальше. Пистолет он купил у одного из нанятых телохранителей, вместе с которым они раздавали листовки по поиску Мисаки. Писатель не переставал удивляться тому, как легко было найти здесь оружие и приобрести его, в отличие от Японии. После приобретения, Акихико немедленно поехал в оружейный клуб, чтобы понять все нюансы этого оружия. Не смотря на внешность, кричащую о принадлежности к интеллигенции, оружие их семье было не чуждо. Его дедушка из Англии, где он рос до 10 лет, был помешан на огнестрельном и холодном оружии, и к тому времени, когда его отец решил забрать обратно в Японию, Акихико уже несколько раз сопровождал его на охоту. Хотя, в отличие от него, у Усами-младшего никогда не было такой жажды крови. Акихико вытащил из сумки несколько дополнительных вещей, большая часть из которых были гаджеты, которые он спрятал по всей своей одежде. Судя по тому, как тщательно готовился Санто-Юстино, человек, который забрал Мисаки, был невероятно умен и еще более невероятно опасен. Писатель еще раз проверил сумку, чтобы удостовериться, что все было на своих местах. Ловким движением руки он достал еще одну крайне важную вещь: скрепленный документ. Усами положил пачку бумаг на комод, взял ручку вверху комода и написал несколько заметок. Это было завещание, где он оставлял все, что он имел Мисаки, на тот случай, если его возлюбленный как-то выздоровеет, а он нет. Если они оба погибнут, то все перейдет Хироки. В любом случае, он уже позвонил и сделал некоторые поправки несколько недель назад. Также часть своего богатства он завещал Айкаве. Писатель надеялся, что если хоть когда-нибудь это получит, то поймет, как много она для него значила. Акихико неловко отступил от комода и повернулся, чтобы уйти. Затем он колебался. Минуту он простоял неподвижно, одна из его рук скользнула к горлу. Он ласково провел пальцами по медальону. После этого он поднялся и слегка дрожащими пальцами расстегнул застежку на цепи. Он склонил голову и поцеловал прохладный металл медальона. «Мисаки, я иду», прошептал он. «Пожалуйста, подожди меня, моя любовь.» С этими словами Усами подошел к комоду и положил его туда против своей воли. Акихико схватил сумку с кровати и вошел в комнату, в которой остановилась Айкава. Ранее она была комнатой Мисаки, но мальчик никогда ее не использовал, за исключением тех моментов, когда он обижался на кролика и пытался некоторое время побыть в тишине. Акихико подкрался и открыл шкаф. Его нос уловил тонкое дуновение духов, которые время от времени носила Айкава, и которые оставляли свой след на ее одежде. По какой-то причине, несмотря на все сексуальные выходки, которыми он занимался на протяжении всей своей жизни, находясь в ее комнате без ее ведома, он почувствовал себя отвратительно. Писатель внимательно оглядел пространство и нашел то, что искал, на дне шкафа. До приезда в Гаропабу они с Мисаки провели неделю в Рио-де-Жанейро, где взяли несколько занятий по скалолазанию, а затем провели день, путешествуя по поверхности Педра-ду-Урубу. Это было желанием Мисаки. Акихико был только рад, что они поехали: это подняло настроение его мальчику и он забыл о потере брата на какое-то время. Писатель вспомнил, как сияли глаза его Мисаки на тот момент, как он покорил гору. Его сердце болело от воспоминаний. Как и большинство других дел для Акихико, он основательно потратил деньги на их поход. Писатель купил им обоим все снаряжение для восхождения. Акихито поднял сумку, внутри которой все это находилось. В этот момент он грустно улыбнулся в оправдание после того, как вспомнил, что Мисаки постоянно корил его за необоснованную трату денег. Неся в руках оба ранца, Акихико вышел во внутренний двор. Он взял пачку сигарет и зажигалку, чтобы закурить в последний раз. Писатель медленно растягивал этот процесс, наслаждаясь никотиновым приливом. Кончик его дыма светился оранжевым, когда он вынул из кармана пару гладких очков ночного видения и надел их. Солнце уже зашло, с берега дул прохладный ветерок, мешая тяжелому воздуху. С последним выдохом Акихико погасил сигарету. Затем он принялся быстро надевать ремень безопасности и прикреплять оснастку к перилам балкона. Он натянул на плечи ремни для сумок. Затем одну ногу положил на перила. Акихико понимал, что сейчас был абсолютно безответственным, безумным, высокомерным. Но даже в аду не было бы такой пытки, которой он подвергался каждый раз от мысли, что Мисаки за это время может пережить еще несколько кровавых пыток. Он надеялся, что Айкава простит его. Удовлетворенный наконец, глядя на луну, он произнес одно слово: «Мисаки.» И с именем своего возлюбленного, воспламеняющегося на губах, начал спускаться с шестого этажа своих апартаментов.