Двадцать первая весна

— Чёрт, — злостно бросил я, раздражённо посмотрев на часы. Опаздываю.       Внезапно запланированная тренировка была очень не кстати. Я со всех ног бежал в сторону университета — далеко. Ну что за привычка гулять по неизвестным улицам Токио, забредая в абсолютно нелюдимые места?! Спортивная сумка, привычно перекинутая через левое плечо сейчас почему-то особенно раздражала и надоедливо билась о мои ноги. Ясное небо вдруг начало стремительно сменяться на грозные тучи. От быстрого и очень продолжительного бега я начал уставать — да что с моей выносливостью?! Не успел я отдышаться, как вдруг с небес ударила яркая вспышка грозы. В эту же секунду словно из ведра полил жуткий пронизывающий дождь. Я чертыхнулся и ловко забежал под кстати подвернувшуюся на дороге остановку. Настроение было ни к черту, а уже в который раз надоедливо трезвонящий телефон от звонков тренера вызывали волны негодования и гнева. В последние дни я был особенно вспыльчив, а опаздывать я терпеть ненавижу, особенно — на тренировки. Злостно сбросив звонок от тренера, я тяжело выдохнул. Всё навалилось очень внезапно — долги по учёбе, снизившаяся спортивная подготовка и выносливость, ещё и эти чёртовы сны с этой девушкой. В душе вдруг неприятно защемило — надоело ждать, надоело жить в неведении, надоело искать её. Перед глазами вновь всплыли отрывистые картинки её губ, любимой родинки, странного цвета глаза — то ли цвета глубокой бирюзы, то ли изумруда, а порой, даже каштана. Сердце забилось чаще, а мысли о тренировке вдруг совсем улетучились, когда ливень дал с новой силой. Я поднял взгляд к небу — отвратительно тускло. Резко ударила молния, дерзко жёлтой линией рассекая промежуток между землёй и небом. Я чуть дёрнулся, а вместе с ударом, я вдруг резко вспомнил очередной сон. Давний, очень давний сон. Чёрт, это было два года назад.       В душе очень щемило от своей же глупости — чёрт, чёрт, чёрт! Твои глаза полны разочарования и обиды, а чуть подрагивающие губы со стёртой помадой яростно что-то кричат. Твои брови эмоционально встречаются через морщинку на переносице, ты не перестаёшь ругаться, пока на небе стремительно собираются тучи, будто специально пришедшие посмотреть на этот спектакль между нами. Ты ничего не замечаешь, рьяно размахивая руками и сильно сжимая в руках некогда молочный платок. Я пытаюсь что-то сказать, но ты не даёшь — на нас смотрят люди. В твоих прекрасных глазах набираются горькие слёзы, а от каждой капельки твоей боли, моё сердце разрывается на миллиарды кусочков. Твои очи, так напоминавшие мне всегда блеск поверхности вод древних индийских бассейнов сейчас полны обиды на меня. Но я не понимаю, прости, я не понимаю, что случилось, не слышу тебя. Я сильно сжимаю кулаки, пытаясь успокоиться и не перебивать тебя. Но твои заслезившиеся глаза, словно драгоценный пруд, вымощенный бриллиантами, говорят о многом. Прости, если обидел, прости! Ты яростно продолжаешь ругаться, а мимика любимого лица просто кричит о боли. Точка кипения достигает пика в тот момент, когда ты яростно (и наверняка больно) топаешь ножкой об жёсткий асфальт и в эту же секунду будто не менее разъярённые тучи начинают поливать землю горьким ливнем. Плачешь ты, плачет небо. Ты что-то шепчешь, яростно, без остановки. Я подхожу к тебе — прошу, прошу, прости, но я не знаю причину твоих слёз. Ты уже давно опустила голову, а твои волосы, так любимые мною сильно промокли и прилипли к лицу, обнимая очертания твоих щёк. Твои губы что-то шепчут, а слёзы смываются сильным ливнем. Боже, ну что же случилось? Я подхожу к тебе, а ты вся дрожишь — то ли от холода, то ли от обиды. Как же хочу тебя обнять, хочу увидеть твою улыбку, твои полные счастья глаза. Я тянусь к тебе, но ты резко отталкиваешь и грозно сверлишь меня взглядом.       — Прости, — тихо шепчу я, даже не понимая за что извиняюсь. Вдалеке внезапно ударяет молния, ярким всплеском золотистой грозой осветив на несколько секунд город, отчего ты резко дёргаешься. Боишься гроз, ты резко обернулась в сторону, откуда несколькими мгновениями ранее услышала грохот молнии, а я, воспользовавшись моментом, резко обнимаю тебя сзади.       Ты злобно толкаешь меня, бьёшь, больно царапаешь мои запястья, пытаясь разомкнуть их, но я, жмурясь, сжимаю тебя крепче. Устала. Твои плечи дрожат, костляво сгорбившись, а мокрые волосы касаются моей щеки. Глубоко дышишь, твоя грудь вздымается вверх-вниз, а нежные ладони, всё также подрагивая, касаются моих запястий. Я прислоняюсь к твоей шее и нежно целую.       — Прости, — ещё раз повторяю я, а ты горько выдыхаешь, опустив голову и нежно провела руками по моим, крестом сжавших твою талию. Мокро и холодно, ливень не успокаивается, твоя одежда, впрочем, как и моя, насквозь промокла. Ты медленно отходишь от меня, а я, поняв, что ты успокоилась, повинуюсь и отпускаю. Обернулась. Заплаканные, опухшие, покрасневшие глаза уже не слезятся, а лишь омываются ливнем. Хотя, о чем это я? Может ты всё ещё плачешь. Губы просохли и местами потрескались, волосы стали совсем жидкими, мокро липнут к телу, а белая свободная рубашка плотно облегает линии твоей натуры. Боже, глаза любопытно опускаются вниз и я быстро отвожу взгляд, что за наваждение… Ты чуть опустила глаза, и хотела было что-то сказать, как вдалеке вновь послышался грозный удар молнии. Не такой сильный как впервые, но ты вновь сильно пугаешься и резко прижимаешься ко мне. В душе становится тепло, когда я обнимаю тебя в ответ и целую по макушке. — Прости, — ты крепко сжимаешь мою спину и тихо дышишь в грудь. Прикрываю глаза, и кажется, что слышу только твоё дыхание и биение моего сердца. На фоне играет молния и идёт ливень.       В тот день я так и не пошёл на тренировку.       Заболел.