Согревая любовью

Проснулся я от того, что все тело неимоверно затекло, а также в шею упиралось что-то очень жесткое, неудобное и явно не предназначенное для сна. Открыв глаза, я с сожалением отметил, что Бэзил успел скрыться в неизвестном направлении. И как он только смог встать и при этом не разбудить меня? Обычно мой сон был очень чутким. Видимо, спокойствие, волнами разливающееся по телу, все-таки разморило меня больше, чем я того ожидал. Встав и размяв все затекшие конечности, я задался двумя насущными вопросами: где Бэзил и когда, собственно, мы приедем? И вот, когда уже было принято решение отправиться на поиски художника, он появился в купе собственной персоной. Повисло неловкое молчание, так как Бэзил разглядывал меня, а я его. И я готов был поклясться, что никто из нас не знал, что сказать! - Как вам спалось, Дориан? – он первым вынырнул из оцепенения. - Довольно хорошо, спасибо, - стоит ли упоминать мое первое пробуждение или нет? Все же я решил не смущаться Бэзила еще больше и отложить разговор до лучших времен. Сейчас надо думать о насущном. - Как скоро мы приедем? - Через несколько часов, - сказал он, опускаясь на сиденье. - Ваш друг предупрежден о нашем приезде? - Да, Джон знает. Правда, я не уверен, что он сейчас в имении. Несмотря на свой возраст, он по-прежнему остается сущим мальчишкой, - его губы тронула легкая, мечтательная улыбка. А в мою душу закралось беспокойство и ощущение надвигающейся бури. Что-то очень знакомое всколыхнулось на границах моей памяти при упоминании друга Бэзила, но я так и не смог поймать ускользавшую мысль. Поезд неспешно нес нас вперед, покачиваясь в такт: влево-вправо, влево-вправо. Мерный стук колес убаюкивал, но я не позволил себе снова поддаться ему. Вместо этого я стал разглядывать Бэзила. Он сидел, расслабленно откинувшись на сидение, и читал книгу. Приглядевшись к обложке, я, к своему удивлению, узнал какой-то мудреный философский трактат. То ли Аристотель, то ли Сократ, то ли кто еще. Меня это так поразило, что вопрос о книге вырвался сам собой. - Ну, - протянул он, внезапно смутившись. – Мне просто стала интересна… философия. Захотелось прочитать нечто, что позволило бы мне развить свой ум больше, чем сейчас, и уйти от мыслей посредственного художника, - закончил он и несмело улыбнулся. А я вдруг испытал необъяснимый прилив нежности. Она затопила всего меня и болью отдалась во всем теле. Мое сердце, душа: они были не приспособлены испытывать потоки таких искренних и всепоглощающих чувств. Поэтому меня пронзила острая, дикая боль, но я все равно продолжал смотреть на Бэзила с восхищением. Когда-то давно, наверное жизнь назад, Гарри сказал мне: «Если Бэзил возьмет в руки философский трактат и вдруг начнет философствовать, то мир перевернется». Тогда это позабавило меня, но не сейчас. Я знал о стойкой ненависти художника к философии, ко всем нашим разговорам с Гарри о морали, причинах, устоях – обо всем, что можно было как-то нарушить или извратить. Он не терпел порочности и извращения, что несли эти разговоры в мою жизнь и в жизнь таких же юнцов, как я. В сознании Бэзила были его собственные устои и принципы, нормы морали и приличия. И в нем доставало силы им следовать, жить по своим внутренним законам. Не смотря ни на что Бэзил оставался кристально чистым и благородным человеком. То, что он сейчас пошел наперекор себе и читал этот древний, пыльный и наверняка довольно скучный фолиант, говорило о многом. Я мог поклясться, что он выискивал в этих текстах мысли и доводы, способные отвратить меня от “учения” Гарри. Это поражало. И я вдруг с ясностью понял всю свою греховность и в высшей мере порочность по сравнению с ним. Как только такой человек мог питать столь нежные чувства к такому ничтожеству, как я? Надо сказать, что все это время я пожирал Бэзила глазами. Он же, в свою очередь, недоумевал, что могло повергнуть меня в такое состояние. - С вами все хорошо? – спросил он заботливо. Мне же казалось, что тело просто горит от всех чувств, нахлынувших в одночасье. Будто прорвало плотину. И я тонул, тонул. Но тут пришла злость на Бэзила. Что? Что он со мной сделал? Я чувствовал. Чувствовал каждой клеткой своего тела, и от этого на меня волнами накатывала ослепляющая боль. Здесь были: нежность, забота, участие, тревога, злость, раздражение. Я понимал, что в этой какофонии слились мои чувства и чувства Бэзила, и не мог разобраться, где чьи. Все, на что меня хватило: это вскочить, пробормотать что-то невразумительное и вылететь из купе. Очнулся я только в коридоре следующего вагона от того, что налетел на какую-то престарелую даму. Сдержанно извинившись, я подошел к открытому окну и замер, вдыхая морозный воздух. Надо было привести в порядок свои чувства, ощущения и хотя бы попытаться восстановить прежние заслоны, что помогали мне жить и не сойти с ума. Не знаю, сколько времени я провел, пребывая в болезненном оцепенении перед окном, но очнулся от того, что мне на плечи опустилась теплая и мягкая ткань. - Вы замерзнете, Дориан, - с укоризной. Молчание. Я даже не повернулся к нему, но с благодарностью кутался в его пиджак. - Я волновался, когда вы так внезапно ушли. Мне все же пришлось обернуться, столько участия было в его голосе. Бэзил стоял непозволительно близко ко мне, но коридор был узким и мы были одни. На нем была белая рубашка и отвратительный галстук. Он действительно выглядел озабоченным и взволнованным. Во мне шевельнулось чувство вины. - Извините меня, Бэзил. Мне просто нужно было подумать, - сказал я, несмело улыбнувшись, но тут же одернул себя, и улыбка стала шире, но совсем безжизненной. - Я сказал что-то, что вас расстроило? Сейчас он выглядел таким, таким нереальным, но от этого только еще более желанным. «Мой добрый, милый Бэзил, - пронеслось в голове, - вы даже не можете допустить мысли о моей вине». От этого мое чувство вины стало только сильнее, и я, повинуясь внезапному порыву, обнял Бэзила. Мне не нужно было видеть лицо художника, чтобы почувствовать его удивление. Несколько мгновений он стоял неподвижно, а потом бережно обнял меня в ответ. Я облегченно выдохнул и только тут понял, что задержал дыхание. Мне было очень важно знать, что Бэзил не оттолкнет меня. Особенно сейчас, когда все мои стены пали и чувства прорвались наружу. Я чувствовал себя словно обнаженным и беззащитным перед всем миром. Мы стояли посреди коридора и молчали. Я вдыхал его запах и не хотел отстраняться. С Бэзилом было тепло и хорошо, казалось, что он сможет защитить, уберечь меня от всего. Я почувствовал, как он чуть крепче сжал меня, а потом произнес: - Давайте вернемся в купе, Дориан. Здесь вы можете замерзнуть. Его голос звучал ровно, но все равно чувствовалось, что Бэзил немного нервничает. Поэтому я решил не протестовать. - Хорошо, вы правы. Я отстранился первым и резко развернулся, чтобы он не заметил разочарования на моем лице. Путь до купе мы проделали молча, можно было даже забыть о присутствии Бэзила, но я слышал его легкие шаги, и это успокаивало. Войдя в купе, я тут же уселся на сиденье и отвернулся. Через несколько минут в купе раздался смех, тщательно скрываемый за кашлем. Удивленно отвернувшись от окна, я сурово посмотрел на художника. Но тот казался полностью сосредоточенным на книге и демонстративно не смотрел в мою сторону. - Я чем-то рассмешил вас? – спросил я возмущенно. Бэзил посмотрел на меня преувеличенно серьезно, но его глаза искрились от смеха. Помолчав, он наконец сказал: - На вас мой пиджак, и похоже вы совершенно забыли об этом, - он не смог сдержать улыбку. Я потрясенно посмотрел сначала на Бэзила, который сидел в одной рубашке, потом на себя. И с ужасом понял, что он прав. Я действительно бессовестно сидел все это время в его пиджаке и, мало того, совершенно забыл об этом. Наверное, выражение моего лица было очень комичным, так как Бэзил не удержался и рассмеялся. Я посмотрел на него с укором и нелепой обидой. И резко отвернулся к окну, поспешив скрыть все свои чувства. Но, видимо, мне удалось это не слишком хорошо, так как через несколько секунд вновь послышался тихий смех. - Бэзил, вы… - я просто задохнулся от возмущения. - Мой пиджак, - сказал он сквозь смех, - он все еще у вас. Вы не могли бы мне его вернуть? Бэзил пытался выглядеть серьезным, но его выдавал блеск черных глаз. - Вы не могли бы перестать смеяться? - сказал я как можно ровнее, но вышло все равно с какой-то детской обидой. Я сидел и проклинал себя за то, что не смог сдержать свои чувства. "Он просто невыносим", - мелькнула мысль. - Если вам так не терпится одеться, то возьмите мой, - и я кинул в него свой пиджак. - Он больше подойдет к вашему ужасному галстуку. Я рассчитывал, что мои пламенные слова хоть чуточку заденут Бэзила, но он лишь счастливо заливался смехом. И даже пиджак, который плюхнулся ему на колени, не умалял его веселья. Мне вдруг очень захотелось придушить этого человека. Пока я тихо закипал и придумывал план мести, Бэзил преспокойно надел мой пиджак и встал. - Я думаю отобедать сейчас, не хотите присоединиться ко мне, Дориан? Я лишь возмущенно фыркнул и отвернулся. Через несколько минут хлопнула дверь купе. Я облегченно вздохнул и оторвал свой взгляд от бессмысленного пейзажа за окном. Мне просто не верилось, что это Бэзил сейчас подшучивал надо мной. «Не все же тебе над ним потешаться», - тихо пропел ехидный голосок. А еще меня удивляло, что он все-таки надел мой пиджак и спокойно ушел. Это просто не лезло ни в какие ворота. А также поражало и безмерно злило. Чувствовалось, что поездка будет веселой!