Sticks&Stones

Он цепенеет, как только выходит за порог. Теперь, когда он обращает внимание, все действительно не так, как дома. Перед их дверью нет приветственного коврика, а сами ступеньки старые и обшарпанные. Пройдя чуть дальше и обернувшись, он замечает, что ничего не украшает это место: нет ни гирлянды, ни венка. Он смотрит налево и замечает высокий одинокий почтовый ящик, стоящий возле дома. Нет нужды подходить ближе, он нутром чует – там нет имени "Санс". Он начинает идти. Город удивительно тих для этого времени суток. Он так привык к шумной атмосфере дома, что эта тишина кажется сюрреалистичной. Он останавливается перед библиотекой и видит, что она заколочена. Стекла, не прикрытые балками, разбиты, а на табличке не хватает нескольких букв. Не слышно ни звука, когда он проходит мимо двери. Он направляется туда, где находилась бы гостиница, будь это его Сноудин. Он думает поспрашивать направление у народа, поскольку он понятия не имеет, где находится Гриллбис. Впереди виднеется высокое дерево, и его сердце наполняется теплом от мыслей о Подарочной елке, там, дома. Эта, похоже не украшена, но самого ее существования достаточно, чтобы ему стало немного лучше. Он так погружен в свои воспоминания, что даже не замечает два маленьких пятна, мелькнувших перед ним. Толчок достаточно сильный, чтобы он пошатнулся назад, но он хотя бы не упал. Когда он выпрямляется, то видит двух маленьких монстров, свалившихся в снег. Его глаза загораются: это дети. Он улыбается им сверху вниз: – Вы в порядке, ребята? Они не улыбаются в ответ. Тот, что в длинном шарфе, всхлипывает: – П-пожалуйста, не делайте нам больно. – Не умоляй! – шикает второй ребенок, но их глаза не отрываются от Папайруса и явно выдают их страх. Улыбка спадает с его лица. Он стискивает зубы, от неправильности этого места у него сосет под ложечкой. У детей никогда не должно быть причин выглядеть так испуганно. – Не буду, – обещает он, протягивая руку в перчатке, чтобы помочь им подняться. Они с визгом отползают назад от его приближающейся руки. Ни один из них не пошевелился, чтобы принять ее. Они уставились на нее, их тела излучают недоверие. И страх во взгляде никуда не делся. Папайрус убирает руку. – Просто... – если раньше он не чувствовал тоски по дому, то точно тоскует сейчас. – Просто идите. Дети с шоком смотрят на него. Похоже, они не верят, что их на самом деле просто так отпустят, не преподав какого-либо значительного урока. Прежде чем он успевает сказать что-то ещё, у них, кажется, срабатывает инстинкт самосохранения и дети быстро разворачиваются и отползают от него. Они убегают вдаль, ни разу не оглянувшись, чтобы понять, не гонится ли он за ними. Папайрус так устал от этой вселенной. Он пробыл здесь меньше дня, а уже хочет домой. Домой, где дети не боятся играть на улице, где его брат смеётся с искренней радостью в глазах. Он вздыхает и заставляет себя идти дальше. Когда он приближается к далекому дереву, до него начинают долетать голоса. Из любопытства Папайрус немного ускоряет шаг. Довольно быстро он доходит до хорошо освещённого здания, прямо там, где находился бы Маффетс, будь он дома. Неоновая вывеска снаружи гласит "Гриллбис", мигая синим и фиолетовым. На небольшой табличке снизу уточняется, что это сразу и гриль-бар. Он полагает, что ему повезло – всё-таки ему не придется останавливаться в гостинице. Но лучше ему от этого не стало. Он подходит к двери, но останавливается, услышав рокот злобного смеха, льющегося изнутри. Буйные голоса, музыка на фоне. Даже с этой стороны двери безошибочно улавливается запах алкоголя. На мгновение он задумывается, что бы подумал его брат о посещении Папайрусом места наподобие этого. Отогнав эти мысли, он открывает дверь. Когда он ступает в теплоту помещения, он оказывается не готов к мгновенно наступившей тишине всей этой толпы. Тишина становится почти осязаемой, когда за ним захлопывается дверь, и Папайрус замирает от внезапной смены громкости. Он осматривается и понимает, что все взгляды прикованы к нему. Каким-то образом он стал объектом внимания дюжины пар глаз. Его тело автоматически напрягается, будто готовясь к драке. – Твоего брата здесь нет, – произносит голос, и Папайрус переводит взгляд на высокого огненного элементаля, поглядывающего на него из-за спины. Его слов достаточно, чтобы остальные начали подвывать (буквально: добрая часть посетителей, кажется, собачьи монстры) в смехе. Молчание нарушено, и Папайрус уже понял, что предпочел бы тишину. Противоположность гораздо, гораздо хуже. – Странно видеть тебя здесь, босс, – хохотнул один. – Может, передумал насчёт представления для нас? Другой монстр решительно и хищно ухмыльнулся ему: – Будет, конечно, не так как с твоим братом, но уверен, мы справимся. Папайрус ощетинился от этих слов. Может, он и плохо знает Санса из этой вселенной, но защитный инстинкт никуда не делся. Он знает, что не может ничего сделать. Он не достаточно хорошо знает это место и этих монстров, чтобы сделать правильный ход. Его лицо слегка горит, и он надеется, что они примут его злость за смущённый румянец. Сейчас в нем точно предостаточно и того и того. Монстр, что окликнул его ранее, ухмыльнулся ему с другого конца комнаты. Он выходит из-за барной стойки, украшенные туфли стучат по тяжёлому деревянному полу. Он идёт так, будто он здесь хозяин, высокий и важный. Папайрус полагает, что, должно быть, это и есть Гриллби. Воспоминания не всплывают, но это имя крепко засело в его разуме, и он уверен, что прав. Даже так, он не расслабляется – его тело ему не позволяет. Его поза остается напряженной, и он наготове, пока элементаль приближается к нему. – Ну, ну, народ. Давайте не будем грубить, – протягивает Гриллби. – Это особый случай! Не каждый день нас навещает сам Глава Сноудинской Гвардии! Снова раздается смех, и Гриллби упивается им, переводя взгляд на Папайруса, словно ожидая его реакции. Папайрус не знает, что ему предложить. Он смутно припоминает своего Гриллби, но между ними нет совершенно ничего общего, и даже воспоминания не вмешались, чтобы помочь ему понять личность, прямо сейчас стоящую перед ним. Так что вместо этого он выдерживает взгляд Гриллби со строгим и непреклонным выражением лица. Он чувствует облегчение, когда самодовольство исчезает с лица элементаля. – Итак? – рявкает Гриллби, толстая древесина шипит, когда его слюна достигает пола. – Что тебе нужно? Я уже сказал, что твоего брата здесь нет. Папайрус открывает рот и уже готов ответить, когда вспоминает, что его близнец из каждого предложения делает требование. Медля всего секунду, он позволяет натренированным рефлексам своего тела руководить его тоном: – Я здесь, чтобы сделать заказ. Бар снова погружается в тишину. Гриллби уставился на него. Моргнул в замешательстве: – ....что? Он не знает, что это было, но из-за потупевшего выражения на лице фиолетового монстра его окатило волной удовлетворения. Он чувствует, как дёргаются уголки его рта, будто бы перед появлением усмешки. И когда он снова начинает говорить, он легко передает свое превосходство в словах: – Но боюсь, я не буду здесь есть. Собери мне еду на выход.* Посетители бара, все ещё в тишине, обмениваются неловкими взглядами. Края пламени Гриллби загораются ярче, маленькие огоньки вспыхивают там и тут, словно рассерженные осы. Он щурясь смотрит на Папайруса. – Мне казалось, шутки это область твоего брата, не твоя. И на этом Папайрус расслабляется – он не может с этим ничего поделать. Потому что шутки – это его область. Ну, по крайней мере там, откуда он родом. Широкая улыбка расплывается на его лице сама по себе. Он подмигивает: – Не будь таким потухшим, Гриллби. Откуда-то со стороны наблюдающих раздается шокированный вздох. И Папайрус может поклясться, что слышал нервный смешок где-то слева от себя. Как бы то ни было, он сосредоточен только на лице Гриллби, пытаясь оценить его реакцию. Огненный элементаль не выглядит впечатленным. – Это семейное, – он продолжает, небрежно пожимая плечами. – Думаю, можно сказать, мы оба пропитаны этим... до мозга костей. Хихиканье проносится над толпой – сдержанный смех, тихий и неуверенный. Высокий монстр перед ним строит лицо, будто бы попробовал нечто отвратительное. Папайрус улыбается. Сейчас он чувствует впервые себя в своей тарелке, с тех пор как попал сюда. Фиолетовый монстр морщится и открывает рот: – Ты что- Но Папайрус уже никогда не услышит, что хотел сказать Гриллби – в этот момент раздается громкий глухой удар о дверь позади него. Папайрус оборачивается на шум, как и остальные посетители бара. С той стороны послышалась громкая брань. – Ну же, Санси, – скулит пьяный голос, – всего разок! – Если ты от меня не отъебешься, твоей семье придется иметь дело со свежей кучкой пыли к концу дня, – до него доносится голос Санса, злой и нетерпеливый. Папайрус никогда его таким не слышал. Ну, он не провел с этой версией брата достаточно времени, но с ночного кошмара до утреннего перебрасывания словами он не примечал за этим парнем особой разговорчивости. Теперь ему кажется, что это скорее зависит от того, с кем он разговаривает, чем от его характера. – Это не займет много времени, – другой монстр ворчит, когда дверь с грохотом открывается. Папайрус видит маленького кролика, они явно пьяны, и льнут к ногам Санса, – ты все равно всерьез не воспринимаешь свою должность часового. Санс все ещё сердито смотрит вниз на монстра на его ногах и фыркает: – Да? И что ты предлагаешь сказать моему брату, когда он- Санс поднимает взгляд и затихает. Папайрус смотрит на него. Санс смотрит в ответ. Весь бар переводит взгляды между ними, выжидая. Кролик заговорили первыми, быстро вскакивая с пола при виде Папайруса. Говорили они с грацией кого-то, в усмерть пьяного: – Ох, дерьмо-! Ха-ха, э-это..! Это не то… Я-я не- не, ухх, ожидал вас увидеть… эмм, сэр... Папайрус едва переводит на них взгляд, а кролик в тревоге отшатывается. Санс морщится от их нелепого отступления, пока они отталкиваются от него, не сводя глаз с Папайруса. Он ёрзает на месте. Папайрус чувствует, как выходит из зоны комфорта, снова барахтаясь в море неизвестности. Он не говорит, так что Санс вместо него заполняет тишину: – Босс... что, ух.. ч-что ты здесь делаешь? Вопрос адресован Папайрусу, но выглядит это так, будто он не ждёт ответа, на самом деле. Даже когда он спрашивает, его взгляд скользит мимо него к стоящему позади Гриллби. Папайрус слегка откидывается назад и видит, как высокий монстр пожимает плечами и качает головой. – Он сказал, он здесь, чтобы поесть, – тон его голоса ясно даёт понять, что он об этом думает. Выражение Санса становится недоверчивым, когда он снова поворачивается к нему: – Б-босс? Папайрус пытается вернуть прежнюю уверенность в позу и голос, но это тяжело, учитывая, что он чувствует, что ему вообще не стоило покидать дом. Он напряжён, ему некомфортно, и он жалеет о каждом жизненном выборе, что привел его сюда, к текущему моменту. И все же, он пытается играть свою роль как можно лучше: – Да. Это правда. – Вот как? – Гриллби не из типа монстров с глазами, но у Папайруса складывается впечатление, что он бы закатил их, если бы мог. – Ну, тогда, вперёд, делай свой заказ. Папайрус свирепо смотрит на него, прежде чем перевести взгляд обратно на Санса и поманить его согнутым пальцем к себе. Это выглядит немного натянуто, но Санс подаётся вперёд, прежде чем он успевает ещё раз обдумать свои способности к подражанию. Это... на самом деле странно, как быстро он отреагировал, подойдя к нему. К счастью, к этому моменту посетители бара кажется поняли, что драки не быть, и вернулись к своим напиткам. Он смотрит вниз на близнеца своего брата, стараясь сохранить безразличие в голосе: – Что ты обычно берешь? Санс смотрит на него с опаской: – Я-я? – Если я уж и делаю заказ, то могу взять, чтобы хватило на двоих, – он пожимает плечами, пытаясь не дрогнуть под шокированным выражением лица Санса. – Выбери что-нибудь, чтобы мы оба могли бы съесть. Санс смотрит на него ещё момент, прежде чем встретиться взглядом с Гриллби, который выглядит практически оскорбленным тем, что Папайрус здесь действительно, чтобы перекусить. В следующее мгновение он уже весь в делах, принимая заказ у Санса и направляясь на кухню позади. Несколько напряжённых минут Папайрус сидит рядом с Сансом и размышляет, следует ли ему начать беседу. Санс, впрочем, немного отвернулся от него, положив голову на барную стойку, сведя свою доступность к нулю. Честно, это приносит облегчение. Он не знает, что бы сказал, веди они разговор. Они ждут, не говоря ни слова, позволяя болтовне бара заполнить их отсутствие дискуссии. Когда возвращается Гриллби, он передает упакованную еду Сансу. И все идёт просто прекрасно, пока Гриллби не расплывается в медленной улыбке: – И как ты будешь оплачивать свой заказ сегодня? Санс замирает рядом с ним, бросая ядовитый взгляд на владельца бара. – Прекрати, – шипит он. Папайрус не понял вопроса. Разве они не собираются платить золотом? Может, здесь другая валюта? Он поворачивается, чтобы спросить Санса, но вспоминает, что у них не совсем те отношения, что позволяют это. Однако, оборачиваясь, он замечает, что Санс начинает краснеть. Ему приходит в голову, что он, возможно, упускает нечто большее, чем просто изменение законных платежных средств. Он выуживает из кармана золотые монеты, что ранее нашел в комнате своего двойника, и швыряет их на барную стойку. Настраивает себя на то, что он считает подходяще пугающим рыком: – Мы заплатим как и всегда. Что-то не так, и Санс краснеет сильнее. – Если вы платите как обычно, то в этом нет необходимости, – Гриллби толкает монеты обратно к Папайрусу и одаривает его чем-то, что у других монстров было бы зубастой ухмылкой: – Я просто запишу это на счёт Санса. Он пытается возразить, но тут же обрывается. Рядом с ним проносится поток магии, сопровождаемый громким хлопком, когда задняя стенка бара взрывается, отправляя в полет осколки стекла, словно шрапнель от точки взрыва. Гул бара затихает. Папайрус уставился, широко раскрыв глаза, на линию костей, воткнутых в стену по обе стороны от головы Гриллби. Сам элементаль каким-то образом умудрился избежать пропитку в алкоголе, что, вероятно, и к лучшему. Он все ещё ухмыляется, но выглядит это натянуто. Улыбка яростно дёргается, когда он гневно смотрит на скелета рядом с Папайрусом. Левый глаз Санса пылает красным, рука все ещё отведена после атаки: – Можешь записать это на мой счёт, придурок. Он крепче сжимает пакеты в своей руке и разворачивается на пятках. Папайрус безмолвно следует за ним, не говоря ни слова, лишь последний раз взглянув на разрушения позади них, прежде чем уйти. Гриллби пялится на него, и выглядит он так, будто точно жаждет превратить кого-нибудь в пыль. Они выходят плечом к плечу. Как только они подходят к почтовому ящику, Санс останавливается. И Папайрус тоже, наблюдая, как тот роется в своих карманах. После недолгих поисков он протягивает ему горсть золотых монет. – Вот, – бормочет Санс. Папайрус моргает, глядя на предложенное: – Что? – Забери их, – Санс не смотрит на него, говорит, уставившись в сторону. – Ты не обязан платить за мое дерьмо.Вся эта ситуация раздражает Папайруса. Он качает головой: – Мне это не нужно. Санс вздрагивает. Его рука слегка дрожит, прежде чем он неуверенно кивает. Он убирает золото, смотря на свой карман. В этот момент Папайрус впервые замечает тонкий свежий порез вдоль его щеки. Выглядит неглубоким, но все ещё сочится красным по его бледному черепу. Должно быть, Санс получил его, когда разбил бутылки в баре. – Ты в порядке? – спрашивает Папайрус, прежде чем успевает остановить себя. – Хах? – Санс поднимает на него непонимающий взгляд. Папайрус проводит рукой сбоку своего черепа и Санс повторяет это движение. Он морщится, когда его пальцы касаются пореза. Затем он тянет их обратно, оставляя красную дорожку на скуле, и смотрит на свою руку. – Ой. – Вот, – Папайрус инстинктивно подаётся вперёд и обхватывает лицо Санса своими руками, охваченный желанием помочь. – Позволь мне залечить- Санс вырывается из его хватки, быстрее, чем Папайрус успевает моргнуть. (Так, словно он умеет теле-) – Ч-что ты делаешь? – Санс ахает, глаза дикие и лихорадочно осматриваются вокруг, словно ища признаки опасности. – Я-я.. Я пытался вылечить твою рану.. Папайрус замолкает, не уверенный, изменит ли его объяснение хоть что-то. Санс изумленно смотрит на него: –Вылечить меня? Смятение на его лице сменяется на что-то нечитаемое. Они смотрят друг на друга, и Папайрус не знает, откуда ему вообще начать объяснение. К счастью, если можно так сказать, он избавлен от необходимости что-либо говорить. Санс отворачивается от него, прежде чем он успевает опомниться. С каменным лицом он подходит к входной двери, кладет один пакет с едой на ступеньки и крепче сжимает второй. Затем он снова начинает идти, на этот раз в направлении Вотерфолла. Не оглядываясь.У Папайруса появляется неприятное ощущение того, что он сделал что-то, чего действительно не следовало бы.