Sticks&Stones

Папайрус все еще пытается сориентироваться, когда Санс окрашивает его душу в синий и бросает на диван, уже второй раз за несколько часов. Он снова приземляется неуклюжим мешком костей, не в состоянии сохранить равновесие, благодаря все еще связанному телу. Он молча наблюдает, как Санс ворча поднимается по лестнице, слышит, как дверь спальни со скрипом открывается и потом захлопывается. Через несколько секунд Санс появляется прямо перед ним; тяжелая черная куртка заняла свое законное место на его плечах, значительно придавая ему в объеме. Он подается вперед и устраивает Папайруса, усаживая того на диване, поставив ноги на пол. Потом изменяет положение его рук и связывает их за спиной. Папайрус считает, что это излишняя мера, учитывая то, в каком состоянии он находится, но, опять же – он совсем не в том положении, чтобы спорить. (И, серьезно, если так Санс чувствует себя безопаснее, кто он такой, чтобы жаловаться?) – Как ты это сделал? – спрашивает Папайрус, все еще обдумывая свое последнее открытие. Он просто не может понять, почему Санс способен телепортироваться. Это что-то, что оба брата умеют в этой вселенной? Или это означает, что и его брат тоже так вполне может, просто никогда не пытался? Почему-то ни один из этих вариантов не дает ему покоя. – Неважно. – Санс равнодушно пожимает плечами. – Погоди.. ты телепортировал нас назад, только чтобы ты смог забрать куртку? – Хмм, – уклончиво бормочет Санс. – Я был гребанным идиотом, забыв ее в принципе. Он помнит необъяснимую потребность, возникшую у него ранее, сказать Сансу, чтобы он не забыл свою куртку, когда тот выбегал из дома. Папайрус ощущает некую оправданность за ту мысль сейчас – это явно важно. Может, не было бы странно напомнить ему забрать куртку. Но все же. – Ты не похож на тех монстров, которых донимает легкий морозец. Санс фыркает: – Ага, мороз это причина, по которой я вернулся за ней. Папайрус обнаруживает, что изо всех сил старается сдержать улыбку. Сарказм стал неожиданностью, но, откровенно говоря, был полнейшим облегчением, по сравнению с тем пугливым заиканием, от которого он обычно страдает. – Если не это, то что? – Она полезна. Люди точно знают, кто я такой, когда она на мне, не важно, как далеко или насколько темно, – говорит Санс. – Не как тот мудак сегодня. Он не знал, кто я такой, пока не подобрался ближе с атакой. – Ты... Ты говоришь, он бы не напал, если бы знал, кто ты такой? – Конечно нет, – Санс заметно раздувается от гордости, – мой брат – правая рука Капитана Королевской Гвардии. Никто с нами не выебывается, если только не ищет смерти. – Правильно, потому что единственный, кто может доебываться тебя – это твой брат. – Папайрус не может скрыть насмешки в своем голосе. Он слегка сожалеет о своей резкости, когда Санс вздрагивает, но он не извиняется. Не то чтобы они оба не знали, что это правда. Что-то мелькает на лице Санса, неуверенное и мимолетное, но когда он моргает, это исчезает, и Санс насмешливо смотрит на него: – Ладно, хватит уже разговоров, не касающихся темы. Санс расправляет плечи и позволяет малейшим намекам на магию обвиться вокруг него. Правый глаз пульсирует красным, периодически выстреливая клубами избыточной магии. Папайрус дрожит, пока он приближается с настороженным и холодным лицом. Он останавливается прямо перед ним, глядя вниз, пока Папайрус вынужден сидеть и смотреть вверх, чтобы поддерживать зрительный контакт. – Ты сказал, что ты мой брат. Объясни. Папайрус делает глубокий вдох: – Наверно точнее сказать, что это тело твоего брата. Я просто, ух... позаимствовал его ненадолго. И, вроде как, в каком-то смысле, я тоже твой брат, но.. ну, наверно лучше не все сразу? Наверно, так будет легче- эмм, Санс? Сразу становится ясно, что Санс не слышал ничего после самого первого его заявления. Выражение лица сурово, а взгляд быстро бегает по телу Папайруса: – Тело моего брата? Что ты имеешь ввиду? – Послушай, возможно информации слишком много, чтобы понять сразу, но, – Папайрус не знает, как много стоит рассказывать, чтобы не вызвать у Санса полнейшую панику. – Есть такие вещи, называемые таймлайны и– – Я это знаю, – Санс отмахивается от него, будто, то, что он говорит, едва ли стоит потраченного на это дыхания. Это.. немного удивляет. – Объясни, как это произошло. Он все еще сомневается. Он без понятия, что брат успел рассказать Сансу, а что нет. Не знает, сколько ему стоит скрыть, дабы избежать разрушения какого-то ни было устоявшегося мировоззрения Санса. Было бы гораздо легче быть честным, но.. Папайрусу кажется, что самое малое, что он может сделать – опустить наиболее травмирующие детали. – Существует машина. Там, дома. Он внимательно наблюдает за Сансом, но выражение его лица не изменилось. Он продолжает: – Я думаю, это какого-то рода машина времени? Наверное на самом деле не имеет значения, чем она является, потому что она никогда не работала, сколько я себя помню. То есть, пока я не начал работать над ней. Что-то промелькнуло во взгляде Санса: – ...ранее, в лесу... Почему ты сказал, что ты мой брат? – Ага, видишь ли, вот почему все это сложновато объяснить. – Папайрус издает неловкий смешок. – Я... Я тоже Папайрус. Папайрус с большой буквы П. Не твой Папайрус, но подлинный Папайрус для другой, моей, вселенной. В общем и целом – альтернативная версия брата, которого ты знаешь и, эм... любишь. Санс притих. – Там, дома, у меня есть брат по имени Санс. Он, должно быть, альтернативная версией тебя, родом из моей вселенной, – ему удается слегка улыбнуться. – Так что, когда я сказал, что я твой брат, я имел ввиду не совсем в буквальном смысле. Кроме того факта, конечно, что я, эм, вроде как застрял в его теле. У него вырывается усталый вздох. Папайрус хотел бы не быть связанным, чтобы хотя бы откинуться назад и позволить телу расслабиться. – Когда я "починил" машину, я хотел испытать ее. Я думал отправить себя назад во времени на пол дня или около того – а получилось, что она переместила меня вовсе не во времени. Чтобы я в ней не изменил, все закончилось тем, что вместо этого она закинула меня сюда. Санс заговорил снова, тихо и мрачно: – Так ты серьезно? Ты действительно в теле моего брата? – Да, – подтверждает Папайрус, кивая ему, – Ты, ух... ты веришь мне? – Нет, – резко отвечает Санс, и Папайрус чувствует, как его душа сжимается от его непоколебимого тона. После паузы он продолжает: – Сначала мне нужно кое-какое доказательство. Папайрус засиял: – Конечно, хорошо. Что ты хочешь, чтобы я сделал? – Тебе ничего не нужно делать. Просто дай мне проверить. У него едва ли есть время, чтобы спросить, что это значит, перед тем, как Санс падает на колени перед ним. Он раздвигает ноги Папайруса, легко маневрируя, так как магические путы не позволяют ему сопротивляться. Его руки поднимаются к ремню, протянутому через его штаны, и нависают над пряжкой. – Какого хрена ты делаешь?! – выкрикивает Папайрус. Смущение мгновенно захлестывает его и заставляет покраснеть его скулы. – Просто проверяю. Успокойся. – Черт, нет! Перестань меня трогать! – Я ничего не делаю! – Отсюда все выглядит совсем не так! – Папайрус осознает, что в этот момент его голос становится слегка визгливым, но он слишком занят попытками заставить Санса остановиться, чтобы побеспокоиться. – Ты можешь расслабиться?! Как будто у меня нет вещей важнее, чем отсасывать тебе. – рявкает Санс, но Папайрус видит, как он краснеет. – Ладно, плевать, я просто закатаю штанину снизу, если это осчастливит тебя, ты, ебанный плаксивый ребенок. И это было бы облегчением. Было бы, если бы дыхание Папайруса не сбилось, когда фаланги Санса прошлись по голой кости его колена, посылая жуткую дрожь прямо к его позвоночнику. За этим мгновенно последовало покалывание в голове, которое он мгновенно распознает как намек на воспоминание. Оно лежит там, дремлющее, готовое к тому, чтобы он позвал его и увидел. Он не хочет этого видеть. Он не хочет ничего, кроме как вырвать свою ногу из рук Санса. Но он не может двигаться. Так что он встрял. Ему неудобно и неловко и он гораздо, гораздо ближе к Сансу, чем ему бы хотелось. Это требует некой изворотливости – и тонну ругательств со стороны Санса – но копии его брата удается закатать левую штанину до самого верха его бедренной кости. Когда Санс откидывается назад, Папайрус четко видит, что тому было нужно. Примерно на середине кости заметен старый шрам, рваный и нечеткий. – Он получил его будучи всего лишь ребенком, – внезапно объясняет Санс, – Он сказал, что "тренировался". Почти начисто отломал себе ногу. Папайрус наблюдает за ним во время этого рассказа, подмечая, как его лицо смягчается, когда он улыбается сам себе. – Он рыдал из-за этого часами, даже после того, как я его вылечил. Совершенно уверен, если ты спросишь его об этом сейчас, он будет все отрицать, – в его голосе безошибочно угадывается нежность, и Папайрус не может справиться с мыслями о том, что его брат этого не заслуживает. – В любом случае, Папс никогда никому не рассказывал об этом и это не то место, где его мог бы кто-то случайно увидеть, значит... Его окатило волной осознания: – Значит, это то, чего бы я не смог подделать. Санс кивает: – Ты действительно в его теле, хах? – Знаю, в это сложно поверить. Честно говоря, я и сам все еще перевариваю это. Санс поднимается на ноги, на момент выглядя задумчивым, перед тем, как спросить: – Так, где сейчас мой брат? Он там, с тобой? Папайрус вздрагивает. Вспышка паники охватывает его при мысли, что он не просто в теле своей альтернативы, но и делит его с ним. Он подавляет дрожь: – Нет, определенно нет. Я бы заметил его к этому времени, если бы он здесь был. (Он заметил бы. Он в этом уверен.) (... вряд ли он стал бы прятаться.) – Да? – Санс звучит не убежденно. – Ну же, ты же знаешь, каков твой брат, – Папайрус стоит на своем, как для блага Санса, так и для своего собственного. – Ты серьезно думаешь, что он позволил бы взять полный контроль над своим телом, если бы он был здесь со мной? – Думаю, что нет. – хмыкает Санс, но Папайрус видит, что тот не до конца удовлетворен таким ответом, – Хорошо, так если он не там, с тобой, то где он тогда? Папайрус пытается пожать плечами, но связывающая его магия позволяет сдвинуться в лучшем случае лишь на пару дюймов: – Не знаю. Полагаю, раз я в его теле, есть шанс, что возможно он оказался в моей вселенной, в моем– (Нет.) Холодная волна осознания захлестывает его. (Нет, нет, нет.) Папайрус чувствует себя оцепеневшим настолько, что это не идет ни в какое сравнение со сковавшими его путами. Прямо до самого нутра. (Нетнетнетнетнетнетнет.) – Ухх, ты там в порядке? – Папайрус еле различает голос Санса за шумным потоком мыслей в собственной голове. Он чувствует гадкое, накатывающее глубоко внутри чувство, так будто его сейчас стошнит. Он не в порядке. (Как же он не понял?) Как он мог, если прошло уже больше суток, как он очутился здесь, и только сейчас он начинает осознавать, что это на самом деле значит. (Как он мог так облажаться, не проследив эту связь?) Потому что если он здесь, в теле своей альтернативы– (Да что с ним не так?!) – Значит, нет сомнений, что его близнец окажется у него дома, в его теле. (–он облажался он облажался он облажался–) И это значит, что его брат в опасности. – Санс. – имя брата срывается с его уст, задушено и болезненно. Не тот, кто нужно отвечает: – Ты не очень-то хорошо выглядишь. – Твой брат оказался в моей вселенной, – ему удается выдавить из себя слова, даже если они звучат как смертный приговор, когда они протискиваются сквозь его зубы. – Он в моем теле. – Звучит логично. – Санс равнодушен. – Как ты можешь быть таким спокойным?! – он кричит, и Санс делает настороженный шаг назад, магия вспыхивает ярко, защищая, вокруг него. В его глазах появляется страх, прежде чем он исчезает и сменяется раздражением. – Какого хрена с тобой вдруг случилось?! – Ты что, не понял?! – Папайрусу кажется, будто он утопает в собственной вине, будто погружается в последствия своих действий. – Мой брат в ловушке с твоим! (О боже, пусть Санс будет в порядке, пожалуйста, будь в порядке, пожалуйста, будь в порядке, пожалуйста пожалуйста пожалуйста–) – И это все? Папирус изумленно уставился на него. – Если то, что ты говоришь, правда, и ты – альтернативная версия моего брата, то из этого следует, что твой брат – альтернативная версия меня, верно? Он кивает, чувствуя тяжесть в теле и онемение души. Санс пожимает плечами: – Значит, он может справиться с моим братом. Папайрус смеется, придя в ужас от внезапного заявления. Звук выходит безъюморным, горьким, и это не похоже на него. – Какого хрена?! – он практически кипит от злости, – Он не должен "справляться" с ним! Твой брат – сущий кошмар! Он видит, как Санс ощетинился от его слов, но не чувствует угрызений совести. Ничто из того, что он говорит, не является ложью. – Он из тех монстров, которых стоило бы запереть ради безопасности остальных. (Он же должен знать это, верно? Он конечно же понимает, что ему стало бы гораздо лучше без него?) – Твой брат навредит ему. Твой брат- – Мой брат не причиняет вреда никому, кто этого еще не заслужил. – Резко перебивает Санс голосом, полным едва сдерживаемого презрения. Папайрус настроен скептически: – Ты издеваешься? Он постоянно причиняет тебе боль! – Тогда, может, тебе стоит остановиться и задуматься почему! Санс – –тяжело дышит, громко и влажно, пока слезы скатываются по его лицу. Папайрус больше не смотрит на него – не может, пока его внимание приковано к этому. Его слегка ведет. Он не думал, что оно так легко сломается. Но он крепко сжимает изогнутую кость в ладонях, а Санс протягивает дрожащую руку к тому месту, где было его самое нижнее ребро, так что нет никаких сомнений в том, что оно откололось. "Санс..." – начал он, но его брат – бессвязно бормочущий сумбур. "Санс." – Он повторяет, тверже, и брат вздрагивает от тона его голоса. Их глаза встречаются, и, в этот раз, Санс – тот, кто отводит взгляд первым: " Я-я не сделаю этого с-снова". И вместе с тем, как фаланги Папайруса потирали край разлома, где оно уже начало обращаться в пыль, он решает, что этого будет достаточно– – трясется, тихо кипя от злости, смотря на него сверху вниз. Его кулаки сжаты по бокам, так, будто он физически сдерживает себя от удара. Папайрус чувствует, как слова иссякли у него внутри. (Что вообще он может сказать после чего-то подобного?) За его срывом следует молчание, и Папайрус опускает взгляд. Он не может смотреть на него, не ощущая недомогания. Не может смотреть, не ставя своего брата на его место в воспоминаниях. Его брат не заслуживает того, чтобы пройти через это. Никто не заслуживает того, чтобы пройти через это. Спустя пару мгновений, Санс заговаривает снова: – В любом случае, нет смысла беспокоится о том, чего не можешь изменить. То, что нам нужно, – это решить, что мы будем делать дальше. – Я хочу попасть домой, – хрипит Папайрус, разрываясь от образов, что продолжают вспыхивать в его голове, шокированный мыслями, заставляющих его гадать, что могло произойти с его братом в эту самую минуту. – Как можно скорее. (Он не может оставаться здесь. Не может оставить своего брата на милость этого урода. Он и так оставил его одного на слишком долгое время. Он был слишком медлителен. Слишком поглощен собственными проблемами и он не позволит брату страдать за его ошибки, он не–) Папайрус делает вдох. (Ему нужно успокоиться. Ему нужно сотрудничать с этим Сансом, чтобы попасть домой. Он не сможет ничего сделать, если будет паниковать, так что ему нужноуспокоиться.) – Так. Машина... – Санс задумывается на мгновение, прежде чем кивнуть, – хорошо, я могу помочь тебе с этим. Папайрус чувствует, как подскочила его душа: – Ты знаешь, где ключ–?! Санс поднимает руки: – Я помогу тебе, но сперва ты должен сделать то, что я скажу. – Что? – Тебе нужно исправить тот бардак, что ты учинил. Ты пробыл здесь день, а уже блять перевернул все с ног на голову. – Санс выглядит мрачным, – Мой брат никогда не ходит в Гриллбиз, но ты пошел и затеял драку. Мой брат никогда не пропускал рабочий день, но ты взял незапланированный отгул. Мой брат никогда бы не убежал за мной в ночь,выкривая меня, так, будто я блять не могу справиться сам и прочее. – Ты... ты слышал, как я кричал? – поневоле он немного смущается. Санс бросает на него очень резкий взгляд: – Мой брат много работал над своей репутацией. Я не позволю тебе ее разрушить. Так что завтра мы идем на работу и начнем с быстрого посещения дома Андайн. Так мы поймем, знает ли она о твоем прогуле. – Ладно, – соглашается Папайрус, но его мысли зацикливаются на Андайн. Магия, связывающая его, кажется, начала покалывать. – Я тут думал.. то, как ты меня поймал; Как ты это сделал? – Наконец-то дошло, хах? – Санс ухмыляется, – если ты думаешь, что это очень похоже на магию Андайн, то ты не ошибся. Так и должно быть – она получена от нее, в конце-то концов. – Что? Что ты имеешь ввиду? – Папайрус хмуро смотрит на него. – Каким вообще образом ты можешь распоряжаться чужой магией? – Это специальные таблетки, применяемые Королевской Гвардией. В основном используются на заключенных, – глаза Санса загораются, восхищение темой очевидно, когда он продолжает говорить, – их постоянно добавляют им в еду и их эффект проявляется с использованием магии. Обычно, они срабатывают так, что заключенные не могут призвать свою магию, не оказавшись связанными и уязвимыми после. Это действительно пиздец как полезно – уровень насилия в тюрьмах был значительно снижен, с момента разрешения их использования. Они идеальны, так как очевидно, никто не захочет затевать драку, только чтобы стать легкой добычей для кого-нибудь еще. Это даже помогает снизить уровень немагического насилия, потому что заключенные больше не способны лечить себя после потасовок. А значит, они будут вынуждены пойти к охраннику или лекарю, чтобы разобраться со своим дерьмом. Это, в свою очередь, означает признать, что они ввязывались в какие-либо драки. В смысле, конечно, все еще периодически встречаются нарушители и стычки, но это уже совершенно не так, как раньше. – Это Андайн придумала? – Папайрус поражен, как и существованием подобного подавителя, так и тем фактом, что эта вселенная настолько не в порядке, что он вообще им понадобился. Санс взорвался смехом, незамедлительно потрясая Папайруса звучанием. Искренним и расслабленным. Папайрус не уверен, что когда-либо вообще слышал Санса таким беззаботным. – Ты блять издеваешься? Конечно же нет! Ее подружка, Королевский Ученый, это она додумалась. – Альфис? – Папайрус рискует высказать свою догадку, несмотря на то, что в его вселенной эти двое не состояли в отношениях, он помнит, как Андайн сохла по ней. Как она говорила часами о величайших качествах Альфис. Интересно, что бы она подумала, узнай она, что здесь Альфис – ученый, а она сама – "бесстрашный воин". – Совершенно верно, – на лице Санса снова появляется та острая ухмылка, глаза опасно сверкают, – и так уж случилось, что Альфис мне очень многим обязана. Из-за того, как он это говорит, по всему телу Папайруса пробегают мурашки. Он не может ничего поделать, но представляет собственного брата, тренирующегося с Альфис и безмерно почитающего ее. Не похоже, что здесь имеет место такое же отношение. – Так что заполучить у нее горсть этих таблеток и смешать несколько со спагетти, которые я тебе приготовил, было практически детской забавой. После этого все сводилось к тому, чтобы заставить тебя использовать свою магию. - Санс слегка пожимает плечами, как будто объяснять больше нечего. – И ты рискнул? – Папайрус не может не спросить, – даже если ты думал, что я – твой брат? Санс сердится : – Я уже говорил тебе, я с самого начала знал, что ты не- – Я не верю тебе. – говорит Папайрус, на полном серьезе. Он мог сомневаться в этом раньше, но теперь ошибки быть не может. – Если ты действительно знал изначально, что я не твой брат, тогда многие твои действия просто не укладываются. Санс не произносит ни слова, просто смотрит на него, нахмурив глазницы. – Во-первых, если бы ты знал, ты бы не пытался вернуть мне деньги за меня еду из Гриллбиз. Если подумать, ты бы и за свой счет не пытался бы объясниться. Ведь зачем тебе прощение от того, кто не имеет к тебе никакого отношения? Санс открывает рот, словно собираясь возразить. – Но что гораздо важнее, – продолжает Папайрус, мягко понижая голос, – если бы ты уже знал, что я не твой брат, у тебя бы не было причин вздрагивать каждый раз, когда я подхожу к тебе. Рот Санса захлопывается, и Папайрус чувствует себя ужасно из-за этого. Чувствует себя ужасно, потому что знает – Санс не может этого отрицать, учитывая, что для него это нечто инстинктивное. – Так... Почему же ты рискнул? После мгновения тишины, Санс отвечает, медленно и нерешительно: – У меня.. были подозрения. С той самой первой ночи. Папайрус наблюдает за ним, пока тот осторожно подбирает слова. – Мой брат терпеть не может, когда я бужу его среди ночи. Но когда он – или, на самом деле, ты, я полагаю – не обратил на это внимание, как будто ничего не произошло.. это показалось мне необычным. Но тогда я не слишком задумывался об этом... просто решил, что мне повезло, понимаешь? Санс отмахнулся, и продолжил увереннее, – но утром, когда ты пропустил работу, вот это было странно. Это было беспрецедентно, и я не мог просто так оставить это. Поэтому я спросил тебя об этом, и ты повел себя непривычно и непохоже на него, когда ответил. В тот момент, мои подозрения уже возросли, и когда я увидел твои глаза– – Мои глаза, – перебивает Папайрус. – Я задавался вопросом, что ты тогда имел ввиду. Что именно с ними не так? Как они меня выдали? Санс моргает: – Ну... они оранжевые. Папирус непонимающе смотрит на него. – У моего брата они красные, – объясняет Санс, – но только когда он активно использует магию или в качестве запугивания. В остальном, они обычно белые, когда он расслаблен. А твои всегда оранжевые. Всегда горят. Это странно – будто у тебя избыток магии или вроде того. – Хах, – говорит Папайрус, – как мне, ух.. "выключить" их? – Не знаю, – Санс, кажется, обдумывает это, – может ты не можешь? Все же, раз ты привязан к телу моего брата, кажется, это требует постоянного излияния магии, чтобы удержать тебя там. Но не думаю, что это важно, в любом случае. Только если длительное использование магии изматывает тебя...? Это так? Чувствуешь вялость или усталость? Какое-нибудь сильное напряжение вокруг глаз, в частности? Тогда же Папайруса посещает странная вспышка – образ Санса в свежем, белом лабораторном халате. Это не совсем воспоминание, но он тут же понимает, что Санс раньше работал на Корону в лабораториях. Он отчетливо слышит, как тон его голоса становится профессиональным; медицинская четкость в его вопросах, будто они были отрепетированы для пост-экспериментальных опросов. Он качает головой, настороженно и с опаской, и Санс задумчиво хмыкает сам себе: – Тогда это не так важно, наверное. – А что произошло дальше? – подталкивает Папайрус, стремясь отвести от себя такое внезапное внимание. Санс вздыхает: – Ничего. Ты разозлился на меня, и я решил, что напридумывал себе всякого, так что я ушел. – Потом я увидел тебя в Гриллбиз – просто еще одна странность, которую я сказал себе игнорировать. Это.. Это случилось позже, когда после ты вылечил меня и я не смог больше оставлять это без внимания. Именно тогда я всерьез задумался о том, что ты не был моим братом, – Санс делает долгую паузу, он звучит так, будто ушел в воспоминания, – Босс никогда не лечил меня прежде. На этом Санс замолкает. Папайрус молчит, не доверяя своим словам. Воцаряется тишина. Санс качает головой и делает глубокий вдох: – Так у меня появился план. Я пошел к Альфис и извлек выгоду из своих одолжений, чтобы добыть таблетки. Использовал их на тебе – если бы оказалось, что ты не мой брат, я бы обратил тебя в пыль, все просто. А если бы ты был моим братом, тогда.. ну, не то чтобы я не знаю, как исцелить себя, если все обернется слишком жестко. Он произносит это так небрежно, что Папайрус вздрагивает. – Но ты не стал спать со мной, – Санс усмехается горько и холодно, – даже не поцеловал. Так что у меня закончились простые способы заставить тебя использовать магию, кроме как начать битву. И я решил уйти ненадолго – это заняло бы больше времени, чем я рассчитывал, но ты бы использовал магию так или иначе. Надеялся, что к тому времени, как я вернусь, ты будешь уже связан. Тогда бы я смог расспросить тебя или попытаться объясниться самому, в зависимости от того, действительно ли ты являлся моим братом или нет. – Но потом я забыл свою куртку и... – он обрывается. – Ты знаешь, чем это закончилось. – Твой план сработал, вот как это закончилось. – Папайрус вздыхает. – Ну, да, – Санс пожимает плечами. – В мой план не входил твой хренов комплекс героя, но это сработало в мою пользу, так что, полагаю, мне нечего жаловаться. – Я рад, что ты в порядке, – повторяет Папайрус, твердо и искренне. Санс только ворчит в ответ, едва заметный красный румянец разливается по его костям. – И спасибо, что объяснил мне. – Хех, для меня это костью в горле не станет, – говорит Санс, с напускной небрежностью, и Папайрус сдерживает улыбку, – Кроме того, наверно лучше, если мы разберемся со всем этим, до того, как навестим Андайн. Мы оба должны быть на одной стороне, имея дело с ней. – Значит, мы точно туда пойдем? Санс кивает, снова становясь серьезным: – Первым делом завтра утром. – А что насчет, – Папайрус безуспешно пытается сдвинуться с места, – этого. – Что, оков? К утру они пройдут. – говорит он безразлично, – проспишься. Папайрус уставился на него: –Ты же не серьезно... Ты действительно думаешь, что я засну вот так? Неважно, что дома он засыпал и в более странных позах и в более странных позициях. Дело в принципе. (Они же продвинулись вперед, разве нет? Образовали некое хрупкое доверие. Так почему Санс просто не может-) – Сейчас я не могу с этим ничего поделать. – отвечает Санс на не заданный вопрос. – с этим опасно возиться. Лучше пусть все идет своим чередом, пока ты отдыхаешь для завтрашнего дня. Папайрус унимает разочарованный стон: – Ладно. Но вот так я не смогу подняться в комнату. Санс моргает: – И? – И тебе придется перенести меня туда. – он старается звучать не слишком раздраженно – оно не стоит того хрупкого мира, которого они только-только смогли добиться. Но за его словами следует тишина и Папайрус чувствует, как рушатся его надежды. Подлая ухмылочка сама собой возникает на лице Санса: – Не. – Что- Диван довольно удобный, – он выглядит ехидно, – если удастся избежать всех расшатанных пружин и проигнорировать странные запахи. – Санс- – Ну-с, уже довольно поздно, – Санс притворно зевает и Папайрус изумленно смотрит на него. – В конце концов, завтра рано вставать. – Санс! Но он мгновенно телепортируется из поля его зрения. Папайруса действительно начинает злить, когда он это делает, но ему кажется, что по большей части Санс не дурачится с ним, а скорее просто пытается держать дистанцию. Но все еще странно, быть по ту сторону телепортации. Он никогда не был тем, кого прерывают посреди разговора. Он на мгновение интересуется, был ли его брат когда-нибудь настолько раздражен всякий раз, когда он сам тактично телепортировался, уходя из неприятных ситуаций. Душа Папайруса сжимается в его груди. Его брат... (Он не может слишком сильно думать о нем. Не может.) (Если будет, то никак не сможет достаточно сосредоточиться, чтобы добраться домой.) Но знать это одно, и совсем другое, применять это на практике, и Папайрус не может прекратить задаваться вопросом о том, что происходит с Сансом, застрявшим там с худшим из монстров. (В порядке ли он?) (Знает ли, что на самом деле не он в том теле?) (Ему больно?) И даже когда подавляющая магия ослабевает достаточно, чтобы Папайрус смог сползти на подлокотник дивана, мысли о брате продолжают терзать его каждое мгновение бодрствования. Сон не приходит очень долго.