Caught by poison

paralyzed

Его пихают в спину, чтобы шёл дальше. А у самого парня в груди становится слишком тяжело. Всё-таки он попал к этому человеку. Догадки были, но он всё ещё не мог поверить в столь малые шансы. Шаги даются нелегко, но, из-за опасения получить в спину мечом, он идёт. Идёт ближе к тёмному дому, на крыше и рядом с которым находятся три Смертохвата. Он почти уверен, что где-то рядом находятся и остальные. —Какой медленный, — Барбро сзади недовольно цокает языком, но сбавляет шаг до уровня своего пленника, после чего кладёт руку ему на плечо, сильно сжимает, вызывая у Хэддока шипение, а после и кашель, — Давай заранее договоримся без глупостей. Ты же у нас умный мальчик, верно? — женщина усмехается, когда видит хмурое лицо Иккинга и хлопает его по плечу, которое до этого сжимала. Придётся прикусить губу, чтобы не высказать, что он думает по этому поводу. Он был бы хорошим мальчиком. Желательно подальше от этого места. Остаётся только выдохнуть злобу через нос и опять посмотреть на приближающийся дом. Трёхэтажный, достаточно большой, с двумя пристройками по бокам, возможно, что-то есть и сзади. Из каменного дымохода стоит чёрный дым. Крыша прочная, покатая, судя по тому, что на ней легко сидит рептилия — то ещё и очень прочная. Окна совсем небольшие, напоминающие какую-то тюрьму. Зато дверь массивная, будто бы ведёт в камеру. Хотя, это тоже не далеко от истины. Смертохват на крыше водит носом, затем открывает хвост, но даже не думает нападать — ему не приказали — но видно было, что тот защищает территорию, а вот это уже приказано. Единственное, видимо, что его останавливало, так это знакомые лица. Впрочем, как и двух его сородичей. Один подходит к процессии, состоявшей из самого пленного, капитана и двух охранников, обнюхивает женщину, которая смотрит на тварь с нескрываемым отвращением, потом переводит взгляд на Иккинга, который, вспоминая их встречи, насторожился и сощурился на чёрно-красную ящерицу. Фыркнув, почти извергая кислоту, дракон отходит с их дороги. Капитан сплёвывает что-то наподобие «блядские твари», и опять подталкивает его в спину. В дом заходит она одна, оставляя парня наедине меж двух мужчин с булавами. Иккинг что-то прикидывает в голове, толкает одного, а пока тот падает, опирается спиной, толкая и второго ногами. Деревянная культяпка хорошо прилетает ему в челюсть, мгновенно вырубая. После юноша становится напротив упавшего, и ему тоже заряжая с ноги. Неплохо для пленного в такой ситуации, да ещё и со скованными руками. Кстати о них. Достаёт ключи, тут же отстёгивает наручни и бежит. Для начала за дом, чтобы не подумали, что он побежит к причалу. Нужно проработать стратегию, и лишь после этого действовать. Думай, Иккинг, думай! Далеко убежать не удаётся. Лишь только парень забегает за дом — встречается ещё с двумя драконами. Пока паникующий мозг думает, куда теперь отступать рядом уже оказывается Барбро. Заламывает руки с такой лёгкостью, что Иккингу на мгновение показалось, что он совсем ничего не весит, с ней же прижимает парня к земле. Наручники опять оказываются на запястьях, теперь уже со спины. Его тащат за волосы, призывая подняться и вызывая стон боли. Чёрт, опять не вышло. —Как же мне надоели твои выходки, Хэддок, — она почти рычит, выдавая всё своё раздражение, толкает его обратно к входу в дом, теперь уже не собираясь терпеть его медлительность, всякий раз подгоняя парня кулаком в спину. И видит Один, она бы подталкивала его кинжалом, нежели рукой. Что ж, видимо, разговора с Гриммелем ему не избежать. Проклятье. Проклятье! Внутри очень темно. Слишком темно. Нагнетающая обстановка сразу же пробирает до мурашек, вкупе с парой больших костей, что встретили его на стене в небольшой прихожей. “Это же рога Ужасного Чудовища. А это часть хвоста Злобного Змеевика...” Иккинг сглатывает, качает головой и смотрит в пол. Он не хочет смотреть на это варварство. Совсем. Он помнил, как такие же «поделки» они с Плевакой сооружали из убитых драконов, потом продавали Йохану. Это даже вспоминать отвратительно. —Чего застыл? Понравилось? — её голос так и сквозит издевательством. Иккингу опять ничего не оставалось, кроме как проглотить свои слова. И жалость. Ему стало так жалко её, с такой же неожиданностью, с какой обычно жалеют выброшенного на улицу питомца. Она ведь совсем ничего в них не понимает. Не может понять. Не хочет. Барбро опять подталкивает его, призывая к движению. Они идут полминуты, достигают лестницы, очень широкой, почти чёрной, с какими-то совершенно непонятными парню рунами на перилах, поднимаются на второй этаж, там по коридору и налево. Дверь в кабинет Гриммеля приоткрыта, тот стоит рядом с камином, который, как и все факела в доме, не может справиться с тьмой, держит в руках два пергамента и, видимо, сравнивает их. —Он почти удрал, приложив двух моих матросов, — с порога объявляет женщина, толкает Хэддока внутрь. Тот почти удерживает равновесие, но от неожиданности всё-таки падает, проезжаясь щекой по деревянному полу. Это больно, занозы впиваются под кожу, заставляя его зашипеть, отчасти даже лягнуть ногой женщину позади, — Жалкий. Какой же ты жалкий… —Свободна. —Но… —Свободна, — сказано уже более вкрадчиво и медленно. Барбро злобно сопит, смотрит на Гриммеля недовольно, а опустив взгляд на парнишку с полыхающей в глазах ненавистью. Она стоит так секунды три, смотря, как вождь переворачивается на спину и смотрит на неё в ответ, и лишь после этого выходит из кабинета, даже не думая хлопнуть дверью. Сам же Хэддок пытается подняться, косит взгляд в сторону охотника, что продолжает стоять около камина и прямо сейчас… совершенно не обращает на него внимания. Не то, чтобы юноша желал этого, но он как минимум ожидал немного другого приёма. Более жёсткого. Охотник поворачивается к нему полубоком, оглядывая с головы до ноги и как-то удовлетворённо улыбается. —Где мои манеры, может, ты сядешь? — бросает между делом, кладёт оба пергамента на стол, но подхватывает третий, задумчиво приставив к подбородку руку. Видно, что этому сукиному сыну весело, но юноша не собирался подхватывать это настроение. Опять играется с ним, как там, дома, на Олухе. Комната очень просторная, но уже давно забита всем, чем только можно. Посреди дальней стены камин, напротив стол, на нём в целом порядок, только сейчас разложены в разной последовательности различные свитки, рядом со столом кресло с высокой спинкой и резьбой. Напротив стола пара стульев, обтянутых кожей, не стоит уже упоминать, чьей же именно. Иккинг морщится, он будет стоять, пока не заставят. Сбоку от стола ведро с мусором. На самом камине какие-то неизвестные для него статуэтки, пара свечей. С обеих сторон оружие, явно лишь для красоты, чем для пользы. В углах ящики, рулоны неизвестного предназначения. Около другой стены ещё стол, но меньше, круглый, вокруг четыре стула. На столе ваза с сухими цветами и давно пустая кружка, очень маленькая, фарфоровая. На стенах ещё пара трофеев, карта с отмеченными на ней островами архипелага, кое-где свои пометки. Иккинг моргает и лишь после замечает на себе взгляд. Гриммель стоит, всё ещё держит в руке свиток, второй трёт подбородок, и наблюдает за его лицом, взглядом, эмоциями. Как подобает охотнику смотреть на жертву. Хэддок хмурится сразу же, совершенно невольно отступая на шаг. —Насмотрелся на мой кабинет? Стул всё ещё ждёт тебя, — кивает на названный предмет, явно призывая его послушаться, но Иккинг стоит дальше, ответно наблюдая, как мужчина опять утыкается в бумагу. Гриммель, как и прежде, совершенно не воспринимает мальчишку всерьёз, тем более — сейчас, когда тот безоружен и почти полностью обездвижен. —Я постою, — цедит юноша сквозь зубы, честное слово, стараясь не сплюнуть какое-то ругательство, но довольно быстро начинает задавать вопросы сам, — Почему ты меня не убил в башне? Зачем тебе понадобилось что-то вроде бесполезного меня? В ответ ему молчание, слегка хмурый вид, сведённые к переносице брови и опущенные уголки губ. —Как же сложно с такими, как ты, — мужчина трёт переносицу, выходит из-за стола, медленно, но верно, приближаясь к своему противнику. Хэддок отходит на шаг или два, готовится дать отпор, но Гриммель лишь проходит мимо, неожиданно вспомнив о чашке, возвращается с ней к столу и наливает в неё что-то из кувшина, который не сразу заметен за ворохом бумаг и книг. Он смотрит на Иккинга серьёзно, но пока без интереса, лишь отпивает немного отвара из белой чашки. —Сядь. Так сложно выполнить мою просьбу? — вопросительно изгибает бровь, потом смотрит, как злобно на него смотрят два изумруда и не может сдержать усмешки. Какие же строптивые нынче пошли дети. Приходится всё делать самому, как же это ему надоело. Казалось бы, что после того, как ему сохранили жизнь, тот должен быть благодарен, но тот игнорировал этот факт. Плечо сжимают слишком ощутимо, чтобы не зашипеть, протаскивают вплоть до самого стула, насильно усаживая. Совершенно не обращая внимания на попытки сопротивления. Обе руки прижимают Иккинга к стулу, надавливая на плечи, а голос над ухом произносит отчётливое: «Правда, просто?». Смысла вскакивать уже нет, поэтому, пленник вновь затихает. Руки с плеч почти сразу же пропадают, переставая давить на всё ещё чувствительную после обжига кожу. —Ты так и не сказал, почему не убил. —Не помню, что я обещал тебе об этом рассказать, — трёт подбородок, вопросительно приподнимает бровь. Иккинг опять хмурится. Рядом с этим человеком становилось не по себе. —Итак. Здесь тебе предстоит побыть ещё пару дней, после, не волнуйся, мы отправимся к твоей семье. Наверное, ты уже по ним скучаешь. Вот они наверняка страшно за тебя волнуются, — каждое слово действует на его пленника так, как и планировалось, что вызывает на лице мужчины самодовольную усмешку. Хэддока прошибает холодный пот, слегка паникующие глаза встречаются с глазами охотника, а после в них кипит злоба, губы сжимаются в плотную линию. Этот юноша — открытая книга. —Где они? — он старается не перейти на повышенный тон, и, о Один, ему даётся это с большим трудом. Наездник кусает изнутри щеки, силясь успокоиться. —Кажется, вы назвали это «Новый Олух», так что, скорее всего, там. Или в месте, где вы на меня напали, пытаются понять, что от тебя осталось. Было забавно наблюдать за их паникой, горем и отчаянием издалека, когда ты пропал в том всполохе огня. Признаться честно, я и сам тогда думал, что ты умрёшь. Жалко конечно, что это не так, но из всего стоит извлекать плюсы. Верно? —… — парень шумно дышит, прикрывает глаза, слегка склоняется вперёд. Они всё же думают, что он мёртв. Проклятье! И Гриммель уже знает, где их искать. Он уже всё знает. Неужели всё кончено?.. Нет. Он ещё не знает где… —Где твой дракон, юный вождь? Его не было видно на острове. Неужели таки бросил тебя ради подружки? — голос так и сквозит довольством. Конечно же, как он мог не догадаться, что Дневная Фурия тоже дело рук этого человека? Откуда ему ещё знать об этом белом драконе? Только если сам тогда подготовил ловушку… —Тебе никогда его не найти. —Это лишь вопрос времени. Кто ищет, тот всегда найдёт, Иккинг. Если ты не забыл, то я — охотник на драконов, на Ночных Фурий. Поэтому рано или поздно, но твою фурию я найду. А ты поможешь мне сократить это время. —Даже не мечтай. Тебе помогать в поисках Беззубика я никогда не стану! — Иккинг смотрит решительно. Он не предаст друга. Эта уверенность заставляет его забыть о страхе, панике и других чувствах, что сейчас выводили его из себя. Сейчас в глазах его пылал огонь решительности и надежды. Он не сдастся. —Неправильный ответ, — пожимает плечами, допивает одним глотком остатки отвара, оглядывает помещение, складывает руки в замок перед собой. Мальчишка перед ним выводил из себя. Неужели можно так сражаться за дракона? Неслыханно. Позор своего рода. Позор племени. Гриммель вздыхает, опять трёт переносицу. —Это выходит и на тебя придётся, — задумчиво бормочет мужчина, проходит к небольшому шкафу около входа (за спину Иккинг не успел посмотреть), осматривает там что-то, опять же задумчиво что-то бормоча. До юного вождя доходили теперь лишь обрывки фраз, совсем ему не понятных. Руки пытаются выбраться из оков, но бросают это дело — не получается, как ни крути. Гриммель довольно быстро оказывается рядом с дверью, где и пропадает. Иккинг встаёт, оглядывает комнату на предмет хотя бы чего-то, что поможет ему выбраться. Хотя бы чего-то... Гриммель возвращается слишком быстро, чтобы об этом можно было подумать в достаточной мере. От разочарования юноша садится обратно на стул, смотрит куда-то в край стола и тихо сопит. Охотник опять берёт документы, некоторые складывает по стопкам, другие откладывает, третьи просматривает ещё раз, а уже в зависимости от написанного — в огонь или стопку. В дверь стучатся, обращая на неё своё внимание. Иккинг поворачивает голову, а Гриммель лишь выдыхает нейтральное "Да". В комнате появляется девушка. Довольно маленькая, с длинной рыжей косой по пояс, с толстой красной лентой, вплетённой в локоны. Сама она выглядела не особо счастливой, с каким-то девичьим сочувствием посмотрела на Хэддока. Она была явно его младше, на года три, если не пять, в грязном платье по колено, в фартуке и с маленьким кинжалом на поясе. В руках держит свёрток в тёмной ткани, хотя, скорее всего, ткань тоже грязная, поэтому и кажется чёрной. —М, Трин? Принесла? — обращается к девочке, та кивает пару раз, делая попытку улыбнуться, после чего подзывает к себе рукой. Маленькая леди проходит мимо Иккинга, протягивает свёрток, после чего получает довольно неожиданный, по мнению пленника, жест — мужчина ласково треплет девочку по голове, отчего та неожиданно улыбается. Неужели этот монстр способен на какие-то светлые чувства, помимо желания убивать? —Уже поздно. Скажи, чтобы Барбро уходила домой, я сам дальше справлюсь. Сомневаюсь, что она ушла, не дождавшись меня. —Верно, она ещё ждёт вас внизу. Хорошо. А. Вас ещё Герда хотела застать. —Скажи и ей, что всё завтра. Идите спать, день был тяжёлым. —Доброй вам ночи, — и Трин быстро пропадает из комнаты. Вокруг снова становится мрачно, будто эта рыжеволосая приносила хотя бы немного света в это помещение. Хэддок всё ещё отходит от проявления заботы о девочке, а потому не сразу замечает Гриммеля за собой. Тот сжимает чужое горло в руках, но не долго. Из парня выходит серия кашля, пока сам мужчина примеряется. И только он хочет сказать что-то, как чувствует новую удавку — ткань шершавая, очень неприятная на ощупь, металлические бляшки так же не прибавляют ему настроения. —На сегодня сойдёт. Дышать можешь? —Чёрт, сдохни в Хельхейме... —Говорить можешь, значит всё нормально, — удовлетворённо говорит Гриммель. За секунды настроение мальчишки меняется. Голос содрогается, не в силах ничего сказать, а руки, скованные металлом, чуть ли не заламываются за спину. Боль распространяется от шеи до плеча. На глаза наворачиваются слёзы. Ампула с ядом неприятно тянется к земле, будучи ещё полной, доставляет лишний дискомфорт. —Драконья доза, но ничего, под тебя тоже иглы изготовим. Толстовата да? — непринуждённо произносит, прижимая дёрнувшегося юношу обратно к стулу. Видно, как тот хочет высказать ему пару ласковых, но не может, пытаясь справиться с болью и чем-то инородным, что растекается у него по венам. Из груди вырываются кашель и стоны боли. —Как ощущения? Иккинг молчит, сжимает губы и оборачивается на мужчину. Его глаза почти мечут молнии. —Хм. Неужели тебя теперь надо исправлять? Нужно заняться твоим воспитанием, — неопределённо водит плечом, потом внезапно холодеет, хватает парня за волосы, слегка тянет назад, смотря на костёр. —Отвечай мне сразу, когда я тебя спрашиваю. Правдиво и чётко, будь добр. Иккинг почти задыхается от нового ощущения, которое давит на горло и мозг. Рот раскрывается сам собой. Он не может его закрыть, как не силится. От этого мерзкого ощущения он даже перестаёт сопротивляться, смотря на белую шевелюру. —Мне больно... — и тут же кусает себя за язык. Паникующий и мечущийся взгляд врага, который только начинает осознавать свой проигрыш. Разве не прекрасное чувство? Чувство глубокого удовлетворения. Гриммель не может сдержать усмешки. —Что ещё чувствуешь? —Жжение, слабость, кружится голова... — почему он это говорит? Почему не может противиться? Осознание своей беспомощности доходит до него с десятой прокрутки этих вопросов в своей голове. Гриммель отпускает его волосы. Парень смотрит перед собой, давит в себе панику, но та нарастает с каждым разом всё сильнее. Паника становится почти ощутимой. —Хорошо. На простые просьбы уже реагируешь, подождём ещё немного, — запястья не чувствуют оков, которые со звоном падают на пол. Он не пытается сопротивляться. Не пытается даже двинуть рукой. Хэддок всё ещё в своих мыслях, всё ещё пытается как-то справиться с чувствами, но всё слышит. Слышит приказы. Слышит его голос в своей голове столь отчётливо. Гадко. Мерзко. Отвратительно. Чётко. Гриммель кидает ключ на стол, опять наливает себе отвар, отворачивается к огню. Он спокоен, выглядит на редкость довольным. Пока Иккинг пару раз содрогается, прежде чем встать, посмотреть на свободные руки. Через секунду он вытаскивает из себя колбу, смотрит на это чудо инженерии и не может понять, каким образом яд дракона не убивает его.… А заставляет слушаться. Совсем как Смертохватов, которые слушают любой приказ хозяина. Хэддок сглатывает, смотрит на спину охотника даже слегка сумасшедшим взглядом, в то время пока тот оборачивается, как раз в тот момент, когда он хочет бросить колбу в спину, словно дротиком. Но рука разжимается, стоит услышать тихое, но чёткое «Не смей». Колба не разбивается, упав на пол, потому охотник поднимает её сам, вертит в руках, смотря, как та опустела ровно на половину, и откладывает на стол. Парень не верит во всё это, не может понять, каким образом он во всё это влип, и лишь одним большим заключением в конце мозг выдаёт «Из-за тебя». —Не причиняй мне вреда. Никому из тех, кто находится на острове или под моим командованием. Понял? — Иккинг кусает себя за губу, но говорит "Да", опять против своей воли. Слегка прикрывает глаза, смотря сквозь предметы. Гриммель отходит недалеко, неожиданно вспоминая и останавливаясь. —И да. Когда останешься один — никакого побега, — он всё же оборачивается, смотрит на юного вождя, усмехается. Какое же отвратительно прелестное создание попало ему в руки. И как же прекрасно, когда оно слушается. Что говорить об эмоциях, которые всё ещё захлёстывают этого юношу с головой. —Твоя комната на третьем этаже, последняя прямо. Иди туда, располагайся, не покидай, пока за тобой не придут, — Гриммель выливает остатки отвара в огонь, тот быстро съедает остаток жидкости и продолжает гореть, как ни в чем не бывало. Иккинг поднимается. Ноги ватные, но он идёт к двери, стараясь не упасть. В горле ком, который не удаётся проглотить, отчего, кажется, что он доведёт себя до удушья. —И да. Ещё. Ты же теперь понимаешь, каким именно образом ты поможешь мне найти твоего дракона? Иккинг застывает в уже приоткрытой двери, смотрит паникующе на факел впереди, неожиданно глаза наполняются влагой. Он понял. —Да... — его голос дрогнул.