Caught by poison

А зима будет большая...

—... потом мы перенаправили три корабля на север и одержали победу у этого мыса. Захвачено пятеро Злобных Змеевиков и один Престиголов, — Иккинг, подходя к двери, слегка застывает, когда слышит ещё чей-то голос в кабинете Гриммеля. Раскатистый, звонкий, голосу не меньше тридцати. По всей видимости, там ещё какой-то капитан его армады. Он стучит, ждёт одобрительного "Да" и толкает дверь. Гриммель сидит за своим столом, закинув ноги на него же, смотрит в три бумаги разом, две в руках и одну на коленях. Рядом стоит мужчина, ему и правда где-то под сорок. Высокий, мускулистый, типичный викинг, если бы не идеально выбритое лицо. Небольшая чёрная коса за спиной, и невероятно тёмные глаза. —Ты завёл себе новую зверушку? — мужчина приподнимает бровь, когда видит ошейник. Хэддок прикрывает его рукой, пока закрывает дверь. Охотник неопределённо ведёт плечом, тоже смотрит на новый элемент в его пленнике и будто не обращает на это внимание, будто бы этот ошейник там был всегда. Хэддока это заставляет слегка нахмуриться. —Хенрик, продолжай доклад. А ты сядь, жди и молчи. Я слушаю, — юноша глубоко вздыхает, начиная движение к стулу около круглого столика, садится в него и складывает руки на груди. Попытался что-то сказать, но рот не захотел раскрываться. Следовало ожидать. В затылок один раз ударило «Молчи», чтобы не предпринимать попыток более. —Позволишь ему слушать доклад? —Он не опасен. Не обращай на него внимания. —Хорошо. После того, как мы проплыли этот мыс, на нас достаточно неожиданно напала Скользкая Песня, примерно в этом районе, — Иккинг только сейчас замечает карту на столе, слегка вглядывается, но не может рассмотреть, где же именно, а потому бросил эту затею, только вслушиваясь в то, что говорят охотнику. —Разобраться с ней было достаточно сложно, мы потеряли трёх бойцов. В конечном итоге она тоже сейчас находится у нас в трюме. Я не отдавал приказ об её убийстве, не посоветовавшись с вами. —И не надо. За живую Песнь дают неплохие деньги на южных рынках, поэтому перенаправьте клетку туда. Найди покупателя повыгоднее, потом закупись железом, когда будешь возвращаться обратно. Всё скупленное направь на Большую Родину. Захвати с собой Барбро, она засиделась без дела, и Сигрид, думаю, ты будешь не против её компании. —Только глупец откажется пойти с ними в плавание. Когда нам отплыть? И да, что насчёт других драконов? —Они ещё живы? — Гриммель отрывает взгляд от бумаг, смотрит на командующего пристальным взглядом, от которого даже у него пробежались по спине мурашки. —Исправим это недоразумение. —Хорошо. Отплытие через дня четыре, разберите Змеевиков на запчасти, продадите шипы по дороге, остальное кузнецу, — Иккинга передёргивает, он так хочет высказаться, так хочет сам разобрать на запчасти этого негодяя. Но не может. Губы плотно сомкнуты, остаётся только придумывать проклятья в сторону мужчины и скрипеть от бесполезности зубами. Как же так можно... Он не может помочь им. От этого чувства к горлу подходит ком, а зелёные глаза с ненавистью устремляются на охотника, которому совершенно плевать на чувства, которые сейчас испытывает парень. —Ещё что-то? —Да... пусть Барбро найдёт Пещерокрушителя, мне он нужен живым. Пусть доставит мне одного. Тоже по пути. Вы, если потребуется, поможете ей. В остальном твой доклад закончен? —Да, доклад завершён. —Тогда иди и занимайся своими делами, завтра приступите к драконам. Иккинг подойди, — Гриммель встаёт из-за стола. Хенрик хмыкает, оставляет карту и уходит, аккуратно прикрывая за собой дверь. Хэддок же поднимается, подходит и становится напротив мужчины, тот опирается на его голову, как на подлокотник и смотрит на огонь. Юноша ощущает себя мебелью, отчего в нём опять закипает злоба. Марионетка. Вещь. —Ты там угомонился? А то мне даже страшно давать тебе способность опять говорить, — со смешком говорит мужчина, ерошит чужие волосы, грубо, больно, отходит к шкафу, пряча там некоторые документы и карту заодно. Иккинг хмурится, с тихим шипением отворачивается от мужчины. Тому опять всё равно, потому он пытается успокоиться, подходит к огню, осматривая в его свете свои руки. Не успел помыть. Грязные, с парой мозолей, есть царапины от неосторожного обращения с дыроколом и ножницами из-за трясущихся рук. Он сжимает их, вздыхает и прикрывает глаза. Своими руками затянуть на себе ловушку ещё сильнее. Ладно... Ладно. Он ещё сможет отсюда выбраться. Точно сможет. Гриммель позади смотрит на него, опираясь плечом о шкаф, слегка склоняет голову вбок, упираясь макушкой в дверцу. И что этому мальчишке так неймётся? Так хочет вылезти ради какого-то дракона, так переживает за каждого из них. Трудно было не заметить этот взгляд, когда он отдал приказ об убийстве Змеевиков. Иккинг сам бы с удовольствием придушил охотника, будь у него такая власть. Но её у него нет. Власть пока есть только у одного в этой комнате. Мужчина ступает по полу слишком тихо, проводит пальцами по ошейнику, заставляя обратить на себя внимание. Иккинг вздрагивает, открывает глаза и не двигается. Что ему надо? Пальцы переходят повыше, надавливают на голую кожу шеи, потом зарываются в волосы. На руке сейчас нет перчатки, а потому нет боли. Но есть отвращение. Отвращение ко всему, что делает человек за спиной. Отвращение к самому человеку. Он пытается отстраниться, но этого ему тоже не дают. Гриммель сжимает руку, держа юношу за волосы, отчего тот шипит, но больше не сопротивляется. —Сейчас поедим, потом покажу места, в которые ты можешь ходить, дальше до утра будешь свободен. Можешь говорить, кстати, — мужчина отпускает его, скидывает перчатки на свой стол и берёт книгу, открывая на нужной странице и начиная читать. Иккинг оборачивается, хмурится на него, а так как получает возможность вновь открывать рот, то тут же ею пользуется. —Перестань использовать меня, как какую-то вещь! —Буду использовать, как инструмент столько, сколько потребуется. Можешь, конечно, добровольно мне ответить, где Ночная Фурия, и я тут же сниму с тебя ошейник, могу даже дать тебе одного дракона, чтобы ты сразу улетел. После того, как я его убью. —Я лучше умру, чем сдам его. Гриммель замирает. Захлопывает книгу, смотрит на желтоватые страницы некоторое время. Хэддок загнанно дышит, в тишине этого помещения его слишком хорошо слышно. Парень думает о том, с чего бы охотник так переменился в лице, но не может ответить на этот вопрос и молчит, пока на него с усмешкой не смотрят серые глаза, но лишь глаза, лицо остаётся удивительно холодным. С губ охотника слетает чёткое: "Придуши себя". Иккинга охватывает паника. Руки сами по себе поднимаются к шее, обхватывают её, не замечая ошейника и колбы, которая отдаётся болью, прошибающей всё его тело. Он качает головой, что-то шепчет, судорожно, смазано. Внезапно юноша осознаёт, насколько он хочет жить. Он не может подтвердить мысли своих родных, что он мёртв. Не умереть таким образом. Не от своих рук. Не от чужого приказа. —Перестань, останови это, — юноша падает на колени, хрипит, сжимая руки на горле, кашляет, пытается дышать. Не получается. Больно. Страшно. Гриммель смотрит на это, наблюдает за загнанными глазами, за тем, как парень падает перед ним на колени, просит остановиться. Мужчина присаживается на корточки, хватает за чёлку. Иккинг хрипит, старается хотя бы не заплакать от осознания происходящего. Слышит спасительное "Перестань", упирается руками в пол и кашляет, делает глубокие вдохи, укладывает лоб на сжатый кулак. Над ним всё ещё склоняется Гриммель, смотрит на это представление, наверняка там, сверху, всё ещё усмехается над ним. Над его слабостью. На то, как он мечется в этой ловушке, словно дикий зверь. Но у которого нет шанса на освобождение. Через 8 часов он сам себе введёт новую порцию яда. Вновь будет слушать приказ. Вновь выполнять его. Юноша приподнимает голову, видит перед собой чужие ботинки, поднимается взглядом выше — руки, уже держащие чашку с отваром. И ещё выше. Лицо, так серьёзно на него смотрящее. —Тебе лучше обдумывать слова, которые ты говоришь мне, юный вождь. Некоторые из них имеют очень большое влияние. Не раскидывайся ими. Пей, — протягивает ему кружку, которую он механически берёт и выпивает парой глотков, протягивает обратно. Глаза опущены в пол, всё ещё тяжёлое дыхание, и отвращение. Но уже к самому себе. Наложит он на себя руки, если не сможет ему помочь — как же! Он не может даже позволить это сделать кому-то другому, не то, что решиться на это самому. Жалок... Барбро права. Как же он жалок. —Помирать раньше времени я тебе не позволю. Я кое-что затеял, а для этого ты мне нужен. Иккинг жмурится, всё же поднимает голову, всё ещё сидит на полу, но хотя бы уже может дышать. Гриммель уже отходит от него, опять берёт в руки книгу, садится в своё кресло и читает. Хэддок трёт открытые участки шеи, сейчас на него неожиданно накатывает боль от прокола, поэтому он морщится, делает две попытки встать, прежде чем, упираясь руками в столешницу, упасть на стул. Прикрывает глаза, задумывается о произошедшей ситуации... —Я приготовила ужин, тут будете есть? — внезапно появляется Трин, слегка приоткрывает дверь, смотрит на Гриммеля, который быстро кивает, на подавленного Иккинга, грустнеет от этой картины и опять пропадает. Возвращается спустя пять минут с подносом в одной и кувшином в другой руке. За эти пять минут Иккинг расставляет книги по алфавиту — мужчина нашёл ему занятие, чтобы он не сидел с такой кислой миной перед ним. Не хотелось этого признавать, но он даже был благодарен за то, что может как-то занять руки. Когда он видит, что девушке даже дверь не закрыть с таким грузом, то бросает своё занятие, так как приказа ему отдано не было, это была простая просьба. Подходит к девочке, забирает у неё поднос, за что получает тихое спасибо и благодарную улыбку. Проносит тарелки до рабочего стола, туда же рядом приземляется кувшин. Сам юноша опять отходит к книгам, продолжая их сортировать. Трин переводит взгляд с пленника на мужчину, хлопает вопрошающе глазками и, удостоверившись, что парень не смотрит в их строну, указала себе на шею. Охотник лёгким жестом показывает знак «всё хорошо», а следом и «позже». Она легонько кивает, потом отходит. —Ещё что-нибудь? —Отнеси его броню Ульфу, пусть её проверит, может чего доработает. Наброски тоже ему снеси. Можешь остаться там, мы туда придём через некоторое время. Если он справится раньше — отнеси к нему в комнату. Потом можешь быть свободна, — через секунд двадцати молчания отвечает ей мужчина. Девочка пару раз кивает и опять покидает темнеющую комнату. Хэддок заканчивает с книгами, проводит по последней пальцами, упирается лбом в полку выше, прикрывает глаза. Ему очень хочется побыть одному. Но сзади его зовут. Он даже не разбирает слов, делает всё на автомате, механически, не своими мыслями. Садится, притягивает тарелку и начинает есть. Тушёное в травах мясо очень вкусное, возвращает даже его из прострации. Трин, оказывается, во всём по хозяйству хороша. Её будущему мужу повезёт. Очень повезёт. Иккинг задумывается об Астрид, прикрывает глаза, продолжает есть. После трапезы они выходят из дома. Парню кидают его сапог. До этого он ходил босиком и в основном внутри дома, потому обувь ему не особо была нужна. Зато сейчас его ведут за деревню, к небольшому лесу. Говорят, что там он может ходить, кабанов и других животных там давно нет. Могут быть птицы и Жуткие Жути, но последние слишком редко залетают на остров. Хэддок хватается за эту новость, но в скором времени оседает. Действительно. Вряд ли эти стайные животные решат прилететь к потенциально опасным людям. Шансы минимальны. Потом проводят тропинкой до трёх посевных полей, что уже давно убраны. После деревня. Небольшая сама по себе. Деревянные дома с каменными основаниями. Покатые крыши, резьба по дереву, на ставнях рисунки — кажется это обереги, но таких Иккинг никогда не видел, а потому даже не знает, с чем сравнить. Разглядывает, изучает, неизвестно зачем, запоминая все сказанные в его адрес слова. Гриммель указывает на нужные строения, описывает их, говорит, куда ему нельзя даже подходить. Нельзя было в чужие дома, казармы, особо обещали карать за пристань. Туда дорога для него оказалась закрыта. Потом куда можно: кузница, таверна. Хотя, как показалось Хэддоку, он сам туда заглядывать не собирается, уж слишком шумным было здание, а вывалившийся оттуда викинг, который с рёвом заскочил обратно — не прибавляли энтузиазма туда заявляться. Кузница тоже не особо-то нужна была, как он уже понял, своя кузня есть и у Гриммеля, так что таскаться в деревню смысла не было. Разве что, чтобы погулять? —Вот! А потом тварь оттяпала ему и мне ноги! Ха-ха-ха! — хохот заливает не только саму кузницу, но и местность вокруг радиусом в метров десять. Смех очень громогласный, хриплый, но тёплый. Иккинг вспомнил Плеваку, укусил себя за щеку и стал идти чуть позади охотника. Тот стучит в дверь, уже давно открытую. В этой кузне нет порядка, но Иккинг понимает, что так хозяину удобнее. Он не удивится, если он отыщет здесь даже нужный и единственный гвоздик. Он сам провёл в подобном месте очень много времени, а потому здесь на него повеяло чем-то родным. —Ты никогда не наведёшь порядок? —Хах, и не мечтай, ворчун. Гриммеля хлопают широченной рукой по спине, заставляя его согнуться. Хэддок издаёт сдавленный звук, похожий не то на смешок, не то на немое удивление. Надо же, над этим человеком может кто-то безнаказанно посмеяться? Вот это открытие. Трин сидит на столе, вертит в руке свой кинжальчик и болтает ногами. Машет рукой в приветствии и опять возвращается к своему занятию. —А что потом было? — спрашивает девочка, метает нож в цель на противоположной стене, совсем слегка не достаёт до центра круга. —А потом он улетел и растворился во тьме. Но его после пришибли через пару месяцев, так что мы были отомщены! —Опять ей рассказываешь байки про Разнокрылов? —Ну, а что ж. Ведём высокоинтеллектуальные беседы по поводу отсутствующих конечностей! — кузнец оказывается стариком, мощным, крупным, практически седым. У него и правда отсутствует левая нога, на её месте деревянная, уже видно, что родная. В меховой накидке он казался большим медведем. —Закончили? —А то, уже давно. Он сразу переоденется? —Да. Трин выйди. Можешь идти домой. —Да, конечно! — она спрыгивает со стола, забирает протянутый кинжальчик и убегает, опять задерживая взгляд на Иккинге и его шее. Старый викинг тоже на него смотрит, тоже на удавку, отчего парень неловко прикрывает колбу ладонью и смотрит куда-то вбок, замечая шиповатый щит. На нём кровь, давно засохшая. Пара зубчиков оплавились. —Кстати говоря, ты молодец, малой. Хорошая работа. Оставил мне только шлифовку. Хэддок выдыхает, он знал, что не мог допустить ошибку, даже когда пытался, руки тряслись из-за громкого голоса в голове. И очень печально, что броня теперь была идеальна. Ему протягивают его новое облачение, потому он приступает к тому, чтобы поменять его. Стиль чем-то напоминает то, во что одет Гриммель. Многие детали взяты из его собственной брони, а потому он темнее. Нагрудник, наплечники, ещё некоторые элементы. В основном всё кожаное или тряпичное, совсем не походит на обычную броню викинга. Тяжёлую, с железными заклёпками обязательно! Он затягивает последний ремень на груди, поворачивается под одобряющий кивок охотника. Кузнец так же кивает ему пару раз, мол, получилось всё вполне себе неплохо. —Спасибо, Ульф. С меня причитается. —Да всё нормально. Чего только не сделаешь для старых друзей. Заходи в деревню почаще, а то люди уже говорят, что ты становишься всё более угрюмым и скоро будешь со своими драконами заодно, — он опять смеётся, рассказав последний слух, стучит пару раз кулаком по столу, отчего даже особо тяжёлые булавы слегка подпрыгивают вверх. Силы в этом мужчине было не занимать... Хэддок вздыхает, отходит к выходу, а оттуда уже и на свежий воздух. Там только оглядывает себя, то, что получилось. Не его это совсем... Слегка сжимает кулаки, слыша, как дверь сзади закрывается, а значит наружу вышел и Гриммель. —Дальше свободен до утра. Перед сном не забудь поменять дозу. Она будет у тебя в комнате. Про побег, надеюсь, помнишь. Если что, то я буду в своём кабинете. —Я уверен, что последнее предложение мне не понадобится. —Может быть. Может быть... Последние слова Гриммель уже говорит в пустоту. Получив хотя бы какую-то свободу, парень не хотел её упускать. Он уже убегал от него так далеко, как мог. Ему в след смотрят каким-то грустным взглядом. На небе начинают собираться облака. Охотник сует руки в карманы, смотрит ввысь, наблюдая падение первых снежинок в этом году. —Зима будет длинная. Эпиграф — строка стихотворения: Юрий Визбор — "А зима будет большая"