- Простите, счастье закончилось.

      «Я вижу их в первый и последний раз», — пронеслось в моей голове.       Хоть это могло показаться кому-то странным, но я запоминал имена и лица людей, которым привозил заказы. Это происходило непроизвольно и, конечно же, у меня не получалось запомнить абсолютно всех. Но я не мог потом долгое время выбросить из своей головы мысли о том, как же много самых разных и непохожих друг на друга людей проживают в одном месте.       Каждый раз я ловил себя на мысли, что не понимал, как так вышло, что мы все совсем разные, хоть и пьём одни и те же эмоции. Я ехал на велосипеде, чувствуя ветер в своих волосах. Радость перестала действовать на меня, поэтому я испытывал что-то нейтральное, такое привычное для меня на самом деле. Я остановился на дороге, ожидая разрешения ехать дальше от сигнала светофора, пока мои мысли были заняты чем-то иным.       «Интересно, какая эмоция будет следующей на проверке?»       Эта мысль заставила меня понять, что названная мною проверка состоится уже завтра. Мне стоило поспешить домой и заняться подготовкой к ней, не теряя времени зря, как любил.       Я опять допоздна занимался делами по дому, даже несмотря на то, что уже через несколько часов мне предстояло идти в университет, где будет проводиться проверка эмоциональности. И я корил себя за то, что несколько часов назад заняться таким полезным делом, как уборка, показалось мне хорошей идеей. Но сейчас, сидя на диване напротив телевизора, я чувствую только усталость, которая завтра может мне помешать при сдаче проверки.       Я убрал с лица мешающие коричневые пряди волос и обернулся, смотря на стопку рукописей, которая заставила меня невольно выдохнуть. Не давая разных объявлений (что, кстати, я не имел права делать по закону) и не распространяясь о своём сомнительном занятии, довольно большой круг людей знал о том, что я могу корректировать письменные работы и истории.       Но самым ужасным было то, что сейчас я запутался, часто «ощущая» эмоции героев из книг, я не всегда мог понять, что было реальным из написанного, а что нет. Именно поэтому я соскочил с дивана, на какое-то время забывая о сне, и начал искать толстенькую книгу. Когда такая книга была найдена, то я посмотрел на её обложку: «Все эмоции, их проявления и дозировка», в правом нижнем углу красовалась печать о том, что эта книга может быть использована для прочтения каждого и о том, что эту книгу до покупки читали, по меньшей мере, двенадцать человек. Этими людьми являлись издатели, контролирующие письменную продукцию, живопись, музыку и другие сферы искусства, корректоры на подобии меня, только обученные этому делу и работающие по профессии, и цензурщики – люди, которые дотошно проверяли каждое предложение по несколько раз, дабы найти скрытый смысл творения и, если подобный смысл находился, изменять под нужды государства.       В отличие от обычных человеческих рукописей, книги издавались для разных возрастов, меняя только трактовки одной и той же информации; также они были заключены в толстые обложки с обязательными печатями, о которых я уже упоминал выше, в отличие от тетрадных набросков, проживающих или вовсе большой кипе листочков. Ещё нередки были случаи, когда книги, подобные моей, выдавали по поступлении в учебное заведение или на работу: в младших классах детям объясняли, почему мы должны пить эмоции, а уже в старших классах ученики сами доказывали, приводя примеры из пособий, почему существуют запрещённые эмоции и чем они так опасны.       Но сейчас мне предстояло вновь прочитать обо всех возможных эмоциях, как я делал это перед каждой проверкой после того, как стал активно погружаться в мир чтения. На прочтение толстой книги у меня ушло около двух часов, даже несмотря на то, что я не вчитывался в текст, просто пробегая по нему глазами. От моего сна оставалось часа три, поэтому я расставил для себя приоритеты и взялся за редакторство, заодно отвлекая себя от задумчивости.       Мне повезло зайти в комнату одним из первых, что давало мне немного больше времени на расставление своих мыслей по полочкам. Оставив все эмоции перед входом, рюкзак и показав свои документы, удостоверяющие личность, я имел перед собой только выданную ручку, лежащую перед столом и лист бумаги, на котором были расчерчены мелкие квадратики. Ох, сколько бы я отдал, чтобы я мог писать в тетрадях в клетку, а не линию, какие нам выдавали в университете. Мне нужно было успокоиться — это сейчас как никогда важно. Пока я сидел, смотря в одну точку, я не заметил, как ко мне кто-то подсел и потрепал по плечу, надеясь обратить на себя внимание. Это оказалась Соколина, женщина сорока девяти лет, которая сейчас ярко улыбалась мне, ведь была рада меня видеть. — Ты ведь не против, если на этот раз я буду сидеть с тобой? – спросила белокурая женщина, смотря на меня. — Нет, конечно же. А как же Сокол? С ним что-то случилось? – приподнялся я на своём месте, чувствуя, как растерял все мысли вновь, которые так усердно старался разложить по полочкам. — Нет, нет, что ты? Не волнуйся, Джек, он сейчас подойдёт. У него были какие-то дела в магазине, поэтому я и пришла на несколько минут раньше него.       Она поправила выбившиеся из невысокого хвоста локоны. Я не знал, действительно ли её волосы оставались такими благодаря генам или же она подкрашивала седые прядки, которые уже как несколько лет должны были сопровождать её повседневность. Она сама выглядела очень хорошо для своих лет, и я уверен, если бы я не знал её настоящего возраста, то смог бы дать ей не больше сорока. Но жизнь обманчива, как говорила сама Соколина, когда у нас получалось встречаться. — Здравствуйте, все присутствующие здесь, — вдруг заговорил голос с большого экрана. Это был глава города, а сама запись была неизменной, сколько я себя помнил. Невольно я начал проговаривать лишь губами слова за ним с его же темпом, делая такие же длинные паузы, какие он всегда делал. — Мы проводим еженедельную проверку эмоциональности. Ни для кого не секрет, что в нашем мире много хороших людей, а среди хороших, законопослушных и усердных граждан нет места беззаконию, хаосу и излишней эмоциональности. Проходя проверку, вы проверяете себя и делаете выводы, а государство, желая вам всего самого наилучшего, спешит раскрыть непорядочного человека, понадеявшегося на удачу.       Всё это я уже давно усвоил для себя, поэтому перестал вникать в сказанное главой ещё несколько лет назад. Теперь же он рассказывал, как будет проходить проверка, и этого я никогда не понимал – зачем повторять одно и тоже неделя за неделей, если уже с шести лет дети знают, как проходить эту проверку, только-только поступив в первый класс?       Мы по указаниям заполнили бланки, вписав своё имя и фамилию, возраст и адрес проживания, а после поставили число, в который раз проходили эту проверку – у каждого это число было своё. Я вписал число 688, а после поднял глаза на Соколину: она спокойно смотрела на проверяющего, а после на своего мужа, который сидел далеко от нас и что-то шептала себе под нос.       На каждый стол начали выставлять по небольшой непрозрачной бутылочке, в которой была неизвестная никому (даже самому проверяющему) эмоция. Только сейчас, когда все бутыльки были расставлены по столам, проверяющий посмотрел на название и концентрацию выданной нам эмоции. — Пожалуйста, старайтесь писать разборчивым почерком, не чиркайте и отдайте работу и ручку по завершению работы. Не покидайте кабинет до оглашения ваших результатов, - вновь долгая пауза. — Какая же эмоция будет на этой неделе? Это вам предстоит узнать, можете приступать.       И экран гаснет, позволяя сосредоточиться на работе. Все незамедлительно выпивают таинственную эмоцию и наступает момент, когда необходимо понять, что это за эмоция, что не всегда было для меня просто.       Я осматриваюсь, чувствуя себя не самым лучшим образом. На несколько мгновений мне показалось, что я не должен находиться здесь, что здесь небезопасно и вообще сегодня мне не следовало приходить.       Но вдруг мне вспомнился один эпизод из прочтённого мною ранее: «…не всё было в порядке, я чувствовала это. Птицы прекратили своё бесконечное щебетание за окном, а гул машин для меня словно отдалился. — Почему? Почему я ощущаю эту боль на сердце? – я поспешила на этаж ниже, где прозвучал выстрел. Я не могла просто потерять его после всего, через что мы прошли...       Когда я увидела творившееся в квартире, то села на пол, чувствуя, как всё рушится внутри меня. — Это плохо… Где он? – схватилась я за голову, ощущая что-то удушающее и не дающее мне думать…»       Что за эмоция могла быть на этой неделе?