***
Через пять месяцев Гарри праздновал свое первое полугодие. Он развивался достаточно быстро, не по годам: к этому возрасту он научился сначала сидеть, затем ползать, и сейчас за малышом гонялись по всему дому. Бывший рыжим пушок на головке новорожденного потемнел, превратившись в густые, торчащие, как и у отца, во все стороны темно-коричневые прядки. Джеймс души не чаял в сыне, собственно, как и Лили. К ним в гости часто ходил Сириус, Ремус наведывался только в середине лунного цикла, подальше от полнолуния, а Питера и вовсе было видно только два раза за всё время. Мальчика решили крестить, когда ему исполнится год, и Сириус отчаянно напрашивался на роль крестного. Джеймс поначалу было поддержал его идею, но в тот же вечер получил выговор от Карлуса. Портрет утверждал, что он единственный соображает в этом доме. «Блэк был на короткой ноге с Дамблдором, неужели не ясно, какой это минус! Нельзя, — утверждал дед, — подпускать такого близко к ребёнку. Вон, Гарри и сам сторонится этого балбеса, умный мальчик.» Они ещё какое-то время сомневались. А потом Лили пришла идея. Она знала, что Джеймс не сильно ладил с одним из её лучших друзей, Северусом, но сама она доверяла ему и очень хотела, чтобы крёстным стал именно он. Втайне от мужа она успела провести необходимые действия, так что вакансия теперь была закрыта. Джеймсу пришлось рассказать об этом, и, хотя тот злился и обижался пару дней, в итоге принял выбор жены, которую безгранично любил. Малыш Гарри был свободолюбивым искателем приключений. Он не мог долго сидеть в кроватке без дела, ползал по всем комнатам, и в общем был очень любопытен. Если взволнованные родители находили враз пропавшего ребёнка где-нибудь в кабинете Джеймса, или в ванной, или в столовой, и если собирались его вынести оттуда, то мальчик кричал и кусался, иногда заливаясь слезами, то есть всячески воевал с родителями за право свободного перемещения. Потом он стал учиться ходить, держась за руки родителей и за стены. Уследить за ним становилось ещё сложнее. А потом любопытному Гарри открылся чудесный мир широкого волшебного сада за случайно незапертой дверью. Почти час искали маленького разбойника, а он, казалось, будто бы торжествующим смехом встречал своих преследователей. Тогда же, в саду, он умильно произнёс «Мама!», и несказанно осчасливленные родители, влетевшие домой на крыльях эйфории, снова забыли запереть дверь. Этому уже несказанно был рад Гарри.***
Пока, отгородившись ото всех в своём особняке, Поттеры пытались воспитывать сына, в свет вышла Сибилла Трелони, со своим единственным, казалось бы, более менее настоящим пророчеством, правда некоторые детали в нём и казались странными: «Грядёт тот, у кого хватит могущества сдерживать Тёмного Лорда… рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца… и Тёмный Лорд признает его, как равного себе, но никто не будет знать всей его обретённой силы… И ни один из них не сможет жить спокойно, пока где-то жив другой… тот, кто достаточно могуществен, чтобы покорить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…» Она впадала в транс, произнося пророчество, но даже тогда ей нельзя было полностью верить, хотя впервые она явила миру унаследованный дар предвидения настолько правдоподобно. Она всегда была немного нетрезвой, а тогда особенно, «для храбрости», чтобы её взяли в Хогвартс преподавать. Северус Снегг так и сказал своему Лорду. Теперь Волдеморта одолевали странные мысли. Он приказал проверить всех волшебников, у которых были дети, так или иначе подходящие под часть пророчества, которую ему удалось узнать. И как бы Снегг не переживал за свою подругу, но Пожиратели закономерно вышли на её семью. В то время они как раз объявили о рождении сына спустя месяц после оного. Снегг заволновался. Волдеморт всегда принимал в штыки все угрозы, а тут ему угрожали, бесспорно, но… ребёнком?! Как он на это отреагирует, было непонятно. Тем временем все Пожиратели убеждались в правильности выбора. Проверив почти все семьи Туманного Альбиона, обнаружили лишь Поттеров и Лонгботтомов. И хотя Тёмный Лорд не верил, что это вторая семья, но верная Беллатриса уже разобралась с ними. За что и была заслуженно наказана долгим Круциатусом и не только. Чтобы впредь без самодеятельности, ведь у них не было цели убивать всех невинных магов подряд. Только неугодных, несущих угрозу обществу Волдеморта.***
Том в очередной раз вздохнул. В конце концов, у него были особенные козыри в рукаве, его крестражи. Они не дадут ему умереть, если что-нибудь и произойдёт. Да и как ему навредит младенец? С другой стороны, он ведь не всегда будет ребёнком, значит, когда-то из него вырастят оружие? Питер боялся ходить к Поттерам. Боялся себя. Он дал все необходимые клятвы, и теперь его преданность принадлежала одному лишь Волдеморту. И узнав, что потомок его «друзей», всегда, вобщем-то, сторонившихся его, опасен для его Лорда, он всей душой желал убить его. Питер был такой не один. Он, как и все, поддерживающие эту идею, злили Тома. Прямого приказа он не давал, а они лезут и лезут. Но как бы он ни наказывал некоторых из них, они, словно сумасшедшие, продолжали верить в эту идею. Северус ещё со школы терпеть не мог Альбуса, но теперь ненависть усилилась. Светлый маг звал его в свои ряды, приказывая шпионить для него. Говорил, что Волдеморт обязательно нападает на Лили и её семью, предлагал спрятать дом под Фиделиусом. На вопрос, как связан с заклинанием Северус, Альбус, не сомневаясь, возвестил, что для Лили просто нет лучшего варианта, кроме него, чтобы сделать хранителем тайны. Снегг предложил ему сначала поговорить с Лили, а потом просить что-то у него. Дамблдор поскрежетал зубами для убедительности, и аппарировал с места встречи. И Северус пришёл к Тому, его очень волновал вопрос, не планирует ли Волдеморт убивать девушку? Заверив одного из самых близких последователей, что этого не в его планах, Том понял, что Альбус не сдастся. Он поставил себе какую-то нелепую цель, и, если надо, он убедит в своей теории всех. Не остро, но уже вставал вопрос, что же с этой ситуацией делать. Том Реддл был властен, жесток, но дураком он не был, поэтому не торопился с поспешными действиями. Несколько лет ещё точно было в запасе.***
Питер стоял перед особняком Поттеров и обдумывал, как обойти защиту незаметнее. Он знал, что Лорд накажет его за самоуправство, но он не мог бездействовать, когда на стороне врага кипела бурная деятельность. Был ли он так предан из страха перед силой повелителя? Сам бы он не ответил на это, но мысленно сказал бы «да». И он боялся того, что сам задумал, но хотел выслужиться, хотел быть уверенным в том, что рано или поздно он сможет подняться по иерархии, сможет не бояться за свою жизнь каждую секунду. Но удача сама шла к нему в руки. Это был уже пятый день рождения Гарри Поттера. На пышном пиршестве мальчик во всю отрывался, насколько позволяла его детская душа. Он уже уверенно ходил и бегал, умел говорить даже длинные предложения и фразы, одной из которых он награждал всех, дарящих ему подарки: «большое спасибо». И говорил он достаточно чëтко, не выговаривая всего лишь несколько согласных. Гости уважительно улыбались родителям, понимая, что мальчик, должно быть, будет сильным магом, раз развивается так хорошо. А вот неуёмное любопытство никуда не делось, и он лез проверять все углы, осматривать гостей, подарки. Не понравились ему только Питер, Сириус и Альбус. Слишком настырные. А вот чета Малфоев, которые ещё несколько назад впервые пришли в гости со своим сыном, оказались очень даже ничего. Родители были вежливыми, не лезли, но внимание на ребёнка обращали. А их сын Драко, едва старше Гарри, был вполне дружелюбен, тоже любопытен, но в меру, не очень-то разговорчив, но повесилились они в тот день здорово, просто бегая в саду и по дому и играя в только им понятные игры. После праздненства, когда гости разошлись, задержался Альбус, конечно, задержал Снегга, глядя на кумира своего, задержался Сириус. Скромно остался стоять в сторонке молчаливый Питер, на которого почти никто не обратил особого внимания. Долго твердил Альбус про опасность, про необходимость принять меры, защитить ребёнка, который потом защитит народ Британии от монстра. Почему он истолковал пророчество таким образом, поняли не все, но спорить с великим светлым магом они не решались. Долго злились и Поттеры, отказываясь от навязчивой помощи. Но Альбус уходить не собирался, и, рассудив, что хуже не будет, Поттеры согласились на чары Фиделиуса. Тогда появился вопрос, кого делать хранителем тайны. Альбус указал на упирающегося Северуса, сам напрашивался Сириус. Питер тихонько стоял за их спинами. Джеймсу надоел этот бардак. Малыш Гарри наверняка хотел спать после долгого дня, но ему мешал шум. -Тихо! Хватит! Да пусть вон Питер будет хранителем! Кто на него подумает? Никто! А на вас, — он обвёл взглядом удивлённых магов, — подумают все. Питер, ты согласен? Мужчина помолчал минуту, обдумывая плюсы и минусы предложения. Плюсов нашлось больше. Никто в комнате не знал, что у него есть Метка, кроме Снегга. Но тот не знал об истинных намерениях единомышленника, которого присутствующие считали просто школьным другом Джеймса. — Да, — скромно согласился Питтегрю. Наконец всё необходимое было сделано, и гостей, до последнего, выпроводили из дома. В тишине второго этажа в своей спальне засопел малыш. Он не знал, что с этого момента его дом виден лишь Питеру Питтегрю, тому, кого сильнее всех невзлюбил мальчик изначально, и тому, кто сильно повлияет на его судьбу.