После дождичка в день Скал

Реджинальд был толстым и неуклюжим, конь Ричарда — слабым, а дорога трудной. Но бояться Ричарду не хотелось, он с самого начала готовил себя к долгому пути в жаркий край Кэналлоа, а Окделлы никогда не трусили и не отступали. Значит, нужно понукать коня или вести его за собой, когда совсем утомится. Благо, конь Наля устал быстрее. Дней Ричард старался не считать, но когда они пересекли границу Кэналлоа и Талига, подумалось, что минуло примерно две недели. − Это еще не все границы, − дрожащим голосом изрек кузен. − Что? — Ричард повернулся к нему резко. — Говори яснее. − Я слышал, что есть рубеж возле самого поместья Алвасете… − Глупости, − упрямо мотнул головой граф Горик. — Едем дальше. В лицо пекло жаркое солнце, под лошадиные копыта легла извилистая узкая тропа с желтой от зноя травой по обе ее стороны, и кроме желания отыскать поскорее тень Ричард ничего не испытывал. Но тени не было. Они ехали день, и другой, и третий, по степи, длинной, ровной и унылой, как бедняцкое платье. Ели мало, да аппетита и не было, а жажда мучила, но воду берегли. — Стоило бы взять вместо кошелей лишний бочонок воды, — сказал как-то Наль. — По весу было бы то же самое. — По размеру не то. Помалкивай! — приказал ему Ричард. Тот послушался. Потом в степи среди моря ковыля стали попадаться тростниковые островки, и это было добрым знаком. Земля из каменистой и надежной стала мягкой и повлажнела, и коням стало тяжелее идти. Но зато Ричарду и Налю попалось озерцо — маленькое, ряской подернутое, больше похожее на болото, но там можно было напиться, напоить лошадей, омыть лицо и тело, и наполнить все фляжки и бочонки. Теперь ехать стало совсем тяжело. Раньше воздух был горяч, но сух и было только жарко. Теперь наступила нестерпимая духота. Около полудня путешествовать стало и вовсе невозможно: Рирчард бы стерпел, он был будущим Повелителем скал, и Наля бы заставил быть стойким, но кони, изнывавшие от непривычной погоды, порой не имели сил идти. Миновав еще несколько озер, между которыми тянулись зеленые болотные равнины, вышли к большой реке. — Говорят, Алвасете на том берегу, — сказал Наль. — Нам туда не попасть, — задумчиво сказал Ричард. — Говорят, ниже по течению есть мост. Только он не всегда виден. — Как так? — удивился Ричард. Это звучало похоже на глупую детскую сказку. — Он появляется, только если страж позволит. А страж служит Ворону верой и правдой. — Выходит, он не пускает никого? — Ричард был скорее доволен этими вестями. О красоте и доброте Катарины Ариго он, конечно, был наслышан, но красивых и добрых девиц шестнадцать на дюжину, а он, Ричард, такой единственный. — Хорошо бы найти этого стража, — сказал он. — Верно, — согласился Наль. — Мы могли бы его упросить, или пригрозить, или подкупить, чтобы он нас пропустил. Ричард, признаться, предпочел бы, чтобы страж их не пускал. И чтобы можно было представить отцу доказательства: невозможно спасти красавицу Катари. Оглядевшись, он увидел небольшой покосившийся дом — заброшенный, что ли? Но из трубы неторопливо вились серые клубочки дыма, стало быть, кто-то внутри него топил печь. Странно, может спрыгнуть с Баловника и постучаться? Наль не решился, а Ричард направился к серой деревянной двери, даже на момент подивившись собственной смелости. Где-то рядом охнула сова, и граф Горик вздрогнул: он не думал о том, что в Кэналлоа могут водиться эти птицы. Что же, нужно быть смелее и спокойнее, чтобы договориться со стражем. Реджинальд тяжело вздохнул и последовал его примеру, не желая отставать, а следом появился незнакомый юноша в сером бархатном костюме, с очень спокойным выражением лица. Ричард резко обернулся и зло взглянул на него, желая напугать и отвадить от слежки, но это на юношу не произвело впечатления. Более того, он молча скрылся среди деревьев, ну и Леворукий с ним! Вряд ли он страж, иначе не стал бы прятаться. Тем временем дверь, к которой шагнул осмелевший кузен, распахнулась и на пороге появилась пожилая женщина в темно-красном платье. Лицо ее было морщинистым, в черных волосах запуталось множество серебряных нитей, а серые живые глаза с интересом взирали на путников. − Здравствуйте, сударыня! — Реджинальд заговорил первым. — Мы — граф Ричард Горик и виконт Лар, не видели ли вы стража, пропускающего людей в гости к Ворону? За спиной раздался ехидный смешок — Ричард яростно оглянулся. Никого. − А я и есть, страж, господа, − кивнула им женщина. — Женевьев Окделл-Ларак к вашим услугам. Ричард вытаращил глаза, потом что-то сообразил и шарахнулся в сторону. — Да ведь… да ведь… да ведь вы умерли давно! Вы что, выходец? — вскричал он. — Пусть четыре скалы… Он замахал руками и, поскользнувшись на прибрежной глине, чуть не съехал в воду. На счастье, Наль удержал. А Женевьев только усмехнулась: — Я вполне живая, господа, а отчего и почему — об этом вы меня не спрашиваете. Лгать я не люблю, правду мне говорить заказано, так что придется молчать. — А что это у вас лица такие разочарованные? — продолжала она. — Или вы, сударь, думаете, что женщина не может быть стражем? — Может, сударыня, конечно, может, — начал Наль, улыбаясь. — У вас, у прекрасной дамы, есть неотъемлемое право… — начал он, подлаживаясь под тон рыцарских романов, но запутался и замолчал. — Вы, виконт Лар, помалкивайте, пока вас не спрашивают, — резко ответила Женевьев. — А вы, граф, что скажете? — Я уважаю ваше желание быть стражем, — быстро ответил Ричард. — Но… неужели находятся такие бесстыдные и подлые люди, которые вызывают на поединок вас, прекрасную даму? — Прекрасную даму? — пожилая женщина подняла брови. — Неужто прекрасную? Ричард, конечно, немного приврал: ныне дама была далеко не прекрасной. Может, раньше, лет тридцать назад… а может, триста, кто знает, сколько ей лет. — А если я тебя поцелую? — спросила дама. — Заодно и убедишься, что я никакой не выходец. — А хоть бы и поцелуйте, отчего бы прабабушке с внуком не расцеловаться? — спросил Ричард, поднимая гордую голову. — Бойкий же юноша, — Женевьев покачала головой. — А вы, виконт, что скажете? — Я скажу, что поцелуй такой юной красавицы, как вы, — это великая награда, — ответил Наль и почесал нос. — Да уж, приятно послушать такие слова, — Женевьев вздохнула. — Ладно, прохожие гости, я вам все скажу как есть: я здесь поставлена, чтобы пропускать таких, как вы, в Кэналлоа. — А обратно? — робко уточнил Ричард. — Обратно пока еще никто не приходил, — ответила Женевьев. — И пропускаю я не за поцелуи, не за разговоры, не за победу в поединке, а всего-то за четыре талла с каждого путника да по четыре суана с каждой лошади. Ворону тоже надо казну пополнять, а грабить по-пустому он не любит. — А если у нас медных денег нет? — выпалил Ричард. — А если у нас совсем нет денег? — перебил его Наль. Женевьева только насмешливо на них поглядела. − Нет денег? Правда? − Правда! — не моргнув глазом сказал Наль. − Ну у кого денег нет, того я бесплатно пропущу и еще сама на бедность подам. Хотите, по шестнадцати суанов дам на дорогу, пригодится в пути. Ричард схватил Наля за рукав и зашептал: — Что ты нас позоришь? Мы дворяне, а не попрошайки, будешь ты еще у какой-то старухи подаяние принимать? С ума сошел? — Деньги лишними не бывают, особенно в дороге, — ответил Наль и быстро заговорил: — Прекрасная дама, мы будем очень рады принять из ваших рук этот щедрый дар. — Если рады, так принимайте. Подставляйте полы, я вам отсыплю. Женевьев словно из воздуха достала кошелек алого шелка с молнией, вышитой белой нитью, и высыпала в подставленные руки Наля горсть монет, которые тот торопливо стал прятать в мешочек. — За то, что вы меня красавицей назвали, за то, что молодой нарекли, за то, что правду говорили, за то, что поцеловать не отказывались, хоть я и сама бы не согласилась, — перечислила она. — А теперь ступайте. — Куда же мы пойдем? — снова удивился Ричард. — Через реку. За ней и располагается Кэналлоа. Ах, да, я и запамятовала, — Женевьева медленно повела длинным вышитым рукавом. Воздух над рекой задрожал, как от жары, и медленно, точно рисуемый невидимой кистью, над водой возник мост: черный, резной, с перилами, изукрашенными серебром и инкрустированными синими камнями. — Чудо какое! — прошептал Ричард. — Идем скорее, это точно мост во владения Ворона. Синий и черный, говорят, его любимые цвета. И оба путника побежали по мосту, даже не поблагодарив старую стражницу. Та тем временем подошла к прибрежной полоске и четыре раза топнула ногой по воде. На водной глади показалось лицо. Овальное, правильное, чуть бледное, оно могло бы считаться красивым, если бы принадлежало человеку. Но это лицо было таким недвижимым, холодным, невозмутимым, что не могло быть человеческим, и потому выглядело только страшным. — Как только, — шепнула Женевьев, — так ныряй и лови золото, а потом неси Ворону. Ему пригодится. Вода от движения неведомого лица булькнула, и в этом шуме послышалось что-то вроде: «А что они?» — Они? А им урок. Не хотели частью поделиться, так теперь мои заветные молнии у них все отберут, — вокруг глаз Женевьев разошлись недобрые морщинки. Вскинув руки, она пристально посмотрела вслед удаляющимся путникам и произнесла негромко: − Пусть четыре Молнии обрушатся четырьмя огнями на алчность лгунов. Вдалеке весело запылал рыжий огонь, и раздались испуганные крики — потеха оказалась действительно забавной. Послышался тихий всплеск — мешок с монетами отправился в воду, а затем два путника с топотом помчались по мосту и вскоре скрылись из виду. Женевьев не промышляла злом, но не терпела представителей дома Лараков по собственным причинам, а в том, кто назвал себя Ричардом Окделлом, не почувствовала родственной крови.