Ah, distinctly I remember it was in the bleak December, And each separate dying ember wrought its ghost upon the floor. Eagerly I wished the morrow;—vainly I had sought to borrow From my books surcease of sorrow—sorrow for the lost Lenore— For the rare and radiant maiden whom the angels name Lenore— Nameless here for evermore. Edgar Allan Poe — The Raven (1809-1849)
Тёплый ветер коснулся лица, скользнул по незащищенным одеждой участкам тела, качнул концы повязки. Ткань задела шею, мешая Леонардо сосредоточиться. Наклон головы влево помог — концы маски отвлекать перестали. Стрёкот кузнечиков, шорох травы и журчание ручья неподалёку помогали раствориться в монотонном гуле. Звук служил расслабляющим фоном. Однако последние дни погрузиться в медитацию было непросто. Мысли, вопреки тому, чтобы после расслабляющей разум техники наконец стать упорядоченными, не переставая кружились в сознании, вплывали в неподходящее время и требовали немедленно обратить внимание на неразрешенную проблему. Леонардо вновь и вновь невольно возвращался к её обдумыванию, рассматривал под разными углами и, так и не придя к выводу что делать, откладывал подальше. Насущные дела неплохо помогали переключиться, но стоило лишь с ними покончить — проблема вновь начинала маячить перед глазами, в ожидании, когда Лео что-нибудь с ней сделает. Но Леонардо, несмотря на то, что всю жизнь встречал трудности лицом к лицу, сейчас же находился в неком... замешательстве. Он попросту не знал, как поступить. Проблема носила имя. Вернее, два имени — Бетани и Рафаэль. Не через запятую, не двумя отдельными пунктами, а именно так — соединённая союзом. Когда-то у Леонардо была только одна проблема под названием "Рафаэль". Пристрастие брата к алкоголю переходило все мыслимые границы разумного и начинало походить на одну из стадий алкоголизма. Открыть Рафу правду на тревожную действительность нездоровой тяги было его, Леонардо, задачей. Преуспел ли он? Ответ, скорее, отрицательный, но Лео никогда не перестанет пытаться. Потом появилась новая проблема, носящая имя, но уже женское. Бетани свалилась на клан Хамато словно снег на голову. Как из попутчицы девушка превратилась в близкого для семьи человека — Леонардо понять не успел. Просто в какой-то момент все захотели, чтобы она их не покидала. Ему лишь оставалось нехотя согласиться, мысленно повторяя, что хороший лидер должен прислушиваться к мнению остальных. Принял ли он верное решение? Сказать сложно. Однако чаша весов склонилась в утвердительную позицию, когда Леонардо узнал, что девушка спасла Микеланджело. С тех пор проблема под названием "Бетани" более не являлась таковой, каким-то непостижимым образом вписалась в уклад их скитальческой жизни, напоминая своим присутствием, что мир за пределами семьи состоит не только из обезображенных эпидемией существ. Но радоваться тому, что Бетани перестала быть головной болью, Леонардо пришлось недолго. На днях выяснилось, что имя девушки теперь вновь в списке требующих внимания задач. Да не одно, а в паре с Рафаэлем. И не через запятую, а через соединительный союз. Бетани и Рафаэль. Картина, собранная из разрозненных кусочков пазла, где каждый фрагмент — это неоднозначная сцена между ними двумя. Тревожный рисунок, означающий неизбежные перемены. Бомба замедленного действия, способная отколоть от семьи так необходимого им всем брата. Если бы Леонардо не уверовал в мысль, что он и братья обречены на одиночество, то заметил бы очевидное раньше. Но он самовольно закрыл себе глаза, притворился слепцом. Хотя благосклонность Рафа по отношению к Бетани должна была послужить первым тревожным звоночком. Было же видно — девушка заинтересовала брата. И совсем не в дружеском плане. Но Леонардо отворачивался от мутанта и человека, сидящих за столом слишком близко друг к другу. Уходил в противоположную сторону, когда натыкался на Бетани с арбалетом в руках и на Рафаэля, ладонь которого покоилась на девичьей спине. Отводил глаза, когда брат подолгу смотрел на пристроившуюся под деревом девушку. Ему был знаком этот взгляд. Леонардо наблюдал его в логове, когда Донателло думал, что никто не замечает, что всё его внимание поглощено отнюдь не покоящейся на коленях книгой, а расположившейся на диване перед телевизором Эйприл. А ещё в зеркале, в собственных синих глазах, он видел ту же безнадёжность. Только там вдобавок таилась примесь стыда. Леонардо надеялся, что маскировать свои терзания ему удавалось лучше, чем братьям. В конечном итоге Рафаэля поразила та же болезнь, что и остальных. Пожалуй, только Микеланджело она обошла стороной, если не брать в расчёт меняющиеся раз в месяц плакаты с миловидными девушками, развешанные по комнате. У Рафаэля на стенах плакатов не было, но Леонардо знал о существовании не особо тщательно скрываемых журналов откровенного содержания под кроватью. Все они справлялись со своим влечением к противоположному полу как могли. Вернее — с чувствами, которые навсегда останутся безответными. У некоторых была заинтересованность кем-то определённым, у других — абстрактное влечение к девушкам. К человеческим девушкам, ввиду отсутствия других представителей их вида. И данное обстоятельство осложняло такую базовую для всех живых существ потребность, как поиск пары. Мироздание позаботилось, чтобы они остались одиночками. Для людей их внешность выглядела пугающей — слишком отличной от всего, что казалось привычным. Черты лица слишком отталкивающими. Слишком звериными. Поэтому Леонардо упорно гнал от себя надежду когда-нибудь испробовать часть непознанной жизни, закрытой для такого как он. Но надежда разгоралась с новой силой, лишь стоило увидеть лукавую улыбку, озарившую красивое лицо, когда Леонардо блокировал катаной рубящий удар её ниндзято. А потом он продолжительными медитациями старательно прятал постыдное желание, дабы оно ни за что не отразилось на лице, не проскочило в оценивающем противника взгляде, и не дало себе волю в недопустимом для лидера клана действии. Если бы обстоятельства были другими, если бы она не являлась врагом — даже тогда Леонардо не позволил бы себе надеяться на взаимность. Потому что мутант не сможет быть любовным интересом для девушки. Так Леонардо думал, пока пару дней назад не стал свидетелем разрушающей его уверенность в данной неопровержимой истине картины. После того, как они пересекли плато штата Аризона, берег реки в окружении скалистых гор стал им стоянкой более чем на неделю. Место оказалось невероятно приятным и живописным. Отдалённость от населённых пунктов обеспечивала отсутствие зомби в округе. За пять дней им не повстречался ни один живой мертвец. Так что умиротворённость и спокойствие, источаемое дикой природой, действовало расслабляюще на всех. Майки каждый вечер упрашивал посмотреть на проекторе кино. Включенные на высокую мощность колонки распугивали местную фауну, но, к удивлению и радости Леонардо, толпы зомби не приманивали. Благоприятная атмосфера поспособствовала ослаблению контроля за передвижением членов семьи. Леонардо позволил себе забыться и постараться насладиться жизнью вдали от мира, где по земле бродят ожившие трупы; где смерть наступает каждому на пятки; где людей осталось не так много; где среди мёртвых и живых никак не удаётся отыскать её. Он часами бродил по лесу, вслушивался в непрекращающийся поток жизни, безразличной к охватившей Землю эпидемии. Думал о том, как было бы прекрасно и одновременно ужасно закончить бесцельное странствие, прекратить бессмысленный путь и окончательно обосноваться в подобном месте. Вдали от потенциальной опасности для жизни семьи. Вдали от угасающей с каждым днём цивилизации, напоминающей о проигрыше в схватке за человечество. Вдали от возможности однажды в кинувшимся на лезвия катан мёртвом существе увидеть давно потухший взгляд, некогда заставлявший сердце биться чаще. Предаваясь тягостным размышлениям, в какой-то момент Леонардо услышал посторонний звук. Что-то крупное передвигалось за кустами, громко шуршало опавшей листвой и ломало под ногами тонкие ветки. Леонардо тут же напрягся, пригнулся к земле и молниеносно забрался на раскидистое дерево. Но опасение о подобравшихся близко к лагерю посторонних или забредших на территорию оживших мертвецах не подтвердилось. На поляне находились Раф и Бетани. В руках девушки поблёскивал охотничий нож. Размашистыми ударами она боролась с воображаемым противником, по-видимому, стараясь вызвать обильное кровотечение множественными порезами. Что было не особо эффективно при борьбе с зомби, противостоять которым Рафаэль её и тренировал. Леонардо подавил желание немедленно вмешаться, спрыгнуть на землю и поправить стойку. Ну в самом деле, любой, даже вскользь брошенный удар выведет её из равновесия! Куда только Раф смотрит? Такое положение ног недопустимо! — Бет, я тебе в сотый раз говорю — хватит бесцельно махать ножом. Ты же не комаров им отпугиваешь, а зомбаков убиваешь, — Рафаэль, похоже, тоже понял, что при обучении методам ведения боя от наставника требуется нечто большее, чем просто всучить ученице оружие. Он отвёл руку Бетани вбок и прижал к корпусу, устанавливая изначальную позицию для проведения атаки. Уже лучше. Если бы ещё и стойку поправил, то Леонардо с чистой совестью мог бы похвалить педагогические навыки Рафа. А так — только сделать заметку на будущее, и объяснить брату, что раз тот взялся обучить Бетани... чему бы там он её ни хотел обучить... то необходимо делать это как можно более качественно, и с самых первых тренировок заложить основы для дальнейшего развития. — Да в курсе я, — она сделала выпад, одновременно выкинув руку с зажатым в ладони ножом вперёд, затем замахнулась и всадила острие невидимому противнику в голову. К неудовольствию следившего за тренировкой Леонардо, ладонь не вернулась в изначальную позицию, а вновь была поставлена... как-то совсем неправильно. — Тогда чего не делаешь, как я показывал? — Раф недовольно проследил за новой попыткой сразить воображаемого врага. Противник был повержен только в фантазиях Бетани, а не деле подобная несерьёзная попытка атаковать его бы едва ранила. Даже при учёте, если бы тот не двигался и смотрел в другую сторону. — Совсем непонятно куда бить-то. Я ж никого перед собой не вижу. Мне бы макет, чтобы в него ножом тыкать, — проговорила девушка, оправдываясь. — Ага, намекаешь дать изрезать мою грушу? Не для того я её с самого Нью-Йорка таскаю, чтобы искромсать за одну тренировку. Так что не-а, не дам, — Раф сложил руки на пластроне. — Жадничаешь, да? Она тебе дороже меня? — Леонардо мог поклясться, что в женском голосе проскользнули игривые нотки. Рафаэль фыркнул. — Просто лень потом зашивать, если новую сразу не найду. — А ты что, умеешь шить? — Леонардо по интонации понял, что Бетани скептически изогнула бровь. С дерева уследить за мимикой лица было сложно, но слова он слышал прекрасно. Обеспокоенная вопросами морали часть сознания твердила, что то, чем он сейчас занимается, называется подслушиванием, и что подобное действие неприемлемо. Но другая часть предлагала прижаться ближе к ветке, чтобы не быть замеченным, и вести себя как можно тише. Леонардо, вопреки себе, продолжил наблюдение. Чтобы потом поделиться с Рафаэлем знаниями о методах преподавания, конечно же, а не потому, что ему просто было любопытно понаблюдать за этими двумя. — Вообще-то да, прикинь, умею. — Скажи ещё, что и вязать знаешь как, — Бетани издала смешок. Она даже не предполагала, что попала точно в цель. Рафаэль, под страхом немедленной расправы, строго-настрого запретил рассказывать Бетани о своём необычном для хорошо обученного ниндзя навыке. Считал его неподходящим для образа крутого парня, который так хотел создать. Ну ничего, наступят холода, и Раф будет часами вязать каждому по тёплому шарфу. Так повторялось из года в год, поскольку, будучи одеждой для живущих в канализации существ, шарфам было не суждено прожить более одного сезона. Майки свой специально изводил до такого состояния, что носить второй год тот было невозможно. Раф ворчал, ругался, причитал, что на этот раз оставит всех без подобающего для холодного периода утепления, но каждый раз хватал припасённую с вылазок на поверхность пряжу с цветами повязок каждого и начинал вязать. Всю неделю в логове царила умиротворяющая атмосфера. Рафаэль источал ауру дружелюбия и любви ко всему живому, а из приоткрытой двери его комнаты, под аккомпанемент тихо напеваемой песни, иногда выпрыгивал с каждой минутой уменьшающийся в размерах шерстяной мячик. То были прекрасные времена, и намотанный на шею шарф, связанный с заботой брата о близких, делал зимы менее промозглыми, чем те были на самом деле. Но вот последнюю зиму они прожили без шарфов. Даже их наличие не смогло бы прогнать зябкий холод погрузившегося в скорбное молчание логова. Подолгу неработающий из-за перебоев с электричеством генератор вытягивал последнее тепло из подземного дома, так же, как с каждым днём растущее число зараженных вытягивало из мыслей надежду на прежнюю жизнь. Хотелось, чтобы Раф вновь взялся за спицы. Другой возможности увидеть, как губы отца растягиваются в улыбке, в то время когда он вместо привычного кимоно надевает кривовато связанный свитер, может и не быть... Леонардо тряхнул головой, отгоняя тягостные мысли, и вернулся к созерцанию разворачивающейся неподалёку сцены. Тем временем Рафаэль приблизился к девушке и, понизив голос, произнёс: — Да у меня вообще много талантов, о которых ты ещё не знаешь. — О, я даже не сомневаюсь, — Бетани наклонила голову вбок и усмехнулась. — И всё же любопытно, какие именно? Раф сделал шаг ближе и навис над ученицей. — Ну, например, — Леонардо пришлось напрячь слух, чтобы уловить следующую фразу, но даже тогда ему показалось, что он расслышал неверно, — я знаю, как уложить девушку на лопатки за две секунды. И практически сразу последовал вскрик — Раф резко выставил ногу, сделав подсечку, и опрокинул Бетани на спину. Подставленная под голову ладонь смягчила падение, а взметнувшиеся с травы листья амортизировали удар. Раф прижал Бетани к земле, придавив сверху. Выставленные по обе стороны от хрупкого тела руки держали на себе весь вес мутанта. Леонардо покачал головой. Без предупреждения нападать на только недавно начавшую тренировки ученицу — признак неумелого наставника. Такими методами понимания принципов самообороны добиться нельзя. — Раф, ну какого чёрта? Нельзя же так внезапно! — Сама же спросила, — хохотнул брат. Леонардо показалось, что тот собрался подняться, но он лишь сместился в более устойчивое положение. Казалось, его не смущала близость девушки, хотя Леонардо находил долгое пребывание в подобной позе весьма... неуместным. На тренировках следует держать противника в захвате не более пяти секунд. Если за это время тот не сумеет выбраться, то будет считаться проигравшим. Однако Раф любит показывать своё превосходство в грубой силе над другими братьями, и с превеликим удовольствием может восседать на панцире Майки добрую минуту, пока сенсей не прикрикнет на своевольного ученика. Сейчас же и так понятно, что Бетани из захвата (который по сути таковым и не являлся) никак не выбраться. Но Рафаэль продолжал нависать над распростертой на земле девушкой и при этом наверняка ухмыляться. Увидеть мимику лица с ракурса, где находился Леонардо, возможным не представлялось. — Ну ладно, — Бетани поёрзала и с вызовом произнесла, — ты определённо имеешь талант к заваливанию девушек на землю, — протиснув между ними руку, она прижала ладонь к пластрону, но не предприняла попыток оттолкнуть, как предполагал Леонардо, а лишь понизив голос спросила: — но вот знаешь ли, что делать с ними дальше? Пару мгновений Леонардо переваривал фразу, пытаясь выудить из неё подтекст, который бы не являлся сексуально окрашенным. Другое значение сказанного на ум не приходило. Бетани определённо подшучивала над братом. Весьма недвусмысленно. Такая открытость в выборе выражений означала, что эти двое действительно стали близкими друзьями, раз озвучивают непристойные шутки. Леонардо вновь ощутил, что у этой сцены не должно было быть посторонних наблюдателей. Их взаимодействие казалось слишком личным. Даже интимным. — Сейчас разберусь, — Раф усмехнулся и подался вперёд. И в тот момент, когда Леонардо уже хотел спуститься на землю и незаметно покинуть место действия — мир пошатнулся и дал трещину. В том мире Рафаэль, хоть и вёл себя временами безрассудно, не следовал правилам и раздражал обилием слетающих с языка бранных слов — не подвергал сомнению, что его можно было назвать порядочным. Неотъемлемой частью его персоны составляло понимание добра и зла. Всё для него делилось на чёрное и белое. Белое следовало оберегать, чёрное — уничтожать. Прибежав на крики в переулок, он быстрее остальных вникал в смысл происходящего преступления, окрашивал его участников в два цвета и, не тратя время на размышления, бросался наводить кулаками порядок. Так как же вышло, что Леонардо пропустил момент, когда брат сам стал тем, с кем когда-то боролся? Рафаэль сократил расстояние и прижался к Бетани в поцелуе. Широкий рот накрыл тонкие губы, тем самым заявляя о совсем не дружеском желании. Трехпалая ладонь приподняла подбородок, зафиксировала положение головы, не давая отвернуться. Пытаясь освободиться, девушка уперла обе руки в мощные плечи, которые даже не дрогнули, будто и не замечали сопротивления. Под грузным телом мутанта Бетани дрожала от бессилия и, вероятно, ужаса. Пальцы Леонардо вцепились в кору дерева и с хрустом превратили ту в щепки. Неприятие происходящего сковало мышцы. О, Боги. Рафаэль, что же ты творишь?! Он был готов ринуться вниз, прервать падение брата в глазах богов, Бетани и своих собственных, но лишь стиснул челюсть и продолжил наблюдать за постыдным действием, разворачивающимся внизу. Если Раф посмеет зайти в своём желании касаться женщины так, как может её касаться только любимый мужчина — Леонардо вмешается. Выбьет все дурные мысли и телесные желания, которые никогда не должны были просочиться наружу. Извинится перед Бетани за внезапные насильственные действия брата. Пообещает, что подобное не повторится. В Леонардо теплилась крохотная надежда, что Рафаэль успеет осознать свою ошибку сам, и не станет инициировать ничего помимо непродолжительного поцелуя. Тогда, возможно, Бетани найдёт в своём сердце прощение, и сможет забыть это... недоразумение. Ну почему Рафу надо обязательно всё портить? Почему он не отыскал в себе силы ограничиться дружескими проявлениями привязанности? Разве он не понимает, что даже если будет отчаянно желать найти себе ту, кто ответит взаимностью — шанс положительного исхода равен нулю. В мире нашлась всего пара людей, способных преодолеть неприязнь к их отталкивающей для человека наружности и стать им друзьями. Верхом наглости было бы надеяться, что кто-то способен перешагнуть на следующую стадию, и увидеть в них потенциальную пару. Эту истину понимал Донателло, не навязывая своё внимание Эйприл. Понимал Микеланджело, не делая попыток попросить номер телефона у каждой спасённой им девушки. Понимал Леонардо, прилагая большие усилия в проведении границы между реальностью, где её клинок едва ли не вонзался ему в ключицу, и фантазией, где в изучающих его раскосых глазах он видел толику восхищения. Так почему же Рафаэль до сих пор не пришел к тому же выводу, который негласно сделал каждый из них? Жизнь не способна подарить им любовь женщины. Нужно быть благодарным за родительскую любовь, которую дарит им отец. За братские узы, что связывают их, мутантов, тесным кольцом, не давая почувствовать себя в мире непохожих на них существ такими уж одинокими. Сказать вселенной "спасибо" за то, что подарила им ту, кто способна залатать образовавшуюся со смертью Кейси и Эйприл дыру в душе, и стать им другом. Единственным оставшимся другом. Но Рафаэлю подобных проявлений любви оказалось мало. Словно избалованный ребёнок, увидевший на полках магазина широкий ассортимент мороженого, он топнул ногой и требовательно заявил: "Хочу их все". Ему невдомёк, что живые существа — это не сладости. Нельзя от них требовать стать его собственностью, и по первому желанию делать то, что угодно ему. Мастер Сплинтер не отдаст место лидера клана лишь потому, что Рафаэль сказал "хочу". Леонардо не "пойдет к чёрту" и не разрешит проспать тренировку только из-за чрезмерного количества выпитого накануне алкоголя. А Бетани не ответит взаимностью. Потому что в жизни есть препятствия, которые не преодолеть простым словом "хочу". Но Рафаэль любит переть в запертые двери и раз из раза бить в них кулаком, не обращая внимания на табличку "закрыто". Проверяет на прочность, ожидая, когда та даст слабину и поддастся. Постоянно подвергает сомнению место Леонардо как лидера, с невероятным упорством продолжает игнорировать требование не прикасаться к алкоголю каждый день. Боги, можно ли надеяться, что как только Бетани ответит на приставания Рафаэля отказом, тот действительно умерит свой пыл? Откажется ли от стукнувшего в голову желания удовлетворить потребность тела с единственной оказавшейся в поле зрения девушкой? Что будет, когда затуманенный гормонами разум прозреет и осознает, что переступил границу дозволенного? Леонардо не смел пошевелиться. Ему хотелось отвернуться от прижимающего девушку к земле брата. Представить, что никогда не видел, как тот поддался отчаянному желанию испытать близость с женщиной. Забыть и не вспоминать столь постыдный эпизод. Но он продолжал вглядываться в слившиеся в поцелуе лица, готовясь в любой момент спрыгнуть вниз. "Брат, прошу, прояви благоразумие. Не давай повода оттаскивать тебя, словно обезумевшего от похоти зверя. Не заставляй меня показывать, что у твоего падения есть наблюдатель. Тебе самому будет унизительно, если я вмешаюсь." Наконец высшие силы услышали отчаянную просьбу, и Рафаэль перестал мучить девушку навязанным ей поцелуем. Он отстранился, и тишину леса, прерываемую лишь звуками возни на земле, нарушил приглушенный женский вскрик и поспешно высказанные недовольным голосом слова: — Ты мне сейчас ногу раздавишь. И волосы локтем придавил. Леонардо нахмурился. Не та реакция, которую он ожидал. — Упс, я случайно, — виновато произнёс Раф, затем откатился, перевернулся на карапакс и затащил девушку на себя. Теперь Бетани оказалась сидящей на костных пластинах живота. Обтянутые джинсой ноги расположились по обе стороны от лежащего на земле Рафаэля. — Так лучше? А следом произошло то, что повергло Леонардо в ещё большее потрясение, чем недавно обретённое знание о потаённом желании брата. Вместо того, чтобы кинуться с пощёчинами на поступившего неподобающим образом Рафа; вместо того, чтобы наорать и запретить когда-либо совершать подобное вновь; вместо хоть каким-то образом высказанного неодобрения его поведением — Бетани наклонилась вперёд, положила одну руку на землю около головы мутанта, а другой коснулась его лица. — Так я хотя бы могу дышать, а не чувствовать себя словно Терминатор под прессом, — ладонь прошлась от линии края банданы около виска до широкой челюсти. Большой палец задел край нижней губы. Рафаэль фыркнул и усмехнулся. — Кто-то, я смотрю, в последнее время насмотрелся старых боевиков? — Что поделать. Майки объявил неделю ностальгии по восьмидесятым, — Леонардо неверяще смотрел, как тонкая ладонь огладила линию подбородка, спустилась ниже и легла на край пластрона в районе ключицы. Она вообще собирается что-то делать с тем, что Раф мгновение назад её целовал? Теперь Леонардо чувствовал себя ещё более сбитым с толку. — А в последнем супермаркете нашлись только диски со Шварценеггером. И ещё фильмы про парня, убивающего демонов бензопилой. — Которые Майки заставит нас смотреть, — недовольно повёл плечами Рафаэль. — Они так плохи? — Да нет. Просто надоели, — Леонардо напрягся вновь, когда трёхпалые руки уверенно легли девушке на талию. — Зато потом, когда все лягут спать, можем смотаться куда-нибудь. Я видел прикольную скалу неподалёку. — Отлично. Только не забудь плед, как в прошлый раз. — А что, голая земля слишком тверда для кое-чьей милой задницы, принцесса? — Леонардо слушал разговор вполуха, так как всё его внимание было поглощено осмелевшими руками, сместившимися с талии на поясницу. Широкие ладони огладили изгиб позвоночника, сползли ниже, прошлись по оголившейся коже спины, замерли у кромки джинсов и поспешно перебрались на бёдра, минуя ягодицы. — Просто без покрывала было прохладно, а твои ледяные пальцы под футболкой ситуацию не спасали. — Ты вроде недовольной не казалась, — в голосе Рафаэля проскользнула обида. Бетани издала смешок и склонилась ниже. — Не хотела отвлекать тебя от массажа. В следующий момент картина понимания происходящего рассыпалась полностью — Бетани прижалась к Рафу в поцелуе. Леонардо в ступоре смотрел, как собранные в хвост волосы скользнули по спине и упали брату на плечо. Смотрел, как светлые локоны разметались на тёмно-зелёной коже. Смотрел, как лицо девушки соединилось в едином порыве с так не похожим на человека лицом мутанта. Смотрел, как Бетани на пару секунд отстранилась, втянула ртом воздух, а затем прильнула губами вновь. Леонардо смотрел-смотрел-смотрел и постепенно осознавал, что нет никакого принуждения. Нет насилия, склонения к сексуальной близости. Есть только отвечающие друг другу взаимностью Рафаэль и Бетани. А ещё есть подглядывающий за уединившейся парой Леонардо, который теперь с чистой совестью может покинуть наблюдательный пост и уйти разбираться с только что сделанным открытием. Открытие требовало тщательного обдумывания и нахождения возможного объяснения возникшей романтической связи между девушкой и мутантом. А так же понимания, как следует с обретённым знанием поступить. Леонардо проследил за скользнувшей под футболку рукой, пару долгих секунд понаблюдал, как соединяются в поцелуе человек и существо, так похожее на него самого, и, ощутив укол постыдного чувства, иначе как завистью которое назвать нельзя, принялся спускаться с дерева. Шорох одежды, шуршание приминаемой телодвижениями травы и шумные вдохи заглушали мягкие шаги Леонардо, удаляющегося от предающихся моменту близости возлюбленных. В тот день Леонардо пытался как можно реже пересекаться с братом и Бетани. Было опасение, что контроль предаст, и он как-то выдаст своё знание. Очевидно, что никто не был в курсе их... отношений... иначе Леонардо был бы поставлен в известность. Выходит, волей случая он узнал тайну первым. Но вот почему они решили не распространяться о своей... связи — оставалось неясным. Любого рода секреты, особенно настолько значимые, могли навредить семье. Для сокрытия чего-либо приходится лгать, умалчивать, говорить недомолвками. Подобное поведение недопустимо во враждебном мире, где каждое встречное существо желает им смерти. Секреты — одни из самых опасных врагов. Именно они способны разрушить команду изнутри. Так почему же образовавшиеся отношения пара предавать огласке не собирается? Несколько дней Леонардо наблюдал за взаимодействием Рафа и Бетани в присутствии других членов семьи, не смея нарушать их уединение, когда они оправлялись на тренировку, охоту или просто прогулку. Да, он знал, что они пару раз тайно покидали стоянку ночью, но пока Раф проявлял благоразумие и брал с собой рацию (а он брал, Лео сам каждый раз проверял, что сигнал отдаляется вместе с рёвом байка), то не беспокоился из-за несанкционированных вылазок. Леонардо давно понял, что Рафу требуется давать некую толику свободы передвижения, иначе тот начинал звереть и кидаться на любого, кто пытался его ограничить. То есть на Леонардо. Поэтому пока Раф не нарушал главное правило, и каждый раз исправно брал с собой средство связи — Леонардо, скрепя сердце, отпускал брата, обреченно думая, что до тех пор как не услышит звук приближающегося к Шелрейсеру двигателя мотоцикла, уснуть крепким сном не выйдет. Так что Леонардо полночи пялился в потолок, обратившись в слух, и молился богам, чтобы брат не наткнулся на мигрирующую ночью орду зомби, не попался в расставленную бандитами ловушку, и не был сбит прицельным выстрелом снайпера, притаившегося возле дороги в надежде поживиться проезжающим мимо одиночкой на исправно работающем средстве передвижения. Оставалось надеяться, что необходимость оберегать Бетани заставит Рафаэля быть начеку. Хотя, судя по временами подвисающему брату, неотрывно глазеющему на девушку во время семейной трапезы, она скорее наоборот являлась мощным отвлекающим фактором. И осознание этого вынуждало Леонардо нервничать ещё больше. С Рафаэлем необходимо было поговорить. Потому что Леонардо, хоть и радовался за брата, но также и опасался, что недавно возникшая связь способна принести с собой много проблем. К тому же, если мотивы Рафа построить отношения с девушкой были для Леонардо более чем понятны, то ответное желание со стороны Бетани попросту озадачивало. Конечно, хотелось верить, что сказка действительно сбылась, и Красавица полюбила Чудовище, но смотря на жизнь с трезвой точки зрения, принять подобное за правду было трудно. Леонардо хотел бы считать, что девушка и в самом деле испытывает к брату романтические чувства, но вот только рассудок выдавал различные варианты того, какие мотивы у Бетани могут быть на самом деле. От простого физиологического интереса к представителю другого гуманоидного вида, до прагматичного стремления укоренить своё положение в способной уберечь от опасности группе. Если Раф позволяет себе пребывать в дурманящем тумане влюбленности, то обязанность Леонардо, как старшего брата, сделать всё возможное, чтобы когда предмет обожания скинет оболочку из искренних романтических чувств — к подобному исходу брат был готов. Необходимо предостеречь Рафаэля от заблуждения в том, какими он видит их отношения с Бетани и какие они есть на самом деле. Выловить Рафа для разговора трудным не представлялось. Время после утренней тренировки подходило как нельзя кстати. Он и братья направлялись к Шелрейсеру, когда около трейлера Леонардо положил ладонь на плечо вышагивающего рядом мутанта, привлекая внимание, и твёрдо произнёс: — Раф, надо поговорить. — Блин, а подождать разговор не может, а? Я вообще-то в душ собирался, — бросил Рафаэль с раздражением. Краем глаза Леонардо уловил, что остальные братья остановились неподалёку и отчего-то не стремились бороться за право мыться первым. Обычно Майки, подставляя Рафу подножку и отталкивая Донни в сторону, с хохотом мчался в душевую. Сейчас же тот резко затормозил, подобрал с земли лист и принялся с интересом вертеть его в руках. Донателло же, казалось, был очарован лежащим у ног булыжником. — Потом сходишь, — настоял на своём Леонардо. — Мне нужно обсудить с тобой нечто важное. — И что же? — Раф закатил глаза. Брат любое стремление инициировать разговор воспринимал в штыки, раздражаясь на все советы и наставления, которые были произнесены устами лидера. Леонардо же не понимал, чем заслужил подобное к себе отношение. Но даже если предстоящий разговор послужит началом новой ссоры — тот был необходим. — Это касается тебя и Бета... — Я ВИЖУ МЕДВЕДЯ!!!! — заорал Микеланджело, заглушая криком слова Леонардо, и врезался со всего маха в Рафаэля. — Офигеть! Медведь! Настоящий! Пойдём, посмотрим поближе! — Где? — Раф принялся озираться по сторонам. — Там! Там! — Майки упер обе ладони ему в карапакс и принялся подталкивать в сторону деревьев. — Быстрее! А то щас уйдёт, а я хочу с ним сделать сэлфи! Леонардо нахмурился. Датчики движения засекли бы приближение крупного зверя к стоянке. — Да нет там никакого... — Лео, — перед ним возник Донателло, преграждая путь к удаляющимся с поляны братьям. — В трейлер. Быстро. Брат нечасто позволял себе разговаривать с Леонардо в приказном тоне. Обычно это случалось в разгар битвы, где Дону некогда было объяснять возникший в голове гениальный план, а требовалось донести до лидера, что от него требуется довериться решению брата. Поэтому сейчас, услышав решительные нотки в тоне обычно мягкого в разговоре с ним Донателло, Леонардо на автомате последовал за братом, скрывшимся в проёме трейлера. Как только дверь с металлическим щелчком захлопнулась, в тесном помещении раздался громкий вздох. — Донни, — решил прервать начинающее затягиваться молчание Леонардо. — Говори, что случилось. По телу уже начало расползаться неприятное предчувствие. Нервно потирающий переносицу Донателло лишь способствовал поспешному его нарастанию. — Хорошо. Скажу как есть, — Донателло отнял ладонь от лица и вновь тяжело вздохнул. — Ты же хотел поговорить с Рафаэлем об его отношениях с Бетани, да? Так вот — не надо этого делать. Леонардо почувствовал, как против воли дёрнулся левый глаз. Неприятно осознавать, что, оказывается, брату было всё известно, но столь важную информацию он решил утаить. — Так ты знаешь? — Знаю. — Откуда? — Леонардо поджал губы. — Неважно, — Донателло качнул головой и скользнул взглядом на занавешенное шторой окно. Стоит ли надавить и выяснить, как долго брат в курсе? Нет, если Дон решил о чём-то умолчать, то, как ни пытайся выудить необходимые сведения, не расскажет. — И Майки тоже? — поинтересовался Леонардо, хотя уже и так знал ответ. Медведь существовал разве что в путеводителе Микеланджело, но никак не в пределах установленных вокруг стоянки датчиков. — Да, и он тоже, — подтвердил догадку Донателло, чем снова вызвал у Леонардо непроизвольное подёргивание глаза. — Но вот Рафаэль-то о том, что их секрет уже не секрет — не знает. И лучше, чтобы пока всё оставалось как есть. — А сама Бетани? Леонардо внимательно следил за реакцией брата, поэтому от него не ускользнуло, как тот на секунду отвел взгляд. Почесывающая затылок ладонь только подтверждала, что Дон вновь что-то утаивал. — Не знаю, — он неуклюже пожал плечами. — Может быть. Ни я, ни Майки с ней Рафа не обсуждали. Леонардо терпеливо выдохнул. Скрытность брата начинала раздражать. — Почему ты против, чтобы я поговорил с ним? — вернулся он к главному вопросу. Брат опёрся бедром о край стола и скрестил руки на пластроне. — Если они ещё не готовы открыть отношения перед окружающими — мы не вправе подталкивать. Очевидно, их мнения в данном вопросе были диаметрально противоположными. Донателло вновь проявлял свою излюбленную тактику "не вмешивайся, авось тогда не бомбанёт". Он во всём был таким: избегал прямых конфронтаций, не желал спорить и не проявлял стремления отстаивать собственную точку зрения. Вот и сейчас буквально упрашивал Леонардо не вмешиваться. Потому что знал, что взрыв, который учинит Рафаэль, если посчитает, что Лео настраивает брата против возлюбленной, заденет их всех. — Тайны — не то, что нужно плодить в нашей семье, — сказал Леонардо. Слишком поздно он понял, что слова были произнесены с укором. Поступок Донателло по отношению к Эйприл никто старался не упоминать. Брат дёрнулся, как от пощёчины, прикусил щёку с внутренней стороны и опустил голову. За толстыми стеклами очков было видно, как карие глаза беспокойно забегали по полу. Леонардо мысленно отругал себя — ему не хотелось быть тем, кто сковырнёт только начавшую заживать рану. Он хотел извиниться за бестактно сказанные слова, но тихий голос нарушил тишину: — Лео, — тёмные глаза перестали искать ответы в деревянном покрытии пола и посмотрели на собеседника, — было бы прекрасно, если бы у них получилось "жили долго и счастливо". Но пока они сами не поняли, чего хотят друг от друга — нам стоит принять их нежелание афишировать отношения, — Донателло протёр лоб тыльной стороной ладони и устало вздохнул. — Если они расстанутся, ты представляешь, как тяжело Бетани будет находиться в столь тесном коллективе, где все знают с кем она встречалась? А Рафаэль? Да он же будет кидаться на любого, кто как-то косо на него посмотрит, и в каждом сказанном слове будет искать намёк на неудавшиеся отношения. — Думаешь, что если нам всем промолчать — грядущая буря не разразится штормом? Донателло дернул пересекающую пластрон полоску кожи от крепления посоха. Он всегда так делал, когда тема, поднимаемая в разговоре, его беспокоила. — А возникнет ли она вообще? — брат вцепился в потёртый ремешок сильнее и, склонив голову к груди так, что не было видно глаз, тихо пробормотал: — Может... они не расстанутся... Его голос прозвучал неуверенно. Леонардо отвернулся, скользнул взглядом по столу с частями разобранного аниматроника из торгового комплекса, мимолётно заметив, что, хоть большей части уже не было, но роботизированные конечности так и не были выброшены. Братья показались в окне. Судя по недовольному выражению лиц, медведя они так и не встретили. — У Рафа ранимое сердце, — ответил спустя какое-то время Леонардо. — Я не хочу, чтобы он страдал. — Ты совсем не веришь в Бетани, да? — голос брата прозвучал с упрёком. — Просто я не верю в возможность подобных отношений, — он пожал плечами. — Её влечение к Рафу кажется слишком... нереальным. — Может, ты беспокоишься не только об этом? Леонардо оторвал взгляд от окна и встретился с осуждающими его слова карими глазами. — Если после расставания присутствие Бетани станет для Рафаэля в тягость, я буду вынужден действовать на благо клана, — сказал он твёрдо и развернулся к двери. Продолжать разговор казалось бессмысленным. — Лео, не перегибай палку, — Донателло хмыкнул. — Не вышвырнешь ты на улицу беззащитную девушку. Она же теперь наш друг. Леонардо на секунду замер. Донни не знал его так хорошо, как знал он себя сам. Семья превыше всего. Семья — это отец и братья. Остальные не важны, как и не важны его, Леонардо, желания. Он потянулся к дверной ручке и на выходе из трейлера проговорил: — Надеюсь, это решение мне принимать никогда не придётся.***
Мягкий свет настольной лампы рассеивал темноту тесного помещения. На тумбочке, рядом с фотографией мужчины и женщины с младенцем на руках, соседствовали кислородная маска, набор одноразовых шприцов и чашка с недоеденным бульоном. — Что беспокоит тебя, сын мой? Леонардо моргнул, поднял взгляд с губки, которой вымывал из шерсти остатки целебной мази, и встретился с изучающим взглядом чёрных глаз. — Ничего, сенсей, — губка отправилась в тазик, была выполощена, выжата, затем опущена в чистую воду в другой ёмкости и вновь прижата к колену отца. Пара капель слетели и попали на простынь. Надо будет потом её сменить. — И всё же я вижу, тебя что-то тревожит, — Мастер Сплинтер вопросительно склонил голову на бок. — Мои мысли не стоят вашего волнения, отец, — проговорил Леонардо мокрому от воды и остатков мази колену. Шерсть уже была не такой густой. Проплешины открыли кожу с чёрными, исходившими волдырями, пятнами. Не особо заметные благодаря подшерстку, они усеивали тело отца, постепенно становились всё более отчетливыми из-за изрядно выпавшей в последние месяцы шерсти. Особое беспокойство те вызывали в местах сгибов и натяжения кожи: локти, подмышечные впадины, кисти рук, колени. Хотелось верить, что ежедневно наносимая мазь хоть как-то помогала уменьшить боль. — Леонардо... — начал отец, но дёрнулся и замолчал. Леонардо замер, ожидая нового приступа кашля и гадая, нужно ли дать лекарство для смягчения боли в измождённых лёгких или подождать, когда придёт Донателло и напоит отца в установленное время сам. Приступа не последовало. Мастер Сплинтер ровно выдохнул и задышал без затрудняющего дыхания хрипа. Значит, приём лекарства можно отложить на потом. — Я спрошу у Донни, может, стоит увеличить дозировку, — озвучил свои мысли Леонардо. Чистая губка коснулась предплечья Мастера, прошлась по слипшейся от мази редкой шерсти на сгибе локтя и застыла на проступивших на лысых участках кожи выпирающих венах. Он помнил эти руки другими — мягкими, тёплыми, с пушистой серой шерстью с вкраплениями чёрных и белых волосков. Притягивающими к груди, когда горестно от обрушившейся несправедливости мира. Опускающими сухие ладони в немой похвале на плечи, когда впервые правильно выполнил сложную связку ката. Осторожно оглаживающими голеностопный сустав, который был растянут при неудачном приземлении. Сжимающими рукоять выставленной в боевую позицию трости, когда закованная в броню с шипами опасность угрожала семье. Он помнил эти руки заботливыми, дарящими через прикосновения теплоту и окутывающими ореолом безопасности. Сейчас же он их не узнавал. Болезнь забрала силу из ставших дряблыми мышц воина, украла годы у только пару лет назад начавшего седеть родителя, продолжала вытягивать жизнь, неровно бившуюся в венах под пальцами Леонардо. Она приковала отца к кровати, всё чаще и чаще не давая хоть раз в день с неё подняться. Мази не помогали предотвратить распространение чёрных пятен. Лекарства не помогали залечить начавшие разрушаться внутренние органы. И сам Леонардо тоже помочь не мог. Ему оставалось только с ненавистью смотреть на покрывающие запястья Мастера волдыри, и искать на открытых взору участках кожи новые чёрные отметины. — Леонардо... Пара секунд ушло на то, чтобы прогнать из глаз мутную пелену. Он оторвал взгляд от подрагивающей в его ладонях руки и поднял голову. — Да, отец? — Не жалей меня. Вода с губки полилась на простыню, когда Леонардо слишком сильно сжал моющую принадлежность. Теперь точно придется менять на чистую. — Простите. Мастер сдвинул брови и положил свободную руку поверх трехпалой ладони. Леонардо чувствовал, что сенсей её ободряюще сжал, но действие прошло практически незамеченным — настолько мало жизни осталось в этих некогда восхищающих своей потаённой силой руках. — Я прожил долгую и насыщенную жизнь, сын мой, — слова Мастера впились в сердце холодными иглами. "Нет, не говори такое, отец. Ты же должен понимать, как тяжко мне слышать обречённость из твоих уст", хотел возразить Леонардо, но лишь опустил голову и остановил взгляд на тонких когтистых пальцах. Хотя бы они остались неизменными. — Рано или поздно, но вам пришлось бы идти дальше без меня. Отрадно видеть, что мне хватило времени научить вас всему, что знаю я сам, — он вздохнул и продолжил: — Хоть горестно знать, что некоторые вещи... мне совершить так и не удалось... но раз судьба дарует нам возможность провести лето вне стен нашей, без сомнения уютной, но порядком наскучившей канализации — я рад в кои-то веки очутиться за её пределами. Леонардо подобной радости не испытывал. Казалось, если бы они остались в Нью-Йорке, в городе, где всё началось, то нашли бы лекарство. Может, Донателло нужно было провести ещё всего пару недель в лаборатории... или же самому Леонардо вместе с братьями совершить ещё пару вылазок в правительственные учреждения, дабы докопаться до истины. Может, тогда бы они нашли ключ к исцелению человечества от эпидемии. Может, тогда Мастер бы не проводил большую часть суток на узкой, пропахшей медикаментами кровати с никак не вымывающимися из матраса пятнами мази. Может быть... но сенсей настоял покинуть город. Решение болеющего отца Леонардо оспаривать не посмел. — Через пару недель мы доберёмся до Западного Побережья, мастер. Как вы и хотели, — он оторвал взгляд от изрядно подросших за последний месяц когтей и посмотрел в родные глаза. Нужно смотреть в них почаще, чтобы ни в коем случае не запамятовать их оттенок, не упустить ни единой коричневой крапинки. Не забыть. — Но куда мы направимся потом? Кончики усов дрогнули. В остальном же Мастер не поменялся в лице. — Давай сначала доедем, а там посмотрим, — Леонардо неуверенно кивнул и продолжил вытирать не впитавшиеся в кожу остатки мази. — Но я вижу, в последние дни тебя стало тревожить не только моё состояние. Причина в мисс Хилл, не так ли? Больших усилий Леонардо стоило не показать своё удивление. От проницательных глаз Мастера, как и всегда, укрыться невозможно. — Я беспокоюсь, что братья слишком сильно привязались к ней, сенсей, — произнёс Леонардо, тщательно подбирая слова. — Я опасаюсь, как на семью может повлиять дальнейшее её с нами пребывание. — Вернее, как оно может повлиять на одного определённого брата, не так ли? — кустистая бровь вопросительно изогнулась. Вместе с её движением глаза Леонардо расширились. — Откуда вы...? — О, сын мой, — Мастер Сплинтер покачал головой. В чёрных глазах проскользнули нотки веселья. — Говорю же — я прожил долгую жизнь и когда-то тоже был влюблённым юнцом. Сложно не заметить симпатию Рафаэля к нашей новой знакомой. К тому же, — тут он усмехнулся, — если окна в моей комнате занавешены, то это ещё не значит, что сквозь них я ничего не вижу. Порой бессонница даёт мне отличную возможность попасть на вечерний просмотр сериала с одним из моих сыновей и юной девушкой в главной роли. Леонардо почувствовал, как к лицу приливает кровь. О, Боги. — И вы эту связь одобряете? Мастер Сплинтер вопросительно вздернул бровь. — А разве не должен? Как я могу быть против, когда вижу как счастлив мой сын? — Но сенсей, Раф будет чувствовать себя ужасно, когда... Узкая ладонь поднялась в знак помолчать, и Леонардо не закончил предложение. — Любовь бывает разной. Иногда она с первых секунд сплетает два сердца воедино, иногда пронзает одно намного позже первого, а иногда и вовсе оставляет одно из двух нетронутым. Даже если она и способна причинить боль — не стоит её избегать. Иногда, ринувшись этой всепоглощающей волне навстречу, вдоволь нахлебавшись соли и разбив в кровь о незамеченные в воде валуны коленки — можно вынырнуть и почувствовать себя совершенно другим. Сильнее. Мудрее. Счастливее, — сенсей скользнул взглядом по фоторамке. — Не стоит забирать у Рафаэля возможность испытать столь яркие эмоции самому. Я только рад, что благодаря мисс Хилл ему представился такой случай. — Отец, но что если... — Леонардо нервно сглотнул и, подавшись вперед, выпалил: — Что если Раф, по воле чувств, совершит нечто опасное? Что если он подвергнет риску жизнь братьев? Или вашу? Он уже стал рассеянным на тренировках. На вылазках по сторонам не смотрит. Уезжает ночью никого не предупредив. И... он ведь может нас бросить, отец. Молодые пары же хотят уединения. Хотят дома только для них двоих. Вдруг они решат, что без нас им будет лучше? Но без Рафа нам никак... мне без него никак... Он умолк и отвернулся. Жар опалил щёки и перетёк на шею. Не стоило делиться своими опасениями с отцом. Теперь вот и он волноваться будет. — Леонардо, — мягко произнёс его имя Мастер. — Если в чём-то можно быть уверенным, так это в том, что Рафаэль никогда не покинет семью. Он слишком переживает за безопасность каждого из вас, чтобы не иметь возможности в трудный момент вовремя прийти на выручку. А мисс Хилл кажется девушкой благоразумной и понимающей — она не заставит моего сына делать столь сложный выбор между ней и семьёй. Все осознают, что в нынешние времена гораздо больше шансов на выживание, если держаться вместе. Нет причин для беспокойства, сын мой. Леонардо пару мгновений вглядывался в уверенные в своих словах глаза Мастера. — Я надеюсь вы правы, отец, — нерешительно кивнул Леонардо и вновь потянулся сполоснуть в тазу губку.