I had a night I had a day I did one million stupid things I said one billion foolish things I'm not okay, I got a baseball bat beside my bed To fight off what's inside my head To fight off what's behind my meds I'm lonely; lost in pain It's alright, it's okay, it's alright, it's okay You're not a monster, just a human And you made a few mistakes Mother Mother — It's alright
Ничто так не отрезвляет, как страх в наполненных слезами глазах. Ничто так не пугает, как тонкое запястье, сжатое настолько сильно, что чувствуется каждая вена и каждый изгиб кости под готовой вот-вот порваться кожей. Ничто не способно заставить его возненавидеть себя так же сильно, как осознание того, насколько он был близок. Когда Рафаэль выбирался наружу, он ясно понимал одно — нужно увести эту уродливую кровожадную тварь, которой только и хочется причинять боль близким, как можно дальше от Бет. Красная пелена, заволакивающая взор, постепенно развеивалась. Клокотавшая в груди злость уходила, её сменил тошнотворный ужас. Страх перед тварью, которая затуманила голову и подняла наружу всё самое мерзкое, что в нём было. Он думал, тварь исчезла. Считал, что научился её контролировать, приспособившись спускать с поводка только на врагов. Но она появилась вновь. Прогрызла из тёмноты путь наружу, влезла в голову, воспламенила кровь и наполнила тело такой яростью, что её невозможно было сдерживать. От её плотной концентрации жгло дёсна и опаляло горло. Хотелось сплюнуть, избавиться хоть от малой части, переполняющей его, но как только он раскрыл рот — с языка полилась отравляющая всё, до чего только могла достать, грязь. Что он ей наговорил? Что он едва не сделал, когда сомкнул пальцы на тонком запястье? Боевой рефлекс — перехватить метнувшуюся к лицу ладонь. Будто она враг или угроза. Как тогда, когда они проснулись в одной кровати и он едва её не задушил. Ужасающее осознание того, что временами тело действует само, по велению тёмной, уродливой сущности, которая, казалось, и существует только для того, чтобы вредить близким. Он ясно помнил моменты, когда тварь выбиралась наружу. Будто те эпизоды случились вчера, хотя прошло много лет: зажатая в руке стальная труба, готовая обрушиться младшему брату на голову; вонзившийся в бетон сай в сантиметрах от лица выбесившего его старшего, прижатого панцирем к крыше. Теперь ещё один. Не менее мерзкий, не менее пугающий. Когда Раф увидел в её глазах страх, то поступил так же, как делал всегда, когда понимал, что необходимо уберечь близких от разбушевавшегося монстра, которым стал — он сбежал. Вот только от себя не убежать. Тварь лишь спрячет голову и потом, в момент, когда эмоции возьмут вверх, проявит себя вновь. Нужно уйти как можно дальше от Бет, пока тварь его руками не сделала непоправимое. Не разбирая дороги, Рафаэль мчался к окраине лагеря. Перемахнув через забор, он нырнул в лес. Всё, теперь можно. Кулак влетел в ствол дерева. Кора раскололась, посыпались щепки. Удар. Боль в костяшках пальцев желанная, почти приятная. Удар. Тому ублюдку, который обжимался с Бет, повезло, что Раф контролировал силу, так как не намеревался его убивать. Хотел бы — прикончил, но тот не заслуживал смерти. А Бет не заслуживала тех слов, которые он ей наговорил. Какие у него, монстра, вообще могут быть на неё права? Какие претензии он может ей предъявлять? Никаких. Он должен быть благодарен ей за то, что она готова дать, и не возмущаться, что оказался не тем "единственным и на всю жизнь". Он ведь знал с самого начала, что так и будет. Счастливо и навсегда — слащавая тупость в романтических фильмах. Наверное так бывает и в реальности... но, чёрт подери, только не в его! Судьба всю жизнь неохотно делилась подарками и всегда была более благосклонна к другим, нежели к нему с братьями — изгоям общества. Не нужно было обманываться — он Бетани нахер не сдался, когда есть кто получше. Теперь даже как защитник не нужен, потому что, блять, в том лагере безопасно! Там царит мир, спокойствие и каждый согласен поделиться с другим последней жвачкой, вытащив ту прямо изо рта. Идиллия, выстроенная из лучшего, до чего смогли договориться остатки человеческой цивилизации. Ей там будет хорошо. Наверное, она сейчас этого Карлоса обхаживает. Хлопочет вокруг и помогает справиться с разбитым носом. Вернее с поломанным. Потом будет сидеть в медицинском пункте и спрашивать у врача, как скоро тот пойдёт на поправку. И в итоге останется, забыв о Рафаэле как о страшном сне. Он остановился. Мутная пелена, окрасившая мир в красный, пропала. Кулаки начали болеть уже по-настоящему. Ствол дерева прилично исхудал. Кажется, ещё пара ударов — и дерево повалится на землю, не удержав вес раскидистой кроны. По телу вместе с усталостью расползалось долгожданное чувство опустошённости. Даже апатии. Мрачные мысли больше не выворачивали душу наизнанку. Он был готов принять неизбежное и смириться с грядущим. У него есть братья, есть отец — большей семьи и не надо желать. А Бет... он не должен её удерживать, если она рвётся в противоположную от него сторону. Рафаэль не знал, сколько провёл времени у расколотого до сердцевины дерева. Послышались выстрелы. Видимо, зомби всё же решили заглянуть на вечеринку. Стреляли вдалеке, не там, где он находился. Его занесло на противоположную от ворот и дороги до Шелрейсера сторону, зомби здесь ещё не появились. Он безразлично отметил, что вскоре пальба прекратилась. В отдалении принялся вопить Орущий. Правда делал он это как-то странно, с помехами и шипением, будто бы через громкоговоритель. Запись? Это выжившие такой способ отогнать толпу от лагеря придумали? Умно. Орущий долбил по барабанным перепонкам долго. Под монотонный аккомпанемент Рафаэль повязывал на ладонях новые бинты взамен впитавшим кровь старым, вынув необходимое из подсумка на поясе. Монотонное действие успокаивало и помогало усмирить мечущиеся мысли — насколько это вообще было возможно. По крайней мере уже не так потряхивало. Кажется, он подбирался к той стадии, где следовало разгребать последствия срыва. Он уже не маленький, чтобы целый день сидеть обиженным в комнате и взращивать злость на всех вокруг. Он вырос, научился признавать ошибки и, если был неправ, шёл их исправлять. Бет из-за него плакала. Это достаточный повод просить прощения. Даже несмотря на её неверность. Он не имел права требовать от Бетани быть только с ним, и уж точно не должен был кричать и хватать за руку. Пусть она знает, что он сожалеет. Пусть услышит, что он больше не будет препятствовать её уходу. Пусть... пусть обретёт счастье, которое способен подарить ей только человек. Раф достал рацию. Выключена. Точно, он же её вырубил, когда с ним связывался Лео. Не до того было. Он включил питание, посмотрел, как на экране появляется значок приёма сигнала, вздохнул и нажал на кнопку канала, по частоте которого можно связаться с Бет. Говорить было тяжело. Слова кое-как проталкивались через ком в горле. — Бетани, это Раф. Ответь, приём. Да она наверняка рацию вырубит, только заслышав его голос. Рафаэль бы так и сделал. Тишина длилась недолго. Рация зашипела в ответ. Вот только вместо женского голоса из динамика послышался мужской: — Раф! Где тебя демоны носят? Леонардо говорил встревоженно. Почему у него рация Бет? Раф ведь должен был связаться с девушкой, а не с братом. Они рядом?.. — Почему отвечаешь ты? Где Бетани? — Раф, в Шелрейсер, быстро, — заговорил приказным тоном лидер. На фоне был какой-то шум. Или крик. Рафаэль напрягся. — Бетани ранена. Сердце подскочило к горлу. Рация чуть не треснула в ладони, когда он слишком сильно её сжал. Этот мудила! Этот Карлос! Это он навредил ей? Или кто-то из лагеря? Кто посмел её тронуть? — ...что с ней? Ответ долго не приходил. Ему даже начало казаться, что рацию он всё же сломал, раздавив микросхемы. Но вскоре раздался голос Лео. Три слова, подобно тройному лезвию сая, вошли в грудь, пробив пластрон. Уж лучше бы он и в самом деле напоролся на своё оружие, чем услышал их. — Её укусил зомби.***
Словам брата верить не хотелось. Хотелось наорать на лидера, сказать, что тот вконец ёбнулся, раз решил так пошутить. Вот только старший бы не солгал. Леонардо всегда говорил правду, какой бы жестокой та ни была. Значит всё так и есть. Значит его Бет... Нет, не может быть. Он отказывается это принять. Не будет думать, пока не увидит и не убедится сам. Полусгнившие трупы попадались в лесу и на дороге. Здесь была настоящая бойня. Кто-то палил, не жалея патронов. Почему-почему-ПОЧЕМУ она оказалась снаружи? Она же должна была остаться с этим Карлосом. В лагере, в безопасности. А она — наружу. И зомби... нет, не думать! Не думать! Она жива, иначе бы Лео выразился иначе. Жива. Жива. "Её укусил зомби". Нет-нет-нет, он неправильно расслышал. Она просто ранена, это не укус, не зараза, которая неминуемо ведёт к смерти... Она не может умереть! Не может! Посреди дороги — грузовик. Свет в окнах. Дверь закрыта неплотно. Звук — наполовину всхлип, наполовину стон. Голоса братьев. Раф дёрнул дверь в сторону, влетел внутрь. В нос ударил запах крови и чего-то медицинского, вроде спирта. Сначала он даже её не заметил. Братья столпились возле дивана, загораживая широкими панцирями обзор. Внимание привлёк хриплый кашель. Мастер Сплинтер чуть поодаль сутулой фигурой сидел за кухонным столом, когтистая ладонь прижимала салфетку ко рту, плечи вздрагивали от глубокого кашля. А потом с дивана раздался всхлип, переходящий в стон. Донателло сдвинулся, потянувшись к стоящей на столе коробке. Тогда он её увидел. Она лежала на спине, спрятав лицо в сгибе локтя. Мелко дрожала, подёргивая тонкими конечностями. Левая нога в красных разводах от попыток очистить кожу от крови. Не помогало. Той всё ещё было много, несмотря на расположившийся на бедре тугой жгут. Кое-где уже запёкшаяся, она обозначала места ранений. Два отверстия — пулевое навылет. А выше — ореол маленьких точек с темнеющей кожей вокруг. Следы вонзившихся в плоть зубов. Нет-нет-нет. Это неправда. Неправда! Ещё только утром, спрятавшись от глаз семьи, они самозабвенно целовались в тени деревьев. А теперь она с силой стискивала зубы, глуша рвущийся наружу крик. Всё вдруг помутнело и стало казаться каким-то нереальным. Только вид дрожащего на диване тела впечатывался в сетчатку глаза, создавая ощущение, будто даже если плотно сомкнуть веки, он всё ещё будет её видеть. Остальное стало нечётким, окружение размылось, голоса братьев доносились словно из-под воды или сквозь толстую стену. Дон достал шприц, разорвал упаковку, набрал через иглу жидкость из ампулы и вколол ей что-то в руку. Она затряслась сильнее, а сквозь искусанные в кровь губы вырвался всхлип. Этот звук помог сбросить оцепенение. Раф сделал шаг вперёд, намереваясь обнять-утешить-поцеловать — сделать хоть что-то... но Леонардо вдруг резко развернулся, вцепился до боли ему в загривок и толкнул в противоположную сторону. — Выйди, — прозвучал приказ. Пальцы впились в шею железной хваткой. Брат буквально навалился на него всем телом и вытолкнул через так и не закрытый проём наружу. Дверь с металлическим скрежетом хлопнула позади. — Пусти! Его Бет... ей так больно! Он должен быть с ней! Леонардо придвинулся вплотную. Его ладонь надавила на затылок, заставив склонить голову и посмотреть на него в ответ. В стальных глазах читалась едва сдерживаемая злость и ледяная решимость. Такой взгляд был у лидера, когда всё шло по пизде, но у того был план. План, который не понравится никому, но который они должны выполнить, чтобы выбраться из смертельной опасности живыми. В такие моменты Майки переставал отпускать шуточки, Донателло становился невероятно сосредоточенным, а сам Рафаэль не смел перечить. В такие моменты исчезал старший брат, с которым можно спорить, и возникал лидер, чьи приказы необходимо беспрекословно выполнять. Его командир, который скажет, что делать, направит в нужную сторону, поможет всё исправить и даже из самой поганой ситуации выведет их живыми. — Слушай меня внимательно, брат, — Рафаэль зацепился за решительный тон в голосе лидера как за соломинку. Тот знает, что делать. Не всё потеряно... ещё не всё, не всё. — Если хочешь, чтобы у нас появился шанс спасти её — заводи байк. Мы с тобой выдвигаемся в лагерь. — В лагерь? — он озадаченно моргнул. — Зачем? Глаза Леонардо блеснули холодной решимостью. — За кровью.***
Пока Рафаэль стаскивал прикреплённый к Шелрейсеру мотоцикл, Леонардо выискивал в трейлере то, что могло потребоваться, и складывал найденное в сумку. Шприцы, трубки, пакеты с приготовленным для забора крови раствором. Хорошо, что Дон в своё время настоял на том, чтобы кроме него самого хотя бы ещё один из них немного разбирался в медицине. Все умели накладывать повязку, чтобы не истечь кровью до того, как за лечение возьмётся Донателло. Каждый из них был в курсе, как обрабатывать и сшивать простые раны. Однако Леонардо знал и умел чуть больше. Конечно, в сравнении с Доном, его знания были скупыми, но лучше в команде будет полтора медика, чем всего один. В противном случае если раненым окажется Донателло — никто из них не сможет оказать ему достойную помощь. Поэтому Леонардо скрупулёзно слушал объяснения брата, стараясь запомнить всё как надо, чтобы, если потребуется, выудить из памяти нужную информацию. Когда брата, ещё в Нью-Йорке, подстрелили — знание о переливании крови спасло тому жизнь. — Не каждая кровь одного человека подходит другому. Нужна первая положительная или отрицательная. Старайся найти ту же, иначе будут осложнения. Не найдёшь — бери любую. У них должен быть лазарет и пакеты с кровью. Если нет, то... то пустые в трейлере, возьми их, — шёпотом проговорил Донателло, приподнимая колено Бетани, чтобы наложить временную повязку. Леонардо забросил сумку на плечо, вышел наружу. Рафаэль выкатил байк на дорогу, кинул болезненный взгляд через плечо в окно Шелрейсера, отвернулся. Немедля Леонардо сел позади брата. Мотоцикл прогнулся под их немалым весом, двигатель взревел, железный конь понёсся вперёд. В то время, как они будут на вылазке, остальные перегонят Шелрейсер в другое место подальше от лагеря. Велика вероятность что после налёта на лазарет местные организуют отряд для поиска нарушителей. У них не будет возможности быстро покинуть место и отбиться от преследователей. Донателло будет нельзя отвлекаться. Ему потребуется немало времени и всё внимание, чтобы достичь успеха. — Каковы шансы? — Леонардо отвёл брата в сторону. Отец сидел у дивана и успокаивающе гладил плачущую девушку по плечу. Майки наливал воду в таз, чтобы промыть раны. — Я только предполагаю, что это поможет, но не знаю наверняка. Мы можем попробовать сделать хоть что-то или не пытаться совсем. Леонардо решительно кивнул: — Значит, делаем. Они оставили мотоцикл у кромки леса и перемахнули через забор. Искать, где в лагере находится медицинский пункт, времени не было. Леонардо приметил скучающего часового на дозорной башне, стоящей чуть в отдалении от остальных. Рафаэль безропотно согласился дожидаться на крыше, отстранённо кивнув, когда Леонардо отдал распоряжение. Глубоко погруженный в свои мысли, кажется, Рафаэль мог только следовать указаниям, но не принимать решения самостоятельно. Мужчина не заметил, как сзади подкралась массивная тень. Широкая ладонь накрыла рот, остриё куная было поднято на уровень глаз, чтобы человек видел лезвие и не вздумал сопротивляться. Часовой дёрнулся, Леонардо сильнее вдавил ладонь, заглушая бранную ругань. — Ответь, и я не причиню тебе вреда. Где лазарет? К счастью, человек поступил благоразумно. Он прекратил попытки вырваться и, как только Леонардо отнял ладонь от лица, со злобой зашипел: — Суки, вы его добить пришли? Что Карлос вам сделал? Незнакомое имя и то, что мужчина их в чём-то подозревает, вызывало вопросы. Возможно, Рафаэль может быть в курсе, о чём тот говорит. Но всё потом, сейчас это не главное. — Повторяю — где лазарет? Пришлось подставить лезвие к шее и сжать другой рукой под горлом сильнее, чтобы человек воспринял угрозу всерьёз. У него нет времени на долгие переговоры. У Бетани его нет. — Левее главного корпуса, дом с синей крышей, — выплюнул тот. Мужчина задёргался в руках, когда Лео пережал сонную артерию. Пара секунд — и тело обмякло. Он положил потерявшего сознание часового на деревянный настил. Рафаэль, как и положено, смиренно ждал в тени дома. Он ощутимо вздрогнул, когда Леонардо подошёл вплотную, будто не заметил приближения. Плохо. Брат несобран, а они находятся на территории, где в случае обнаружения им грозит серьёзная опасность. Он почти жалел, что взял с собой именно его, а не Майки. Раф не мог сейчас действовать здраво. Однако и оставить его с остальными Леонардо тоже не мог. Тот извёл бы себя от бездействия. — Пойдём, нужно спешить. Раф кивнул и, не проронив ни слова, последовал за Леонардо. Дом нашелся быстро, синяя крыша выделяла его на фоне остальных. Внутри одноэтажного строения располагались несколько комнат. В одной горел тусклый свет, через приоткрытое окно доносились голоса. Они влезли через окно соседней комнаты. Помещение утопало в темноте, в сумерках вырисовывались очертания коек, ряды шкафов, набитых скудными медицинскими запасами, и холодильное оборудование у стены. Леонардо сразу направился к последнему, открыл дверцу. Ампулы и бутылки — ничего похожего на искомые пакеты. Чёрт. — Там идут, — предупредил Рафаэль и метнулся за ширму, отгораживающую одну койку от другой. Леонардо замер, прислушался. Поспешные шаги гулко разносились в тишине. Стук-стук. Человек один. Лёгкая поступь, небольшой вес. Вероятно, женщина. Времени на раздумья не оставалось. Сомнения были отринуты ещё когда он складывал пустые пакеты в сумку. Необходимо действовать. Сейчас. Леонардо скользнул к двери, притаился у стены. Дверь скрипнула, открываясь. Молодая женщина решительно вошла в помещение и, не оглядываясь, поспешила вглубь. Едва дверь, перерезая тонкую полосу света из другой комнаты, бесшумно закрылась, Леонардо приблизился к человеку со спины. Женщина — афроамериканка — что-то искала в ящиках стола. Её вскрик потонул в прижатой к лицу ладони. Леонардо держал крепко. Второй рукой обхватил поперёк туловища и прижал к пластрону, не давая высвободиться. Нельзя чтобы в лазарет на шум сбежалась толпа. Он не хотел угрожать, его воротило от запугиваний, но сейчас это был единственный способ добиться желаемого в кратчайшие сроки. Дон говорил, что на счету каждая минута, промедление уменьшает и без того мизерные шансы на успех. — Не кричи и не пытайся вырваться. Тогда останешься в живых. Сейчас я уберу руку, и ты ответишь на вопрос. Кивни если поняла. Тыльной стороне ладони стало влажно. Слёзы бежали по её щекам и натыкались на зажимающую рот ладонь. Она кивнула дважды. — Твоя группа крови? — он убрал руку, чтобы женщина могла говорить. — Первая положительная, — всхлипнула она и задрожала всем телом. Леонардо беззвучно выдохнул от облегчения. Какая удача, что они сразу нашли подходящую. — Прошу, только не убивай! Внезапно она вскрикнула и дёрнулась всем телом. Рафаэль посчитал наилучшим решением зачем-то выйти из укрытия и предстать всем своим мутанским видом перед и без того перепуганной женщиной. Пришлось вновь зажимать ей рот. — ...монстр! Это ты Карлоса!.. ты избил его!.. чудовище! — прорывались приглушенные фразы. Леонардо пережал горло, вдавив пальцы в смуглую кожу. Женщина задёргалась, затем разом обмякла, потеряв сознание. Он подхватил ослабевшее тело и положил его на больничную койку — так будет удобнее чем на полу. Рафаэль бестолково стоял посреди комнаты. Молчал. Не помогал, но и не мешал. — Фонариком посвети. Брат отмер, завозился позади. Яркий луч развеял тьму и сфокусировался на смуглой руке женщины. Игла нашла вену не сразу, однако будь это рука кого-то из них самих — Леонардо провозился бы ещё дольше. У людей кожа тонкая, их вены находятся уязвимо близко к поверхности. Это хорошо, ведь поможет сохранить драгоценные минуты. Сейчас время их худший враг. Дон не начнёт, пока они не вернутся. Кровь потекла по тонкой трубке и принялась наполнять пакет. Теперь только ждать. Но это не значит, что время ожидания должно проходить в молчании. — Кто такой Карлос? Рафаэль вздрогнул, будто голос Леонардо вывел его из транса, затем шумно сглотнул и тяжело опустился на свободную койку напротив. — Парень которого я чуть не убил. Признание не стало неожиданностью. Это объясняло пропитавшиеся кровью бинты, обмотанные вокруг костяшек пальцев. — Он заслуживал смерти? После недолгого молчания пришёл тихий ответ: — Нет... — Он заслуживал того, чтобы быть избитым? — Он целовался с Бет! Лицо брата исказилось злобой, янтарная радужка зажглась опасными искрами... но затем всё разом ушло, перегорело. В родных глазах Леонардо видел только горечь и сожаление. Казалось, неподъёмная ноша вины способна его потопить. Холод коснулся шеи и затылка под узлом маски. Леонардо покачал головой, чувствуя, как чужое горе физически делает больно ему. — Это не ответ на мой вопрос. — Я... я не знаю, — брат уронил голову в раскрытые ладони, пряча взгляд. — Я увидел их вместе и... не смог сдержаться. Потом наговорил Бетани... всякого, — он тяжело сглотнул и совершенно больным голосом произнёс: — Чуть не ударил. — Ты был пьян, — озвучил неоспоримый факт Леонардо. Запах крепкого алкоголя витал в воздухе. Он сразу его почуял, когда Рафаэль показался в дверях Шелрейсера. — Да, — не стал тот отпираться. — А потом ушёл, — посчитал нужным прояснить обстоятельства Леонардо. Брат кивнул. Картинка произошедших событий начала вырисовываться в голове. Леонардо вздохнул, не зная, как смягчить те слова, которые собирался произнести. И нужно ли их смягчать вообще. — Бетани пошла за тобой и натолкнулась на зомби. Я нашёл её в лесу, в окружении трупов мертвецов, которых она успела одолеть до того, как её укусили. Раф весь сжался и стиснул голову ладонями ещё сильнее. Леонардо боролся с желанием схватить его за руки от отвести ладони от лица. Казалось, он сейчас себе так череп раздавит. — Господи... я должен был быть там... теперь из-за меня... из-за меня она... — Раф резко вскинул голову и посмотрел на него измученными глазами. Этот взгляд молил свершить чудо и отмотать время вспять. — Мы должны спасти её, Лео. Должны! Было больно видеть Рафаэля таким. Ещё больнее будет, если она всё же умрёт. Это оставит глубокий след в поглощённом любовью к женщине сердце брата. Леонардо было страшно, когда он узнал, что творилось с рассудком Донни после смерти Эйприл — той, которую тот любил втайне. Ещё страшнее представить, что станет с Рафаэлем если его возлюбленная умрёт. Леонардо не допустит, чтобы это произошло. Для счастья родного брата Леонардо сделает всё. Пакет наполнился до отказа. Пятьсот миллилитров цельной крови. Пятьсот миллилитров — максимум, который можно взять у донора, при этом ему не навредив. Леонардо положил в сумку полный и достал второй, пустой. Подсоединил к системе. — Я идиот, Лео. Обезумел, когда увидел их вместе. Ничего вокруг не видел, ни о чём не думал. Только хотел всё к чертям расхерачить. Они правильно говорят: я — ёбаный монстр. Леонардо смотрел, как кровь неохотно текла по трубке. Алая жидкость покидала одно тело чтобы дать больше шансов выжить другому. Погубить незнакомца и ценой его жизни спасти близкого, или бездействовать, не смея перевести стрелки несущейся на высокой скорости вагонетки? Для Леонардо ответ давно очевиден. Он готов нести это бремя. Но оно только его. Это — участь лидера, принимать решения, которые потом будут терзать его, не давая спать ночами. Он дотронулся до предплечья женщины и провёл пальцами от сгиба локтя до кисти. "Прости". — Ты не монстр, Раф, — пусть остальные остаются в неведении, каким монстром является он сам. — Ты просто совершил ошибку, свойственную всем живым существам, позволив ревности затуманить ясность мысли. — И из-за этого она теперь умирает. — Не из-за этого, а потому что её укусили. Пойдём, этого должно хватить. Он на прощание сжал тёплую человеческую ладонь, ощущая, как с каждой секундой слабеет пульс. Леонардо очень любит свою семью. Любит настолько, что остальным лучше не знать, что он сделал и что будет делать, чтобы её защитить. Ради улыбок на лицах родных он готов поступиться честью и совершить непростительное. Душевные раны губят не хуже телесных. Одна такая уже чуть не свела с ума одного брата. Лишь боги знают, как Донателло сумел справиться с отчаянием и вновь стать самим собой. Рафаэль намного уязвимее. Он может не совладать с горем от потери возлюбленной. Поэтому она должна выжить. Поэтому Леонардо сделает для этого всё возможное. Пакеты с чужой кровью оттягивали сумку на плече. Небольшой вес — два по пятьсот миллилитров. Они казались несоизмеримо тяжелее.***
Рафаэль гнал по трассе во всю мощь двигателя. Леонардо сидел позади и следил за точкой в карте планшета, подсказывая куда ехать. Шелрейсер успели перегнать подальше от лагеря. Пять минут поездки на полной скорости — и они прибыли на место. Возле трейлера виднелась груда сваленных вещей: боксерская груша, кресло, кое-что из инструментов, которые обычно хранились внутри. Зачем-то всё повыкидывали, освободив пространство в трейлере для... для чего-то. Взгляд зацепился за бензопилу, которую не так давно Леонардо приволок из леса. Та лежала на боку, немного в стороне от общей кучи раскиданных инструментов. Луна ярко освещала её глянцевую поверхность. Рафаэль тяжело сглотнул, чувствуя, как вмиг вспотели ладони, и поднял глаза. В занавешенных шторкой окнах горел свет. Она там?.. В дверях показался Донателло. Поверх его обычных очков были надеты ещё одни, закрывающие всю верхнюю часть лица. — Нашли? — Да, — Леонардо выступил вперёд. Возле ступеней трейлера он остановился и твёрдо произнёс: — Раф, оставайся снаружи. Рафаэль оторвал взгляд от окон трейлера. Почему? Это неправильно. В трудную минуту он должен быть там, рядом с Бет. — Нет, я пойду к ней. Дон отвернулся и скрылся внутри. — Не спорь, — Леонардо отрицательно мотнул головой. — Так будет лучше. Донателло нельзя отвлекаться во время операции. — Операции? — сердце за пластроном подскочило к горлу и рухнуло вниз, отдавшись болью в груди. — Операции для чего? Там же только переливание?.. Новая кровь взамен зараженной?.. Ведь для этого же кровь нужна, да? Для этого же? Леонардо смерил его нечитаемым взглядом и отвернулся. — Микеланджело, — обратился он к брату, только что появившемуся из Шелрейсера. — Операция продлится несколько часов. Не дай Рафу вломиться в трейлер. — Хорошо... — Какая операция? — повысил он начавший дрожать голос. — Что Дон будет с ней делать? Леонардо лишь дёрнул плечом и скрылся внутри. Нет-нет-нет.... он должен быть с ней! Должен! Рафаэль сорвался с места и бросился в сторону закрывающейся двери. Но в голень врезалась чужая ступня, сбив с ног. Он повалился мордой в траву, не успев выставить перед собой ладони. Сильные руки обхватили его поперёк туловища, тяжелое тело придавило сверху. — Прости, но туда нельзя, — Майки вцепился в края карапакса мёртвой хваткой, не давая подняться с земли. — Пусти! — рыкнул он, стараясь выпутаться из обвивших его рук. — Ш-ш-ш, Раф... туда не надо. — Отъебись, говорю! — он заворочался, перевернулся на спину, скинул с себя чужую ладонь, но та вернулась на прежнее место, вцепившись в щитки ещё сильнее. Микеланджело было не сдвинуть. Даже попытка отпихнуть его, ухватив за лицо, не увенчалась успехом. Мелкий, как чёртов осьминог, обвил ноги, уткнувшись головой куда-то в рафов пластрон. На попытки стряхнуть никак не реагировал, только продолжал говорить тошнотворно-успокаивающим тоном: — Тихо-тихо. Всё будет хорошо. Донни у нас голова, он её вылечит. Господи, брат такой невыносимый оптимист! Превозносит способности Дона и ставит их вровень с магией! Но чудес не бывает. И переливание крови как способ излечиться от укуса зараженного — бред. Это ей не поможет. А то, что поможет... хоть на один процент может помочь... Рафаэль обессилено откинул голову, впечатавшись затылком в камень. От удара заслезились глаза. Вдалеке раздался странный звук. Скрежет и лязганье металла. Затем рывок за трос, тарахтение двигателя, всё нарастающие обороты. Он знал... с самого начала знал... Только посмотрев в горящие решимостью глаза Леонардо, он осознавал, что планирует совершить Донателло. Понимал, что тот намеревается сделать, чтобы спасти её. И сейчас он там её... его Бет... В тишине ночного леса, лишь прерываемой их вознёй на земле и его слабыми попытками отпихнуть брата, он слышал всё нарастающий шум мотора. — Пусти... — скорее всхлип, чем слово. — А помнишь, — Майки обнял его крепче. Теплое дыхание грело щитки пластрона, когда тот говорил: — А помнишь, как-то Лео в глаза попали химикаты и мы думали, что он навсегда ослепнет? Ничего, Донни глаза промыл, Лео полежал пару дней с повязкой и потом как новенький! Он стиснул зубы и повернул голову набок, чувствуя, как маска пропитывается влагой в местах прорезей для глаз. Луна выхватывала отблески на стальной поверхности распиливающего инструмента. Его плоская, вытянутая часть, была обрамлёна цепью с острыми зубьями. Гул нарастал. К нему добавился хруст костей и хлюпающий звук разрываемой плоти. Дрожащей ладонью Рафаэль накрыл глаза. — Майки... отцепись... — А мне, помнишь, левую руку как раскурочило? Я уж считал всё, кранты, никогда не смогу ей больше двигать как раньше. Типа та будет супербесполезной, хоть отрубай за ненадобностью... Но Дон её по кусочкам обратно собрал, и сейчас она слушается ничуть не хуже, чем раньше! В носу защипало. Крупной дрожью затряслись плечи, а грудь сдавило так, словно её прижало балкой, весившей полтонны, не меньше. В голове он слышал крик. Её голос... она кричала, звала его. Умоляла не делать... — ... пусти... — Или вот помнишь, — продолжал невозможно бодро говорить Майки, хотя его голос начал чуть подрагивать, — помнишь, как у тебя веко распухло, а глаз заплыл кровью так, что там вообще нельзя было разобрать, где зрачок, где радужка, а где белок — одно бордовое месиво! Ты с пиратской повязкой ещё ходил. Мы тогда все перепугались не на шутку, Донни даже говорил, что если воспаление пойдет дальше — придётся удалять. А потом он покапал своими чудо-каплями и болячку как рукой сняло! Рафаэль помнит. Всё помнит. А ещё помнит, как наговорил Бетани ужасных вещей, потом сбежал, она зачем-то пошла за ним, а потом... господи, потом... Он виноват, так виноват. Его вина, что теперь Донателло вынужден примерить на себя роль мясника. А Бетани... его Бетани... если выживет, то уже никогда не будет такой, как прежде. — Она сильная девочка, Раф, — прошептал Микеланджело и крепче обнял его за пояс. — Пока у нас есть такой Донателло — всё будет хорошо. Ему так хотелось в это верить. Но он не верил. Потому что сука-судьба любит наказывать близких за его ошибки. Всё из-за него. Вина только на нём. Он такой урод, такая сволочь... ...скотина ...монстр ...тварь Кто-то выл в ночи, давясь воздухом. Эту надрывно вопящую тварь утешало родное существо, обнимая незаслуженно ласково, но крепко. До самого рассвета.