Love others as love yourself

Позднее утро ближе к полудню приветствует эльфа легким головокружением и странной щемящей болью в ребре, неуверенно оправданной неудобной позой во сне. Несколько минут, хотя Эстес вполне допускает, что часов, он ворочался в поисках комфортного положения, бросал жалкие взгляды на дверь, силился зажечь свечи, поддавшись любопытству, и не изучить то, что накануне принес ему Госсен. Как преступник, зачем-то оглядываясь на дверной проем, клирик наконец позволил себе развернуть подаренные свитки и с ужасом осознал, какую невероятную они в себе несут ценность, и каким нужно быть подлецом, чтобы так беспрекословно нагрубить в ответ на проделанные усилия. Два дня... Два дня Госсену и Иритель пришлось охотиться в лесу, наверняка сражаться с рунами, чтобы затем продать драгоценности и вместо тяжелого и так необходимого их команде снаряжения раздобыть третий свод свитков. Бегло вчитываясь в размашистые иероглифы, Эстес впитывает в себя множество информации. Когда в подкорке отпечатывается Благословение Лунной Богини, клирик мирится с чувством, что теперь он знает и умеет все необходимое. Он не уверен, тот ли это момент, чтобы сдерживать эмоции. Не уверен, сможет ли смотреть Госсену в глаза после столь дорогого подарка, Эстес впервые чувствует себя донельзя неловко, потому что элементарно не умеет благодарить. Конечно, за неимением опыта вообще что-то получать. Он решительно спускается по лестнице на первый этаж, к давно дотлевшему с рассветом камину и, не найдя там никого из союзников, выходит на улицу. Там, у невысокого забора, закрепляя на боевого тигра запасной самодельный лук и пластину животному на глаза, помогает лучнице Госсен. Грок хлопочет рядом, все намереваясь помочь; Эйдора с Иритель общаются о чем-то так живо и пылко, и на обычный их диалог не похоже. - Слишком рано, ты меня слышишь? Нет никакой гарантии, что они не добрались до... - Успокойся, хорошо? - обезоруженно вздыхает Иритель и опускает плечи. Она всегда бессильно перед подругой, когда дело касается ее заботы. - Что происходит? - прочистив горло, тихо спрашивает Эстес у убийцы, на что тот натянуто улыбается, и только идиот бы подумал, что улыбка та искренняя, а не отчаянная. - Помогаю Иритель со сборами, - сообщает Госсен, от работы не отвлекаясь, на клирика даже не глядя, - Они с Гроком отправляются на разведку на север через лес. От этого будет зависеть дальнейшая тактика боя, потому что одной башни мы уже лишились, они собираются убедиться, что хотя бы северные остались нетронуты, - он поднимает взгляд и пытливо смотрит прямо эльфу в глаза, - Мы несем потери. А затем возвращается к ремням на теле животного, нервно затягивая потуже и напоследок сообщая: - Ты остаешься здесь. - Что? - вспыхивает Эстес. - Ты, я и Эйдора. Мы остаемся здесь. У Иритель есть тот, кто будет ее защищать. - Как и у тебя, - зачем-то бросает эльф, неверяще мотая головой, голос садится. - Как и у тебя, - все с той же неестественной улыбкой вторит ему Госсен. Клирик хочет стереть эту улыбку с его лица. - Ты все рвешься в бой, - чуть тише добавляет убийца, вполоборота замирая, - Так не терпится проститься с жизнью. Поверить не могу, такой мудрый журавль, а не понимаешь, что должен придерживаться определенного порядка. Сначала - папа, - он указывает на Грока, - Потом - остальные, и только потом - ты. Эстес отворачивается и с жалостью сводит брови, когда видит, как Эйдора приобнимает Иритель перед долгой дорогой, и волосы лучницы чуть электрелизуются. - Без тебя не будет команды. Я д... Госсен запинается, и эльф мгновенно обращает на это внимание. - Мы должны тебя беречь. Лекарь остается стоять рядом долго. Достаточно долго, чтобы убийца начал ощущать себя неловко и чувствовать, будто валяет дурака, а не готовит лучницу к бою. Достаточно долго, что сам понял, что ждет от Госсена еще хоть слова, хоть что-то. Последний не сдается, и договаривает только тогда, когда его оставляют наедине с работой. - Именно поэтому я тоже остаюсь здесь. Так называемые проводы дались Эстесу нелегко, впрочем, не настолько тяжело, как дались они Эйдоре. - Помнишь, Король? - сказала ему на это Иритель, - У тебя нет способности предсказывать опасность, все будет в порядке, - и бросила короткий взгляд на Госсена. Тот молча кивнул, будто ответив на какой-то ее неозвученный вопрос, и похлопал стоящего рядом с ней титана по каменному плечу. Эйдора, нервно вздыхая, с укором смотрела на лучницу, но в ответ ловила лишь успокаивающую улыбку. - Я забыл поблагодарить, - начинает Эстес, но прерывается, поняв, что собирается сказать "спасибо" как будто бы напоследок. Иритель лучезарно улыбается и мотает головой, мол, когда вернусь, тогда и скажешь, что хотел. Вечером, когда холод стал пробираться под одежду, в башне разожгли камин. К добытой накануне еде никто из трех не притронулся; переживания и смутные предчувствия начисто перебивали аппетит. Эйдора с полудня не спускалась со второго этажа; у нее, как и у Эстеса, в привычку вошло заедать нервы новыми знаниями, поэтому до момента возвращения Иритель ее неизменным обществом станут книги. Госсен не вернулся в башню после того, как помог тем двоим собраться, и, положа руку на сердце, больше всего Эстес сейчас хотел заполучить свиток, в котором сказано как оставаться равнодушным к таким глупым вещам. Эльф расположился аккурат у камина, прислонившись спиной к стене возле него, и долго всматривался в вытатуированные символы на собственных запястьях, пока от исходящего от горящих поленьев тепла они не поплыли в глазах. Клирик не отвлекся даже тогда, когда в башню вернулся порядком уставший Госсен. Даже тогда, когда, лениво стянув куртку и размяв плечи, молча выжидающе склонился к Эстесу. - Тяжело, - прошептал убийца, говоря совсем не о своих чувствах. Эльф приподнял голову и прислонился лбом к чужому холодному лбу, отчаянно и горько глядя в глаза, а после - совсем их закрывая. Парень мазнул кончиком носа по переносице клирика и тепло выдохнул, зная, что за такое, возможно, больше вообще не услышит и слова в свой адрес. Но ответом послужило такое же прикосновение, более мягкое и несмелое. Эстес говорил, он кричал: "Останься", только делал это не вслух. И его услышали.