"loh" - stupid man

— Хён, как твое плечо? Что сказал доктор? — спросил Юнги, оторвавшись от телефона и наблюдая за спиной Джина. Тот что-то готовил. — Не знаю что он сказал, — ответил быстро тот. — Черт! Горит! — он убрал сковороду с плиты одной рукой. — Сегодня едим доширак, — досадно сказал он. — В каком смысле? — не понял Мин. — Ну, я сжёг яичницу. — Нет, в смысле не знаешь? — хмурился Юнги. — Вообще-то у тебя запись сегодня в три дня была. — Да? — Джин выбрасывал в мусорное ведро сгоревшую яичницу. — Я ездил по делам. — По делам? — Юнги нервно дёрнул ногой. — Какие могут быть дела, когда у тебя сессия? Джин залил сковороду водой и повернулся на Юнги. — Парень, который работает в музыкальном, переезжал в другой город и продавал струны за копейки, — он потёр плечо больной руки, но в глаза Юнги не смотрел. — Ты же знаешь, что я не особо пользуюсь соцсетями. Только утром увидел. Еще с мамой Чонгука говорил, — он почесал затылок. Юнги недоуменно смотрел на старшего. — И ради этого ты ушел? — Юнги откровенно не понимал. — Хён, твоя успеваемость и так упала из-за конкурсов и репетиций. — Да, Юнги, не напоминай. Всегда сдавал и сейчас сдам, — отмахнулся тот. — А рука? Она же болит. — Не болит. — Не ври. Джин вздохнул и закатил глаза. — Обычный вывих. Такие бывают у многих. — Ты слышал доктора? Травма может дать осложнения, — Юнги начинал заводиться. — Почему ты не заботишься о себе? — Боже, это ерунда! — Джин вздохнул, не желая думать о травме. — Показывай песню лучше. Юнги закрыл глаза и поджал губы. Он оглядел стол в поисках листка и взглянул под стул. Подняв лист со словами с пола, он встал и взволнованно подошел к синтезатору. — Я тебе напою, а ты запоминай, — он сел и протянул лист Джину, глубоко вздохнув. Мин подождал пару секунд, и, снова вздохнув, начал играть первые ноты, а старший следил за текстом. — Дождь стучит за окном, Ты причина бессонницы моей. В моем сердце так одиноко. Я не буду в порядке, хоть убей, — пропел первые строки Юнги, и Джин улыбнулся. Мелодия и голос младшего ему очень нравились. — Поэтому радио мой друг. Я слышу голос из него. Он говорит, а я вникаю вдруг, Что там грустная история сердца моего, — Джин тут же вспомнил о том, что Юнги часто рассказывал о доме его бабушки в Корее, где он в детстве любил играть со старым радио. Неосознанно он даже начал постукивать ногой в такт песни. — Хей, Ди Джей, включи веселую песню Чтобы я улыбнулся хоть на минуту. Песню, что заставит забыть меня о том, что мы не вместе. Включи, Ди Джей, и тогда я забуду. О том, кто улыбался мне ночью, я вспоминать не буду. Хей, Ди Джей, включи мне грустную песню. Которая заставит меня плакать точно. Песню, что заставит меня забыть о том, что мы не вместе. О том, кто плакал со мной одной грустной ночью, — голос Юнги приобрел нехарактерную для него нежность, а хрипотца, свойственная ему, играла только на руку, и от этого песня звучала прекрасно. Даже с учетом того, что петь хорошо Юнги не умел. Джин застыл. Он сглотнул слюну и осторожно выдохнул воздух из себя. В голове щёлкнуло, тело скрутило, и Джин прикладывал огромные усилия, чтобы не начать волноваться. — Юнги, это действительно круто! — улыбнулся хён, когда подождал второй припев. — Мы просто обязаны выиграть! Только от вида того, как ты играешь, судьи расплачутся! — он снова нервно уставился в текст, а Юнги словно смешался в атмосферу песни и не выходил из нее. На хёна он смотрел с ожиданием. — И… Что же, это правда? — скомкано спросил он. Юнги неловко сидел на стульчике и оглядывал всю их квартиру-студию. — Да! Она достойна внимания! И… Отличается от того, что ты обычно пишешь! — Джин восторженно вздохнул. — Новый стиль — всегда круто! Юнги прижал палец к губам и что-то задумчиво промычал. — Отлично, — наконец сказал он, пока Джин перечитывал текст, — я в душ. Он поднялся и открыл дверь нужной комнаты, оставив старшего наедине с самим собой. «Это полный пиздец» — судорожно подумал Джин, поднимаясь с кровати и отправляясь на кухню, чтобы налить себе кофе. Джин еле сдерживал бешеное дыхание. Юнги только что признался ему в любви. Старое радио и воспоминание о том, как они всю ночь сидели с обнимку, так и не заснув. В тот день бабушка Юнги умерла… Они плакали вместе, и Джин пообещал ему быть рядом… В итоге обещание не выполняет… Он, так и не налив кофе, сел обратно на кровать и начал анализировать произошедшее под шум воды из ванной. Юнги знает об ответных чувствах? А может Джин вообще себя накручивает? Может придумал все? Может, это просто дружеская поддержка, улыбка и слёзы? Просто радио, просто неулыбчивый Юнги… Просто… Все просто! Как же! Джин выдохнул и поднялся на ноги. Главное не подавать вида. «Я ничего не понял, песня о любви очень классная», — повторил про себя Джин. — «У меня завтра устный ответ, я пошел готовиться, потому что ничего такого не произошло». Он сел за стол, что стоял справа от кровати, и достал тетрадь по экономике. Пролистав пару страниц он закрыл лицо рукой и вымученно простонал. Как же ужасно чувствовать это. *** — Еще раз. Какое у тебя зрение? — Минус три и пять, — сказал Тэ, хватаясь за плечо Хосока. Тот кивнул и огляделся. На улице скоро стемнеет, но фонари на парковке перед торговым центром еще не включили. — Что там препод на тебя быковал сегодня? Мне Намджун рассказал, — спросил вдруг Хо. — О Боже, этот старый хрыч мне уже поперек глотки, — процедил Тэ, — реально, я скоро его убью. — Опять к решению прикопался? — Да не только! — воскликнул Тэ. — Сегодня еще и придрался к тому, что я ему не расписываю подробное решение! Видите ли, откуда он знает, знаю ли я, что именно в этом случае нужно использовать сочетание с повторением! Мало того, что он занижает меня, так он еще и перед всей группой сказал, что я тупой! — его низкий и злой голос разносился по всей улице. — Ого! — Хосок был в шоке. — Это уже переходит все границы! — Убить бы его, — прорычал Тэ своим басом, и у Хосока пробежали мурашки по коже, — у меня есть пара идей, чтобы тело точно не нашли… — Тэхён! — ошарашенно воскликнул Хосок и воровато огляделся, заходя в торговый центр. — Потише! Тот только улыбнулся. — А где тут оптика? — спросил Хо, меняя тему разговора. — А ты не знаешь? — изогнул бровь Тэ. — Посмотри по карте ТЦ, — сказал Ким, и Хосок потащил его к фонтану. Из кофейни, которая располагалась возле, пахло соответствующим запахом, и Тэхён блаженно затянулся им. Пока Хосок выискивал на карте оптику, Тэ сел за столик прямо возле стэнда со списком магазинов и уставился куда-то в расфокусированную точку. Вокруг все было размыто. — Хоби, ты скоро? — Ким поднял голову к другу, когда ожидание затянулось. — Ищу, — пробормотал тот, и Тэ вздохнул. — Тэ-Тэ! — услышал Ким высокий голос сбоку от себя и повернул голову. В его глазах появились очертания осветлённых волос и белой футболки, почти никогда не сменяемой. Ким вздохнул. — Привет, Мэй, — он помахал рукой и отвернулся к другу в знак того, что дальше он общаться не намерен, но девушка села за столик с ним. — Тэ-Тэ, а почему ты без очков? Хосок, привет! — она улыбалась во весь рот и положила голову на свою руку. Хосок отрешённо махнул рукой, а Тэ ответил: — Они сломались. — Ого, но тебе так все равно идет! — воскликнула девушка. — Спасибо, — улыбнулся Тэ и отвернулся к Хосоку, ища спасения. — Нашел! Все, идем, — Чон положил руку на его плечо и направил в нужную сторону. Как только Тэхён хотел попрощаться с Мэй, она тут же встала и, с широкой улыбкой на лице, побежала к ребятам. — А давайте пойдем вместе? Вместе веселее! Тэхён увидел, как тяжело вздохнул Хо и закрыл глаза. — Мы идем просто в оптику, не больше… — начал Тэ, но девушка тут же его перебила. — Отлично! Я смогу подобрать идеальные очки для тебя! — громко сказала она и сама потянула Тэхёна в сторону магазина. Хосок остался чуть позади и по дороге прожигал спину девушки взглядом. Мэй — опухоль и головная боль Чона. Она безумно бесила его с детства. Еще со двора, со школы, а потом и с начала первого курса. Парня раздражало ее поведение, ее внешность и все, что с ней связано, но больше всего он ненавидел то, как она лезла к Тэхёну! Лезла везде и появлялась в самых неожиданных местах, словно специально выслеживала их! Серьезно, нет ни одного человека, к которому Хосок относился бы плохо, но эта Сон Мэй — исключение. В оптике они провели достаточно много времени. Хосок стоял в стороне и недовольно оглядывал то друга, то Мей, открыто выражая свою неприязнь. — Хоби? — окликнула вдруг девушка между примеркой очередных очков. Хосок устало на нее посмотрел. — Что? — Сколько у тебя баллов за последнюю работу? — спросила она, и Хосок заскрипел зубами. Она решила опять поругаться? — Десять, — отрешённо кинул Чон, — Тэхён, эти красиво на тебе сидят, — отвлекся он. — А у меня пятнадцать, — сказала она с вызовом в голосе, словно чувствовала конкуренцию, — просто решила свериться. Хосок изогнул бровь и перевел взгляд на изучающего себя Тэхёна. Очки и вправду видели хорошо. — Правда красиво? — спросил тот, повернувшись к другу. — А по-моему не очень, — сказала Мей, пожимая губы. — Они делают твои глаза слишком круглыми. — Выглядишь сногсшибательно. Как и без очков, — улыбнулся Хосок. Мей окинула оппу прожигающим взглядом и отвернулась, чтобы взять другие очки. — Вот, держи, — она протянула Тэ очки с заостренной оправой, но тот ее остановил. — Мне нравятся эти, — он продолжал разглядывать себя в зеркало. Мей закусила губу и тяжело вздохнула. — Безвкусица какая-то, — произнесла она и положила очки на место. Тэхён ничего не ответил, а Чон победно сложил руки на груди, после подлил масла в огонь, положив руки на плечи Тэ и уткнувшись подбородком в тыльную сторону ладони. — Выглядишь лучше всех, — сказал он и вызвал странную реакцию: консультант на секунду остановилась, чтобы посмотреть на парней, уши Тэ залились краской, а Мэй презрительно скривилась. — Не знала, Хосок, что ты из этих, — сказала она и хмыкнула, — еще и Тэхёна туда тянешь. — Из каких из этих? — грозно осведомился Хо, хмуря брови и отстраняясь. — Из пидоров, — просто сказала она, а Хосок вспыхнул. Или от правды или от наглости. — Тебе повезло, что ты девчонка, иначе тебе бы прилетело прямо сейчас, — процедил он, сжимая кулаки, а Тэхён и консультант в ступоре наблюдали за перепалкой. — Не уверена, что ты смог бы, — ее глаза победно сверкнули, и, если бы глазами убивали, то Мэй была бы давно мертва. — Удачи в поиске очков, — сказал он Тэхёну, который стоял, оторопев, и ушел прочь. Его задевало, да. Задевало то, что название его ориентации грязное «пидор», задевало, что к таким людям у общества такое отношение, но больше всего задело то, что Тэхён даже ничего не сказал своей ненаглядной подружке. Не заступился за друга и не пытался даже. Даже не пошел за ним обратно и остался там, со своей Мэй. Его опозорила не она, его опозорил Тэхён. Хосок шел по уже освещенной фонарями парковке, когда услышал раскаты грома. Ну, заебись. *** Вода неприятно стекала по лицу, волосам и телу, огибая каждую неровность. Влажность бесила, запах геля для душа бесил, звук стиральной машинки бесил, на фоне всего этого Джун слушал какую-то противную песню, только раздражая и так раздражённую душу. У Хосока в душе одновременно ураган и одновременно пустыня. Одновременно ощущение мельчайшего и одновременно полное отсутствие чувств. Что одно, что другое было как тяжелый камень, как груз, который зацепился за душу крючком и тянет, тянет, даруя острую и тупую боль одновременно. Но уходить из-под воды не хотелось, потому что, ударяя по лицу, она словно заглушала душевную боль. Когда стоять под ней надоело, он вышел, обтёрся и покинул ванную комнату. На пороге встретил Джун, с сожалением оглядывая друга и поправляя очки. — Как ты? — спросил он, но Хосок не ответил и прошел в свою комнату. Он услышал тяжелый вздох в коридоре и лёг на свою кровать. Из-под подушки он достал «Мальборо» с зажигалкой, и, подкурив, затянулся, давя желание прокашляться. Первая тяга прошла по телу приятным обезболивающим и лёгким онемением. — Хосок, ты охуел?! — услышал он, прежде чем сигарету из рук забрали, как и пачку, лежащую рядом. — В моем доме уважают только Балтику, никаких посторонних вещей! Хосок устало откинулся на подушки и закрыл глаза. Похуй. — Боже, Хо, — выдохнул он и выбросил сигарету в окно, — долго ты будешь не ходить в уник? Целый день тебя не было! — Хз, — просто ответил он, все еще ощущая действия той тяги. — Тэхён спрашивал про тебя, — сказал Джун, и Хосок ухмыльнулся. — Скажи ему, чтобы шёл нахуй, — отозвался он, — его пассию тоже можешь послать. Джун недоуменно вскинул брови. — Пассию?.. Окей, сейчас не об этом, — он достал телефон. — Тэхён написал мне, потому что ты везде его заблокировал: «Хоби, прости, пожалуйста, я в тот момент просто растерялся и не знал, что нужно говорить. Прости, я правда не хотел», — и развернул экран телефона к Чону, но тот и бровью не повел. — Просто скажи, чтобы он шёл нахуй, — равнодушно сказал он, поворачиваясь на бок, как бы говоря о том, что разговор закончен. Намджун пожал губы и вздохнул. — Чтобы завтра был на парах, Хо, — сказал он и вышел из комнаты, оставляя Хосока наедине со своими мыслями. Голое и мокрое тело прижималось к простыне, но было похуй. Хотелось сделать что-нибудь безбашенное, по типу тату, снять кого-нибудь на ночь или улететь нахуй из Владивостока в какую-нибудь глубинку, чтобы не видеть больше никого и ничего. *** Чонгуку в принципе нечего было делать. Летом, когда все экзамены сданы, а старшие хёны просиживают жопу в униках, Гук обычно гулял с другом, который уже уехал в деревню или находился дома. Просидев там большое количество времени, отправляя по приколу заявление в лучшие вузы страны и придумывая себе охуенные таланты в строке «умения», по типу «открывать Балтику глазом» (ай, ай, ай, приписывать себе умения Джуна!) или «выиграл конкурс на самое быстрое завязывание шнурков на пьяную голову», а когда ему надоело страдать фигней, он решил пойти к самому большому хёну. Гук надеялся на удачу, потому что если старшо́й не дома, то смерть от скуки ему обеспечена. Домофон с первого раза не открыли, и Чонгук уже хотел уйти, но, слава богу, хриплый голос Юнги отозвался в механизме во второй раз. Когда он подошел к входной двери, Юнги обжег его злым взглядом, вид старшего был каким-то заёбанным: волосы торчали в разные стороны, рубашка была застёгнута только на пять нижних пуговиц, а губы были красные, как кровь. И Гук даже успел подумать, что у милых Юнги и Джина уже все произошло, вот только… — Ты какого черта пришел? У нас конкурс через четыре дня, — недовольно отозвался Юнги. — Мне скучно, хённи, — Гук помахал глазками, — пусти, я не буду мешать вам. — Юнги, пусти его! — крикнул Джин из глубины квартиры. — Не злись! Мин вздохнул, но отошел и впустил Гука внутрь. Последняя надежда младшего угасла, когда он и вправду увидел Джина, который и вправду сидел за синтезатором и имел совершенно нормальный вид. — Привет, Джинни-хён, — сказал Гук и плюхнулся на кровать. Юнги попил воды и вернулся к синтезатору. — Хён, еще раз, хватит тупить, я прошу тебя, — он потер лицо руками и врезался в волосы. — Да, давай еще разок, — так же устало и хрипло отозвался Джин. Юнги заиграл красивую мелодию, а Джин красиво вступил, пропел пару строк, но Мин тут же остановился. — Не так резко, мягче, — скомандовал он, а Джин расслабил шею, опустив голову, и втянул носом воздух. Так продолжалось еще часа два. На глазах Чонгука родилась красивая песня, которую Джин спел от начала до конца без ошибок лишь два раза, а Юнги знатно так заебался и выглядел по-настоящему истощённо. Старший выглядел не лучше: растрёпанные волосы, мятая одежда, усталый вид. Юнги был настолько не в состоянии, что даже Чонгук сдержал обещание не мешать, хотя сначала хотел помочь двум влюблённым и глупым сердцам хоть чем-нибудь. После того, как Джин подрался, Гук поставил перед собой цель обязательно свести старших. Мин ушел в душ, оставляя Чона и Кима наедине, а последний стремительно отправился на кухню к гарнитуру и налил себе стакан воды. — Знаешь, когда Юнги открыл дверь, я подумал, что прервал ваш секс, — произнес он, сел за стол, и Джин подавился водой. — Ага, я так испугался, что даже хотел просто убежать, но потом услышал твой голос, — младшему понравилась реакция хёна. — Ну ты даешь, Куки, — он прокашялся последний раз, пряча лицо. Гук видел только спину хёна, но подозревал, что тот покраснел. — Хён, а дай мне воды, — попросил он с улыбкой, и Джин, не поворачиваясь, поставил воду на стол. — Хён? Джин опустил голову, тяжело дыша. — Боже, только не говори, что… — он осёкся. — Боже, у тебя встал на Юнги прямо сейчас? — Гук восторженно улыбнулся. — Потише! — шикнул Джин. — Лучше помоги, чтобы он не заметил! Гук был на распутье. Помочь Джину или Юнджинам?.. — Мне что, отсосать тебе? — он вскинул бровь. — Иди, подрочи в гардеробной, — Чон пожал плечами. — Там места для полтора человека, я всю одежду там заляпаю! — Попробуй забежать в туалет с зажатым членом и криком: «Я сейчас обоссусь!», — подсказал Гук со смехом, и Джин нахмурился. — Черт, это будет позорно, — он вздохнул. — Можешь, конечно, просто зайти к нему в душ, я думаю, что Юнги будет рад… — Заткнись! *** — Готов? Я бабочку не могу найти, Боже, — взволнованно сказал Джин, оглядывая пространство гримёрки, — где она? Джин начал быстро перебирать вещи, но Юнги вдруг остановил его, хватая его запястья. Того тоже трясло, мандраж охватил их обоих. — Спокойно, — сказал он смотря прямо в глаза Джину и противореча сам себе, — все хорошо. Мы готовились неделю, а до этого всю жизнь. Он немного качал руки хёна, не прерывая зрительный контакт. Джин успокоился, глубоко вздохнул, чувствуя приятную хватку, но было недостаточно. Юнги сейчас находился так близко, а тело так дрожит, что старшему было необходимо почувствовать кого-то… И он обнял его. Знал, что нельзя так, но просто ни тело, ни сердце не слушали здравый смысл, поэтому он прижал Юнги к себе и тихо выдохнул воздух. — Мы выступим и все будет хорошо, — продолжал говорить Юнги в плечо хёну, — все будет прекрасно. У Джина в животе все переворачивалось. Это не каверы петь под гитару, это — сцена, Джин будет петь вживую при зрителях и жюри, будет петь песню Юнги, и их будут судить. Он оторвался и услышал как объявляют номер перед ними. Еще три минуты, и все. Их пригласили за кулисы, и Джин ловил себя на непомерном желании взять младшего за руку. Вот. «Ким Сокджин и Мин Юнги. Песня «Song request». Вот аплодисменты, вот софиты, вот сцена, и вот тысячи глаз смотрят на них. Юнги сел за синтезатор, кивнул Джину с улыбкой и начал играть. У Кима снова все перевернулось. Он вступил аккуратно. За неделю он выучил песню, добавил туда что-то своё, но сейчас, смешивая смысл песни, волнение, из глаза неожиданно выступила слеза. В них светили софиты, поэтому он не видел выражений лиц зрителей и отдался процессу полностью, не смысля, что чувствует и думает зритель прямо сейчас. Он вложил в строки все силы, и в глазах словно рухнула дамба, которая сдерживала все: скрытые от Юнги чувства, его состояние в последние пол года и желания. Грёбанные желания, которые относились только к Мин Юнги. Когда он допел песню, зал разразился аплодисментами. Джин поклонился и, обернувшись на Юнги, ушел за кулисы. Он буквально влетел в гримёрку, привлекая внимание в себе, а слёзы шли все больше. От мандража, от волнения, от чувств, и чем больше он хотел их скрыть от Юнги, тем больше слёзы шли, делая лицо полностью красным и зарёванным. — Джин, что случилось? — спросил Юнги, когда зашел и окончательно обратил внимание на них двоих. — Ты прекрасно спел, почему ты плачешь? — Все хорошо, — сдавленно ответил старший, — пошли домой. Юнги подошел и снова взял в ладони запястья Джина, стараясь заглянуть в его глаза. — Ты спел так, что дохуянадцать человек аплодировали тебе и твоему вокалу. Ты спел так, что просто трахнул всех в рот, — серьезно произнес Юнги, а одна девушка закрыла рот рукой, смущённо улыбаясь милой сцене. Но никто из парней этого не заметил. — Я разревелся прямо на сцене, — промямлил Джин, втягивая сопли, — ужасно… — Боже, да всем понравилось! Ты спел охуенно, — искренне говорил Юнги, — сейчас соберем вещи и пойдем, — он вдруг улыбнулся очень широко. — Хочешь мятное мороженое? Ты же любишь. Краем глаза он увидел, что девушки одна за другой выходят из гримёрки, недвусмысленно улыбаясь. Это все правда выглядит по-гейски? Юнги не понимал. Джин не ответил на странный способ успокоиться, но на мороженое согласился. Они вместе взяли свои вещи, встречая лица улыбающихся девушек, и одна даже подмигнула Юнги, показывая большой палец вверх, и Мин даже улыбнулся в ответ, чувствуя уверенность в своих действиях.