Домовые тоже люди

      Как ни странно, но в подъезде царила абсолютная тишина: не скрипели старые перила, наверху не было слышно шагов, и только мое учащенное дыхание нарушало таинство происходящего. Пока поднимался — весь взмок, футболка липла к спине, а кисть, выше которой крепилась фенька, словно пропустили через мясорубку, только колющие болевые судороги и жар в конечности, как сигналы, что творится какая-то чертовщина.       — Мальчики! — домовой, завидев меня, орет так, словно мать родная, а я только с армии пришел. Бросается на плечи и душит, натурально душит, пока тащит в квартиру и захлопывает дверь с такой дурью, что соседи выше, наверно, подпрыгивают на стульях.       — Изыди, — прошу по-хорошему, выпутываясь из кольца рук и отодвигая нечисть подальше. Бочком по стеночке ползу к ванной. Надо кипяток, сто грамм и потрахаться. Из имеющегося…       — Ну, Пиздец… — уже вырывается самопроизвольно, зверек раньше меня сигает в ванную, поэтому горячую воду можно даже не искать в кране. От обиды опять ору на потолок. Он терпеливо сносит мои загоны и не орет в ответ, хотя паук в углу активно сматывает паутину и меняет место дислокации.       Из еды у нас… пельмени. Кстати, заканчиваются, надо пополнить запасы. Варю с неохотой, забываю помешивать, они липнут к дну кастрюли и отрываются без куска теста, аппетита это не прибавляет. Пока претворяю в жизнь все свои кулинарные способности, рассматриваю притихшего в углу домового. При мне он старается быть обычным, даже цвет глаз темнеет, больше походя на темно-карий, но когда заинтересованно скользит по мне, акцентируя внимание на открытых частях тела, меня бросает в дрожь. Именно в ту, от которой мысли приводят к одной конкретной цели — «ХОЧУ!». Вот так вот, по-скотски задрав на нем футболку и стянув брюки, дернуть к себе, целуя с остервенением, пока не станем оба задыхаться от возбуждения, встать на колени… И сам же понимаю, что смелости у меня на это не хватит.       — Ты думаешь о сексе. — А я и не заметил, как он подошел так близко, горячо выдыхая мне в ухо.       — Откуда вообще слова-то такие знаешь? — быстро ем, делая вид, что это не я тут почти поимел нового знакомого.       — Из фильмов твоих. Я из них много чего знаю. Хочешь?..       Воплотить в жизнь все свои самые пошлые желания, зная, что парень не видит в этом ничего плохого и только рад услужить, к тому же ему за это платить не надо?..       — Отвали! — Стыдом залило лицо.       Парень ненадолго вышел, а я с горем пополам доел и запил все стаканом крепкой водки, дезинфицируя душевные раны изнутри. Не помогло.       — Я зверька на балкон выгнал, — голос в созвучии с напором воды доносится издалека, — иди мыться, а то простудишься.       Ну куда деваться, пошел. Проходя мимо зала, увидел расплющенную морду Пиздеца, мокнущего под дождем и прижавшегося к стеклу. Нигде не екнуло, этому полезно остыть.       В ванной раздевался долго и мучительно, джинсы прилипли к телу, их удалось содрать с титаническим трудом, хорошо Домовой помог, а то точно разбил бы голову об умывальник.       Вода оказалась горячей в меру, мягко обнимая уставшее замерзшее тело, грела бережливо. Откинувшись на борт затылком, ненадолго прикрыл глаза.       Прикосновение теплых рук решил игнорировать. Дыхание в шею — тоже. Я даже заставил себя поверить, что уснул, пока губ не коснулись влажным поцелуем. Я должен был открыть глаза, должен был оттолкнуть, успокоить и сам остыть, организм уже начал реагировать однозначно на близость, предавая меня и поддаваясь инстинктам. Я не сделал этого, вместо положенного приоткрыл рот, встречая настырный язык и пропуская его себе в рот, обтерся об него, слегка посасывая. Губы были мягкие, но настойчивые, легкий флирт почти сразу сменился войной, а дальше — полным подчинением, чужой язык практически трахал меня в рот. Пошловатые стоны глушить не получалось. Напоминающие мычание, они тонули в новом соприкосновении губ, и чем дольше это происходило, тем больше хотелось еще, глубже, жестче, порывестее…       В какой-то момент все прекратилось, я с сожалением открыл глаза, встречая полупьяный взгляд напротив. Домовой изучал мои черты лица, все так же держа под шею, парень выглядел совершенно обычным, по крайней мере, от неча не осталось ничего, и собственное сумасшествие стало еще более очевидным. Что, если я все это выдумал себе и его вообще нет? Что, если я один в палате, привязанный тугими бинтами, смотрю мультики в реальном времени и живу своими бреднями? Что, если видения тогда не прекратились, а я попросту не вернулся из них?..       — Я здесь, — произносит твердо, помогая мне сесть, и открывает пробку, спуская воду. — Ты бы знал, как давно я хотел тебя увидеть…       Что он имел в виду — не смог понять, губы снова взяли в плен, и даже грубость, с которой меня вытаскивали из ванной и уводили на диван, роняя на лопатки и прижимая собой, показалась детской шалостью.       Границы дозволенного помогла размыть водка, а чувственный голод оказался таким сильным, что перебил даже стыд и гордость. Я сам прижался к парню, обвив его шею. Он был крупнее меня, а еще я физически чувствовал, что сильнее намного, и хоть и старается быть мягче, но все равно пережимает руки крепко, фиксируя их, что не могу двинуться; или целует так, что не выходит даже отвернуться. Он нахально пользовался своей силой, ему это нравилось, и он хотел больше, но сдерживался, за что я был ему благодарен.       Я понял, что все-таки он не человек, когда хотел его притормозить, а вместо этого сам задрал руки и сцепил их над головой. Наши взгляды пересеклись, его томно-голодный стал темнеть, а мой выражать бешеное нетерпение с легкой паникой. Что-то было не так, но это было настолько хорошо, что анализировать просто не получалось. Все казалось правильным, закономерным, а еще… как будто это уже случалось.       Ощущения становились острее, в то время как его руки все настырнее блуждали по голому телу, он изучал все выемки и впадины, развел мне ноги, устраиваясь поудобнее, сполз ниже, ладонью приласкав член, словно примеряясь, и пока я пытался свести колени, взял у меня в рот, глубоким влажным толчком заглотил до середины, член как огнем обожгло, схватило спазмом низ живота, а пальцы на ногах резко сжались.       Домовой отсасывал с особым смаком, сам постанывая и заглатывая так глубоко, как ему нравилось, языком полировал головку, толкаясь самым кончиком в дырку, обильно смазывал слюной, помогая себе рукой гонять по стволу. Я поймал его взгляд, когда стало плохо от того, что сделалось слишком хорошо. У меня потемнело в глазах и сдавило грудь, в легкие словно щедро сыпанули песка. Стон застрял в глотке, а рот так и остался открытым. Тело сотрясло оргазмом, сперма брызнула фонтаном прямо ему на лицо, но я не видел этого, не видел, как жадно он слизывает с губ мое семя, как продолжает пальцами надрачивать член, я видел только его глаза, полные обожания и обжигающей жадности, взгляд парализовал, но, раз моргнув, уже утонул в его нежности, буквально задохнувшись мягким, солоновато-терпким поцелуем. Кажется… я схожу с ума.       — Что это было? — замотавшись в одеяло и не потрудившись одеться, сижу на краю дивана, подогнув под себя ноги. Домовой обосновался на подоконнике, весь поглощенный своими мыслями. Взгляд его снова сияет фиолетовым цветом, это напрягает, начинаю чувствовать себя неловко.       — Ты же хотел, — отвечает с неохотой, плечи его передергивает от раздражения.       — А ты нет? — интересуюсь с явным скепсисом в голосе, и его это задевает.       — Я чувствую только твои желания. Сама цель моего существования — защищать твой дом и тебя, делая жизнь лучше.       — А врать тебя учил кто-то, или тоже от меня нахватался?       — Ты редко врешь.       — Это необязательно, люди любят обманываться сами, им так живется комфортнее. И впусти уже зверя, а то этот дождь никогда не прекратится.       Больше домовой со мной не разговаривает, сидит в углу комнаты, повернувшись спиной и ссутулившись, плетет что-то из аляпистых поблескивающих нитей. Он ловко перебирает пальцами, но то и дело шипит и отдергивает руки, словно ранит их иглой. Наблюдая за ним, почти уснул, пока в ладонь не ткнулся холодный мокрый нос. Что делать? Затащил меховой обсохший ком к себе, и понеслось… То мне поссать приспичило. То только лег — жрать захотел. То пить, то бессонница, в итоге пришлось клубок согнать.       Утром меня ждал сюрприз!.. А нет, показалось. На кухне не было свежезаваренного кофе, завтрак тоже не пыхал жаром, и вообще, я слонялся по кухне один, даже стал забывать, каково это, когда вечный твой спутник — одиночество.       Пригревшись у батареи, сладко зевнул, растрепал волосы на макушке, радуясь, что хотя бы в выходной никуда не надо. Думал я так до того момента, пока Пиздец не затек, как гонимая ветром лужа, в кухню и не спрятался под стол. Телефон сразу оглушил мелодией звонка, и ничего не попишешь, пришлось брать трубку, звонил шеф.       Как и предполагал, выходной полетел в пропасть. Вчерашние электрики такого начинили, что снесли к черту добрую половину программного обеспечения легким движением руки. А может, и не они, но какая-то тварь определенно постаралась!       — Останься, — снова этот голос, такой просящий и расстроенный, что непроизвольно начинаешь задумываться, чем ты его обидел.       — Не могу, — не вырываюсь из рук, обнявших за живот уже в коридоре, собираясь выходить.       — Извини за вчерашнее, — выдавливает с неохотой, захват становится жестче, его руки врезаются в живот так, что тот начинает колоть, но близость крепкого разгоряченного тела все перекрывает, блокируя инстинкт самосохранения. Чувствую твердую плоть Домового, прижавшуюся мне к пояснице. Теперь точно осознав: он реален, и моментально бросает в краску.       — Забей. Я сам виноват.       — Сегодня продолжим?..       Выскочил из квартиры, буквально вырвался, и то благодаря Пиздецу — он ко мне прижался, и Домовой, сам чуть не грохнувшись, отступил. Дыхание сперло и бросило в холодный пот, в паху все потяжелело, когда он снова властно прижался к моему рту, развернув к себе за подбородок. С его перепадами настроения надо что-то делать, и я даже не буду аргументировать свой стояк, собственное тело давно перешло на его сторону.       Погода наконец успокоилась, и теперь вместо заслоняющего обзор дождя можно было видеть, как город утопает в грязи. Брызги от проезжающих мимо машин окатывали всех поголовно, общее настроение падало ниже плинтуса, зато Пиздец радостно скакал, подпрыгивая почти на полметра.       Краем уха услышал визг тормозов, быстро обернулся, но избежать окатившей меня волны не успел. Так и стоял, руки в карманы, и смотрел, как грязная вода, омыв обувь, стекает обратно на тротуар.       — Пашенька! — Этот голос я узнаю даже не оборачиваясь.       Из ярко-алого миникупера высунулась до отвращения радостная голова. Ничего не смог с собой поделать — скривил фейс.       — Здравствуйте.       — Садись, подвезу!       — А может, не надо?       — Садись-садись, а то обольет кто-нибудь!       Я тактично промолчал, что после нее этого уже не потребуется. В салоне авто было душно, резко пахло какими-то благовониями, а игрушечная головешка ведьмы, висящая на зеркале заднего вида, через каждые сто метров начинала хихикать; у меня штаны дергались от мурашек и волосы дыбом вставали, но бухгалтерше было нормально, она цепко следила за дорогой, иногда косясь на меня через зеркало.       Сидя так близко с ней, впервые от нечего делать стал рассматривать ее лицо. Сейчас она была словно без вуали, накрашенная не в полную силу, не смогла скрыть усталость, под глазами залегли тени, а плечи были поникшие, и слишком нервно пальцы сжимали руль.       — Почему ведьма? — все-таки ляпнул, она неожиданно очнулась, дернула рукой и машину качнуло влево. Пришлось реабилитироваться, пока меня не убрали как ненужного свидетеля. Указал головой на игрушку. — Почему она?       — Может, потому, — ее голос стал тише, чем обычно, она не хотела привлекать лишнего внимания, но и промолчать не могла, я видел, как ее распирает изнутри, — что ей не оставили выбора быть кем-то еще?       — Двадцать первый век, из любой ведьмы сделают барби, только плати.       — Боюсь, что это состояние души, а не внешняя оболочка. Ты вот тоже внешне симпатичный, а внутри…       — Ведьмак?       — Скорее — изуродован, — простыми фразами, ходящими вокруг да около, мы перешли на личности. — Не всех можно переделать, даже если они этого и хотят. — Игрушка в этот момент захихикала особенно злостно и особенно долго, пришлось вцепиться себе в колени, чтобы не вышвырнуть ее в окно. — Не принимай близко к сердцу, я говорю как есть.       — Ничего нового не услышал.       — Ты рано ставишь на себе крест, — она улыбнулась через силу, паркуясь уже возле офиса, но, заглушив мотор, не спешила выйти, следственно, удерживая и меня. — Скажи мне, Паш, у тебя все хорошо?..       Я посмотрел на свои мокрые брюки, похлюпал в кроссах сырыми носками по воде, прикинул, что в этом месяце, влетев с резиной, заплачу не полностью коммуналку, а еще надо бы прикупить пару новых футболок, но все это мелочи, по сравнению с тем, что меня хорошо так сглазили, что я чуть не разбился.       — Не скажу, чтобы очень. — Это не было влияние или заговор, просто женщина смотрела с таким нескрываемым неподкупным беспокойством, своими такими серьезными глазами, что я не смог соврать. — А что, заметно?       — Ты даже не представляешь насколько, Паш. — Она стала рыться в своей сумочке, стоящей на подлокотнике, перерыла кучу хлама, пока нашла визитку и протянула ее мне. Там был ее телефон, который и так знали все, и адрес, чего именно я пока не знал, и внутреннее чутье мне подсказывало, что знать и не надо. — Здесь я живу. Когда станет совсем не в силу — придешь ко мне. Один. И вот это, — она подцепила ногтем феньку и брезгливо сморщилась, — я бы на твоем месте сняла.       Мне показалось, что она видела меня насквозь, я себя чувствовал голым посреди людной улицы, и не то чтобы сильно стеснялся, скорее, до озноба мерз. Скупо поблагодарив и спрятав картонный прямоугольник в карман, поспешил ретироваться подальше. Пиздец прыгал рядом, но уже не так весело, шипел «Ведьма» и чихал, словно у него аллергия. Мне и самому стало не по себе — ведьма или нет, но женщина точно имела какое-то влияние на остальных, и как именно оно отразится на мне, я не знал, а значит, следовало быть осторожнее. Пока я не выясню, что происходит, нельзя доверять никому. Тут же представил лицо Домового, и в груди разлилось тепло, даже настроение стало лучше, пока не всплыл в памяти его непонятный ко мне магнетизм.       Выходной день прошел по мне, хорошенько потоптавшись. В конторе все были не в себе, испорченный законный отдых оказался нужен абсолютно каждому, поэтому вместо приветствия раз за разом нарывался на конфликт, от этого настроение падало ниже некуда и побыстрее хотелось закончить, но, как всегда, был один нюанс… ничего не чинилось! Начальник рвал на жопе волосы, я прекратил пить кофе, потому что стал походить на нервного перевозбужденного кролика, которому никто не дает. Только доходили до логического финала и запускали систему — вырубался свет и все летело к чертовой матери под яростный мат в полной темноте. Я думал, что нервы у меня стальные, как оказалось…       — Пашка, держи себя в руках! — это мне орет мой шеф, только что хотевший выкинуть системный блок бухгалтерши в окно. — Мы справимся!       — Уже двенадцать, заметь, ночи, может, и на счетах посчитают в своей бухгалтерии?       — Я вам потом так посчитаю, должны останетесь! — Перспектива была так себе. — Нате вон, перекусите, — женщина, все это время стоявшая за нашими спинами, поставила на стол тарелку с пирожками, такими же, как продавали у нас в столовой, но было в них что-то не то, слишком сильный привлекательный аромат, он забивал ноздри и ничего, кроме сладости выпечки, больше не чувствовалось.       Скупо поблагодарили и остались с шефом одни. Тот сразу приговорил парочку, но даже с уничтожением половины порции запах не стал слабее, наоборот, усилился. Меня стало клонить в сон, пришлось идти за новой порцией кофе, а когда вернулся и, погрузившись в раздумья, выпил почти половину, только тогда почувствовал на языке яблочный вкус. В моей руке все еще был огрызок от недоеденной выпечки, и прочно обосновалась в сонном мозгу мысль, а будет ли меня кто-нибудь целовать, если я тут усну сном мертвого царя!       Прикрыв глаза, почувствовал как проваливаюсь в темноту, не было страха, скорее, покой и умиротворение, пока губ не коснулись чужие губы. Поцелуй был сухой и прерывистый, перемешанный с шумным дыханием, он погружал еще глубже в бессознанку, и уже чужие руки на коленях были нормой, а мои собственные крепко обняли широкие плечи любовника и…       От резкой боли в ноге распахнул глаза и содрогнулся от увиденного. Передо мной, наклонившись, стоял начальник моего отдела, прошитый до корки головного мозга семьянин и к тому же гомофоб, и страстно вылизывал мой рот, стараясь стянуть с себя штаны. Глаза его были полуприкрыты, а взгляд настолько мутныый, что не удавалось рассмотреть цвет радужки. Он был не в себе, причем настолько, что стал агрессивен, когда я, оттолкнув его, попытался вырваться. Перепалка завязалась нешуточная: выше меня на голову и в плечах шире, к тому же обдолбанный, он с легкостью заломил мне руки за спину, повалив грудью на стол. Его крик мне был музыкой, я выбрыкнулся из рук, перевернувшись на лопатки, и, собрав остатки сил, лягнул его двумя ногами в живот. Шеф, застонав, отлетел к стене и хорошо приложился головой, сполз на пол и ненадолго вырубился. Я слышал, как он дышит, в то время как сам почти не дышал.       Пиздец, сидевший у ног, лапами стирал с языка вкус человечины, так умилился, что потерял равновесие, стол качнуло, и вместе с ним я полетел на пол. Грохот стоял оглушающий…       Когда бежал до метро, все еще чувствовал яблочный вкус и горечь обиды. Тут к гадалке не ходи — ведьминых рук дело, но что я ей такого сделал, что она нас с Андреем стравила?.. Да еще ладно бы подрались, не так унизительно было бы. Сам словно в грязи извалялся, чувство замаранности не оставляет ни на минуту, даже зуд начался по всему телу.       В голове все еще плыло, и слегка подташнивало, слабость не давала бежать слишком быстро, хотя боязнь преследования наступала на пятки и подгоняла. Переживший стресс организм хотел поскорее оказаться в безопасности, но стоило только выбраться из такси, метро было давно закрыто, услышал треск стекла и едва успел отскочить под козырек, когда крупные осколки из выбитой рамы посыпались на тротуар. Опять алкаши какие-нибудь дерутся, подумал на бегу, но когда распахнул свою дверь, в лицо ударил поток свежего холодного воздуха, а фиолетовые огни, блеснувшие в темноте неосвещенного коридора, стали темнеть и приближаться.       — Кто посмел тебя тронуть?.. — четко чеканя слова, пропитанные злобой, спросил до этого казавшийся мне знакомым голос. А дальше дверь за мной захлопнулась, меня прижало к ней спиной, вдавливая так, что чувствовал каждый позвонок, а лицо обожгло пощечиной…